Глава 42. Семь невест ефрейтора Рыбакова

От общения с Женей у меня изрядно испортилось настроение и разболелась голова. Я подошёл к нашим студентам, и вдруг обнаружил, что их там не больше десяти. Это означало, что мне нужно собраться с мыслями, настроиться на боевой лад и быть готовым «взойти на эшафот». Не знаю, как кто, но у меня была паника именно перед этим зачётом. К тому же меня раздражала Пискаренко, которая не знала куда себя деть. В конце концов она решила затесаться в передние ряды, оказавшись рядом с Николахой. Но и в авангарде она крутилась, вертелась и охала, изображая томление и отчаяние. Достала…

– Женя, а ты что тут делаешь? – спрашиваю я. – Ты же была сзади….
– А меня уже пропустили! – отвечает Пискаренко, нервно барабаня пальцами по спине Николахи.

Мы с парнями смеёмся. Наконец заходит предпоследняя пятёрка. Я уже решил, что пойду в последних рядах. Минут через пятнадцать выходит Николаха. Полнейшее разочарование в жизни – вот что написано у него на лице. Его вид настолько красноречиво говорит о перенесённом фиаско, что даже отважная Большакова не достаёт его распросами, что и как.

– Пролетел? – сочувствующе спрашивает его Рюмин.
– Вроде да…
– А какой вопрос?
– Что-то связанное с эль-эпентетикум…
Мы понимающе киваем и ещё энергичнее погружаемся в конспекты.
– Та, ладно, – горестно сокрушается Николаха. – Нехай я буду поганым… Просто, когда хотят завалить человека, его всегда завалят!

Подходит очередь для последних из могикан. Розвадовская даёт нам текстики и мы садимся их переводить. И здесь меня постигает участь Николахи: фразу на старославянском языке «сделай меня одним из работников твоих» я перевожу как «сделай меня господином», после чего Розвадовская высокомерно-снисходительно заявляет:

– Ну, знаете, Рыбаков, ваш эгоцентризм достиг апогея!!

И отправляет меня за двери. Я выхожу в коридор, правой рукой имитируя пистолет, приставленный к виску, и присаживаюсь на стул рядом с Рюминым. Он у меня ничего не спрашивает. И это, наверное, хорошо. И что-то мне подсказывает, что в «Затышке» на Сумской мы пропустим не один стаканчик….

В этот подвальчик мы спускаемся втроём: я, Рюмин и Клюша. Они покупают по 200 гр. портвейна. Я – 100 гр. водки. Три дольки лимона и три карамельки на блюдечке.
– А где Валерик? – спрашиваю я у Рюмина, проглотив полстакана «Столичной».
– Понятия не имею…
– Шо, Свыня, хреново? 
– Есть немного.
– Ой, господи, да не расстраивайся ты так, – успокаивает меня Рюмин, – сдашь ты этот зачёт! Всё будет нормально.

Я перевожу взгляд на Клюшу.
– А ты, как я погляжу, не очень-то расстроился…
– Прорвёмся…
– Эта Пискаренко, чтоб её дождь намочил, настроение мне испаскудила…
– А чего ей надо было от тебя?
– Да так, спрашивала меня, как я докатился до такой жизни, что я себе думаю, и как долго я ещё собираюсь издеваться над… над одалисками.
– Это ещё кто?
– Наложницы султана.
– Хо-хо-хо! Дак ты, Свынюка, оказывается, султан? Поздравляю!
Я вытягиваю из кармана 5 рублей.
– Ну, что? Я ещё себе сотку водочки возьму… Вы – как?

Парни отказываются, и следующие 100 гр. я пью в одиночестве….

В общагу мы идём через парк им. Шевченко. Скрипящий под ногами снег переливается всеми цветами радуги от света тусклых фонарей. Двести грамм водки, почти без закуски, проскочили, как стакан ситро. Возле памятника великому Кобзарю Рюмин отделяется.
– Я пойду поброжу, чего в общаге сидеть? Погода отличная….
– Давай.
– Пока!

До главного корпуса мы с Клюшей идём молча. Там я подскальзываюсь и падаю на спину. Бесконечное звёздное небо…. Вечный покой и тишина…. Так бы лежать и смотреть на мерцающие огоньки. И ни о чём не думать.
Игорь протягивает мне руку, но мне вставать не хочется.

– Вставай, Олежка, а то простудишься, и будете напару хворать.
– Напару с Евой, ты имеешь ввиду?
– А шо, есть варианты?
Я встаю и, не отряхивая снег, иду вперёд. Клюенко – за мной.
– Ладно, рассказывай уже, шо ты там надумал….
–  По поводу?
– Давай-давай…. Я ж слышал как она там выступала, кровопийца писклявая…. Какие разборки?

– Разборки насчёт Вики.
– А шо ей не так?
Я решаю рассказать, как есть. Может хоть чуть-чуть станет легче на душе.

– Ты понимаешь – здесь несколько моментов, и Пискаренко их в один  узел завязала. То есть, она меня упрекает в том, что я совершил некий поступок, в результате которого Вика – опять же, если верить Пискаренко – плачет по ночам!
– Та ты шо?

– Ну, в принципе, это на неё похоже. Последний раз, когда мы расставались, у неё глаза были на мокром месте….
– А шо ты ей сказал?
– Кому?
– Вике.
– В том то и дело, что ничего. Абсолютно ничего! Мы сидели, разговаривали о том, о сём, а потом меня вдруг переклинило, я встал, быстро оделся и ушёл….
– Не, ну, понятно, слухи, что ты к Вике ходишь – давно уже гуляют… Только я не пойму – зачем тебе столько баб?

– А где они, бабы? Ты мне скажи, где?? Та, которая мне нравится, постоянно на больничном! Вторая – Большакова – сама не знает, что хочет, и кто ей нужен. А Вика… Вика просто втюрилась по самые уши и ….
– Так сходи к ней побеседуй, чего ты?!
– Вот ёлки зелёные! И ты туда же?
– Куда?
Я остановился, чтобы восстановить дыхание.

– Тоже самое мне сегодня говорила Пискаренко: пойди, поговори с ней! Я, допустим, пойду! А что я ей скажу? «Извини, дорогая, но я люблю другую»?
И ещё… Как говорит наш товарищ Рюмин – «у меня есть очень большое подозрение», что всю эту историю про ночные слёзы и стоны Женя надосуге сочинила сама, инстинктивно желая помочь подруге и соседке разобраться, так сказать, со своим султаном….

– М-да, лихо у вас сюжет закручен!
– Так самое интересное, что закручивал его совсем не я! Да, Вика мне призналась в любви – что мне, бревном прикинуться? Я и ответил…. взаимностью, в некоторой степени….

– А она что?
– Да кто её знает…. Тут ещё одна проблема – это я. В последнее время мне кажется, что ….в моей жизни часто и кардинально меняется направление ветра, и поэтому…. флюгер над моим султанским дворцом совершает беспорядочные движения в разные стороны! Меня самого это бесит, но ничего не могу с собой поделать: Ева так и сказала, что я – беспозвоночный…. И у меня нет ни малейшего желания идти в одиннадцатую общагу, что-то обсуждать, кого-то утешать – тем более, что я… я не знаю, о чём мне с ней говорить! Вот и всё!

Перекрёсток проспекта Ленина и улицы Отакара Яроша.
– Если хочешь, я пойду с тобой! Мне всё равно надо Малую навестить…
– На ходу придумал?
Клюша поднимает руки вверх.
 – Всё, всё. Сдаюсь. Значит так, Свыня! Слухай сюда. План такой: щас мы заходим в подвальчик, поднимаем боевой дух, и уверенно топаем к нашим девушкам в гости. А там – действуем по обстановке. Согласен?

          – В твоём плане меня больше привлекает первая часть.
           – Мо-ло-дец! – весело говорит Игорёк, и запевает плохим фальцетом: «Деревенька моя, деревенька-колхозница… А я всё не еду, дела и дела!»….