Фронтовое везение

 
(Продолжаю цикл рассказов из воспоминаний деда о войне. Предыдущие: "Случай в разведке" и "Когда отгремел салют") 


   - Вот ты давеча спрашивал меня, как было в войну насчет везения? Мол, кому-то ведь посчастливилось вернуться с фронта целёхоньким. Ну что сказать на это? Конечно, были такие. Я не про тех, кто пороху не нюхал, или кто отсиделся в глубоком эшелоне, в тылу или в резерве. А про тех, кому окопчик порой казался уютней всякой хаты, кто гимнастерку не снимал помногу суток, кто сердце трепещущее в кулак сжимал и не понимал, какая же это бесовская или какая другая сила вдруг срывает с места и гонит под пули.

   Не имею ввиду приказы командиров и комиссаров, ослушаться которых зачастую смерти подобно. Они тоже ведь люди с телом и душой. С них тоже начальство требовало. И в бой наравне с солдатами шли, гибли множеством, но поднимали бойцов в атаку – когда приказом, когда и пинком даже, но непременно матюгами заковыристыми. И солдаты, взбодренные ими, а более собственными крепкими словечками, бросались в бой.
   
   Да, конечно, кричали и «за родину, и «за Сталина», но как-то не особливо часто и повсеместно. Чаще всего русский мат срывался с языков. Этого, конечно, в кино не покажут, как-то неприлично. Но вот что я заметил тогда - молодые и шустрые бойцы  были более безрассудные. Может быть, потому и гибло их больше? А пожилой солдат примкнёт штык, передёрнет затвор, глазами зырк-зырк перед собой и по сторонам, оценит обстановку – откуда враг бьёт по позициям плотнее всего, или где подбитый танк стоит на пути для временного укрытия, и только потом, пригнувшись, вперёд двигается. И далеко не всегда Сталин ему в эту минуту был интересен, и не его образ в уме рисовался…

    Также были и те, кто молился перед боем. Конечно, на колени не становились, и лбом не бились об землю. Но не стеснялись осенить себя крестом и прошептать молитву. Хотя, конечно, не все. Но даже коммунисты не брезговали креститься. Как-то к этому с пониманием относились…

   А страх? Что страх? Он хотя и давит душу словно коршун цыплёнка, но разум должен непременно работать. Как хочешь понимай мои слова. Может, я и упрощенно как-то говорю, несуразно. Но всё же бывало не понятно - по какой причине кому-то везло, а кому-то нет. Кто его знает?.. Хотя - почему непонятно? Война, знаешь, какая была? Не приведи снова, господь! Косила тогда смерть и везучих и невезучих!
Но всё равно я уверен, что если боец не совсем оробел, не дал страху сковать разум, то, возможно, живым и останется. Как вот я, например. Как так случилось, что ни разу в госпитале даже не был? Сказать, что смерть не видел? Ого-го! Видел, конечно! Всю войну ведь провоевал. Много раз чувствовал дыхание костлявой на себе.
   
   Это, знаешь как? Вот ты рассказывал, был с тобой случай, когда в лесу рядом медведь прошёл, а ты вовремя затаился и даже дышать перестал. И не учуял тебя косолапый, а ты до него даже дотронуться мог. И что? Тоже везение? Думаю – да. Но опять же! Вот выскочи ты с испугу и заори от страха, так и порвал бы тебя мишка…
   
   И на фронте тоже счастливчики были. Но трусливыми назвать их, язык не поворачивается - в атаку наравне со всеми шли, из окопов выбегали не последними, за спинами товарищей не прятались, в воронках не отсиживались... Бывало, разорвётся граната или мина рядом с таким везунчиком, а он дальше бежит. Ну, поцарапает малость, главное живой. Или иной боец из горящего танка вывалится, чёрный как смоль, а глядь – снова как ни в чём ни бывало дальше воюет… А вот случай был в соседнем полку. Там летчик выпрыгнул со сбитого самолёта, а парашют как нужно не раскрылся. Казалось бы смерть – вот она! Ан нет! Приземлился удачно, съехал на пузе по склону оврага и ничего. Мало того, что живой, так ещё и руки-ноги целы.
   
   Всяких случаев множество помню. Нет им часто разумного объяснения. Может, бывают заговорённые люди? Не знаю. По мне, так это глупости. Одно знаю точно – где бы ни было, и на войне, несомненно, никто не отменял главное правило. Какое? Думать головой никто не отменял, вот какое! Того, кто правильно думать научался, смерть реже замечала, хотя и рядом проходила. Как вот медведь твой. Умение правильно мыслить часто спасало жизнь бойцам. Возможно и лётчик, когда падал, то не потерял рассудок и сгруппировался в нужный момент, а не ждал безропотно, когда в лепёшку об землю расшибётся. Везение – штука капризная, не всех жалует. Что имею в виду? А вот что, слухай дальше…
   
   Весной 44-го наш полк участвовал в тяжёлых боях. Взамен убитых и раненых дивизию и соответственно полк стали доукомплектовывать. Пополнение прибыло в эшелоне. Пустые машины с разных частей с сопровождающими командирами прибывали на железнодорожную станцию и согласно предписанию забирали бойцов. В тот день дали две машины. Получил и я приказ сопровождать одну из них. В другой полуторке старшим был назначен командир взвода старший лейтенант Севастьянов. Хороший был командир, рассудительный, из вятских мужиков. Нам нужно было сделать две ходки, чтобы привезти причисленных к нам бойцов.
   
   Железнодорожная станция находилась примерно в двадцати пяти километрах от расположения полка. Добрались мы до неё хоть и не без труда – дороги очень уж размытые, но более-менее сносно. Разок, правда, застряли. Да перед мостом малость постоять пришлось, затор там образовался. А в объезд через брод далековато будет, лишних полтора десятка километров. Там река поворот делает, перекаты в ней из мелких камней и поэтому неглубоко, даже пешком можно перейти.
Первую партию бойцов перевезли без особых задержек и снова поспешно обратно на станцию.

   Вечерело. Очередные солдатики уже ждут нас. Ещё офицеры были: три лейтенанта и майор. Могли бы, конечно, они и пешком дойти. К утру бы поспели. Но комполка решил, что если есть возможность, то лучше на машинах.
   
   Рассадили человек по пятнадцать в каждый кузов. Майор тоже пожелал в кузове ехать. Ну, как водится, назначили старших и наблюдателей за воздухом. Проинструктировали, что делать, если вдруг что-то случится и вперёд. Я вторым ехал, впереди Севастьянов.
   
   Вот и мост. Но оказалось, что он не выдержал нагрузок и пришёл в негодность. Балки проломились, из воды торчат. А то, что от него осталось, качается безбожно. Те, кто до нас проехал, ещё успели как-то проскочить, а нам не повезло. Делать нечего, можно только в объезд. А уже сумерки опустились.
Тронулись. Дорога та ещё - кочки да ямы. К перекату подъехали далеко за полночь.      Вышли мы с Севастьяновым и шоферами из машин, подошли к воде. Один из водителей нашёл жердь, полез в воду, чтобы ещё раз проверить. В темноте было слышно, как он по воде шлёпает и виден лучик от его фонарика. Вскоре слышим, кричит с того берега, мол, всё хорошо, проедем.
Да только не всё хорошо оказалось.
   - Хэнде хох! – вдруг крик оттудова. Да так громко, что нельзя было не вздрогнуть от неожиданности. – Хенде хох, рус!
   - Ах, мать твою! – закричал в ответ боец и обратно побежал. – Братцы, немцы тута!
   И почти сразу же был скошен очередью.
   - К машинам! – закричал Севастьянов. – Занять оборону!
   
   Попрыгали все с машин, разбежались по сторонам, плюхнулись в грязь, Лежим. Смотрим в темноту.
   - Товарищ старший лейтенант, - обращаюсь к Севастьянову, - машины отогнать нужно. Скоро светать начнёт.
   - Да знаю, старшина! Как наши немцев-то прозевали? Вроде бы отступили они.
   - Почему прозевали? Возможно, перешли в контрнаступление. И тоже знают, что здесь хорошее место для переправы, так что и пришли сюда.
   - Долго лежать будем? Чего делать-то? – вполголоса спросил один из лейтенантов.
   - Был приказ – привезти пополнение в полк, - отвечает Севастьянов.
   - Да как теперь привезти, старлей? – встревает вдруг в разговор майор. Он ещё на станции дюже шебутным и вертлявым мне показался. Вот до всего ему было дело! Всё по станции ходил, да к бойцам придирался по поводу и без повода. Да ещё стыдил за что-нибудь. Болтун идейный, одним словом! И тут, конечно же, не смог молчать: – Только вперёд! Бой принимать нужно, - яростно шепчет. - Уничтожим фашистов, вернёмся за машинами. Вряд ли тут фрицев много.
   - Был приказ – привезти пополнение! – огрызается Севастьянов. - Сколько немцев здесь? Разве в темноте определишь? У нас патронов на пять минут боя, не больше!
   - Душонка в пятки ушла, старлей?! – едва уже не кричит майор. – Я к вам назначен политруком, я трусов насквозь вижу…
   - А вы не шумите, товарищ майор. Мы тоже кое-чего повидали, и те ещё воробьи – стрелянные. Здесь нужно подумать сперва, оценить обстановку. И, главное, нужно выполнить приказ.
   - Это ты меня будешь учить приказы выполнять?! Да я под Брестом горел! Да я Сталинград прошёл! Да я штрафников на дзоты в атаку водил… А знаешь ли ты, что такое голыми руками в землю вгрызаться, когда тебя сверху мессеры свинцом поливают?! - Да я, мать твою!.. Бойцы! Слушай мою команду! Приготовиться к бою!
   - Да подождите вы, товарищ майор! - Отчаянно возразил Севастьянов. – Людей на верную смерть погнать хотите? Говорю же - мы не знаем сколько там немцев. Нужно пока отойти, машины отогнать, занять оборону, вызвать подкрепление, выслать разведку наконец!
   - Да пошёл ты знаешь куда, гнида трусливая?! – закричал майор, да ещё и с матерком. – Бойцы, слушай команду старшего по званию! Кто не выполнит – пристрелю на месте! Ориентир – обратная сторона реки. В атаку вперёд! Вперёд, мать вашу!..
Нехотя бойцы поднимались. Но ослушаться не посмели. Надо отдать должное – майор не трусом оказался. Одним из первых в воду забежал. Что было нам с Севастьяновым делать? Матерясь и чертыхаясь, вместе со всеми поднялись. Рассредоточились как могли и за майором пошли.
   
   Вот и полоска обратного берега показалась.
   - Быстрей, товарищи, быстрей! – Торопит майор. – Увидите немцев, сразу стреляйте, не ждите команду!
   Да много ли в темноте разглядишь? Но немцы нас первыми увидели. Да ещё и прожекторами с двух мест светить стали. Им-то по нам сподручнее стрелять. Нас видят, а мы их нет, ослеплены. Однако в ответ тоже стреляем.
   Не долгим был бой. Минут через пять от нас осталась едва ли половина. Смотрим - и машины на оставленном берегу вовсю горят.
   - За мной! - кричит Севастьянов.
   
   Мы за ним как цыплята за квочкой. Отбежали от берега, нашли овражек и залегли. Однако и немцы вдруг замолчали. Видимо, рисковать тоже не стали. Несколько раз свет от прожектора пробежался по нам.
Майор тоже здесь же. Лежит на боку, матерится, бинтом руку перевязывает – зацепило его.
   - Дайте помогу, товарищ майор, - Севастьянов притиснулся к нему ближе. Майор не стал возражать, грозит кулаком в сторону немцев и проклятия шепчет. – Я вот что думаю, - говорит Севастянов. – Нужно уходить отсюда, вернее отползти подальше, потом идти ускоренным маршем к своим. А там доложить, что, мол, так и так, нарвались на немцев. Что им надо – не понятно. Командование примет решение. Силы не равны, это очевидно. Ещё один бой нам не выдержать. Патронов почти нет. К тому же, скоро начнёт светать, и мы будем как на ладони.
   - Что-то у тебя, старлей, настроение паническое, трусливо как-то мыслишь, не замечаешь? А я вот заметил, - майор усмехнулся. – Закурить есть?
   - Закурить есть, только не время перекуривать, товарищ майор. Да и огонёк от сигареты могут заприметить и открыть стрельбу.
   - Вот-вот! Говорю же - трусишь.
   - Кроме как вы, трусом меня еще никто не называл, зря вы так, - огрызнулся Севастьянов.
   - Разберёмся, погодь чуток!
   - Чтобы разбираться, до этого ещё дожить нужно. А вот из-за вашего безрассудства люди погибли почём зря! – спокойно так отвечает Севастьянов. Выдержанный был комвзвода, рассудительный и смелый.
   - Люди погибли? Война идёт, старлей! Вот люди и гибнут. Если надо, то и мы погибнем.
   - Зачем же за просто так гибнуть, если ещё пользу можно принести?
   - Пользу? Польза в том, что советский солдат врагу не сдаётся!
   - Да я ведь не о сдаче в плен толкую, товарищ майор. Можно и жизнь бойцам сохранить и пользу принести. Уходить нужно…
   
   Не знаю, что там в голове у майора произошло. Может, мысли какие умные появились. Может, ещё чего. Только чуток поостыл он, задумался, а потом и говорит.
   - В общем, так, старлей. Лично я никуда не пойду, а ты можешь проваливать. Иди и вызови подмогу. Можешь ещё кого-нибудь с собой взять.
   - Весьма неразумно, товарищ майор. К чему лишние смерти?
   - Иди-иди. Поглядим, что ты, разумный, на трибунале будешь говорить.
   - Есть ещё время, хотя и немного, - твердит своё Севастьянов.
   - Проваливай, говорю. Патроны оставь.
   - Вы меня на преступление толкаете, товарищ майор? Чтобы меня как дезертира под трибунал отдали?
   - Разберёмся.
   - Зачем гибнуть почём зря?
   - Не погибнем. Возможно, немцы драпанули отсюда, тишина кругом.
   - Это вряд ли. Неспроста так тихо, готовятся они.
   - Поживём-увидим.
   - Товарищ майор, вы ещё не приступили к выполнению обязанностей в полку, поэтому вряд ли имеете право брать на себя ответственность и вести за собой людей. Их смерть будет на вашей совести. Я так и доложу командиру полка, имейте ввиду.
   - Чего-чего?! Я ваш непосредственный начальник! Политрук! Назначен во второй батальон. Так что полномочия имею.
   - Предлагаю другой вариант, - тут же говорит Севастьянов. – Если вы считаете, что необходимо вступить повторно в бой, то нужно срочно поменять позицию. Если отползём метров на триста-четыреста левее, то окажемся на небольшой возвышенности, я знаю эти места. Когда начнёт светать, то сразу увидим немцев и оценим обстановку. А здесь же мы как на ладони. Погибнем почём зря, точно говорю.
   - Отставить панику, старший лейтенант! – майор едва ли не вскричал. Он взял-таки у одного из бойцов папиросу и несколько раз чиркнул зажигалкой. Севастьянов выбил зажигалку из его рук, чем привёл майора чуть ли не в бешенство. – Очумел совсем?!
   - Демаскируете нас, товарищ майор.
   - Ладно… В общем, так. Бери половину бойцов и валите на ту высотку. Я так полагаю, немцев всё-таки здесь немного. Да и не те фрицы уже, что раньше были. Ударим с двух мест. Пусть думают, что они попали в окружение. Услышите наши выстрелы, сразу же подхватывайте. Ну и не сидите на месте. Броском вперёд овладевайте стратегической инициативой. Понятно?
   - Понятно. Да только с таким количеством боеприпасов инициативу долго не удержишь.
   - Ох, уж я тебя, старлей! За панику ответишь! Выполняй приказ!
   - Есть.
   Севастьянов взял с собой меня и ещё семерых. Не мешкая, мы поползли друг за другом.
   
   Едва забрезжил рассвет, земля заходила ходуном. То место, где располагался майор и те, кто с ним остался, было накрыто плотным миномётным огнём. Мины рвались минут десять.
   
   Севастьянов правильно оценил остановку и понял, что в нашем невыигрышном положении остаётся одно – пока немцы нас не обнаружили и не перенесли огонь минометов в нашу строну, нужно как можно быстрее выдвинуться к своим и доложить обстановку.
   
   Добрались благополучно. В последствие выяснилось, что рота немецкой пехоты под покровом ночи достигла брода и охраняла его до прихода двух своих батальонов, а затем открыли массированный обстрел позиции, где оставался майор.
Сам он погиб, как впрочем, и все оставшиеся с ним. Когда немцы под натиском наших танков и пехоты были вынуждены снова отступить, то ни майора, ни бойцов на изрытой минами земле в живых не осталось. Была найдена голова политрука в окровавленной фуражке и изрядно пробитая осколками полевая сумка. От остальных бойцов тоже мало что осталось. Фамилию майора точно не помню. Вроде бы Крушельницкий. Или Брушельницкий…
   
   Благодаря решению Севастьянова спасённые им люди принесли впоследствии гораздо больше пользы, чем если бы погибли зазря. Так что, если бы Севастьянов не думал бы, как того требовала остановка, то и везение бы не помогло. Хотя, конечно, мне повезло оказаться рядом с Севастьяновым в числе других спасённых им бойцов.
 Были со мной и другие случаи. Расскажу, может быть, как-нибудь…