Я и перегрузки

Когда пять лет назад у меня случился инфаркт миокарда, один мой хороший знакомый написал: «А ты думаешь, что все твои перегрузки не сказались на твоем сердце? Ну и что, что  ты вел здоровый образ жизни в быту, но ведь ты работал буквально на износ».  Вот тогда я впервые задумался о тех физических и эмоциональных перегрузках, которые испытывал мой организм на протяжении долгих лет жизни.  Но могло ли быть иначе?

От рождения я  был хилым мальчиком, болезненным и слабым.  Спасибо отцу, который пристрастил меня к спорту, благодаря занятиям легкой атлетикой, волейболом, штангой я укрепил свою мускулатуру,  и к 9 классу стал лучшим спортсменом школы. Но в школьные годы я не очень перегружал тренировками свой организм, они были вполне разумные по нагрузкам. И в сочетании со сбалансированным питанием были полезны для меня.

А вот в институте все пошло не так. И питание было не очень хорошим, а иное оно и быть не могло в студенческой столовой.  А вот нагрузки значительно возросли. И на занятиях в институте, и на тренировках. После первого курса я стал заниматься атлетизмом по методике, вычитанной в журнале «Спортивная жизнь России».  И все лето три раза в неделю занимался штангой в институтском спортзале, поднимая за одну тренировку от 8 до 12 тонн железа. К осени у меня была накачанная фигура, и поэтому те нагрузки, которые давал мне тренер по легкой атлетике, вначале я легко выдерживал.  Но они росли, и, в конце концов,  я перетренировался. Меня тошнило от одного упоминания о тренировках.  На зимние каникулы я поехал в родной поселок к родителям. Хорошая кормежка, работа на свежем воздухе – я пилил и колол дрова, носил воду с водокачки, катался на лыжах, - благотворно сказались на моем состоянии, и,  вернувшись в Хабаровск, я активно включился в тренировочный процесс. Тем более что у меня сменился тренер, который давал мне нужную прыжковую нагрузку, так как я занимался прыжками в длину и тройным.  К лету я набрал хорошую форму и стал чемпионом края среди студентов в прыжках в длину. Тренировки продолжались и летом, ведь в конце августа должно быть всероссийское  первенство студенческого общества «Буревестник» в городе Волгограде. 

В следующий сезон я вступил, полный надежд на улучшение результатов. Но, хотя я  много  тренировался, они не росли. Сейчас я уже знаю, почему так произошло. Просто у меня врожденная магниевая недостаточность, о которой я узнал в середине 90-х годов,  а несбалансированное питание  еще больше увеличивало дефицит магния, и у меня стали появляться болезни и травмы. Залечив их, я продолжал давать себе большие физические нагрузки. Например, мог на одной ноге прыгать по всей дорожке стадиона, т.е. 400 метров, а потом, поменяв ногу, прыгать дальше. Или на одной ноге запрыгивал по лестнице, которая шло от стадиона Ленина на улицу Серышева. Такие нагрузки привели к воспалению надкостницы на костях голеней, но я, накладывая на больные места компрессы с медицинской желчью, продолжал тренироваться.  Пока у меня снова не наступило состояние перетренированности, и я закончил с так называемым «большим спортом». С тех пор выступал на соревнованиях по волейболу среди медицинских работников и на первенство «Спартака».  Но это произошло уже после окончания института и службы на флоте в должности врача подводной лодки.

Так что с большими спортивными физическими нагрузками я закончил. У меня осталась более-менее спортивная фигура, неплохая сила (в 30-летнем возрасте я жал лежа 120 кг и приседал 170 кг), хорошая выносливость (в 60 лет мог по часу играть в хоккей на свежем воздухе), и разбитые тазобедренные и коленные суставы.  Но другие физические и главное, эмоциональные нагрузки были еще впереди.

После увольнения в запас я стал работать в гражданском здравоохранении, в городской больнице № 11 города Хабаровска. И столкнулся с тем, что врачам, особенно начинающим, до позорного мало платят. После 400 рублей, которые я как старший лейтенант получал на подводной лодке (140 рублей должностной оклад + 100 рублей за погоны старшего лейтенанта + 30% морских + 20% «гробовых» (прим. – доплата подводникам) + 25 рублей  доплата за каждое  тренировочное погружение в барокамере на глубину 100 метров  как врачу-физиологу) мне начислили за первый месяц работы 159 рублей, из которых удержали налоги.  Кормить неработающую жену и троих детей было не на что.  Пришлось находить подработки.

Как врач-рентгенолог,  работающий во вредных условиях (рентгеновское излучение) я мог работать лишь на 1 ставку, лишь временами замещая ушедшего в отпуск коллегу.  Поэтому в нашем рентгеновском отделении я замещал всех уходящих в отпуск врачей-рентгенологов и в стационаре, где было мое рабочее место, и в двух поликлиниках. Да еще брал замещения во время отпуска в поликлинике № 16 и городской психбольнице, а потом в больнице водников.  А все эти учреждения были отнюдь не близко. Вот и мотался я по всему Индустриальному району города Хабаровска.

Но эти подработки носили временный характер, а мне требовался постоянный дополнительный заработок.  И когда я узнал, что в больнице хотят внедрить бронхоскопию, я предложил свои услуги. И мне пошли навстречу. Я прошел месячную специализацию на рабочем месте в отделении легочной хирургии краевой больницы,  и стал делать бронхоскопии жестким бронхоскопом Фриделя.  Что это такое и как проводится это исследование, я описал в своем рассказе. http://www.proza.ru/2017/03/15/462.  В результате я еще гарантированно имел 0,5 ставки дополнительного заработка. Но что мне это стоило? Огромного расхода нервной энергии, ведь каждое исследование под общим наркозом  с риском повредить трахею забирало много и нервных, и физических сил.  Но что было делать? Назвался груздем, полезай в кузов.  Уже через несколько лет мне рассказала моя мама, которая как-то приехала ко мне на работу в то время, когда я в операционной делал бронхоскопии, как волновались все сотрудники в моем рентгеновском кабинете – как бы чего не вышло.

Но примерно через полгода работы в больнице  у меня появилась еще одна возможность подработать, не выходя из её стен.  Во время отпуска врача-рентгенолога, которая работала на 0,5 ставки и описывала рентгеновские снимки, что  делались в травматологическом пункте при больнице, мне поручили заняться этим делом.  Иногда было трудно решить, есть ли небольшой перелом, или перелом по типу «зеленой веточки» у ребенка, и я ходил обсуждать рентгенограммы к заведующему травмпунктом.  Это был пожилой человек, в прошлом военный врач, который в звании подполковника ушел на пенсию  в 45 лет и стал работать в травматологическом пункте.  Узнав, что я тоже служил, только на флоте, и, зная специфику службы военного врача, когда приходилось дежурить в лазарете санчасти, он предложил мне взять дежурства в травмпункте. Было лето, период массовых отпусков, дежурить было некому.  Так я стал дежурить, и это стало моим постоянным совместительством на долгие годы. В отдельные периоды у меня было до 10 дежурств в месяц,  но чаще в пределах 6-8 дежурств.

О дежурствах в травмпункте я написал в еще одном своем рассказе. http://www.proza.ru/2017/03/11/1285.  Хочу повторить, что для меня это была работа в свободное от основной время.  Т.е. в работал как врач-рентгенолог с 8 часов утра до 14 часов (у рентгенологов  6-ти часовой рабочий день) , потом еще три часа по совместительству эндоскопистом  или  по замещению на время отпуска врачом-рентгенологом, т.е. до 17 часов.  И с 17 часов у меня начиналось ночное дежурство, которое длилось до 8 часов утра следующего дня.  И потом я до 17 часов работал, и это после бессонной ночи. И так 6-8-10 раз в месяц, не выходя 33 часа из стен больницы.  Это и большая чисто физическая, и нервная нагрузка. Да что говорить – перегрузка.

Через 3 года после начала работы в больницы коммунисты избрали меня своим парторгом. Это была дополнительная общественная нагрузка.  В тот, 1977 год,  была принята новая Конституция СССР, в ней появилась шестая статья, где говорилось о руководящей роли партии. В свете этой Конституции пришлось организовывать работу  партийной организации в целом и партийного бюро в особенности.  Я по складу характера  не мог выполнять работу кое-как, все делал добросовестно, и работу нашей парторганизации заметили и районе, и на уровне горкома партии.  Меня стали уговаривать занять должность главного врача другой больницы, № 10 в Краснофлотском районе города.  Я не чувствовал себя готовым к такой ответственной работе и отказался.  Но меня продолжали уговаривать, я нервничал, ведь ссылались на партийную дисциплину, которой я должен следовать. Все это видела моя мама, она обратилась за советом к своему младшему брату, который в это время работал вторым секретарем горкома партии.  Тот переговорил со мной, выслушал мои аргументы, согласился с ними, и позвонил в горисполком с просьбой оставить его племянника в покое.  Но вся эта эпопея забрала у меня немало нервной энергии.

Но вернусь к партийной работе.  В те годы была введена практика, что все партийные мероприятия (партсобрания, заседания партбюро, другие дела) должны проводиться после работы.  И получалась, что в те дни, когда у меня не было ночных дежурств, я вместо того, чтобы пойти домой и отдохнуть после работы,  проводил партийные собрания или заседания партбюро, или шел на какие-то мероприятия в райком партии.  А это случалось весьма часто.  Да и потом, чтобы добраться на общественном транспорте домой, надо было потратить немало и физических, и эмоциональных сил, учитывая, как работал общественный транспорт в те годы, и какие в нем были давки.

В больнице № 11 я проработал почти 12 лет, и все годы примерно в таком режиме. Стал заведующим отделением, которое было самым большим рентгеновским отделением в крае – 42 сотрудника, в том числе 12 врачей.  Я отвечал уже не только за себя, но и за весь персонал рентгеновской службы.  А это дополнительная если не физическая, то нервная нагрузка.  Мне доставались самые сложные случаи диагностики, когда от моей подписи порой решалось,  будет ли жить человек или нет.  Не все думают об этом, но скажу, что даже составить график работы и уж тем более отпусков с учетом желаний всех сотрудников - непростая задача, а поставить правильный диагноз - тем более.  4 последних года работы в больнице я исполнял опять на общественных началах обязанности главного рентгенолога города Хабаровска. Чтобы чем-то руководить, надо знать это что-то. Вот и ездил я на общественном транспорте по всему городу, знакомясь с медицинскими учреждениями, персоналом рентгеновских кабинетов и главными врачами.

Потом наступил период, когда я полностью мог отдаваться своей работе, а не совмещать её с общественными обязанностями. Я был приглашен на должность главного рентгенолога Хабаровского края и принял предложение. Какое-то время ушло на организацию рентгено-радиологического отделения, разработку штатного расписания и должностных обязанностей сотрудников, знакомства с краевой больницей, на базе которой я работал. Но это были приятные хлопоты, тем более что я меня наконец-то появился небольшой служебный кабинет, где я смог все оборудовать на свой вкус.  Главное,  в нем все было рационально.  Но и об этом периоде есть отдельный рассказ, я не хочу повторяться. http://www.proza.ru/2018/02/16/546.

Через полтора года началась новая жизнь, и в ней уже не было чисто физических перегрузок, но зато сколько угодно было эмоциональных, нервных перегрузок. Став краевым чиновником, я столкнулся с новым укладом жизни, не таким, какой вел до этого.  Вместо работы с живыми людьми – больными, пациентами, коллегами – врачами, средними медработниками, я погрузился в мир бумаг, за которыми мне требовалось разглядеть все тех же людей – врачей и их пациентов.  И все это было на фоне различных приказов, инструкций и т.д.  которые зачастую по рукам и ногам связывали инициативу. Но что делать – с волками жить, по-волчьи выть.  В течение года я поступенно вживался в новую для меня жизнь, которая бросала мне все новые и новые вызовы. И мне стало нравиться  справляться с этими трудностями, хотя это забирало у меня все больше нервной энергии.  Моя жизнь для меня лично стала интересной, хотя для моей семьи, где я был редким вечерним гостем,  это  было нелегко.

Мой рабочий день  официально начинался в 9 часов утра и заканчивался в 18 часов, т.е. 8 часов с часовым обеденным перерывом.  Но я обычно появлялся на работе в 8-30, и уходил не раньше 9 часов вечера,  но чаще после 22 часов.  Все субботы у меня были рабочие, несмотря на официальный выходной день.  Иногда и в воскресенье я появлялся в рабочем кабинете.  Кто-то может сказать, что я просто не умел работать. Я бы с этим не согласился. Судите сами.  Нас в то время было 5 заместителей у Вялкова Анатолия Ивановича.  Но больше 50% бумаг (докладных, справок, приказов и т.п.) с его стола переправлялось мне с резолюциями шефа – «Для предложений», «Решить», « Подготовить ответ» и т.д. и т.п.  Кое-какие бумаги я мог спустить для решения своим немногочисленным подчиненным – всего 5 человек, - но чаще всего должен был решать сам с участием ряда сотрудников.  А вот другими замам доставалось совсем немного документов.  То же самое касалось и приема по личным вопросам. В советское время этому вопросу уделялось огромное внимание, каждый руководящий чиновник должен был вести прием во внерабочее время.   Для этого каждому раз в неделю записывали граждан, желающих решить какой-то вопрос. Как вы думаете, по каким вопросам чаще всего обращались? По кадровым вопросам и вследствие ненадлежащего оказания медицинской помощи. Если по первому вопросу принимал заведующий отделом, то по второму я. Зачастую по 10 человек за прием. Ко всем остальным замам приходило 1-2 человека.  Вот и судите о нагрузке, которая выпадала на мои плечи.

Как примерно складывался мой рабочий день, я рассказал в отдельном произведении. http://www.proza.ru/2017/08/29/347. Безусловно, это было не каждый день,  но все равно вы можете оценить, какая нагрузка выпадала на меня, как заместителя заведующего отделом здравоохранения крайисполкома.  Кроме этого, были еще проблемы, которые требовали неординарного решения.  Однажды я привлек к оказанию медицинской помощи в небольшом селе на берегу реки катер на воздушной подушке из дислоцированной в Хабаровске военно-морской части. Это случилось в период, когда никакое другое транспортное судно не могло вывезти больного, нуждающегося в срочной операции. http://www.proza.ru/2017/10/29/466.

Или вот такая ситуация, очень знакомая нашему поколению – студентов ВУЗов отправляют копать картошку в колхозы. Формируется студенческий отряд, в котором обязательно должен быть медик.  Как правило, посылали студентов шестого курса мединститута.  Их снимали с занятий, отработок за пропущенные занятия не ставили.  Назначенный  полтора года назад заведующим отделом здравоохранения Вялков решил улучшить оказание медицинской помощи студентам в колхозах, и вместо шестикурсников послать врачей-интернов.  Но он не учел несколько обстоятельств. Во-первых, шестикурсники такие же студенты, их впереди еще ждут государственные экзамены, и идти против деканата, ректората и крайкома партии они не могут.  Никто никаких справок, что не может поехать в колхоз, не приносит. Да и к началу занятий в институте с 1 сентября они приезжают все.  А вот врачи-интерны не спешат выходить на работу, да и найти их по многим больницам не так просто, это не стены мединститута. И отговорок не поехать в колхоз у них масса. В общем, надо посылать студенческие отряды в колхоз, а медиков в них нет.  С кого спрос? С крайздравотдела! А в крайздравотделе с кого спрос? С зама по вопросам оказания медицинской помощи взрослому населению, т.е. с меня.  А я работаю в том крайздравотделе всего 8 месяцев, и не я принял решение посылать врачей-интернов вместо шестикурсников.  Для меня настали черные дни. Во времена Сталина меня бы точно обвинили в срыве уборочной компании со всеми вытекающими последствиями для меня лично.  Пришлось возвращать шестикурсников в отряды в качестве медиков, а так как все это было в авральном порядке, накладок хватало. После этого случая у меня началась бессоница.

А сколько было за время моей работы различных ситуаций, которые требовали неординарных решений или мобилизации усилий медицинских работников.  Вспоминаю аварию на водозаборе на Заячьем острове с выбросом газообразного хлора и отравлением работников. Мне пришлось под свою ответственность снять все скорые города со всех подстанций, чтобы вывезти всех пострадавших для экстренного лечения отравлений. Или пожар в кафе «Чародейка» в городе Комсомольске-на-Амуре, когда пришлось срочно усиливать медслужбу города врачами-комбустиологами из Хабаровска.  Было землетрясение в Нефтегорске на Сахалине, и самые тяжелые пострадавшие доставлялись в хабаровские медицинские учреждения. Требовалось решить вопросы  дополнительного лекарственного обеспечения, что в условиях  «ельцинских» реформ было очень трудно.  Я не говорю о многочисленных вспышках инфекционных заболеваний в различных населенных пунктах края, где требовалась помощь краевых больниц.  Это все сказывалось на моей нервной системе, которая все больше разбаллансировалась. 

После отъезда Вялкова в Москву на повышение в Минздрав России моим шефом стал бывший главный врач краевой больницы Кравец Александр Викторович.  По складу характера он не очень подходил для этой должности, в которой надо быть больше политиком, чем врачом, даже главным. Да и ситуация в стране ухудшалась по время «ельцинского» правления.  Мне пришлось очень нелегко организовывать лекарственное обеспечение и поставку медицинского оборудования в лечебно-профилактические учреждения края.  Подготовка к тендерам, выверка всей номенклатуры поставляемых изделий, отбор поставщиков  – все требовало внимания и времени. 

Но это не шло ни в какое сравнение с подготовкой документов для заслушивание на коллегии при главе администрации края, когда был поставлен вопрос «О лекарственном обеспечении населения Хабаровского края».  На этом заседании докладчиком должен быть директор департамента здравоохранения. Кравец А.В. к этому времени ушел по собственному желанию, и.о. директора Дьяченко В.Г. заболел, и доклад, а также проект постановления коллегии должен был готовить я.  Доклад был на три раза переделан, причем последний вариант буквально накануне заседания, и его никто не видел.  Как оказалось,  этот вариант доклада и четкие ответы на вопросы членов коллегии и лично губернатора Ишаева позволили получить,  по мнению курирующего здравоохранение заместителя главы администрации края Оноприенко,  твердую «четверку».  Для сведения, на заседании правительства края,  как стали называть этот орган после переименования департаментов в министерства, которое прошло через 4 года точно с такой же повесткой, новый министр Савкова, кандидат фармацевтических наук, получила от Ишаева «два с плюсом» - «два» за подготовку вопроса и «плюс» за усердие.  Но это произошло уже после моего ухода из департамента здравоохранения.

Но мои перегрузки на работе не прекратились.  Но если во время работы директором ООО «Дальхимстекло» они были в пределах рабочих параметров, то после переезда в город Нефтеюганск, где я занял должность директора многопрофильной городской больницы, они снова периодически становились запредельными.

Нефтеюганск – северный город, там летом «белые ночи», а зимой нередкие морозы за 50 градусов.  В этих условиях важнейшим является надежность работы всех коммуникаций многочисленных зданий – отопления, горячего и холодного водоснабжения, канализации, электрообеспечения, пожарной сигнализации.  Нефтеюганск появился в начале 60-х годов после открытия рядом богатого месторождения нефти как вахтовый поселок до 20 тысяч вахтовиков. А превратился в стотысячный город.  Вместе с городом росла и больница – вначале одно здание, потом второе, третье. Когда я стал работать, было 7 отдельно стоящих зданий в стационаре на 900 коек, 4 здания поликлиник взрослых и детских, здания женской консультации, врачебной амбулатории и трех филиалов в жилых домах, разбросанных по всему городу.  Понятно, что все коммуникации за столько лет эксплуатации изношены, и в любой момент могут рвануть. А что значит оставить хирургический корпус без отопления в 40 градусный мороз?  Или без воды или электричества?  Никакую экстренную операцию не сделаешь!  А за это будет в ответе директор больницы.

Все системы обеспечения зданий и сооружений больницы обслуживали сторонние организации, выигравшие соответствующий тендер.  Что там за сотрудники, насколько ответственные, мне было неведомо.  Так что пришлось встречаться с руководителями всех организаций, узнавать, и обеспечивать контроль за их работой, прежде чем оплатить её. Особенно трудно это было обеспечить в праздники, особенно на Новый год и целых десять дней после его.  Для меня эти дни были не праздничные, каждый день я объезжал все структурные подразделения и узнавал, все ли работает, в каком состоянии дежурный персонал.  Согласитесь, это требовало немалых и физических, и эмоциональных сил.

Но вначале мне пришлось доказывать и руководству больницы, и депутатам городской думы, что без дополнительного финансирования на первый взгляд второстепенных работ можно остаться без медицинской помощи, причем  в самый неподходящий момент.  Мой предыдущий опыт чиновника помог мне это сделать.

Вообще я считаю, что в работе любого медицинского учреждения нет мелочей и лишних работников. Ну, о врачах и средних медицинских работниках говорить не буду, здесь и так всё ясно. Но и без санитарок не обойтись.  Соблюдение санэпидрежима, уборка всех помещений, уход за  тяжелым пациентами, и многое другое – это все на них.  А запьет электрик, и не будет света в больнице – как оказывать медицинскую помощь? При свечах, что ли? Надо иметь резервное питание, аккумуляторы. Тоже самое можно сказать и про слесарей, без отопления в холодную зиму больница работать не может.  А все это требует финансирования, и немалого.

Тоже самое обстоит и с ремонтными работами в многочисленных подразделениях больницы, их надо выполнять регулярно, не допуская, чтобы на голову пациентов с потолка падала штукатурка. За это тоже отвечал я, как директор больницы. А еще и за обеспечение лекарственными средствами и медицинским оборудованием, изделиями медицинского назначения – шприцами, капельницами, хирургическим инструментарием и прочее-прочее.  И когда появлялась прореха, я очень тяжело переживал. Значит, где-то недоработал, что-то не учел.  Разве это не сказывалось на  моей нервной системе? Еще как сказывалось.

Можно много перечислять факторов, которые негативно влияли на мое здоровье.  Можно было плюнуть на все и жить, как живут многие.  Отсидел рабочие часы, и домой, а там хоть трава не расти. Но не такое было у меня воспитание, да и примеры моего отца стояли перед глазами. Он, будучи директором  школы, во время летних каникул стеклил разбитые окна, не получая за это ни копейки. Или каждую ночь ходил в кочегарку, чтобы проверить, не уснул ли кочегар, не разморозит ли он систему отопления в школе и в интернате. И если пьяный кочегар не мог этого сделать, сам до утра поддерживал огонь в котлах кочегарки.  Поэтому я старался на всех должностях, куда меня ставили, работать честно и добросовестно, и очень часто это сопровождалось физическими и нервными перегрузками. А результат вам известен.  Но я ни о чем не жалею, если было такое возможно, жизнь прожил бы так же.