Глава 48. Бумеранг

Ближе к середине сессии наша «четвёрка» из теремка превратилась в заброшенный термитник: студенты-иностранцы разъехались по домам на каникулы, а наши иногородние студенты в основном приезжали только на экзамен. Из наших парней в общаге оставались только Рюмин, Николаха, и ваш покорный слуга. Подготовка к экзамену по лексикологии и лексикографии изрядно потрепала мою нервную систему, а то, что произошло после экзамена –шестого января, вселило в меня непоколебимую уверенность в том, что только отсутствие обручального кольца отделяет меня от светлого мига окончательного взросления. Поэтому говорить, что я добросовестно готовился к экзамену по истории КПСС, можно только с очень большой натяжкой, хотя шпаргалками я зарядился основательно.

Сделав предложение руки и сердца, я совершенно не заботился о том, что произойдёт, и что нужно делать, если Ева даст своё согласие (в последнем я ни на йоту не сомневался). Представления о семейной жизни для меня тогда ограничивались сценами бракосочетания в ЗАГСе, свадебным вальсом Мендельсона, пронзительным бибиканием автомобильных клаксонов, и лицами ликующих родственников и гостей. Более того, родители жениха и невесты даже не подозревали о намерениях своих маленьких и глупых детишек, а я на сто процентов был уверен, что, если у кого любовная лодка и может разбиться о быт, то только не у меня! Проклятый эгоцентризм….

Но не будем отвлекаться.
Билет с вопросом о 17 съезде партии для меня равнялся самоубийству: это был один из немногих билетов, по которому я практически ничего рассказать не мог. И поначалу, первые три-четыре минуты я сидел за последней партой, и с одухотворённым выражением лица осторожно списывал со шпаргалки, воспользовавшись тем, что Баба Надя, обложившись зачётками, переносила оценки за экзамен в экзаменационную ведомость.

При этом она не забывала посматривать в мою сторону… и вдруг…
Огромные глаза в золотой оправе очков загорелись озорным блеском, и
через несколько секунд она уже стояла рядом со мной, вытаскивая шпаргалки из-под моей левой руки!

– Так! Что это? Шпаргалки! Так! Всё! Олег, до свидания! Я не принимаю у вас экзамен!
– Почему?!
– Он у меня ещё спрашивает «почему?» – возмущалась Баба Надя, подходя к своему столу с трофеями в руках.
– Надежда Владимировна, послушайте…
– Я не хочу ничего слушать! Вы были пойманы на горячем!
– Да, подождите! На каком горячем? Это не мои бумажки! Когда я сел за парту, они уже там лежали!
– Не знаю! Не знаю!
– Надежда Владимировна, давайте разберёмся! Давайте сверим мой почерк с почерком в этих бумажках!
– Зачем мне это, Олег, зачем?? Я не следователь!!!
– Ну дайте мне другой билет, – сказал я дрожащим голосом, – Пожалуйста!
И для правдоподобности сделал вид, будто вытираю скупую мужскую слезу….

Последнее действо возымело должный эффект и, немного побурчав, в конце концов, Надежда Владимировна сменила гнев на милость, и разрешила мне вытащить ещё один билет. Вопросы в нём были куда проще, я отвечал неплохо, и получил четверку.

Это происшествие утомило меня настолько, что, вернувшись в общагу, я рухнул на свою кровать и почти мгновенно заснул. Когда я открыл глаза, то первое, что я увидел, было скорбное лицо Рюмина, который, склонившись надо мной, явно собирался меня будить.

– Ты…что?
– Слушай, там у Николахи траур, может мы…
– Фу-ух, подожди секунду! Дай я приду в себя…Так…Который час?
– Около пяти.
Я медленно оторвался от подушки и присел.
– Всё, я готов, можешь продолжать! Кто умер?
– Господи, да никто не умер! Я говорю – Николаха получил тройку по истории КПСС, и…у него там траур полнейший, депрессия и …
– А ты сколько получил?
– Пять.
– А я четыре. И что?
– Не знаю, может мы как-то поддержим товарища….

Я покачал пальчиком, упал на подушку и, сомкнув веки, процитировал армейскую поговорку:
– Только сон приблизит нас к увольнению в запас!
– Что ты предлагаешь? Оставить его в таком…
– Слово «сон» без ущерба для рифмы можно заменить на слово «спирт»,   монотонно пробубнил я, и резко вскочил. – Но! За неимением спирта, можем обойтись белой крепкой… Как у нас обстоят дела с финансами?

Мы спустились на четвёртый этаж.

 Николаха сидел на кровати Рюмина и сетовал на судьбу. Глядя на него, вполне можно было предположить, что до утра он не доживёт, если его вовремя не полечить…. Рюмин выдал мне два рубля, сложил в целлофановый пакет  банные принадлежности, и побежал в душ. Пока Николаха растерянно шарил по своим карманам в поисках денег, я успел вздремнуть и выслушать монолог о досадных превратностях бытия. Перед уходом в магазин я взял с него честное благородное слово, что до нашего с Рюминым возвращения он ничего плохого с собой не сделает, и через каких-нибудь полчаса бутылка водки красовалась на поставленном между кроватями Рюмина и Николахи столе, рядом с банкой салата «Закусочный», а сам виновник торжества филигранно точно резал на одинаковые кусочки половинку ржаного хлеба. Смотри-ка… Трагедия трагедией, а породу никто не отменял….

Рюмин в черно-красном свитере с высоким горлом, с мокрыми нерасчесанными волосами, стоял напротив нас на разливе. Именно – стоял, в то время как мы с Николахой устроились на кровати Рюмина.

Небольшая для меня и Рюмина порция алкоголя подействовала на Серёгу, как успокоительное. Это совсем не значит, что он замолчал. Наоборот, он еще больше драматизировал факт получения тройки, больше жалел себя, видимо, ожидая от меня и Рюмина каких-то слов сочувствия и соболезнования, но при этом он уже не собирался уходить из университета и устраиваться разнорабочим на завод к своему отцу.

– Правильно! Брось ты, Серёга, эту затею! – поддерживал я его. – Посмотри на себя! Ну, какой из тебя разнорабочий? Ты же прирождённый филолог!! Или посмотри на меня, и спроси, сколько я проработал на заводе перед уходом в армию! Два понедельника!! А почему? Потому, что не царское это дело, Серёга, ох, не царское…

  Наша умиротворённая беседа прервалась символическим стуком в дверь, и …
– Ха! Люся, я же тебе говорила, что они экзамен отмечают! – сказала Светка Большакова затягивая свою спутницу, Люсю Антипову в комнату.
– Я правильно понимаю? У всех – 5? Молодцы! Мы с вами немножко посидим! Да, Люся?

Люсю мы меньше всего ожидали здесь увидеть, так как она была девочкой стеснительной и избегала шумных компаний. Не дожидаясь приглашения с нашей стороны, Большакова сняла с себя моднячую белую дутую куртку, и бросила её на пустующую кровать Николахи. Антипова последовала примеру своей подруги, и на эту же кровать полетела другая куртка. Николахи открыл было рот, чтобы высказать своё недовольство, но я незаметно наступил ему на ногу. Я не хотел конфликтов, сколько можно?!

– Иди ко мне, Люся, – похлопав ладонью по одеялу, сказал я таким тоном, будто она была моей давнишней подругой, и мы расстались только вчера. Люся смутилась, и вопрошающе посмотрела на Большакову. Та стояла ближе к Рюмину, и вероятно надеялась, что он пригласит её за стол. Но Рюмин замер на месте с бутылкой в руке, и по выражению его лица было понятно, что никого никуда он приглашать не собирается…

Люся села рядом со мной, и я фамильярно водрузил левую руку ей на плечо. Пушистый серый свитер идеально сочетался с пепельно-серым цветом её коротко подстриженных волос, и я еле сдерживал себя от соблазна потереться об него щекой.

В комнате воцарилось молчание, изредка прерываемое скрипом половиц под ногами пританцовывающей Большаковой; Николаха демонстративно кашлянул и четыре пары глаз уставились на разливающего. Тот, очнувшись, налил в те же самые стаканы – других стаканов на столе просто не было, и молча поднял свой стакан, как бы призывая меня и Николаху сделать тоже самое.

 – Так, мужчинки! Я не поняла! – притворно-игриво воскликнула Светка и, всплеснув руками, посмотрела на Игоря. – А что, в этом доме гостям не наливают?
– Нет, – спокойно ответил Рюмин и выпил.

Просто и лаконично. Вот она, месть за отказ во взаимности на Дне рождения Майкла…. Мы с Николахой переглянулись, и тоже опустошили свои стаканы. Люся поправила прическу и уставилась на Большакову; Рюмин смотрел строго перед собой и не шевелился. Где-то я об этом читал, в какой-то басне, как на узеньком мосточке сошлись два барана….

– Слушайте, у вас что, крыша поехала? Вы точно пятёрки получили?? – спросила Светка.
Тишина.
– Игорь получил пятёрку, – ответил я за всех, – Я – четвёрку, а вот Серёга…три.
– Бедненький! – пожалела Николаху Светка, и, перегнувшись через Люсю и меня, погладила несчастного Николаху по голове. Тот сразу расстаял, как мороженое на солнцепёке, и снова открыл рот, но я опять наступил ему на ногу: мне хотелось понаблюдать, чем закончится это противостояние….

И вдруг я поймал себя на мысли, что мне по-настоящему жаль Большакову. Такое со времён Барвенково было со мной в первый раз. С чего бы это? 
Чтобы как-то разрядить обстановку, я всё-таки потёрся щекой о Люсин свитер и заявил:
– О-о, Люся! Какая ты мягкая!!

Люся покраснела и …аккуратно сняла мою руку со своего плеча. А Светка осторожно прикоснулась к Рюмину и спросила:
– Игорь, что с тобой? Тебе плохо?
– Хорошо.
– Ну, тогда налей и нам по чуть-чуть.
– Не налью.
– Почему?
– Водки мало.

И тут происходит чудо! Во мгновения ока, Светка Большакова из яркой, успешной, и самоуверенной девицы превращается в обиженную сверстниками девочку, у которой забрали любимую куклу. У неё задрожала нижняя челюсть, она закрыла влажные глаза руками и вышла.

Люся дёрнулась было за ней, но я хамовито её остановил:
– Сидеть! Я сам!
И, выйдя в коридор, заметил, что Светка заходит в умывальник, всё так же держа руки у своего лица. Я подошёл. Она смотрела в окно, и мне показалось, что она тихонько напевает какую-то знакомую мелодию. Я закурил и выпустил струю дыма поверх её головы.

– Ты бы не курил… здесь, – сказала Большакова и повернулась ко мне.
  – А где мне курить? – удивился я.
– Ну….Например, на улице.
– А здесь почему нельзя? Потому, что я тебе не предложил сигарету?
– Не в этом дело… Да я бы и не взяла.
– Из принципа?
– Нет. Я бросила. Да и нельзя…мне.
– А, ну как же! Нельзя! Ты ещё скажи, что ты – беременна! – сказал я, радуясь удачной, на мой взгляд, шутке. Светка смахнула застывшую слезинку со щеки, и твёрдо произнесла, чеканя каждый слог:
– Да. Я беременна.

Подозревая спонтанный розыгрыш, я только равнодушно улыбнулся, я сделал три шага назад: мало ли что… Вдруг она действительно беременна, кто её знает… Ничего: сейчас она поймёт, что все её сказки мне до одного места, и вернётся к Люсе.

Но Светка и не думала уходить. Она стояла, смотрела на меня, и чего-то ждала. Мне даже показалось, что она не дышит…. 
– Ничего не хочешь сказать? – спросила она.
Ладно… Давай поиграем!

– Хочу! Прими мои поздравления! Кто же этот счастливчик – отец ребёнка?
– А ты угадай!
– Ну, хорошо. Попробую. Рюмин?
– Смешно….
– Клюенко?
– Ха-ха-ха….
– Валентин!
– Если бы…
Я задумался. Майкл и Николаха – вряд ли. Алик? Тоже не вариант….
А если… Нет, не может быть!!
– Ты хочешь сказать, что это…

Светка почти незаметно кивнула головой, а на её щеках проступил румянец.
– Да ладно! – громко сказал я, сплюнул на кончик дымящей сигареты, пульнул её в урну, вышел в коридор, и …
– Там в комнате – сумка, а в сумке – справка от гинеколога! – крикнула мне вслед Большакова.
– Ага, в сумке…, – пробормотал я, быстро идя по коридору. – Сказочница…. Игла – в яйце, яйцо – в ларце, ларец – в утке, справка – в сумке….
– Срок – 4 месяца! – снова услышал я позади себя.
– Ага – четыре! Октябрь, ноябрь, декабрь, январь…
– Рыбаков! Это твой ребёнок!!

Я остановился, резко развернулся, и как зачарованный, также быстро вернулся в умывальник. Светка, как ни в чём не бывало, радостно подпрыгивала на месте, будто скакала на скакалке.
– Что?! – удивлённо спросила она и развела руки по сторонам. – Я больше ни с кем не была! Веришь?

Конец второй части.