Глава 52. Мы вместе с птицами в небо уносимся

В феврале неслужившим ребятам, т.е. Алику, Валентину, Николахину, Валере и Рюмину, пришли повестки из военкомата. Клюенко и Майкл в этот призыв не попадали за молодостью лет. Что касается Рюмина, то призыв в армию и поездка в Ленинград (а чуть позже и в Москву), подтолкнули его к мысли о возможности после армии поменять Харьков на Столицу, и он носился с этой идеей, и всем о ней рассказывал…

Слухи о мобилизации дошли и до наших «преподов». В связи с этим запомнились несколько забавных случаев.
Например, Анатолий Яковлевич Опришко был большим сторонником фонетических правил создания сложно-сокращенных слов. Он требовал написание -ъ- там, где он был необходим фонетически:
– «Иняз, иняз» (произнося его по правилам написания). Вы слышали такое странное слово: «иняз»? – говорил Анатолий Яковлевич с нескрываемым возмущением…
Опришко много внимания уделял различиям между московской и ленинградской фонологическими школами, при этом о пражском фонетическом кружке упоминал вскользь. И одним из практических заданий было умение написать слово в фонетической и двух фонологических транскрипциях. Когда Рюмин пришел сдавать ему экзамен, он сказал:
– Посмотрите: сало, мыло…
Рюмин решил, что от него требуется выдать их тройную транскрипцию и удивился таким легким примерам. Но не тут-то было – здоровый энтузиазм был срублен на корню:
– Посмотрите: "сало", но "сальный"! "Мыло", но "мыльный"! А вот наоборот: "зверь", но "зверский"! Я полемизирую со своими московскими коллегами: они считают это морфонологией. Я же выдвинул гипотезу гиперфонемы-3! Я это Вам предлагаю как возможную научную работу, когда Вы вернетесь из армии. А пока можете собирать там материал…

Надежда Владимировна искренне переживала, что наших ребят забирают в армию, и торжественно встретила Алика, Валеру, Валентина и Николаху, опоздавших на лекцию по истории КПСС из-за первого визита в военкомат:
– Пришли, пришли наши мужчины! Ну что? Что сказали в военкомате? – Оставляют в университете!
Рюмин:
– Нет, забирают в армию.
Надежда Владимировна (словно в этом и ее личная заслуга):
– Но год доучиться – дают!!

К этому же времени относится и «падение» имиджа Николахи. В частности из-за того, что он стал бегать по всем медицинским инстанциям, пытаясь избежать службы в армии. Это добавилось к его «тройке по истории КПСС» и к «бедной семье» (на самом деле он был из довольно богатой семьи: его родители долго работали в Монголии, у него были чеки и т.д.). Тогда же возникла цитата: «Вы, ребята, конечно, молодцы. Вам и бухать можно. А у меня слабая грудь, бедная семья и тройка по истории КПСС!»

Еще один интересный эпизод. В феврале кто-то (по-моему, Нелюба) принес в общежитие машинописный эротический рассказик. Поскольку тогда это было очень большой редкостью, все его с интересом читали, и с интересом обсуждали. Но куда больший резонанс вызвал случай, произошедший 23 февраля, который мы отмечали у девочек в 11 общежитии. Но обо всём по порядку.

На праздничной дискотеке, приуроченной ко Дню Советской армии и Военно-морского флота, я пригласил на медленный танец Вику. Она оторвалась от Малой и Пискаренко, и, нерешительно протянула мне руку. Я старался не наступать ей на ноги, но это удавалось мне не всегда. Я обнимал её за талию, а она меня за плечи. Это был самый странный танец в моей жизни. Может быть потому, что мы оба не смотрели друг на друга, а как будто искали кого-то взглядом. А может быть потому, что мы оба ждали, что будет потом, после танца: разойдёмся по углам – каждый в свою компанию, или будет что-то ещё… Со стороны могло показаться, что мы и не танцуем вовсе, точнее, танцуем, но какой-то ритуальный танец, во время которого запрещено смотреть друг другу в глаза…

Майкл, охладевший к Пискаренко, и совершенно безответно ухаживающий за Викой Граковой, кружил свою новую пассию рядом с нами, и когда наши взгляды встречались, лукаво мне подмигивал. Я в ответ делал одобрительную физиономию и кивал головой. Моя партнёрша по танцу это заметила, и, перекрикивая громкую музыку, сказала мне на ухо:

– Ты думаешь, у них что-то получится?
– Почему нет?
– Не знаю… Вика – она серьёзная. А Майкл… Так…Перекати-поле…
Я задумался.
– Чего молчишь? Я не права? – сросила Вика.
– Права. Или не права. Мне всё равно, – крикнул я.
Мы сделали ещё несколько кругов по залу. 
– У тебя что-то случилось? – спросила она, слегка повернув голову.
– Случилось.
– Плохое или хорошее?
– Нормальное.
– Просто я вижу, что ты – сам не свой…
– А чей?
– Ничей.

Я вдруг улыбнулся.
– Вот тут ты совершенно права. Я теперь ничей. Как дворняжка. В поисках хозяйки. Скажите, девушка, вам, случайно, не нужен добрый, верный пёс?

– Последнее весьма сомнительно, но девушка подумает, – игриво ответила Вика. И таки подобрала меня, как бесхозного пса. И пёс этот, надо сказать, периодически закладывал за воротник (или – «ошейник»?!), и в таком виде приходил к ней в общагу. Сначала мои визиты  были редкими, а потом… потом я стал ходить к ней неприлично часто, чуть ли не каждый день, что вызывало негативную реакцию у Жени Пискаренко. Тогда я стал брать с собой Клюшу; он же контролировал мои взаимоотношения с водкой, и останавливал меня, когда я пытался выпить больше, чем позволяло моё здоровье.