Выцветший мертвец

Нет, ну а что… Не так уж и плохо. Над тобой беззаботно витают облака пепла, а всё тело  пощипывает холодок, что поднимается из самых глубин омертвевшей земли.

Я всегда представлял себе смерть иначе. В детстве, будучи сыном торговца южным сукном, я думал, что смерть - это солнце. Нет, я нисколько не имел злых помыслов против великого Дея, но ведь аналогия прослеживалась сама собой.

О, я часто играл (и, конечно же, без всякого на то спроса) с невесомыми платками и накидками, что были сложены в низеньком складе за отцовским прилавком. Тяжёлый замок мне был не помехой. Ещё с самого раннего возраста я начал примечать слабые стороны людей, их недостатки.

Так, отец, открывая массивную дверь, почти всегда оставлял ключ в скважине. И тогда я, широко улыбаясь, вихрем проносился по прохладной тёмной комнатушке. Как же здорово было окутывать себя в тёмные одеяния и представлять, что ты не просто сын заурядного торговца сукном, а великий воин и убийца, один из членов клана Ночных теней.

Я скрывался в глубоких тенях, опутывающих узенькие улочки, и убивал глупых людишек, что смели посягнуть на жизнь короля, но всякий раз, рано или поздно, меня находил отец и с криками запирал в крохотной светлой комнатке, что служила мне родным уголком в нашем глиняном домике. И вполне ожидаемо, что меня эти наивные наказания нисколько не останавливали. Наступал следующий день, и отец смягчался. И вновь я надевал свой наряд, и вновь без капли страха устремлялся навстречу любым опасностям – уж слишком ценна была жизнь короля; малейшая ошибка была равносильна смерти.

Мне запомнилось несколько дней, а вернее некоторые выборочные моменты. Помню, как я впервые догадался использовать забывчивость отца и войти в тёмные пределы склада. А ещё помню восторг и радость от открытия чего-то нового, ранее непознанного. Тогда, облачившись во мрак, я впервые за долгие летние деньки научился с восторгом замечать вокруг себя всю действительную красоту города. И мне захотелось подняться выше, окинуть счастливым взором окрестности. Я посмотрел на верхушку Торговой расселины и улыбнулся. А затем надвинул на нос платок. Остались лишь горящие озорным светом глаза.
 
К вечеру я оказался на вершине. Остывающий ветер развевал мои великолепные доспехи, а раскрасневшийся Дей неспешно вливался в далёкие теснины верхнего города. Не помню, что я тогда делал. Помню лишь разбирающий меня счастливый смех и картину, что передо мной предстала. Изломанные ряды глиняных и деревянных строений образовывали удивительный узор, что вытягивался и сужался в самых непредсказуемых формах. Оказалось, что в свете догорающего дня даже бедные трущобы могли блистать.

Но вот внезапно ветер усилился, и платок, коим я прежде прикрывал от раздражённых взглядов торговцев лицо, вырвался из ладони, взвился ввысь, и устремился к далёкому громовому шпилю, что некогда воздвиг безымянный колдун. Там, на металлической горящей верхушке, он и остался. Остался, как видимое напоминание того дня, что начался столь радостно, а закончился тревожно.

То был первый день, который я помню.

Второй случился много позже, спустя пару лет. Я несколько подрос и окрепчал. Прежние игры стали для меня лишь детскими забавами, которые я оставил в прошлом, а потому о них почти забыл. Но прошлое обо мне, как оказалось, помнило.

Стояло раннее, необычно жаркое даже для Атолла утро. Я по наставлению отца следил за товарами, а точнее дремал в лежаке под навесом и изредка подходил к своему прилавку, чтобы обслужить редких покупателей, с томной ленцой оглядывающих стройные торговые ряды. Надо заметить, я никогда не питал особой любви к ремеслу отца, а оттого почти ничего о нём не знал. Отчаянное решение оставить меня за главного оказалось лишь исходом Высшего сбора, что застигла многих жителей весьма внезапно.

Утро, как и остальная часть дня, не предвещали ничего особенного. Всё так же бились в глубоком звоне чаши глашатаев, а в чистом голубом небе сновали редкие птичьи стайки, понурые лошадки, запряжённые в повозки, мерно вышагивали по въевшимся в их короткую память улочкам, а Дей степенно совершал над раскалённым городом свой неполный полукруг.

И тогда на прилавок размеренно и красноречиво опустился платок. Я ничего не видел, а уж тем более не слышал, но что-то побудило меня открыть глаза в тот самый момент, когда полупрозрачный клочок ткани соприкоснулся с прочими своими собратьями, куда более яркими и приятными на ощупь.

Я встал и подошёл ближе. Кончики пальцев осторожно прошлись по шероховатым истончившимся нитям. Это был тот самый платок, тот, что решился вырваться из душных просторов торговых улочек, но зацепился за шпиль. Он вернулся ко мне. Только теперь он был мёртв. Стоило бросить на ткань лишь один быстрый взгляд, как становилось понятно, что в ней больше не осталось жизни.

Вечером я показал отцу платок, и он сказал мне, что над ним постарался Дей, вобрал в себя все его цвета и былую силу. И я ему поверил.

Дей был смертью. Он был смертью тогда, когда я поступил в воинское училище, и даже тогда, когда я стал частью великого Легиона, что защищал Атолл, как от чужаков, так и от самих его жителей.

Но всё изменилось всего несколько недель назад. Тогда я впервые стал свидетелем смерти человека. Один из иноверцев едва ли не начисто срезал бедолаге лицо, и тот долго мучился в собственной луже крови, что с каждой секундой становилась всё шире.

Нет-нет, я не трус, не подумайте. Нас готовили к подобным красотам с первого дня обучений воинскому искусству, но одно дело слова – а другое реальность. Вокруг сновали и сражались люди. Иноверцы прорывались к главным воротам, а легионеры преследовали их и безжалостно убивали. Но мне на какие-то мгновения стало всё равно. Я оцепенел. Я смотрел на хрипящий силуэт воина, и воин отвечал мне ни на что не похожим взглядом. А затем он умер. Наверное, нужно было помочь, оборвать его излишние страдания, но я был слишком молод.

А ещё глуп. Не знаю, что меня спасло, – провидение или счастливая случайность, – но краем глаза я заметил холодный блеск клинка и в последний момент успел увернуться. Секунды хватило, чтобы, громыхнув доспехами, я оказался подле противника – обычного с виду крестьянина, - и без лишних раздумий вонзил его собственный кинжал во впалую грудь. Тогда я свершил первое убийство.

Дей лишь бог. Смерть иная. Она незрима и неподвластна пониманию… по крайней мере, моему. Она благосклонна и терпелива к одним, и совсем не жалует других. И дело здесь совсем не в том, добрый человек, или плохой.

В течение последних моих дней я видел много смертей, много убивал и сам не раз оказывался на волосок от гибели. Я понимал, зачем мы преследуем беглецов, ясно видел, что, несмотря на всю дряхлость короля-старика, тот отдал, пусть и не осознанный, но верный приказ. Иноверцы убили его единственного сына, и теперь им не могло быть прощения. Старик мстил, пусть и силами всего города. Я бы поступил так же. А оттого сражался яростно и с упоением. Подобно Ночной тени, я подбирался к врагам сзади и перерезал глотки, пронзал беззащитные тела тяжёлым мечом. В суматохе и криках не мешали даже тяжёлые доспехи. Я был мраком.

Ну а теперь я мёртв. Верите-нет, но я даже не знаю отчего. В лесах случилась битва, жестокая и кровопролитная. Мы настигли иноверцев, но оказались в засаде. Каждый сражался насмерть. Я видел в глазах врагов тот же неистовый блеск, что и во взглядах моих однополчан, и выкрикивал смертоносный гимн, повергавший противников в ужас.

И впрямь не знаю, отчего мой путь окончился столь внезапно. Может земле надоели бесчисленные волны крови, что веками впитываются в её пористую поверхность? Или же она просто устала нас терпеть…

Как бы то ни было, в самый разгар битвы лес с тяжёлой бахромой из почвы расступился в стороны и вызволил из своих глубин Палача. Палач оборвал последний бой, а затем ушёл прочь. Не спрашивайте, кто он и как выглядит. Я не помню… Не знаю…

Наверное, я не один такой думающий. Подле меня лежат и другие трупы. Единственным сохранившимся глазом я вижу растерзанные тела и обезображенные лица. Я не могу пошевелиться, даже моргнуть, но мне отчего-то не страшно. Порой я вспоминаю отца, и меня настигает тоска, но рано или поздно мысли уходят. Становится легче.

Прошли долгие дни, а я всё лежу здесь, уже среди цветущих деревьев и всколыхивающейся волнами травки. Пепел умчался вдаль, и раны на земле заросли. Всё идёт своим чередом, но я почему-то здесь. Краем глаза я вижу, что в груди, из проржавевших доспехов пророс молоденький росток какого-то премилого деревца. Будь у меня губы, я бы улыбнулся.

…

Теперь я ничего не вижу.

Глаз нет.

Но зато есть голос. Не знаю даже, когда он появился, но зато я явственно его ощущаю. Какой же он глубокий и тёплый. По-моему, когда я впервые его почувствовал, он озарил мой спящий разум своим живительным светом.

Да, кажется, я спал. Долгое время спал. А теперь у меня есть тело, мысли и покой. Большего мне не надо. Холодная почва ко мне дружественна. Она делится со мной своим живительным соком, а Дей дарит тепло.

Дей не смерть. Нет, ему просто всё равно. Он добр и одновременно суров к каждому.

Смерть другая. Она лишь иная сторона жизни. Нераздельная с ней сторона. Смерть загадочна и спокойна, но совсем не страшна. Большего о ней я не знаю. Пока что не знаю.

Ну а теперь мне пора. Голос вновь озарил меня. Я слышу его зов. Моё тело уже давно ссохлось и раскрошилось. Остались одни лишь обломки, корни и часть ствола. И всё же я должен следовать зову. Голос просит меня найти какого-то мальчишку. Бедная душа потерялась и совсем не помнит истинную дорогу домой.

Я ей её укажу.

Группа ВК - https://vk.com/taolus