Университеты

               
     - Прохладно живут, - говорил пароходный буфетчик Алешки Пешкова, пока тот зачитывал ему вслух избранные произведения Понсона Дю Террайля и донельзя развратного Мопассана. Буфетчик возлежал на плюшевой софе, неторопливо поглаживая свой поросший седастым волосом живот, вприщур рассматривал маленького посудомоя и вспоминал смутные намеки Сэллинджера. Интересно, хотел учитель засадить главному герою ? А если хочется иметь, причем, всегда и инцестом учительницу ? Как вот тута поступать ? Сидит она, вся такая тоненькая и несчастная, махонькая и секси до звенящего стояка, хочется, сил нет, мужа ейного готов вызвать на дуэль Дубровского и Грушницкого, но достичь и превозмочь, любишь ты ее почти четыре года, пыль музейную сдуваешь с трогательного носика, розового и вздернутого, простил грехи юности и закрываешь глаза на неарийское происхождение, мечтаешь, как ссыт она, широко раздвигая острые коленки, а ты, гениальный автор рунета, возложивший с прибором на все и вся, ходишь вокруг и дрочишь мозг и себе, и ей, и адресату сказочки, утрахивая по - белорусски даже ничтожных пусек. На хрен они нужны, феминистки пластмассовые, если есть Бэйли Джей ?
     - Как поступать, как поступать, - бросил книжку в угол Алешка и внаглую закурил при старшом. - Поступательно. Как путь к коммунизьме.
     Буфетчик недоверчиво хмыкнул. Подумал, резко поднялся и, хыкнув, схватил Пешкова за грудки, потряс и выбросил в распахнутый волжским просторам иллюминатор.
     - Лишь булькнул, - удивленно сказал вслух он, снова ложась на софу. - Социалист хренов.
     Буфетчик все лежал на софе, не обращая внимания на свист боцманской дудки, привычное брюзжание капитана и гомон, доносящийся из третьего класса, где транзитные крюшники жарили хором какую - то паломницу, возращавшуюся от своего кузена, Константина Лавроненки, державшего на косе у Макария разбойный притон. Он грезил с открытыми глазами, представляя себя молодым и красивым, именованным Рокамболем. Кидал всех через хер, вращаясь в сферах, целовал рончики прелестным паненкам, разрубая Володыевского от паха и до трицепса, жуировал напропалую возле блюда с лабарданом, подпущая пассажи и маменьке, и дочке, пил безбожно, потрясая основы, назначал и опаздывал на встречи с какими - то шайтанами, искренне считая себя величной неизменной, константой гениальности, будучи всего лишь ублюдочным буфетчиком, всю свою серенькую жизнь разруливающим бегавших по лестницам и палубам официантов, указующим метру из угров, как ему через плечо, и боящимся, будто Беликов из  " Аракса " Стаса Намина, как бы чего не вышло. И ведь выходило. Каждый день выходило все через жопу, как испокон веку повелось на святой Руси, хоть и скрывали старицы подробности физиологического процесса, мошеннически умалчивая о земной жизни Исуса Флинта, а ведь тот - срал. Пил вино, ездил на рыбалку, зажигал с бабами и даже, страшно сказать, дрался на кулачках с Иоанном Боаннергесом, ужравшись фалернским, что стырил ушлый Фома в ближайшем к Кессарии постоялом дворе. Да он мзду принимал от потных эфесцев, вставших в очередь к распластавшейся покорно Магдалене, рубашки цветастые носил с острыми воротниками, точно марсельский сутенер, Иуду спосылал за шмалью, а Варфоломея в точку за герычем. Кипел на пристани Тира, покуривая  " Бонд ", сняв ботинки и нагло шевеля пальцами под ласковым средиземноморским бризом. И так все закончилось ...
     - Ну ты и гнида, - закричал Алешка, вбегая в дверь. Снял рубашку, отжал и повесил у калорифера. Сел в кресло и зазудел. - Сука ты, буфетчик, как есть буржуй и эксплататор детского труда. Ведь кажин ден швыряешь меня в надлежащую моменту волну, удивляешься, что булькнул, и ждешь, когда я тебе приволоку улов знатный.
     - Чо щас принес ? - оборвал мальца буфетчик, тараща бешеные глаза. - Мотри, - протянул он, грозя пальцем, - как всыплю десяток горячих.
     - Не всыпешь, - отмахнулся Пешков, отращивая стремительно густые усы. -  Видал, - зарычал он, расчесывая усы пальцем, - как Пушкин, бля, или Сурков, расту не по дням, а по часам. Саморазвиваюсь.
     - Ну чо принес, - заканючил буфетчик, немного напуганный наглядным ростом, - покажь.
     - Держи, - Алешка бросил вздрогнувшему от неожиданности буфетчику на колени голую бабу. - Леся Рябцева. Всем хороша и взаимовыгодна. Можешь даже в жопу ее кальмарить, она не против.
     - Подонок ты, Алешка, - сморкнулся в горсть буфетчик, разочарованно глядя в иллюминатор, - Жаклин Биссе себе оставил, а мне каких - то мандавошек подкидываешь.
     - А все от того, - смеялся Пешков, - что потолок твоих мечтаний - Рокамболь, а я умственно по Капри брожу и с Тиберием разговоры разговариваю.
     - Все мозги е...те, - меланхолично заметил капитан, быстрым шагом проходя мимо распахнутой двери в их каюту, - нет бы по - простому, мол, тыр, пыр, едем дас сейне и никаких, а то заладили : я - ста да я - ста.
     Засвистал свисток, заглушая привычное брюзжание капитана, знаменуя пристань Рыбинска.