Его же посадят, его же посадят за мертвых детей!

"Бессоница, Гомер, тугие паруса.
Я список кораблей прочёл до середины". (Мандельштам)

Вместо того, чтобы читать роман "Географ глобус пропил", я как порядочный лентяй купил аудио версию и слушал его в машине по несколько глав в день. Как-то ночью я проснулся и обрадовался мысли, что я добрался только до середины книги - до Нового года. И что кульминация - с рафтингом во сне и наяву, с любовью, с отогреванием в бане - все это будет только в мае. Я подумал, что мне приятно находиться в пространстве романа.

Дело в том, что фигура героя - Виктора Служкина (от церковного "служка") - в некотором роде христологична. Она невероятна, легендарна, и при этом совершенно буднично и правдоподобно вписана в длинный текст со структурой романа времен года и потрясающими описаниями.

"Еще через некоторое время ельник начал редеть. Вершины дальних деревьев рисовались уже на фоне неба, засветившегося между стволами. Ели становились все толще, кряжистее. Наконец показалась опушка, и лес кончился, словно бы в досаде топнув последними, самыми могучими деревьями.
Отцы, пораженные, остановились на опушке. Отсюда открывалась панорама всей долины между двумя грядами пологих заснеженных гор. Долина сияла нетронутыми снегами, как чаша прожекторного рефлектора. Редкие рощицы на склонах внизу срастались в сплошную полосу вдоль извилистой речки, которая словно бы состегивала, как шов, два крыла долины. Ветер расчистил небо, слепив остатки облаков в несколько грандиозных массивов. Их лепные, фигурные, вычурные башни висели в неимоверной толще химически-яркой синевы, которая, казалось, столбом уходит от земли вверх, во вселенную.
Солнце горело, словно бесконечный взрыв. От объема, вдруг открывшегося глазам, становилось жутко.
— Зашиб-бонско… — произнес Чебыкин.
— Как с самолета, — добавил Овечкин.
Тени облаков бесшумно скользили по снежным полям.
— А теперь нам вниз, к речке, — сказал Служкин.
— Тут ведь шею сломаешь на спуске… — ужаснулся Тютин.
Отцы выстроились над склоном в ряд. Служкин сказал:
— Кто последний, кроме меня, тот чухан. Вперед!"

То есть роману веришь, а его герой при этом сверхчеловечен. Во-первых, он обладает невероятной способностью мимикрировать под своих учеников девятиклассников. Пусть через кавычки, приставку арт- (как блатные песни Высоцкого), через самоиронию и клоунаду, но девятиклассники не чувствуют возрастных барьеров в общении с учителем. Он свой в доску. Эта кавычки только добавляют им восхищения перед их старшим товарищем и учителем, который, кстати, и их тоже закавычил и называет то "отцами", то "красной профессурой".

При этом Служкин - Учитель с большой буквы. У него есть характер, он не даёт им спуску, что, конечно, приводит к периодической конфронтации с классом.

Служкин - настоящий Логос романа. Он всегда и со всеми говорит или что-то очень смешное, или что-то очень глубокое, мудрое, или ярким литературным языком ("тебе бы, начальник, не протоколы, а романы писать) травит байки и случаи из своей жизни, опять же, превращая их в смешные и невероятные сюжеты. Он гений того, что сегодня называют сторителлинг. Он идеальный учитель.

Почти невозможно добиться правдоподобия, наделяя героя такими литературными и ораторскими способностями, но если автору это удается, книга превращается в миф, в житие, в волшебство.

Чем настоящие истории о чудиках, о блаженных, отличается от, казалось бы, похожих историй, как в   фильме "Полеты во сне и наяву". В культовых вещах автор строит свой храм - выражает свое представление об идеальном человеке. Мережко слишком увлекся чудачествами, великими аналогиями, "Утиной охотой", и мне кажется, не сумел полюбить своего героя и, тем более, внушить нам эту любовь. Тончайший Балаян не захотел снимать такую "дребедень". Потом позвонил: "Слющий,  семью надо кормить". Позже признался, что это его лучший фильм. И то верно,  замах истории, режиссура, великие актеры, Леонтьев со своим "Дельтопланом"   подняли фильм на приличную высоту.  Хотя это и не "осенний марафон", и даже не "Гражданка Никанорова" по тому же Мережко.

Для Алексея Иванова Служкин, безусловно, - храм. Это не только Логос, это и идиот Достоевского с его совершенно сюрной реакцией на жену, которая его не любит, его не хочет, его ненавидит, на друга, который спит с ней, и в итоге, в кульминации, совершенно не натужно выглядит  аскеза по отношению к влюбленности в свою ученицу. (На роль Маши режиссер одноименного фильма садистически пригласил московскую девочку-актрису и модель с виолончельным образованием Анфису Черных).

Периодические залеты Служкина - то в отрезвитель попадет, то ногу сломает по пьянке на ледяной горке - только добавляет этому характеру мяса. Без них он вовсе бы превратился в какого-то клоуна-апостола.

Той ночью я также с грустью подумал, что в кинематографе, на который мы так дружно подсели, совсем нет таких сложных евангелических образов и структур. Ну, разве что "Побег из Щоушенка" и "Место встречи изменить нельзя" с невероятным Жегловым.

Смотрим какой-то сниженный суррогат.  Это нам плата за цивилизацию гаджетов.

***

«это роман вовсе не о том, что весёлый парень Витька не может в своей жизни обрести опору, и не о том, что молодой учитель географии Служкин влюбляется в собственную ученицу. Это роман о стойкости человека в ситуации, когда нравственные ценности не востребованы обществом, о том, как много человеку требуется мужества и смирения, чтобы сохранить “душу живую”, не впасть в озлобление или гордыню, а жить по совести и любви». (Алексей Иванов).