Попытка диалога

Попытка диалога

Я помню, когда она впервые пришла ко мне. Жуткое было время. Тяжелое. Одиночество давило и сдавливало нутро. А она пришла и доверчиво посмотрела в глаза. И ведь ничего не просила взамен кроме как ощущения доверия к человеку. А что я? Обрадовался. Кормил, но не приручал. Боялся, что станет доверчивой и ранимой. Для нее время то было самым счастливым. Коротким, но счастливым. Бывало, подойдет ко мне и так искренно посмотрит своими веселыми счастливыми глазенками, будто говорит: «Эх, Ванька, спасибо тебе за то, что ты такой добрый».

Я всегда как бы невзначай оставлял на столе гостинец. Когда город затихал, она тихонечко забирала подношение и торжественно уносила к себе. Она так доверяла мне и, вопреки всему, поверила в силу добра. Она была безмерно благодарна за то, что я, хороший человек, есть в ее жизни. А что я? Предал своим бездействием.

В ту темную ночь холод смерти окутал мою обитель. Она носилась по квартире, врезаясь в двери, рояль, стол, не чувствуя боли. Сильное удушье помутнило ее рассудок. Между приступами являлся светлый образ Ванечки. Она тянулась к нему, бежала и падала, оглушенная очередным ударом о стену. Смерть ее не страшила. Чувство одиночества – вот что ужасало. Ее бросили, покинули, предали.

Ванечки в ту ночь не было. Он предпочел отстраниться. Он струсил. А она ждала и, как назло, не умирала: все не могла поверить в эту бесчеловечную казнь. За что!? За то, что доверилась доброму человеку, поверила в счастье и справедливость. Вся ее коротенькая жизнь мгновением пронеслась перед глазами. «Эх, Ванечка…», - выдавила она. Слеза покатилась по щеке. «Счастливая», - она улыбнулась и умерла.

Можно было убить ее одной дозой, но друзья распорядились иначе. Яд работал разрушающе медленно. Сильное удушье должно было «выкурить» ее из квартиры, чтобы потом не воняло, но она не ушла. Ведь она ждала Ванечку, хорошего человека, который обязательно придет и спасет ее, потому что он был единственным человеком на земле, которому она доверилась вопреки здравому рассудку. Две недели счастья. Гостинцы на столе. Рождественские злаки на полу в пустой квартире. Она была самой счастливой на земле. Ее не гнали, не обзывали, не пытались умертвить. Ей радовались, заботились. Счастье сводило с ума. Неужели все это мираж? Слеза покатилась по щеке. «Счастливая», - шепнула она, и улыбка навеки застыла на ее очистившемся от страданий лице.

Через три дня Ванечка нашел ее маленький разлагающийся трупик под ванной. На лице была все та же улыбка. Глаза смотрели доверчиво и с любовью. «Он обязательно придет и спасет ее». Пришел. Завернул в тряпочку и выбросил в мусоропровод. Хороший человек.

Дружбы между богами и людьми быть не может. Боги слишком высоко. Примитивное наречие и открытая наивность чувств им чужда. Не разобрать за толщей  миров смысл пищания. Не важно, каковы твои намерения: хорошие, плохие ли. Если ты пресекаешь черту дозволенного, суешься куда не следует со своей искренностью чувств и любовью, покаран будешь. Ибо нет общего наречия для понимания. Нет понимания между богами и людьми.