Русский тупик

Началась эта история не сегодня и не 27 лет назад с развалом Союза, а гораздо раньше. С какой-то невероятно поразительной легкостью на всех парусах огромная, до мозга костей православная  Россия неслась к 1917 году. Можно ли назвать русскую революцию случайной? Была ли она итогом упорной политической борьбы, предательством русских элит, заговором, или всё же трагической неизбежностью?
У каждого в силу мировоззрения, образования, убеждений складываются собственные критерии оценки – экономические, политические, военные и т.п. Мне же захотелось проследить за русскими писателями конца 19 нач 20 века.

Варлам Шаламов, русский каторжник убежден - писатель судья своего времени.
Русские писатели не могли не предчувствовать приближение бури. Не могли не замечать грозовых туч над горизонтом русской истории. Именно русской истории. Чехов, Толстой, Бунин, Куприн, Андреев,…целая плеяда обрусевших литераторов считали себя русскими писателями.
 
Русское общество столетиями было сословным. Сословие русской дворянской аристократии в литературе особенно ярко представлял Лев Толстой. Русские аристократы государственные вельможи, военачальники, промышленники, землевладельцы. В творчестве Толстого широко освещён круг русской аристократии. Да и сам он был бесспорным представителем своего круга.

У русского духовенства в русской словесной культуре свои апологеты . Часто они в противоречивом поиске, в конфликте с синодом. Русский религиозный философ Бердяев, совершает отчаянную попытку примирения религиозной догмы христианского православия с русской действительностью. Всего несколько лет спустя после его усилий по всей России начнут массово рубить головы церквям, а самого Бердяева выдворят из советской России.

Мало проявило себя в русской литературе «серебряного века» и русское купечество. Но ещё прежде выходец из зажиточного купеческого сословия Гончаровых подпишет приговор русской действительности. Он создает образ Обломова. Объявляет эру русской обломовщины.

Одним из ярчайших представителей сословия обывателей был Чехов, как он сам себя величал в письмах Бунину – «Ваш А. Чехов, аутский мещанин». Всякий кто близко знаком с творчеством мещанина Чехова оставил для себя заметку, как он далек от высоких столичных кабинетов, русского двора, политики. «Началась Японская война. В письмах она у него не отразилась» - замечает Бунин. Герои Чехова губернские чиновники, студенты, доктора, гимназисты, дачники и кабатчики, весь пестрый мир русского обывателя. С иронией он называет свой рассказ «Кулачье гнездо», очевидно, подшучивая над критиками, допекавшими Чехова «тургеневскими нотами». Сложно представить себе чеховских героев птенцами тургеневского Дворянского гнезда.
На роль хранителя традиций Дворянского гнезда в русской литературе претендует бунинский Арсеньев.

Бунин в новейшей истории России фигура противоречивая. Почетный академик, эмигрант, не принявший русской революции, он долгое время под запретом в России. За Бунина ссылают в сталинские лагеря. Нобелевскую премию Бунина называли политической манипуляцией. Но вряд ли кто-то будет спорить с тем, что русская эмиграция начала 20 века была и осталась частью мировой культуры. Те, кто назвал Бунина нобелевским лауреатом, полюбили не русского дворянина Бунина, а европейскую культуру в русском Бунине.
К слову, все русские писатели, не исключая Горького ценили Европу, подолгу пропадали в Европе. Чеховский профессор размышляет – «Я не скажу, чтобы французские книжки были и умны, и талантливы, и благородны: но они не так скучны, как русские, и в них не редкость найти главный элемент творчества – чувство личной свободы…»
С грустью возвращаются русские писатели из Ниццы в Россию.

Сословие русских крестьян трудно охарактеризовать сложившимся в России. Буревестник Горький, бывший в оппозиции царскому режиму, с энтузиазмом встречает бурю. Революция несёт надежду беднейшему русскому крестьянству и пролетариату. Она многим явилась ветром перемен, показалась выходом из русского тупика. Царские офицеры массово стекаются в Красную армию. Царские чиновники сотрудничают с Советами. Русская интеллигенция переполнена энтузиазма в порывах благородной революционной страсти.
Всё разрешилось спустя 20 лет. Интеллигенция воплотилась в офицерах НКВД. Трудолюбивое одураченное сословие русского крестьянства навеки стирается из русской действительности, а "гражданин села" Есенин покончит с собой уже в 1925 году. Царские офицеры в образе Берзина строят для Сталина ГУЛАГ, где вскоре исчезают сами. Сам Горький путешествуя по лагерям как коршун кружит над ними, спокойно взирая на детище рук своих. Его назовут «основателем социалистического режима», а «Беломоро - Балтийский канал имени Сталина» Солженицын заклеймит - «первая книга в русской литературе воспевающая рабский труд».

Литература советского периода особенно противоречива. Сложно проследить путь русского писателя от 1917 года, их судьбы изломаны, будущее в неопределенном густом тумане, где заблудился бедняга Куприн. Русские писатели спотыкаются, от яростного неприятия большевистского режима до беззастенчивого раболепия, чаще просто исчезают.
Донской казак Григорий Мелихов не находит своей дороги, растворяется в русском лихолетье. Русский интеллигент Юрий Живаго, другой нобелевский лауреат, герой гражданской войны, бессилен, опускается на дно и погибает в смутных мечтах о воссоединении с семьёй в Париже.

Не удивительно, что современному человеку практически невозможно определиться в творчестве русских писателей советского периода – где ложь, где лесть, где между ними притаилась правда. Кто из молодого поколения что-то слышал о советских знаменитостях - Евтушенко, Тендряков, Трифонов, Нагибин, Кондратьев, Быков? Целая плеяда исчезла в небытии русской истории, как Григорий Мелихов. Всё погрязло в болоте новейшего русского застоя и, наконец, громко рухнуло в 1991 ом. Так громко, что многие посчитали развал диверсией.

Пласт русской советской культуры уже стерся. Советская пролетарская интеллигенция, пережившая крах социалистических иллюзий, покопавшись в сундуках, примеряет пропахшие нафталином фраки русской дореволюционной интеллигенции. Будет ли толк от маскарада?  Кто из современной русской писательской среды кинется в лестничный пролет  вслед за Гаршиным? Кто осознает гаршинский тупик зла прежнего крепостнического уклада и неизбежного зла, грядущего капиталистического?
Последователем Гаршина изобретателя русской новеллы, короткого рассказа, можно смело называть Чехова. Мещанин Чехов принял «искупление кающегося дворянина» Гаршина и на полных парусах направил корабль короткого рассказа в болото русского мещанства.
 
Чехов чувствовал, как его судно засасывает мещанская трясина. Понимал, что был сломлен, не имел крепких народных жизненных сил бороться с русским тупиком. Чахотка пожирает его обессиленный организм, а в разговорах с Буниным он всё более пессимистичен: «- Вот умрет Толстой, всё пойдет к чёрту! – повторял он не раз»
«Но тут он ошибался, литература уже начала идти прахом и при жизни Толстого» - дополняет Чехова и сам Бунин.

Как шкипер терпящего бедствие корабля, наблюдая за приближающимися рифами русских марксистов, Чехов с надеждой взирал на толстовцев, сновавших кругом. Русская интеллигенция по призыву Толстого пошла в народ, пошла к земле, чтобы пахать, сеять, жать, чтобы честно жить своим трудом. Чехов надеется на толстовцев, которые возьмут его мещанский корабль на буксир. По привычке русского мещанина он верит аристократу Толстому, боготворит Толстого.
Но сам Лев Николаевич, будучи Левиным в Анне Карениной, сознает безысходность. Имение Левина заложено, хозяйство убыточно. Новые методы ведения хозяйства себя не оправдывают, не приживаются. Договориться с работниками, крестьянами о новых выгодных условиях труда не получается. Люди не доверяют сумасбродному барину. Левина всё чаще посещают сомнения, и в отчаянии перед тупиком он бросает хозяйство подолгу пропадает в городе и за границей.

По сей день дворянская усадьба Толстого в Ясной Поляне громоздится мрачным напоминанием о бесславном конце русского помещика. Особенна эта символичность в ноябре, когда облетают листья с кленов дубов и берез, и проступают очертания домов из ближайших деревень – ярких евро крыш, евро окон, евро заборов и новеньких иномарок.
Толстой не просто умирает. Толстой перед смертью бежит из Ясной Поляны.

Так что же будоражит умы и души современной русской интеллигенции? Что они ищут в наследии «русской загадочной души» серебряного века? Идеалы справедливого общества? Но понимают ли, что русская дореволюционная интеллигенция вышла из европейской культуры? Чувствуют ли это роковое противоречие русской интеллигенции, воспитанной на европейском гуманизме с чуждым европейским идеалам органическим русским укладом? Вряд ли понимают. Беззаботно существуя на нефтедоллары сверхприбыльной индустрии недрапользования, вряд ли сознают всю трагичность русского тупика и отдают себе разумный отчет.
Сегодня русскими интеллигентами, писателями, овладели «возвышенные ощущения». Это вечные, неосознанные, загадочные впечатления "русской души", состояние внутренней эйфории. Они не поддаются холодному, трезвому анализу человеческого разума. Ещё Кант назвал «возвышенные ощущения» - непознаваемыми.

Не будучи философом, всё же, осмелюсь предположить, что «возвышенные ощущения», это ощущения гармонии, состояния красоты которая «спасет мир». А возвышенные они потому, что недостижимы. Вечное движение к «возвышенным ощущениям» есть муки творчества, познания. Сам процесс поиска, но не результат его. «Мысль изреченная есть ложь».
Вот почему самые возвышенные цели, которые ставили перед собой русские интеллигенты, никогда не были осуществлены в реальной жизни русского общества.

«Возвышенные ощущения» равенства, братства, справедливого общества текут из дореформенной России. Ментально русское общество и сегодня хранит наследственную верность древнему русскому укладу. «Русский мир» до 1861 года состоял из двух классов – помещиков и крестьян. Был разделен на мир и свет. Светская и церковная власть исповедовали византийский принцип симфонии, «созвучие», пребывали в согласии и сотрудничестве, по аналогии божественной и человеческой волями Христа. Возвышался над конструкцией миропомазанник, справедливый заступник. Ноты евангельского созвучия с неподвижным русским укладом складывались в народные песни, традиции, обычаи, которые живы и сегодня.
Но жизнь, неумолимая реальность, диктовали свои условия. Мир двигался к прогрессу и русский патриархальный уклад становился препятствием движения самой России. Умами русской интеллигенции овладевали новые идеи. Отеческая любовь помещика к чадам своим представлялась русскому интеллигенту пережитком феодального общества. В умах прогрессивной интеллигенции воздвигалось новое здание всего русского общества.

1861 год принес освобождение русскому народу, который в подавляющем большинстве своем не понимал, что ему делать, как поступить со своей свободой. Вековой уклад был нарушен. Как говорят историки – начали разрушаться сословные перегородки. Дворяне, купцы, крестьяне, священники, стали заниматься предпринимательством, ремёслами. Над огромной, неподвижной Россией воздвигались мачты, реи, натягивался такелаж, захлопали паруса, русский корабль медленно набирал ход и лег на курс к 1917 году.

С безнадёжным отчаянием наблюдали русские писатели за тем, как на смену несправедливому феодальному укладу приходит ещё более жестокий и неумолимо беспощадный уклад капиталистический. "Смирись, гордый человек! Терпи, гордый человек!" - с надрывом кричал Достоевский. Но русские сословия крестьян, дворян, мещан, священников и монахов веками сосуществовавшие в иерархии евангельского русского мира уже вступили между собой в безжалостную конкурентную борьбу, апогеем которой, оказались русская революция и гражданская война.