Книга Корешей. Книга ЖУК. Глава 9

Как только у книги возникает каркас можно клонировать мышечную ткань повествования. Если вы наблюдали за собаками — они долго сосредоточиться на одном предмете совершенно не способны. Я похож на собаку. Удерживать одну тему долгое время мне не по-силам.
 
Значит в моем романе будет несколько накладывающихся друг на друга соло. Слияние разных судеб. Как в музыке — разноголосица сольется в конце и свяжется в одну тему.

Нельзя сказать, что этого не делали раньше. Дэвид Митчелл с его Облачным Атласом — сикстетом из шести не явно связанных сюжетов высоко задрал планку.

Большинство моих книг все равно «было отклонено потому что не прошло модерацию». В жопу вашу модерацию. Пойду-ка в книжный, перелистаю Облачный Атлас — поучусь структуре у истинного мэтра.

***
Хорошие большие книжные остались  только в дорогих пригородах. Плебсу больше нужен эпл-стор. Я проколупался через пробки и прибыл в Крокер-парк, это сразу за Роки-ривер, в начале Уэстлейка. Типа вашей Рублёвки одним словом. Тут книжный Барнз-н-Нобл размером с ташкенский ЦУМ. Нашел, нашел «Облачный Атлас»!

Присел, полистал. Так как Митчелл мне не написать никогда. А если продолжу читать, обязательно сознательно или несознательно срисую у него большинство красоты. Сложно что-то читать, когда пытаешься писать свое. Вдохновиться западной книжкой, но выдать уже свое с хорошим русским акцентом. Если он что-то и украсть, так это дух автора, а не слова и структуру. Красть так мне не научится никогда. Что у меня хорошо получается красть, так это кофе в Старбаксе. Я много кофе пью, с тех пор как завязал со всем остальным.
 
Вот по-шаговая инструкция как работать кофе в Старбакс:

Садишься, приветствуя окружающих теплой улыбкой преподобного Серафима Саровского.
Открываешь ноут и конектишься на вайвай. Потом покупаешь стаканчик кофе. Пока пьешь, наблюдаешь чем заняты посетители и бариста. Обычно они заняты сами собой.
 
Идешь в уборную и  на обратном пути, с живым интересом в глазах снимаешь с полки фунт дорогого экзотического кофе в зернах. Я сейчас экспериментирую с африканскими сортами, латинскую Америку прошел уже всю, зачет. На лице моем возникает борьба для возможных зрителей — кофе хочется, но дороговато. Потом рассеянный взгляд в сторону кассы — там пара человек в очереди. Взмах рукой — типа, а ладно, ладно, позже заплачу. 
Возвращаешься на место и упираешься в ноут. Пакет с кофе кладешь рядом, на видном месте. Чтобы у окружающих не возникло неудобных вопросов.

Допиваешь кофе, графоманишь какую-нибудь чертовщину и скачиваешь фильму. На гугловайвай в старбаксе это очень быстро происходит. После, пакуешь кофе в рюкзак одновременно с ноутом, не суетясь, будто уже заплатил. Всё. А да — молоть зерна следует в другом старбаксе, в этом будет уже наглость. Все Старбаксы обязаны размолоть вам кофе бесплатно, если на упаковке их бренд.

Я, наверное, книжку сейчас уработаю таким же способом. Потому что  перед туалетом куча камер, звенелок и свистелок — там явно меня ждут. Значит только методом старбакс-кофи.

В книжном народу меньше и если пасут в камеру, пасут жестко. Значит я возьму на стол с ноутом не одну книгу, а сразу пять. Обложусь ими как Шурик перед сессией. А уходя одну из пяти прищучу. Непременно. Как в кино «Воровка книг». Боже, какой он благородный! Он воровал только пост-модернисткую интеллектуальную классику и только в Барнс-н-Нобл! Мама бы им гордилась.

Пакуя ноут, испытываю мандраж — вроде нечему звенеть в книжке-то, а вдруг придумали чегось инопланетяне? Ах ты незадача. И остановится уже не могу. Выбираю Дэвида Фостера Уоллеса «О бедном Омаре замолвите слово». Этого автора мало переводили на русский, а если переводили — то топорно. Господи! Помоги не спалиться, я переведу Уоллеса на русский, хорошо переведу, вот те крест!

 «Журнал рецептов «Гурман» заказал мне статейку  о 56-м ежегодном омар фесте, с 30 июля по 3 августа; официальный лозунг фестиваля в этом году: «Маяки, хихи-хаха и, конечно же, омары».

Иду к выходу, с омарами в рюкзаке и земля горит под ногами. Тут надо не через центральный, ну куда ты попер, дурагон! Боковым. Боковым уходи, рядом с кафетерией, дебила! А в голове только «официальный лозунг фестиваля в этом году:

«Маяки, хихи-хаха и, конечно же, омары,  Маяки, хихи-хаха и, конечно же, омары!» Конечно же омары — я выплываю из магазина на чистую воду. Еще шагов десять следую вжав голову в плечи — ожидаю окрика: «Держи вора»
Фффу! Вот это приход! И книжка — как премия. Автор не обидеться, что я не заплатил.

Когда он писал последний роман - «Бледный король», Уоллес был уже издан и знаменит. Он писал роман и вдруг понял, что с ним будет дальше. я тоже сейчас понимаю,что будет дальше.Роман допишется и кому-то  понравится. Кто-то не осилит даже по диагонали. Кто-то напишет ему письмо: «Спасибо, все прям как про меня!» Но самое главное — когда роман допишется — у писателя останется только горечь, усталость и пустота.
 
Как же скучно делать что-то, когда точно наперед знаешь результат. Обласканный критикой, счастливой женатый и недавно получивший замечательную работу в одном из универов Калифорнии, писатель Дэвид Фостер Уоллес распечатывает на принтере недописанный роман. Он аккуратно складывает его в коробку —  чтобы сразу нашли. Роман и нашли после того как нашли самого Дэвида — повешенным в гараже. «Бледный король», самая длинная предсмертная записка в истории.
Да, обязательно переведу из него хоть что-то, раз пообещал богу, невольно сделав всевышнего подельником в краже книги.

Приятный адреналиновый мандраж стал отпускать. Перед самой парковкой я уткнулся в дорогущий продуктовый магазинчик «Трейдер Жузеппе». Это сеть из Калифорнии, в нашем городе таких только два — на Западной «рублевке» и на Восточной. Вкус самого дорогого штата. Только богатые имеют право на магазин чистой органики и свежих не загаженных экспирементами продуктов.

В трейдере всегда сладкие фрукты и незамороженное мясо. В моем районе таких лабазов нет. Если хочется купить что-то полезного, надо добираться минут двадцать. Нищеброды должны сдохнуть по-скорее, а не жить по сто лет получая пенсию. Куплю-ка немного вкусностей — деткам и жене. Отпраздую экспроприацию книжного. Как там троцкисты, махновцы и лично товарищ Сталин экспроприацию величали? «Экс»! Поздравляю с успешным эксом, товарищи. Теперь понимаю почему вожди пролетарской революции так любили экс в молодости. Экс это лучше чем секс!

Я решительно сворачиваю в Трейдер. Тут своя пекарня, деликатессен, прорва экзотических плодов, мягкие соки,вкрадчивый йогурт — чуть только закрыл дно тележки, а уже перескок за сотню баксов. Стоп. Пора на кассу.

На кассе очередь.Столько дерут и еще в очереди стоять. И  тут в голове и возник Дэвид Фостер Уоллес — как живой: «Маяки, хихи-хаха и, конечно же, омары! Обрати внимание, полудурок, на архитектурные погрешности данной модели магазина Трейдер Жузеппе. Кассы не блокируют оба выхода. Только один, а второй, через фрукты если вырулить — свободный. Райончик-то зажравшийся — экса тут никто и не ждет.

Видишь колонну  несущую перекрытие посреди помидорного ряда? За ней  сразу— туалет. Паркуешь тележку за колонной, присаживаешься на корточки — завязать шнурок, смотришь снизу вверх, вроде на тележку свою, но на покрытие камер. Потом оставляешь тележку у столба, заходишь в мужской туалет. В туалете моешь руки, молишься всем богам, выходишь бодрой походкой и — рраз, на выход, на выход с такой рожей будто уже заплатил! Маяки, хихи-хаха и, конечно же, омары!»

Возможно, поселившийся в голове дух писателя Уоллеса решил отомстить за украденную священную книгу. Я теперь одержим. От удара адреналина в туалете весь трясусь. Сейчас выйду плюну на тележку и просто поеду домой. А пальцы так и скрещиваются в знак «спаси и пронеси». Губы сами бормочут заклинание: «ЖУК»

По молодости сидел в таштюрьме у нас в хате был солдатик из стройбата по кличке Клот. Еле-еле по-русски говорил, каракалпак. У него на левом плече было написано «КЛОТ», а на правом «ЖУК». Так я узнал мои первые аббревиатуры того что можно отнести к категории «странные шаманские портачки».

 Клот означает : Кого Люблю О той Тоскую — это скорее, наверное,  заклинание армейских шаманов. А вот ЖУК — это чиста воровская:
 
- Нема деди-у? А? Жюкь-ми?  Жюкь - Желаю Удачной Кряжа-да, бррятан!

«Желаю Удачной Кражи» - сказал я ставшему уже родным голосу Уоллеса в голове и покатил тележку на выход.
***

С прошлого визита в кенди за езду без пластика, у меня на квитке осталось восемь долларов. Это был приятный сюрприз. Чтобы позвонить домой нужно иметь номер социального страхования, а у меня его, разумеется, в жизни не было. Я приехал в США туристом. И как недавно понял в Кэнди — я до сих пор чертов турист, а не «американец».

Можно было кого-нибудь попросить, но говорить с женой особо не хотелось. Когда я был несколько часов в Евклиде, тамошняя судья выкатила мне выкуп в две с половиной тысячи. Для мелко-уголовных, коим я тогда проходил, достаточно заплатить десять процентов, чтобы соскочить до суда. Тут же дают нормальный городской телефон —мол, давай, ищи бабло, хлопец. Двести пятьдесят долларов нужно было всего-то, чтоб соскочить. Жена обещала приехать. Прождал пять часов, пока не понял — зря жду. А потом перекинули в округ и выкуп отменили до первого слушания уже Кливлендского суда.
Сидеть в тюрьме за двести баксов депрессивно. Но я терпелив.
***
Кэндиленд выкрашен внутри малярами хорошо знакомыми с творчеством Каземира Малевича.  Нарезая круги по бараку я думаю о Малевиче и о том, как бы подружиться с художниками.

Художников в бараке двое — Джеф и Джо. Джеф рисует лубочные татухи и продает их за кофе. Набить портак в Кэнди возможности нет, но те кто практически уверен, что попадет отсюда в лагерь, покупают рисунки про запас, чтобы набить позже — в спокойной обстановке. Вряд-ли Джеф слышал о Малевиче или Пикассо. А вот Джо, наверняка их знает.

У Джо длинные волосы, кропоткинская бородка и лучистые синие глаза за ленновскими очками. Он похож на самого известного проповедника из еврейского местечка Назарет. Фамилия Джо - Дюраж.

«Француз, что ли?» - думаю я, именуя про себя ласково: «дурашка». Дурашка рисует днем и ночью картинки похожие на Гернику.

Я ходил вокруг них и все никак не мог найти способа заговорить с Джо. А Джо, похоже, был еще большим снобом, чем я. Общался он только с Джефом, да и то похоже потому, что оборотистый, явно сидевший не раз и подолгу, Джеф давал ему ручку и бумагу. Сам Джо вряд ли бы мог выкружить снега зимой. Он напомнил мне молодого меня, очутившегося в камере впервые. Я понимаю,что бумага и ручка сейчас для него важнее пищи.

Повод познакомится выпал через пару дней, когда Джефа вышвырнули из Кендиленда.
Джеф громко, на весь барак сказал Шону по кличке «Хайзенберг»: «Повернись на бок, сука, ты храпишь». Неффу это показалось грубостью и он призвал Джефа к порядку. Джеф спросонок сказал Неффу, что он думает о нем и его жене, и матери, тут Нефф и произнес заветное проклятие: «Пэк ёр щит».

Ходил вокруг оставшегося в одиночестве Джо кругами, придумывая первую фразу. Неожиданно поймал себя на мысли, что волнуюсь будто собрался знакомится с девчонкой. Я сильно одичал в последний год общаясь только с героями моего романа. Возможно, и эта мысль меня страшно напугала, что за тринадцать лет счастья с женой, которые кончились так неизящно и пошло несколько дней назад, я стал самым настоящим железным гомосеком. Злость была на весь женский род без исключения.

Я собрался с духом, остановился у Джо и пытаясь провести параллель с собственным творчеством спросил — что сперва происходит, идея рисунка или он начинает рисовать, а идея приходит по-ходу.

Дюраж поднял на меня взгляд сноба и холодно улыбнувшись сказал, что главное начать, потом рисунок начнет рисовать себя сам. Я замер с раскрытым ртом, кивнул и тихо пробормотав: «спасибо» - ушел на новый спасительный круг- собраться с духом.

Он был прав насчет рисунка. В писанине работал тот же закон — достаточно  с разбегу бросится в собственный рассказ, как он оживает. Какой-нибудь абзац, фраза, слово — вдруг с ловкостью фокусника тянут за собой следующий пласт повествования.

Я  подумал, что следующей фразой в диалоге с Джо может быть: «Да-да я знаю как это работает! Я сам великий писатель». Вспомнил американскую поговорку «I'm big in Japan». Тут- то меня никто не знает, а вот в Японии, мой рассказ издали и его даже прочло человек, дай бох, не соврать — четыреста.  Но важнее сейчас произвести впечатление.

- А ты заметил, что наш барак расписывал сам Малевич?

- Ты знаешь Малевича?

- Я вообще-то русский — какой русский не знает Малевича?

-Ха, а мне показалось, что ты пуэрториканец. Так ты и Кандинского должен знать…

К моему стыду, о Кандинском я впревые услышал от Джо в окружной тюрьме. Если бы кто-то сказал мне неделю назад, что меня упакуют в тюрьму и я быду слушать студента кливлендского колледжа искусств о Кандинском, Баскья и абстрактном экспрессионизме, я бы в ужасе перекрестился и трижды плюнул через левое плечо.