Ноль Овна. Астрологический роман. Гл. 6

– Как дела? – Розен рассеянно оглядел тесный стажёрский кабинет, который покинул буквально полчаса назад, бросил обратно на стул свой пиджак, который, с тех пор, как ушёл отсюда, похоже, так и не надел.

– Мы же до завтра попрощались. – Георгий слегка привстал со своего кресла, безмерно удивлённый розеновским возвращением.

– Да начальство – будь оно неладно – влезло со своими инициативами! – Розен сильно, с нажимом потёр лоб, будто хотел вытравить со своей кожи чужое клеймо. – Дебилы, – тихо ругнулся он. – Ненавижу начальство в любом виде, – с вымученной улыбкой пояснил он стажёру.

– У вас телефон звонит, – деликатно заметил тот, вежливо кивая на свисающий со спинки стула пиджак.

Розен, шипя и чертыхаясь, принялся обыскивать карманы, разронял всё их содержимое. Всё это время мультяшные персонажи радостно распевали звонкими девичьими голосами на весь кабинет: «Ты мне поверь, тебе скоро крышка!». Наконец, Розен подцепил длинными пальцами тонкий телефонный корпус, прижал трубку к уху и рявкнул:

– Да! – послушал с минуту монотонное умиротворяющее бормотание. – Нет! – ещё злее гаркнул он. – К ужину можешь меня не ждать! Я сегодня ночую дома! Представь себе, у меня есть и собственный дом! Сейчас? Сейчас я у бабушки. – Трубка удивлённо булькнула. – Да, Гранин, бабушка у меня тоже есть!

Розен резко сбросил звонок и с мстительным «идите нафиг» отключил телефон совсем.

После этого он заметно повеселел, прошёлся по кабинету, потирая довольно руки. Заглянул в чайник и, обнаружив там воду, нажал на кнопку.

– Ну как – нашёл что-нибудь? – он остановился у стажёра за спиной и, сощурившись близоруко, заглянул в монитор.

– Только начал, – виновато вздохнул тот.

– Ничего, – Розен ободряюще похлопал его по плечу. – Время терпит. – Он оглянулся на бурлящий чайник. – Ещё одна чашка найдётся?

– В тумбочке поищите, – благожелательно посоветовал Георгий.

Между окном и диваном действительно обнаружилась незамеченная Розеном в прошлый раз, старая прикроватная тумба, в недрах которой отыскалась для Германа Львовича новенькая блестящая кружка с огромной божьей коровкой на боку.

– Твоя? – Розен брезгливо и настороженно сунул в неё нос.

– Моя – вот. – Стажёр спешно приподнял свою красную кружку, скрытую от розеновских глаз монитором.

– Отлично. – Розен ополоснул кружку изнутри кипятком, вылил горячую воду в стоящий на окне кактус.

– Он не сварится? – обеспокоился стажёр.

– Думаю, нет. Он же в пустыне растёт, а там жарко, – с детской непосредственностью отмахнулся Розен.

Георгий вежливо промолчал.

Чайных пакетика Розен опустил в свою кружку сразу два, выгреб из сахарницы пригоршню рафинада. С блаженством познавшего Дао человека устроился он в уголке дивана и втянул носом прозрачно реющий над кружкой пар. А после первого глотка Герман Львович, похоже, и вовсе отправился прямиком в Нирвану.

– Так что там начальство? – рискнул спросить у подобревшего Розена Георгий.

Тот мило улыбнулся, макнул кусок сахару в кипяток, отправил тающий рафинад в рот и запил его горьким и крепким, как сосновая смола, чаем.

– Ты в папочку уже заглядывал?

– Конечно, – истово закивал стажёр. – Я уже начал работать!

– Ну-с, и какие у тебя впечатления от материала?

Георгий растерялся. Он не совсем понимал, чего хочет от него Розен, боялся сказать не то, что тот от него ждёт, но времени на долгие размышления не было, поэтому он ответил честно:

– Я в шоке от их методов. Не понимаю, как можно так затравить человека, вынуждая его купить новый телефон или оплатить публикацию. Мне кажется, они совсем не соразмеряют прилагаемых сил со скромными масштабами задач. Даже интересно: после общения с ними кто-нибудь выживает, вообще? Каких-то шестерёнок у них не хватает – это точно.

Розен, как охотничья собака, сделал стойку – даже чашку отставил.

– И чего же им, по твоему мнению, не хватает? Конкретно?

Георгий, заранее краснея от того, как по-обывательски звучит его ответ, всё же озвучил своё мнение:

– Человечности, наверное.

– Любви! Им не хватает Любви! – Розен аж взвился от восторга. – Молодец, стажёр! – Он в два широченных шага покрыл расстояние от дивана до стола, схватил Георгия за уши и смачно поцеловал – сначала в одну щёку, потом в другую. – Самую суть ухватил! – поблуждал он растроганным взглядом по багровому от смущения стажёрскому лицу. Розеновские глаза при этом переливались влажным блеском, как мокрые листья под солнцем после грозы. – Снизил градус немного, но это, конечно, мелочи, – с умилением выдохнул Розен. – Те вещи, что наши клиенты с людьми творят, может делать только тот, кто совершенно бессердечен. А Любовь делает человека проницаемым. Понимаешь, да? Через неё ты чувствуешь чужую боль и все душевные движения другого человека. – Он прижал стажёрскую голову к своей груди так крепко, что непонятно было, как у того не треснул череп.

Взъерошив напоследок пугающим экспрессивным жестом стажёрские волосы, Розен за футболку вытащил Георгия из-за стола, доволок до дивана и усадил рядом с собой.

– Ты спрашиваешь, что учудило начальство? – Розен заглянул Георгию в лицо так настойчиво-близко, что тот сумел разглядеть тонкие лучистые морщинки в углах его улыбающихся глаз. – Они предложили наших подопечных использовать в качестве наживки – мол, так быстрей и надёжней всех вычислим и сразу всех и накроем. Понимаешь, да? ЖИВЫХ ЛЮДЕЙ в качестве наживки! Как ты думаешь, это по Любви?

Стажёр энергично замотал головой и Розен одобрил его своей лучезарной улыбкой.

– Смотри. – Он потянулся к свисающему со стула пиджаку, выудил из внутреннего кармана жемчужно-серую с чёрным муаровым отливом книжечку, сунул её под нос опасливо выставившему локоток стажёру (на его взгляд, Розен сел, ну о-о-очень близко; да ещё и за плечи к себе притянул). – Видишь? – Георгий только растерянно моргал глазами. Розен досадливо цыкнул. – Жорик, миленький, ну не тупи!

И Георгий увидел: разноцветные линии в раскрытой карте тянулись в бесконечность, сплетаясь, иногда запутываясь неопрятными колтунами, с другими линиями, утолщаясь, истончаясь, меняя цвет. Особенно выделялась толстая чёрная нить, которая связывала всё, что внутри карты, плотным тугим узлом и также простиралась куда-то в пространство.

– Видишь? – ткнул в чёрную линию Розен. – Видишь, сколько в этом человеке насилия? И по отношению к себе и по отношению к другим. Разве для того, чтобы его остановить, мы должны уподобиться ему? – Розен скривился так, будто его невидимым образом пытали. – А начальство оно всегда – по самой сути своей – склонно к насилию. Где власть, там и насилие. Понимаешь? – Георгий серьёзно кивнул, потому что это он и в самом деле понял. – Ну вот. А они не хотят понимать.

Розен на некоторое время сник, но потом внезапно встряхнулся.

– Пойдём, – бодро и энергично скомандовал Розен. И указал длиннющим своим пальцем на одну из нитей.

– Куда? – с робкой дерзостью посопротивлялся для виду Георгий.

– Увидишь. Я же тебя обещал отвести. Причём сегодня. Обещания надо выполнять.

– Туда, где вершатся судьбы?

– Запомнил? Молодец, – счастливо, словно под кайфом, рассмеялся Розен, вставая и натягивая пиджак.

– Вы уронили что-то. – Георгий указал пальцем на выпавшие из розеновских карманов всякие мелкие вещи. И, недоверчиво понаблюдав, как Розен теряет их повторно, кинулся помогать собирать с пола ключи, мятые чеки и карамельки.


***
– Здесь есть лифт? – удивился Георгий, вертясь в зеркальной стальной кабинке. Его красная футболка отражалась со всех сторон, добавляя серому окружению контраста и жизни.

– Как видишь, – пожал Розен плечами.

– А про судьбы – это фигурально?

– Нет. Просто люди сами их себе и творят. Сейчас увидишь.

Они вышли из лифта не в коридор, как на других этажах, а в огромный высокий тёмный зал.

– Это что – планетарий? – озадачился Георгий, задрав голову в попытке разглядеть уходящий ввысь купол.

– Нет, ну откуда ты такой догадливый? – насмешливо восхитился Розен.

Он щёлкнул клавишей на стене, и всё ожило, загудело, задвигалось, завертелось. У Георгия даже голова закружилась, и он схватился за розеновский локоть.

– Извините.

Розен, похоже, не понял причины стажёрского смущения. Он был занят настройкой загадочного аппарата, сферическим глазом устремлённого в центр купола. Поэтому он только поднял брови, силясь понять, что там бормочет Георгий, да и махнул на него рукой.

– Открывай. – Он протянул стажёру карту, которую они рассматривали недавно в кабинете.

Георгий с готовностью выполнил приказание – он, наконец, снова стал самим собой: энергичным, активным, любопытным парнем.

– А чья это карта? – поинтересовался он, глядя, как снова вытягиваются в пространство разноцветными лучами тонкие линии.

– А того товарища, которым ты сейчас занимаешься.

– Понял. Кажется, он писатель…

– Писатель, – усмехнулся Розен. – Такого писателя на костёр бы раньше… Смотри сюда. Видишь, куда помещено его осознание? Это сектор неустойчивости. Неуверенности. Нестабильности. Вокруг него всё качается постоянно. Он балансирует, хватает руками пустоту и всё не падает, не падает, не падает… Страшно?

Маньяческий проблеск истаял в потемневших розеновских глазах, но отголоски низкого вкрадчивого шёпота всё ещё пускали по стажёрскому позвоночнику ледяные волны. Он дёрнул плечом:

– Напряжённо.

Розен криво улыбнулся.

– Я зову его «певец Пустоты». Вот уж кто действительно нуждается в наших подопечных, так это он. Они же все восприимчивые. Податливые. Они рядом с ним рябью идут, теряют всяческие ориентиры и вслед за ним срываются. А для него это становится доказательством его правоты. Он считает, что показывает им Истину. А показывает себя – тоже какая-никакая истина, – хохотнул Розен. – Он отражается своей неустойчивой сутью в них и утверждается в своём видении. Таким образом, они поддерживают его настройку, уступают его экспансии. А он не знает, что бывает по-другому, и расширяется, как чёрная дыра, потому что одержим идеей одарить своим личным откровением, как единственно верным описанием мира, всё человечество. Понимаешь?

Стажёр неуверенно пожал плечами. Временами Розен казался ему безумцем, который бормочет какой-то бред. Он понимал шестым чувством, что это не так, но соответствовать не мог, как ни тянулся.

– Ладно. Смотри лучше сюда. – Розен снова нацелился пальцем на толстую чёрную нить, тянущуюся из писательской карты. – Следишь?

Георгий напряжённо кивнул. Линия ныряла, ныряла, иногда переплеталась или же путалась с другими, густо заполнившими пространство нитями, и, наконец, влилась в обширное полотно с каким-то сказочным небывалым рисунком – абстрактным и в то же время полным очень личных и очень земных деталей. Полотно колыхалось величаво неохватной, как сама жизнь, панорамой, но нить не терялась в нём – при желании можно было отследить, в какой узор она вплетена, контуром или фоном, откуда она берёт своё начало и как меняет постепенно свой цвет и толщину.

– Понимаешь теперь, в чём их преступление? – негромко спросил Розен у ошалевшего стажёра. – Они пытаются самовольно что-то изменить, не понимая, что нарушают общий замысел, которого не знают, и затрагивают чужие судьбы, которые связаны с теми, что безжалостно кромсают они. Нет в них чувства прекрасного, ощущения причастности этому великолепному полотну жизни. А здесь все – ты и я, наше прошлое, настоящее и будущее.

– А это что? – почти шёпотом спросил Георгий, указывая на прозрачные нити, которые прошивали полотно насквозь – перпендикулярно или под углом.

– Глазастый, – хмыкнул Розен. – Это абстрактные связи – не личные. Ну… с другими уровнями бытия. Образные соответствия, например.

– Ага. – Георгий решил не углубляться в эту тему, потому что снова ничего не понял. – А где здесь я?

– А вот этого знать не положено, – весело ответил Розен и внезапно вырубил электричество. Теперь только писательская карта светилась бледной паутинкой в темноте. – Может, когда-нибудь…

Загудел и клацнул дверями, открываясь, лифт. Свет из лифтовой кабины обрисовал во тьме два силуэта.

– Короче, запомни для начала, стажёр, – придерживая рукой съезжающиеся дверцы, подытожил Розен. – Не видишь связей, не рыпайся. А если видишь, тебе и в голову не придёт такую красоту нарушать. А связано всё и со всем. Усвоил?

– Да, – серьёзно подтвердил Георгий.