Смыслы в подарок

- Рост?
- Сто девяносто.
- Вес?
- Где-то восемьдесят.
- Где именно? – медсестра бросила на него строгий взгляд поверх очков: мол, мы здесь не шутками занимаемся, молодой человек.
- Везде. Восемьдесят, - исправился Макс.
- Когда сдавали кровь последний раз?
- Полгода назад.
- Точную дату помните?
- Сейчас скажу, - он вытащил телефон, открыл календарь, - 20 марта.
- Хорошо. Пересаживайтесь к окошку.
Он не любил сдавать анализы, видел в этом вторжение в личное пространство, попытку влезть в душу, прочитать мысли. Но все равно протянул руку в окошко – сегодня ставки были высоки, нужен был официальный отгул, чтобы поехать в оплаченный папой Дианы, Дии, Ди – его девушки – отпуск.
Медсестра резким движением вскрыла новую упаковку с лезвием и уколола палец – секунда острой боли до пят, и алая кровь уже стекает по капилляру в лунку на планшете, ложится в ряд с остальными, и ты точно можешь сравнить свою душу, багряную или морковную, с другими, оценить ее качество по шкале от 0 до 10, понять, в какой точке спектра находишься. Еще через секунду аппарат подсчитает все твои клетки, белки, углеводы – и не останется ничего личного, ты – открытая книга.
- Третья отрицательная, гемоглобин 163. Проходите в соседний кабинет.
Макс сидел в удобном кресле и смотрел, как темно-вишневая жидкость наполняет пластиковый пакет. Было в этом нечто гипнотизирующее, затягивающее, как отрицательное давление в трубках, что-то, что создавало иллюзию собственной значимости и общности с миром одновременно, будто на свете действительно есть человек, которому ты важен, нужен, жизненно необходим. Вся эта комната, выложенная белым кафелем и наполненная стерильным светом, была создана именно для этого – чтобы отдать 300 мл себя тому, кто в них нуждается.
Это ведь тоже способ борьбы с одиночеством, подумал Макс. Доноротерапия, торговля иллюзией не-одиночества, отношениями, смыслом жизни.
В кармане завибрировал телефон. Смска от Дианы – Ди, его девушки – «Жду тебя в нашем кафе на Невском. Ты скоро?»
Она имела в виду кафе с огромной террасой, цветами и видом на Казанский собор, она любила заказывать там латте с фруктовыми пирожными и жареные на огне овощи альденте, там было тихо и камерно, легкая музыка, люди, говорящие полушепотом, официанты, скользящие по коврам бесшумно.
Он сфотографировал систему трубок, по которым текла его кровь, и отправил ей. «Да».

***
Макс как обычно повернул направо, потом налево, прошел через узкие деревянные двери и поднялся на второй этаж.
Он остановился на пороге: помещение полностью изменилось. В центре стояла круглая сцена и на ней – рояль, роскошный бар у противоположной стены, тяжелые шторы на окнах, множество крохотных столиков, рассыпанных по всему залу, – и все заняты. Темные силуэты скользили в полумраке темно-зеленых светильников, паркет под ногами глухо отзывался на каждый шаг, воздух пах чистыми скатертями, ромом и цветаевским пирогом.
- В первый раз здесь?- спросил у него какой-то парень.
- Я немного заблудился, - пробормотал Макс, - мне нужно кафе «Счастье».
- Они в соседнем здании – переехали, - разочарованно ответил тот.
- Извините, - Макс стал пробираться обратно к двери.
На сцену поднялся невысокий человек в джинсах и ярко-синих подтяжках, зал зааплодировал.
Дверь оказалась заперта.
- Никому нельзя уходить, пока не сыграл наш Карл, - сказала девушка, проскользнув мимо.
- Но, послушайте, я опаздываю на встречу!
Девушка обернулась – серые глаза, простое зеленое платье с открытыми плечами.
- Вас подождут, - сказала так мягко, что он поверил в ту же секунду. Посмотрела на его перебинтованную руку, улыбнулась, растворилась в толпе.
Карл ударил по клавишам, в зале разразилась гроза.
Макс замер на месте, оглушенный громом рояля, улыбкой, зеленым светом светильников, точно перед ним вдруг разверзлась пропасть, и он увидел далеко внизу другой мир, иную жизнь, чужое солнце. Звуки, отрывистые, звонкие, пронзительные, как летний ливень, отскакивали от стен и паркета, резонировали в хрустальных бокалах и, будто смертельная радиация, заражающая навсегда, поглощались темными силуэтами. Макс пытался угадать среди них девушку по тонкости линии плеч, по движениям складок ее платья или легкому наклону головы, но музыка заполняла помещение до потолка, создавая помехи слуху, зрению, равновесию, и все вокруг превращалось в  засвеченную фотографию, скомканную видеопленку, поцарапанный диск.
Карл резко встал и поклонился. Зал топал и что-то кричал. Макс почувствовал, как в кармане вибрирует телефон – пятый пропущенный вызов от Дианы, Ди, его девушки.
 
***
- Где ты был? – спросила она сухо, точно ждала его полжизни, хотя на столе была только одна чашка кофе, едва начатая, - как и в чеке.
- Прости, не знал, что кафе переехало. Случайно зашел в старое помещение.
- В тот хипстерский притон? – Ди вскинула на него полунасмешливый-полуснисходительный взгляд. – Там же ужасно гадко.
Макс вздохнул и подозвал официанта.
- Можно мне мокко с мятой.
Официант ушел.
- Ну и как там? – не отставала Ди.
- Темно, странная музыка, много спиртного. Я сразу ушел.
- Все, как мне говорила Лиля, - кивнула Ди. – Притон. Правильно сделал, что ушел. От этих непонятных людей надо подальше держаться, - Ди улыбнулась широко. - Давай лучше поговорим о нашем отпуске. Это будет лучшая поездка из всех! Я уже говорила, что папа достал нам номера на самой террасе отеля?
- Да, это великолепно.
- Нам нужно пройтись по магазинам. Я хочу новый купальник и несколько платьев, еще шорты, сандалии. Тебе тоже нужно купить новой одежды. Давай в субботу?
- Можем сходить прямо сейчас, солнце.
- Нет, Макс, - замурлыкала она, сжав его руку, - сегодня мы идем на квест с Инной и ее парнем, ты забыл? - потянулась к нему и чмокнула в губы, - глупый.
 
***
Макс снова пришел в хипстерский притон и притаился в самом дальнем углу.
Через пару часов он понял, что это был просто своеобразный литературный салон – его ровесники читали свои стихи, прозу, памфлеты, хорошие и так себе, хотя чаще он совсем ничего не понимал, лишь улавливал многозначительные, но затертые вибрации. Девушка с серыми глазами стояла у окна в медном платье и смеялась, поднимала свой бокал бурбона чуть выше, когда ей нравилось выступление, вслушивалась в каждый слог чутко и серьезно. В какой-то момент их взгляды встретились, она улыбнулась и кивнула ему.
Он спешно отвернулся, сделав вид, что не видит ее.
 
***
 - Мы же покушаем в "Счастье"? - Ди прильнула к нему и скорчила жалостливую мордашку.
Макс не понимал. Он анализировал снова и снова, пытался объяснить себе, что его так зацепило в девушке, в Карле, в этом салоне – мягкость, свобода, лояльность и сглаженность всех углов или то, как он, Макс, себя чувствовал, находясь там, – так, словно мог объять необъятное, был способен на большее, великое, невозможное.
- Макс?
- Конечно, Ди, - очнулся он. - Все, как ты захочешь.

***
Девушку с серыми глазами звали Нина. Она никогда не читала, хотя все верили, что она тоже пишет - никто не мог раскритиковать текст более точно и ёмко. Часто она была резка и непреклонна, заявляла, что «глубина текста – два миллиметра», но если ей нравилось, все вокруг были счастливы, пили бурбон за здоровье автора, звали Карла на сцену.
Однажды курьер принес ей огромный букет каких-то экзотических цветов, и она отправила его обратно.

***
Сообщение Ди в соцсети застало Макса на странице Нины, которую он уже пролистал вверх и вниз много-много раз.
«Хочу себе такого, - фотография котика, - пуфыстик, назвала бы Персиком»
Зазвонил телефон. Голос Ди – мягкий, как замша, тягучий, как карамель в конфете «Коровка» и такой же сладкий – заструился из трубки:
- Привет, почему ты не отвечаешь?
- Немного занят.
- Чем?
- Пишу курсовую, Ди, - с некоторым раздражением ответил Макс.
- Ну, прости, - ее голос сорвался в патоку, - я здесь недалеко встречалась с Лерой, так что скоро приеду.
- Зачем?
- Я соскучилась, - и через паузу, - а ты – нет?
Макс посмотрел в серые глаза Нины.
- …Обсудили бы, куда сходим в отпуске.
- Конечно, приезжай, Ди. Купи только что-нибудь поесть, у меня пустой холодильник.
Он открыл историю браузера и стер все записи о странице Нины.

***
Макс пришел в салон очень рано – еще не было четырех. Ди ходила с мамой по магазинам, он был свободен до глубокой ночи.
Он попросил стакан воды и салат.
- Мне - то же самое, - Нина села рядом за стойку.
Макс замер. Они все еще не были знакомы и не должны были быть, говорить, дышать рядом, заказывать одни салаты и воду, хотя он узнал о ней все, уже нарушив все правила этой игры, этой чертовой жизни с ее моногамией, долгом и дурацкими, трижды проклятыми, чувствами.
Он сосредоточенно донес вилку до рта.
- Похоже, тебе у нас понравилось, - Нина улыбнулась ему, поблагодарив кивком бармена.
- Здесь атмосферно.
- Да, это точно.
Он выпил воды, мысленно посчитав до пяти.
- Почему ты никогда не читаешь свои стихи? – медленно спросил он.
- Я? Я не пишу стихов.
- Но все говорят, что это невозможно.
Нина пожала плечами.
- Не знаю. Но я не могу писать. Разбирать чужие тексты – сколько угодно, но сама я и двух слов в сюжет не свяжу.
- Почему?
- У каждого свой дар. Кто-то создает, кто-то толкует созданное. Это нормально.
- А какой дар у меня?
- Это вопрос не ко мне.
- А к кому?
Она кивнула на что-то в глубине бара. Макс посмотрел туда: зеркальные полки отразили его вопросительный взгляд.
Бармен мыл высокие тонкие стаканы, и звон стекла гулко отдавался в пустоте зала, заставлял вибрировать воздух, резонировал с сердцем. Официанты стелили новые скатерти на столы, зашторивали окна и зажигали светильники. Пришел настройщик рояля и стал натягивать нужные струны.
- В тот раз, - Нина сложила руки на столе, спрятав пальцы в рукава кофты, - у тебя был бинт на руке.
- Я сдавал кровь.
- Ты донор?
- Уже пятикратный.
- Ты щедр.
- В последний раз, - Макс отодвинул тарелку, все еще сомневаясь в том, что собирался сказать, - я почувствовал что-то странное, когда сдавал кровь.
- В смысле? Ты говоришь о боли?
- Нет. Как будто станция переливания крови – это огромная машина, вселенская компания по торговле иллюзиями.
- Что ты не одинок, и на свете есть человек, которому ты дороже жизни?
- Да. Это ведь точно доза жизненного смысла, после которой все налаживается на какое-то время и можно двигаться дальше с пониманием, что ты живешь не зря. Что-то вроде доноротерапии....  Прости, - он совсем смешался, - ты, наверное, не понимаешь, я всегда плохо формулировал свои мысли.
Нина улыбнулась и подняла рукав своей кофты – локоть перебинтован, в центре – красная точка.

***
- Давай на фоне заката, Макс!
Он послушно нажал на кнопку фотоаппарата.
Ди улыбалась счастливо, загадочно, озорно, – до отпуска всего неделя, погода солнечная, Макс рядом - ловя каждый блик солнца своей щекой, вытягивая спину и длинные руки, пытаясь слиться с изяществом морского бриза и утонченностью питерской набережной. Макс смотрел на нее через объектив, чувствуя в груди привычное тепло, умиление, радость, но теперь к ним примешалось еще какое-то чувство. Макс ощущал его остро и точно, он даже нашел в себе смелость дать ему имя - безразличие, и появилось оно в тот день, когда он впервые услышал, как Карл играет в ливень со своим роялем.
- Покажи, что получилось! – Ди подлетела к нему и выхватила фотоаппарат из рук.
- Вот эта неплохая, - сказал Макс.
- Да, мне тоже нравится, - Ди обняла его, - ты мой самый лучший фотограф на свете!
- Это просто ты - самая лучшая модель! – он поцеловал ее.

***
Он приходил на литературные чтения трижды в неделю, учился пить бурбон и понимать смысл текстов. Нина объясняла ему рифмы, метафоры, жесты, погружала его в междустрочье, сознание авторов, в сами буквы и звуки.
- О чем это? Я совсем ничего не понял.
- О любви, - улыбнулась Нина. – Она уже целый месяц пишет о любви. Еще чуть-чуть – и темой ее рассказов станет тоска.
- А что, по-твоему, лучше?
- Жизнь.
- Но ведь и любовь, и тоска – это тоже жизнь.
- Это лишь ее части.
- Но большие части.
- Действительно настолько большие? – она склонила голову набок.
Макс промолчал.
- Почему ты приходишь сюда? – спросила Нина.
- Не знаю.
- Тебе нравится литература?
- Нет.

***
- Нам нужно выехать через два часа, куда ты собрался?
- Нужна новая карта памяти на фотоаппарат, этой не хватит.
- Господи, Макс, почему нельзя было раньше!
- Я быстро, Ди, обещаю.

***
Он взбежал по лестнице на второй этаж, распахнул двери. Нина сидела на высоком барном стуле.
- Я больше не приду сюда, наверное.
- Почему? – она спросила спокойно, точно знала, что так и будет – что через месяц любви наступит тоска.
- Уезжаю.
- Насовсем?
- Нет. В отпуск со своей девушкой. Мы с ней помолвлены с пятнадцати лет.
- Наверное, это тяжело.
- Что именно?
- Все время жить с чувством, что твоя судьба предопределена, и ты ничего не можешь изменить.
- Но ведь это не так.
- Не так? – переспросила Нина.
Он промолчал.
- Останешься сегодня на выступления?
- Будет что-то интересное?
- У нас всегда что-то интересное.
- У меня самолет в семь вечера.
- Сегодня я буду читать.
Он посмотрел ей в глаза – серая сталь светилась в полумраке, просила мягко, но не настаивала, не осмеливалась на большее, чем этот вкрадчивый тон и горько-миндальное сожаление – на его вкус такое же, как и цианистый калий. Он не знал, что ответить: Ди была его фундаментом, землей, на которую он могу опуститься в любой момент, которая была готова подхватить его в любую секунду, вернуть в реальность и накормить в кафе «Счастье», но Нина – она манила в такие дали, о которых не прочитать в книгах, которые можно почувствовать только собственной кожей, как высохшую морскую соль. Она понимала тончайшие движения его души, легко и весело обращала их в слова, объясняла мир с момента самого мироздания, ничего не боясь, играя с добром и злом, превращая одно в другое с легкостью профессионального фокусника.
- Я же принес тебе подарок, совсем забыл.
Макс вложил в ее руку мягкий узкий сверток.
Она развернула его – внутри оказался новый стерильный бинт, холодная подсказка, как не сойти с ума после его отъезда.
- Нина, - произнес Макс полушёпотом доверительно, чуть коснувшись ее руки. – Пришли мне видео своего выступления на почту. Обязательно, хорошо? Я не могу остаться, но очень хочу послушать.
Она ответила не сразу, забинтовала локоть прямо поверх кофты.
- Сначала я сдам кровь.