Монтёр

Где автобан кальмаром распростёр
конечности в предместьях виадука,
чтоб запитаться воздухом, монтёр
поднял наверх затылком крышку люка.

Он полз на свет и выбрался к нему,
под ноги людям вполовину роста,
достав наружу рыжую суму,
кайло и ключ на двести девяносто.

Там отмывался вдоль и поперёк
помойный кот с шерстинками на коже.
Отрезанный от простыни платок
монтёр достал, чтоб вычиститься тоже.

Отёр лицо, и в катышки свалял
кусачую окалину по вые.
Пред его взором ветер прогонял
отхожие предметы бытовые:

Пустую пачку из-под сигарет,
осенний лист, лекало из картона,
плюс полиэтиленовый пакет,
кусок газеты, корочку лимона.

окурки, пыль, обрезки муравы,
бинт эластичный, ссохшийся в циновку,
с разбитой, как на счастье, головы
и порванную на хрен сторублёвку.

Ремонтник, горбясь шахматным конём,
забылся от усталости, бедняга.
По ветру шарфом трепетно на нём
болталась туалетная бумага.

Он сплюнул дальше мчаться жёлтый лист
и наблюдал за рваной сторублёвкой.
А между тем над люком альпинист
парил, подвешен к облаку верёвкой.

Балконы точно яйца Фаберже
цвели и пахли там, где без опаски
на стенке на двадцатом этаже
перемещался он с бидоном краски.

Он вёл работу быстро и легко,
на всех парах - чем далее, тем краше!
Порхали птицы около него,
и реяли, по-видимому, даже!

Пустел бидон, привязанный к бедру.
На то была сегодня божья милость,
Ведь краска, потому как на ветру,
сама собой повсюду разносилась.

В конце концов, когда монтёрский горб
расправился от мусорных ошмёток,
монтёр услышал: что-то на нос "Шлёп!",
"Шлёп!" на затылок, "Шлёп!" на подбородок.

"Да что ж такое?"- он пробормотал.
В нём возмутилось попранное эго.
Неосторожно голову задрал
в непознанную высь, и... "Шлёп!" на веко.

... Судьба зачем-то головы людей
морочит аж до самого погоста:
Кому волшебной палочкой по ней,
кому ключом на двести девяносто.

Судьба! Вот у монтёра почему
ты так непримиримо-неказиста?
Насколько было б тягостно ему,
когда бы не потворство альпиниста?!

За рокотом авто услышав крик,
прошлёпав по фасаду, сталактитом
он свис над окроплённым в тот же миг,
чтоб оттереть его уайт спиритом.

А также рассказать, что за окно,
отмытое от крапинок им лично,
из форточки подали на вино,
А квасить в одно жало - неприлично!

Монтёр, на чём стоит сей белый свет,
судьбу и верхолаза что есть духу
обматерив, собрал свой инструмент,
И оба устремились в разливуху.

Когда уже у столика стоял
и поедал сивуху из стакана,
он всё-равно как что-то потерял,-
о чём-то думал зло и неустанно.

Ему хотя опять же двести грамм
преподнесли - оставили в покое!
Знать, в его жизни - или что-то там!
или случилось что-нибудь такое!

Когда же альпиниста под столом
забыв, стал уходить, надев жилетку,
то содрогнулся всем своим нутром,
услышав прямо в сердце: "А конфетку?!"

Участие Так просто и легко
к монтёру проявили в час досуга,
что слёзы побежали из него
за шиворот - преследовать друг друга.

Его, хоть не убило наповал -
пробрало от волнения до сипа.
Он долго ручку даме целовал,
и много-много раз сказал "Спасибо!"

И как бы ни был рок его тяжёл,
задребезжал художественным свистом(!),
Взял леденец, и радостный ушёл
с сумою на плечах и альпинистом.