Дневник Павла Ф. 90918

               ***

Никуда не пошел сегодня: не смог. Надо себя заставлять? Конечно. Но у меня ощущение, что я заставляю себя делать что-то механическое, не угодное Ему. Самооправдание? И это тоже. Как-то испарилось ощущение праздника, когда «не знаем, на небе были, или на земле». Человек хочет быть счастливым – в церкви, в семье, на работе. А ничего этого нет. Ну да, мир во зле лежит. Каждому дается крест по силам. И как это в Боге можно не радоваться? Несчастливый верующий – это не верующий! Можно быть несчастным в этом мире, но в Боге – нет. В том-то и дело, что прописные истины христианства стали восприниматься с ударением на прилагательном, а не на существительном. И про то, что «смирись» - тоже. Смирись: значит, прими, что все твои несчастья – это счастье, ибо они посланы Им для твоего спасения. Это проще просто понять, а сердце только тяжело выталкивает кровь и молчит.. Не ищи счастья, будет еще хуже. Все твои попытки найти его, оборачивались катастрофой – в этом был ты, но не было Его. Ты хотел, чтобы все было как у всех – семья, место под солнцем, храм. Но желания упали в бездну, даже звука падения не слышно. Осознаешь ли ты свою вину? Да уж точно не до конца. Просто бить себя камнем в грудь, и стенать «я во всем виноват, только я» - это окончательно превратит тебя в психически больного. Надо меняться, но преображает только Христос. Надо меняться и привыкать к одиночеству – тебе же неинтересно с людьми. Только с теми, кого уже нет или кого не было никогда. А ты слишком привязываешься к некоторым людям, и что из этого получается, кроме боли и очередного маленького апокалипсиса? У других получается из этого семья или дружба, а у тебя – сплошная эсхатология. Ты хочешь от них счастья, а в тебе самом его нет, и ты не можешь его им дать.  Раз так, то «концы» света всегда будут происходить в твоем пространстве.. Ты уже привык жить в ритме трагедии – будет ли когда-нибудь иначе? Люди тяготят, а их нужно любить. Это совместимо? Любить на расстоянии – это, конечно, очень легко.. И все время эти сомнения: а любил ли ты кого-нибудь, кроме себя? И что такое любовь? И любовь ли то, что ты называешь любовью? И что имеют в виду люди, которые говорят, что они любят кого-то? Точно ли это любовь? Когда столько вопросов, остается ли место для любви? Для счастья в любви? И может ли быть любовь без слез? Если только ТАМ.. А ты даже своего ребенка теперь не можешь видеть без слез. Да, это наверно счастливая сказка, но в ее конце главные герои, чтобы обрести счастье, должны умереть..
Вот и твой лучший друг умер. Его образ не стерся, просто время отодвинуло его куда-то на боковую ветку метро. Он мог создать ощущение праздника, несмотря на тяжелую и малоизлечимую болезнь. Те места, которые ты посещал вместе с ним – так и остались «нашими», - и теперь там всегда присутствует он. Приходя туда, не приходишь в место на карте, а приходишь к нему. И когда он умер, часть окон внутри тебя навсегда погасла – там теперь темный зал, куда можно зайти, но света больше не будет. Всегда хотелось писать ему письма потом, письма мертвому – это такой известный жанр.. Ведь общение не прекратилось, оно просто перешло в другой формат, и общаться стало намного труднее. По крайней мере, пока.. Отныне – только символы. А он и так был человеком символов, притчеобразным человеком. Его жизнь в чем-то была житием, а у тебя и жизни-то никакой нет, - просто плавание по реке.. И вот он занял то место, которое больше не занять никому, и в сознании образовался этот разрыв, который не залатать никакому времени. А ты все хотел обрести «нормальное счастье», чтобы этой раны не было, но рана есть, а счастье.. Как ты любишь растравлять себя.. И вот ты стал ощущать после смерти еще большее сходство с ним – словно твоя «обычность» утекла через тот разрыв в душе. Ну, депрессия – подумаешь. Но когда она уже почти что образ жизни? Когда с ним произошло это, я хотел понять – почему так? Я не жил в той стране, в которой жил он со своей болезнью, я узнавал его заново, я беседовал с его лечащим врачом. Я чувствовал, какой ад ему приходилось переживать. И, кажется, наступили времена, когда я стал лучше его понимать, ближе, чем даже при жизни. Мы делились друг с другом стихами, но потом обнаружились стихи, каких он не показывал никому, и я вдруг понял, что это уже по ту сторону.. Да, конечно, бывает не только ад религиозный, бывает и ад душевной бездны – они как-то связаны, но это не пережить извне. Я и сейчас думаю: вот эти стихи или вот эта картина – ему бы понравились. Даже представляю, как бы он это сказал, с какими интонациями в голосе.. Рядом с ним всегда происходило что-то, носившее оттенок мистики. Уже позже я прочитал воспоминания Ходасевича о его друге-поэте Самуиле Киссине (Муни) – и поразился сходству с нашей дружбой, в каком-то смысле даже внешнему сходству (в книге было их фото). Даже конец Муни чем-то напоминал его. Видимо, эта история склонна повторяться? Да, мистика, но с бесконечно растущей тревогой..
Сегодня утром я мог бы оказаться совсем рядом с его домом, и пройти через те места, где мы часто бывали. Но это как будто пройти сквозь него. Еще ничего не остыло, и я из раза в раз ловлю себя на мысли – что вот сейчас его увижу, или, - вот он, среди людей, смотрите! Ждешь от него вестей, и порой даже в общение с кем-то или чем-то вторгается ощущение, что это общение с ним.. Солнце уже довольно высоко поднялось, а осень не наступает, увы.. Не думаю, что больше напишу сейчас. Лучи такие длинные, что догоняют меня везде. Но его им не догнать, ибо в том мире и лучи – другие, и солнце, и тепло. И только Бог – Тот же.