Хаос и музыка 8. Между тьмой и светом

Яркий свет галогенной лампы слепил глаза. С боков и позади Сергея уходила в беспредельность темнота. Казалось, весь следственный изолятор, весь Лещанск, вся Россия – погружены в эту тьму. И не существует в мире ничего кроме черного силуэта следователя, угадываемого за снопом света и флюоресцирующих глаз Дзержинского.
Валерий Павлович был раздражен. Он ожидал от Карякина что угодно: очередных фантазий на тему невиновности, попыток свалить вину на сообщников.
"Дайте еще день на размышления, дайте еще день на размышления", – повторял тот как истукан.
Что это – верх цинизма или граничащая с кретинизмом недооценка нависшей над ним угрозы? О чем думал этот субъект целых десять дней? Куда девался запуганный интеллигент, с подкошенными от страха ногами?
Елизаров не знал, чем объяснить произошедшую с Карякиным перемену. Он пытался воззвать к его совести, снова угрожал – Карякин талдычил, как заведенный: "Дайте еще день".
Может разгадка в тех записях, которыми подследственный измарал все тридцать листов казенной бумаги?
Руки Валерия Павловича пересекли границу между тьмой и светом, материализуя из небытия исписанные Сергеем в камере листы. Попав в сноп искусственного света, бумага растворилась в нем. Сергею из центра комнаты были видны лишь синие закорючки букв, лишенные несущей их поверхности.

– Мое глубинное, самосознающее «я», – прочитал вслух начало первой фразы Елизаров и осекся, медленно скользя глазами по тексту.
– Что это? – спросил он минуту спустя.
– Я размышлял. Записывал размышления. Прежде чем в целях сохранения жизни и здоровья взять на себя вину за то, что я фактически не делал....
– Это я уже слышал, – раздраженно перебил его Елизаров. – При чем тут твои размышления и убийства ни в чем неповинных людей?
– Я, может быть, завтра возьму на себя вину, но на мне нет вины. Для того, чтобы лгать...
– А, – махнул рукой Елизаров, – опять старая песня! Не надо мне мозги пудрить, не надо притворяться овечкой. Только ответы по существу. Только по существу – и никаких "я может", "я полагал", "я думал".
– Я...
– Молчать, я сказал!
Валерий Павлович снова углубился в чтение. Иногда его лицо выплывало из тьмы, и тогда Сергей мог видеть глаза следователя. Серые, бесстрастные глаза, с тупой педантичностью изучали каждую строку, но не для того, чтобы соединиться с чувствами и мыслями автора, попытаться понять их, а с целью обнаружения тайного смысла – какие каверзы задуманы автором, каким образом он планирует уйти от ответственности?
…
Почему человек тянется к прекрасному? Потому что наша суть создана не из материи, а из любви. Подобное стремится к подобному. Если «локальные я», сливаются с образами прекрасного, если руки наполняют окружающий мир деятельной любовью, «истинное я» человека очищается, обретает все большую независимость от внешних факторов.
…
Почему самоубийство является тяжким грехом? Ответ один – потому что живое человеческое тело, как совершеннейший инструмент познания и преобразования мира это божественный дар, дающей душе шанс возвыситься в любви.
Если я не приму мер к спасению своей жизни, не будет ли это равносильно самоубийству?
…
Покинув тело, душа самоубийцы, сосредоточенная на окружавшем человека зле, создает «локальные я» страха, подавленности, сливается с хаосом, становится управляемой силами зла и тем самым окончательно теряет свою самость, исчезает, гибнет…
…
Учиться находить прекрасное, сохранять и преумножать его, жить им – вот что возвышает человека, вот что позволяет душе соприкоснуться с божественным. В чем проявляется красота души, в чем проявляется любовь? Ответы даны в Евангелие: накормить голодного, приютить странника, отдать рубашку… Нет в мире ни одной души, которая бы не знала этого.

Страница за страницей исчезали в темноте, но никакого тайного умысла в размышлениях Карякина не просматривалось. Валерий Павлович начинал чувствовать себя обманутым. Недоумение уже готово было смениться гневом, как вдруг в его глазах мелькнуло что-то похожее на восторг поймавшего первую рыбку рыболова.
– Да, много ты напустил туману, чтобы поймать меня на крючок, – поднял он глаза на Сергея. – И как хитро, с какой философской подкладкой, с какой патетикой!
Елизаров материализовал из небытия карандаш и, подчеркивая строки, зачитал вслух:
– Алла! Я знаю, что ты сейчас здесь, в Лещанске. Знаю, не имея тому никаких материальных подтверждений. Знаю доподлинно, как если бы видел тебя, слышал твой голос…
Не это ли знание, не эта ли способность души общаться с родственной душой напрямую – без слов, жестов, взглядов – лучше всего свидетельствует о том, что физическое тело лишь инструмент, лишаясь которого, душа не умирает?
– Ты думал, я поверю в вашу телепатическую связь? – обратился он к подследственному. – Думал, поверю тебе? А следующим шагом придется принять на веру и заявление твоей жены о том, что она якобы сердцем узнала о твоем аресте. О каких тогда сообщниках вести речь? Так что ли?
– Я написал...
– Не держи меня за идиота! Я вижу гораздо глубже, чем ты можешь себе представить!
На какое-то время в комнате установилась тишина. Затем лицо Елизарова снова выдвинулось из темноты. Перейдя на более низкие тона, как бы снисходя к неопытности подследственного, он пояснил:
– Ты не защитил жену и не убедил меня в ваших с ней телепатических способностях. Ты сам того не ведая, сообщил о том, что в СИЗО существует канал, по которому к тебе поступает информация из внешнего мира. Если без вашей помощи, не скрою, мне было бы трудно найти посредника, передавшего в Эстонию сведения о твоем аресте, то теперь круг поисков сузился. Найти среди сотрудников СИЗО того отщепенца, который помогает заключенному в одиночке получать сведения от находящейся на воле жены, труда не составит.
Сергей молчал. Дистанция между тем, что он вкладывал в слова и тем, что следователь извлекал из них, была непреодолимо громадной. Любые слова и построенные из них фразы – суть только символы. Сами по себе они ни чувств, ни мыслей не передают. Лишь тот, кто умом и сердцем способен соединиться с их создателем, способен понять и то, что автор изначально вкладывал в написанное или произнесенное им.
Валерий Павлович даже в страшном сне не мог вообразить себя на месте бесправного, униженного человека, которого принуждают признаться в несовершенных им преступлениях. "Нечем крыть!" – так расценил он молчание подследственного.
Между тьмой и светом снова стали взлетать и падать строчки. Воодушевленный первой удачей следователь выискивал в тексте другие возможные намеки, нюансы, зацепки...
… Если душа всеми фибрами устремлена к высшим ценностям, страдания не сломят ее, а еще более оттенят прекрасное. Страдания очищают душу, ибо сильная душа, проходя через них, не гибнет, но становится еще сильней, еще прекрасней. Великий смысл страданий в воспитании души, в приближении к Богу. А поелику, и принимать их надлежит с благодарностью, не гневливо. Но, Боже упаси, нельзя искать страданий, нельзя упиваться ими – тотчас же будешь отвращен от лицезрения Истины, тотчас в своих «локальных я» лишишься единения с прекрасным и отпадешь в мир скорби и мучений.
…
Царство Божие внутри нас!
Так ли это? Оно одно, а нас много…
Но в своем единстве оно открывается каждому из нас по-своему: как высшая степень совершенства, высшая степень прекрасного. Царство Божие – «истинное я». Вечное, неизменное, прекрасное…
…
Что-то близкое открылось мне в тот вечер на Рыбинском море. Я реально ощущал бездонность души, вмещающей вселенную. Я реально ощущал, как не утрачивая беспредельности, она творит зримые образы. Царство Божие тогда соединилось во мне с небесной Мологой, с ее колоколами, ее музыкой… Симфоническая поэма – лишь слабая попытка выразить в звуках невыразимое. И все-таки, какое счастье творить, руководствуясь столь совершенными образами!
…
Как можно не доверять интуиции? Разве иначе может человек познать подлинную реальность? Сакраментальное "Я существую" и глобальное "Царство Божие внутри нас" мы знаем доподлинно, знаем интуитивно, и никакие логические построения опровергнуть наши знания не могут!
…
И вот оно еще одно зримое торжество интуиции – виолончель! Интуитивно я уже знал, что Алла здесь. Сейчас я знаю об этом держащими смычок пальцами, биением сердца, проникающей в душу музыкой – только скворчонок могла понять, как задыхался я без возможности творить музыку.
– Ба! – воскликнул Елизаров, радуясь очередной находке. – Вот вам и слуховые галлюцинации! Это сколько же надо заплатить, чтобы разрешили в камеру виолончель передать!?
Сергей молчал.
– Молчишь? Ну да – платил не ты, а твои подельники. Твое дело по струнам пиликать. Впрочем... – Елизаров на секунду задумался. – Впрочем, вот и ответ: в корпусе виолончели можно было не только записку передать, но и полное собрание сочинений А.С. Пушкина. Правильно я говорю?
Сергей снова оставил предположения следователя без комментариев.
Поколебавшись в выборе между неожиданно возникшим желанием разворотить подследственному челюсть и необходимостью дальнейшего изучения исписанных им бумаг, Валерий Павлович остановился на последнем.
Между тьмой и светом вновь замелькали строки.
…
Клеточки моего тела, звезда Сириус, Лешка-алкоголик из пятой квартиры – всё в основе своей состоит из элементарных частиц. Миллиарды лет назад они родились в огне Большого взрыва и миллиарды лет спустя после моей смерти, в большинстве своем будут все теми же неизменными частицами. В своей основе материальный мир един. Материальные различия между Лешкой и Сириусом лишь в формах соединения элементарных частиц. Казалось бы, благодаря причинно-следственным связям, эти формы заданы параметрами состояния материи в первый миг Большого взрыва. Все предопределено с самого начала! Нет ничего случайного, свобода – иллюзия…
Ан, нет! Это далеко не так. Интуитивно человек всегда осознавал внутреннюю свободу. Более того, пришел Гейзенберг*, и интуитивные догадки стали научным фактом. Будучи понятием нематериальным, внимание влияет на поведение материальных частиц! Создавая бесконечные количества «локальных я», человек проявляет себя в роли Творца! Вот в чем самая большая разница между Лешкой и Сириусом!
…
Со времен Герцена и Чернышевского на Руси упорно ищут ответы на вопросы: "Кто виноват?" и "Что делать?". Суровеют взгляды, растет подозрительность, недоверие.
На этом пути Истины не достичь.
"Что прекрасней?", "Как сделать мир прекрасней?" – вот вопросы, которые должны волновать взыскующих Истину.
…
Истина (реальность в ее полноте) не имеет ничего общего с тем, что мы видим, слышим, ощущаем. Истина не может быть стесненной причиной и следствием, формами, временем. Истина в ее полноте включает в себя не только творимое, но и Творца. Отблеск Истины в сотворенном проявляется как воплощенная Красота, как Свобода и Любовь… Как пронизывающая весь мир божественная Музыка!

– Кто дал тебе право рассуждать о том, что есть Истина? – не удержался от комментария Валерий Павлович.
Сергей молчал.
– Истину устанавливает следствие.
Сергей не спорил. Его глаза устали от слепящего света лампы. Болела прихваченная сквозняками поясница. Хотелось ни о чем не думать, расслабиться, чтобы свести до минимума раздражающие сознание сигналы внешнего мира. Мозг отказывался реагировать на непрерывно генерируемый следователем бред логических построений.
Неожиданно свет погас.
– Допрос окончен, – сухо проинформировал Сергея следователь.
Валерий Павлович был раздражен не столько молчанием подследственного, сколько очередным проявлением халатности со стороны работников СИЗО, их неразборчивостью в способах получения левых заработков. Разрешить передачу виолончели в тюремную камеру! Такого, пожалуй, в истории российских тюрем еще не было!
Некоторое время после того, как охранники увели Сергея, следователь молча расхаживал взад и вперед по комнате допросов. Потом поднял с рычага трубку телефона, позвонил по внутренней сети Рябухину и попросил его спуститься вниз, чтобы в тишине, без помех обсудить ряд проблем.
Обсуждение затянулось до семи вечера. Затем в комнату допросов был доставлен Владимир Горин, у которого днем раньше в подкладке брюк были найдены наркотики. Известному дебоширу предложили на выбор – либо он будет сотрудничать с оперативной службой СИЗО, либо навсегда лишится возможности получать по якобы тайным, а на самом деле контролируемым операми каналам таблетки фази.
У Горина из-за неполученной вовремя дозы наркотиков уже начинали расширяться зрачки, во рту появилось чувство сухости, конечности рук и ног периодически дергались и дрожали. Организм настойчиво требовал положенную ему дозу наркотиков.
После двухчасового сопротивления Владимир сдался, и сходу получил первое задание – произвести прессовку убийцы Лужкина, Сергея Карякина, так обработать, чтобы тот более всего в жизни мечтал вновь оказаться в одиночке. В тот же вечер Горин был переведен в камеру к Сергею.

* Вернер Гейзенберг (1901 – 1976) – немецкий физик, один из основателей квантовой физики, лауреат Нобелевской премии. В результате многочисленных экспериментов с элементарными частицами установил, что «поведение» последних (проявление волновых или дискретных свойств) в числе прочих причин зависит и от ожиданий экспериментатора.

Окончание: http://www.proza.ru/2018/09/09/400

Оглавление и начало:  http://www.proza.ru/2018/09/04/730