Несостоявшийся Карузо

               
     Мое детство-это пятидесятые и первая половина шестидесятых годов, соответственно, прошлого века прошло в небольшом поселке в Калининградской области, бывшей Восточной Пруссии. После войны почему-то из переселенцев, прибывших на эти земли из центральных областей России, создали колхоз, хотя слово «колхоз» подразумевает создание хозяйства путем объединения частных хозяйств, а у вновь прибывших кроме чемоданов с жалким скарбом ничего не было.
     Колхоз носил гордое имя «Слава», и числился крепким середняком среди подобных хозяйств района. Кто хоть немного знаком с сельскохозяйственным производством прекрасно представляет, что это тяжкий и еще раз тяжкий труд. Бесконечные «битвы» за урожай, за надои молока, за привесы мяса, да и заботы о собственном пропитании не давали местным жителям расслабляться. Но тем не менее после тяжелой трудовой недели в выходные в селе кипела общественная жизнь. На примитивных волейбольных площадках пыль стояла столбом, неподалеку гремели о дощатый настил окованные железом городошные биты. Сейчас мало кто и игру эту знает, а тогда построить фигуры «бабка в окошке», «змея» и прочие мог каждый пацан.
     В поселковом клубе шли репетиции коллективов художественной самодеятельности, которые в праздничные дни устраивали целые концерты. «Столпом» таких концертов являлся, конечно, хор. А далее шли выступления чтецов, танцоров, баянистов, чечеточников и пр.
     К чему я это все рассказываю? А к тому, что в один прекрасный, а как оказалось не очень прекрасный,
день, убей, не помню каким образом, я оказался не среди зрителей, а в числе непосредственных участников такого концерта. Оказывается, я должен был на пару с Колей Арчаковым спеть марш юных «Спартакоцев», не нынешних фанатов футбольного клуба «Спартак», а молодежного крыла революционной партии «Спартак» в Германии.
     Мы встали на краю сцены, баянист (а как же) дал проигрыш, и мы грянули! Почему-то в то время я считал, что чем громче кричишь, тем лучше поешь. И я заорал во всю мощь своих детских легких. Николай, хотя и был старше меня года на два, был маленьким и щуплым, его голос был едва слышен, а если до  моих ушей доносились его слабые отголоски, я добавлял децибел и глушил его окончательно и бесповоротно.
     Так мы допели, вернее доорали первый куплет:
                Мы шли под грохот канонады
                Мы смерти смотрели в лицо…
В самом начале второго куплета Николай вдруг замолчал. Я допел строчку до конца, обернулся к нему и грозно спросил: «Ты почему не поешь?» Коля втянул голову в плечи и промямлил: «Я с тобой больше петь не буду!» «Ах так, рассердился я, тогда марш отсюда!» С этими словами я схватил его за плечо и столкнул его со сцены. Николай приземлился на четвереньки и, не вставая с них, как-от боком, словно краб на отмели ускакал прочь. Зал взорвался хохотом! А я, не обращая ни на что внимания, уже акапелла, так как баянист от смеха уронил баян на пол, мужественно допел (доорал) песню до конца.
                Погиб наш юный барабанщик,
                Но песня о нем не умрет!
Закончив петь, я церемонно поклонился и под нескончаемый хохот зала удалился за кулисы. Таких оваций наш клуб, наверное, еще не слышал. Полный триумф! Но, к сожалению, а может и к счастью, это было первое и последнее мое выступление в качестве певца. Не оценили!
Александр Косульников. Москва                07.08.2010 г. 14:09.