Трещины на дороге

У каждого земного существа своё видение мира, и такая догма ни для кого не станет секретом. Вот только все эти индивидуальности теряются в постоянном однообразии; однообразии тягучем и одурманивающем. В толпе все одинаковы. Когда личность обретается среди себе подобных, все её особенности тускнеют, а их жалкие остатки переплетаются с особенностями прочих в единый грязно-серый ком.

Но Болтун, конечно же, был уникальным исключением из непрерывной безысходности большинства. 

Голубые глаза лениво сверкнули, отразили хаотичные ряды неоновых вывесок, и прикрылись. Обладатель укороченной ярко-оранжевой кожанки с рисунком жабьей головы на всю спину размеренно вышагивал в противоток разношёрстной толпе. Он нисколько не обращал внимания на гневные выкрики и быстрые взгляды, а лишь назло всему миру ритмично покачивал головой в такт раздававшейся откуда-то сверху музыке. Походка сама собой выровнялась под заданный темп и облеклась в ранее незнакомое, необычайно волнующее, особое настроение. Знаете, так бывает, когда проникаешься каким-нибудь посторонним воздействием и начинаешь понимать вещи, что прежде были тебе чужды, а то и вовсе недоступны. 

Музыка эта, а вернее песня, озарила влажные улочки городка всего мгновения назад, а многочисленные их обитатели уже успели высыпать из своих тесных комнатушек, словно встревоженные насекомые.

Давненько злачные просторы Западной Сердцевины не наполняли посторонние звуки. Сколько раздражения и удивления в окружающих людях и бипедах. А посыльному, напротив, новое оказалось в радость. Лёгкая улыбка озарила его светлое лицо. Никогда прежде он не слышал музыку. Знал лишь, что она когда-то существовала прежде.

Есть одна вещь, кою я каждый раз вижу иначе. 
Я в неё не верю, и она ускользает на месте. 
Я хочу отвезти тебя в то местечко в Раш, 
Но никто больше не даёт нам времени… 

Какая же старая и позабытая песня. Болтун никогда не слышал ничего подобного, но сразу же подхватил печальные слова, что звучали на одном из наречий земного языка, и заданное мелодией настроение. Искажённый голос певца вытягивал необычайную глубину своих душевных терзаний и подстраивал его под электронные сполохи столь естественно, что сливался с ними в единое и нераздельное целое. Потрескивающие вибрации отдавались в голосе мягкими ударами и бежали по инертным улицам легко и так непринужденно, что каждый угрюмый прохожий становился чуточку роднее, да и сама улочка занималась куда более приветливыми и жизнерадостным красками. 

Желтовато-белые волосы, похожие на срезанный кончик кисточки, энергично всколыхнулись в такт особенно возвысившемуся звуку, а выцветшие брови сдвинулись в выражении истинного экстаза. 

Каждая прогулка была особенной. Может именно поэтому Болтун выбрал работу доставщика, а совсем не из-за нескольких жалких циферок кредита, которые за неё получал. Земля омертвела не одну тысячу лет назад, но человечеству было на всё откровенно плевать. Муравейник жил несмотря ни на что. И это радовало. Всякая взаимосвязь и случайность складывались в удивительный и неповторимый рисунок. Ежедневно и ежечасно. 

Этот цикл, как и все прочие, стал для Болтуна очередным открытием. Ознаменовалось же оно, как вы уже догадались, древней песней, так сказать эхом из далёкого прошлого, о котором с тихой грустью вспоминал безымянный исполнитель. 

Не сбавляя развязного шага, паренёк хлопнул ладонью по плотно стиснутому карману своих старых джинс, истертых вплоть до самого защитного волокна. Никакой реакции. Пришлось хлопнуть сильнее. Только тогда в руку скользнул круглый, истёртый едва ли не до дыр жетончик. 

В один щелчок пальцев подбросив кругляш на уровне лица, Болтун хотел его перехватить (и перехватил бы), но, как оказалось, будущее было задумано несколько иначе. Застеклённое окно какого-то захудалого бара, мимо которого пареньку посчастливилось проходить, с оглушительным звоном расшвыряло на десятки метров вокруг. Жетончик с жалобным звоном ударился о камни. Благо, что окно находилось на третьем этаже, иначе бы лишиться посыльному своей модной одёжки, а вместе с ней и жизни.

Песня стала громче и богаче на эмоциональные оттенки, что её сопровождали. Значит, она разливалась из развороченного проёма. Болтун почувствовал, как по спине проносится волна мурашек. 

Какой-то престарелый жаб, сгорбленный и явно недовольный доставшейся ему жизнью, не обратил, вопреки всему прочему миру, на произошедшее никакого внимания. А зря. Именно на его пятнистую головёнку и приземлился огромный бородатый мужик, что вылетел следом за осколками из окна.

Мечты сбываются. Недовольства и страдания сушёного бипеда закончились. В напоминание о них осталась лишь рефлекторно подёргивающаяся лапка, комично выставленная из под плотно сбитой тушки верзилы, да раскатившиеся в стороны баллоны с морфием – дешёвый аналог обезболивающих для доживающих свой недолгий век бипедов. 

Впрочем, народ столь внезапную услугу доброго самаритянина отчего-то не оценил и быстренько разбежался по своим невидимым норкам. Даже неизвестно, что перепуганных жителей напугало больше – сам громила, или внушительная, пусть и проржавевшая пушка, прикрепленная на его широченном поясе. 

Жетончик всё так же покоился на улочке, что извивалась в сторону торгового сектора, а его обладатель вопреки всякому здравому смыслу задумчиво рассматривал внушительную фигуру пришельца. Тот с кряхтением перевернулся на спину. Изумрудно-зелёный плащ небрежно откинулся в сторону. 

– Почему старики такие костлявые… – задумчиво пробасил мужик, разглядывая грязную дымку в просвете между крышами. 

Затем каскадер с кряхтением перевернулся на живот и, всколыхнув угольно-черной копной волос, выдохнул: 

– О-ох... В следующий раз надо бы получше выбирать, на кого падать... 

Он подобрал жетон и в несколько неловких движений поднялся. Бросив прищуренный взгляд на грязно-зеленую лепешку, оставшуюся от глуховатого жаба, незнакомец на мгновение наклонился к ней. 

– Эй, дед... Ты б домой шёл. 

Болтун хмурился и без тени страха вглядывался в неоднозначную фигуру. Крупные черты лица и орлиный нос, тёмные глаза и столь же тёмная кожа. Да чего только стоило тяжёлое одеяние с неимоверно старой нашивкой Собирателя. А сам взгляд – безумный и в то же время проникновенный – навевали мысли о каком-то извращённом, разительно отличавшемся от всякого прочего, видении окружающего мира. 

– Я поднабрал немного, – перехватив взгляд паренька, виновато отозвался незнакомец и, хлопнув себя по плотному пузу, вскинул брови. – А так нормас был несколько годиков назад, отвечаю. Классный прикид, кстати. С Макфлая перерисовал? 

Болтун смотрел серьёзно и прямо. Так смотрят только те, кто оставил за своими плечами какой-то особый жизненный этап, недоступный большинству. Болтун был одним из таких. И косой шрам прямо над сердцем служил тому прямым доказательством. 

Выдержав странный взгляд паренька, громила чуть нахмурился и обернулся к близкому входу в бар, из которого уже слышались чьи-то возбуждённые крики. 

– Так, давай без лишней болтовни, светлячок, утомил, – небрежно обронил он и, по-дружески приобняв парнишку за плечи, зашагал с ним прочь, в сторону торговых рядов. 

Грубая ладонь одним отточенным движением выхватила допотопный разрядник из чехла и протянула его Болтуну. В другой руке холодно сверкнул жетончик. 

– Грек за чебурек… Ну или как там… Кароче, последи за моей пушкой, а я тебе побрякушку чуть позже отдам, лады? Век не забуду, Иисусу за тебя словечки замолвлю, кем бы он не был, и плащ свой пречудесный в добавок подарю. Ну чё, по клешням? 

Болтун, лишний раз не раздумывая, просто кивнул и спрятал оружие за пазухой. Громила удовлетворённо прищурился, отстранился и, напоследок подмигнув, необычайно ловко для своих габаритов скрылся в ближайшей расселине между настройками. Вслед его зеленоватому силуэту пронеслось несколько стремительных искрящихся заряда, но, опоздав на какие-то доли секунд, врезались в изъеденную плесенью стену. Из мрака раздался издевательский хохот. 

– И вот я при-ивязался к дру-у-у-угу… – всё отдаляющимся эхом подпевала тёмная улочка в такт заканчивающейся песне. – Потому что знаю, что он откро-о-о-оется как две-е-е-рь…

Преследователями беглеца оказались бипенды-крысы – небольшие гуманоиды, что при беге сильно прижимались к земле. Острые морды зло ощеривались и издавали недовольный писк, а плотно прилегающие к мускулистым телам одежды охранников вместо страха отчего-то навевали улыбку. 

Конечно, на самом деле твари были очень опасны. Крысы не знали жалости. Глаза-бусинки наиболее полно отражали истинную суть улочек, все их пороки. Мерзкие твари был лишь естественной частью этого мира-мусорки. 

– Человек, ты знать сумасшедшего? – внезапно наставил квадратное дуло разрядника на парнишку один из крысёнышей. – Зелёный обманщик с небезопасный пушка... 

Красноватые глазки прожигали насквозь. Но только не посыльного. 

Болтун спокойно покачал головой и продолжил путь. Бипед некоторое время с сомнением наблюдал за пёстрой фигурой, растворяющейся в затхлом воздухе, а затем присоединился к братьям. 

Музыка и бар остались позади. Жабу соскребут с тротуара, и уже через десять минут улочки вновь наполнит мнимая жизнь. Пройдёт несколько циклов, и того несчастного никто не вспомнит Реальность теперь такова. Хотя, может она всегда такой была? Вот уже и прохожие всё так же снуют по своим мелочным делам. 

Ну и чудно. Лучше так, чем глупые порядки с их недалёкими последствиями. В этом мире хотя бы всё знакомо и привычно. Ясно, к чему он придёт, когда мёртвая земля отдаст Белым людям все оставшиеся ресурсы. 

Скрежет мусорных отходников перемежался с причудливой какофонией из призывных сигналов торговых лавчонок, а запахи выливались в самые разнообразные формы, порой самые непредсказуемые и странные. Например, доводилось ли вам когда-нибудь вкушать амбре из пересладкого аромата искусственных красителей и пятидневных органических отходов вперемежку с блевотиной? Если вы живёте выше пределов Сердцевины, то вряд ли.

И всё же мир звуков и запахов в какой-то мере оставался родным. Болтун всегда чувствовал в себе необъяснимую отчуждённость всему остальному миру, а оттого долгое время боялся. И прежде всего он боялся ответной реакции людей на своё естество. Но теперь всё иначе. Мысли стали лучшими друзьями, а ощущения брали вверх над горестями и внешним безумием происходящего вокруг. Теперь он себе доверял.

Уверенная улыбка вновь окрасила лицо паренька в светлые краски. 

– Йоу, ушлёпок болотный, я тя щас грохну! – громыхнул характерный голос где-то справа, в торговом ряду. – Размажу твои желеобразные мозги по всей лавчонке! Я ж предупреждал тя, чувак, десяток циклов назад – мы те защиту, ты нам бабосики. Честным нужно быть, чувак, ага? Да не шебуршись ты, зелень, поздняк уже дергаться... 

Болтун невольно замедлил шаг. Он повернулся на звук и с удовлетворением подумал, что ещё не все приключения на этот цикл закончились. 

Огромный татуированный негроид держал очередного незадачливого жаба за шкирку и тыкал в его голову стволом. Классический бандюган с огромной пушкой и перекаченным телом, напичканым имплантами. Ещё и правая часть тела на киберпротезы заменена. Круто-круто. Всего в таких дылдинах до кучи – мозгов только нет. Каждому своё. 

Рядом стояла чернокожая женщина (по всей видимости, мать грабителя) и, косясь на взбрыкивающегося торговца, осуждающе покачивала головой. Несколько лоснящихся подбородков послушно подрыгивалось в такт ритмичным движениям. 

– Акрил, поставь ты этого пузанчика на землю… – характерно растягивая гласные звуки, приговорила она. – Зелёнка нам нал должен, а не жизнь. Давай-давай, сына, а то снесу ща твою лысую башню к заячьей матери... 

Никто не обращал на семейку и выбранную ими жертву никакого внимания. Какому-нибудь иноземцу это ещё могло показаться странным, но всем прочим подобная реакция была понятна и близка. Такое отношение было разумно. С этим не поспоришь. 

Лягушёнок торговал живой едой. Распространённый малый бизнес, если честно. Никогда не знаешь, что может попасться в обычной пище, продающейся в полусгнивших киосках и мартах. Достаточно сказать, что кусочки чьих-то конечностей в однокредитном пищпайке были не худшим вариантом. 

В ассортименте жаба осталась всего одна зверушка, уродливая и вздувшаяся, отдалённо напоминающая ту же крысу. Только эта была совсем без шерсти и куда жирнее. Противные крохотные глазки возбуждённо бегали по сторонам. Ещё и зубы походили на две изогнутые желтоватые трубки, небрежно обломанные ровно посередине. Мерзость. 

– Ну ма, давай ты ещё, ага… – с механическим шипением полуобернулся к объёмистой тётке негроид. – Ма, я не малой уже… Сам смекаю вещи правильно, ок? Он кочевряжится, жмётся, а мне с ним сюсюкаться чтоли? Да кончу я его ща и всё… 

И повзрослевший громила кончил. 

Неоновые полусумерки прорезала голубоватая вспышка.

Очередная глупая смерть в этом глупом мире. Толпа шарахнулась, но через мгновение продолжила своё хаотичное движение. Когда горы сходят, река по-прежнему несётся вперёд. Лишь несколько быстрых скрытных взглядов выказали в ней подобие волнения. Одной квакухой меньше, одной больше – какая разница? По крайней мере, теперь в торговом ряду хоть поменьше будет невыносимого говора гуманоидных зверушек. Наверняка, многие из прохожих так и подумали.

Впрочем, выстрел Болтуну совсем не понравился. Он даже вздрогнул – а уж вздрагивал паренёк крайне редко. Видимо, то был разрядник старого образца. Не старее, конечно, чем тот, что покоился у него за пазухой, но всё же. В те далёкие времена тишина выстрела ещё мало кого заботила. Были битвы и сопутствующий им грохот. Враги боялись не друг друга, а оружия. Теперь же всё наоборот. 

– Да… ты… сукин сын… – с трудом веря в случившееся, опустошённо прошептала тётка. 

Тёмный взгляд поднялся на незадачливого сынка и полыхнул всеми оттенками ярости. 

И неудивительно. Одутловатое лицо мамаши сплошь покрывала маска из розоватой кашицы. Выделялись одни лишь выпученные глаза. Отяжелевшее тельце жаба нелепо распласталось на земле, а негроид, между тем, с сомнением смотрел на короткую пушку, из конца которой медленно поднималась струйка дыма. 

– Вот дерьмо... – успел буркнуть он перед тем, как его голова коротко дёрнулась от звонкого удара о бритый затылок. 

В следующие минуты задумчивый взгляд парнишки привлекала не перепалка дружной семейки бандитов, не туповатая физиономия негроида, брызжущая во все стороны слюной, и даже не то, как одного из прохожих-бипедов вывернуло при виде разметавшихся останков жаба, а взгляд безымянной зверушки, что после смерти хозяина замерла и теперь просто беззвучно плакала. 

Редкая в этих тёмных трущобах влага медленно вычерчивала на сморщенной мордочке зверька изломанные линии и странным образом завладевала собой всё свободное внимание Болтуна. Тётка злобно колошматила нерадивого громилу по его пустому черпаку, разноцветные вывески нервно подрагивали в такт бесконтрольным перебоям энергии, а зверёк всё плакал и плакал. 

Видимо, жаб был не так уж пуст. Стал бы этот уродец по нему так горевать, будь всё иначе. Болтун решил, что вряд ли. 

И тут звереныш заверещал. С болью так, искренне и пронзительно. Негроид обернулся.

- Заткнись!

Городскую суматоху на краткий миг прервал ещё один выстрел. Случайные прохожие с нескрываемым отвращением покосились на дымящийся грязновато-бурый комок. 

Вообще, парнишка никогда не отличался особой сентиментальностью. И не убивал он ещё. Даже оружие-то прежде не держал в руках. 

Теперь же прорезиненная рукоятка удобно легла в ладонь, а треугольный разрез ствола устремился в сторону распалившейся семейки. 

До чего же древнее оружие. Немногим новее, чем недавняя песня. А что ещё может так испугать, как не какой-то полуразвалившийся проржавевший насквозь кусок железяки, сулящий давно позабытую и страшную смерть. 

– Э-э-э, пацанчик… – торопливо отозвался громила и успел выставить перед собой ладони, прежде чем бледно-фиолетовый заряд ударил прямо в его разукрашенный лоб. 

Разрядник и впрямь оказался древним. Настолько древним, что весь его возможный потенциал, по всей видимости, затерялся в далёком прошлом вместе со сроком предназначенной для него эксплуатации. Когда палец опустился на кнопку разряда, из дула с приглушённым шипением вырвался тонкий сиротливый лучик и оставил на коже негроида едва заметную отметину. 

– Ай… Больно! – удивлённо вскрикнул он и схватился за причинное место. – Ты чо, белобрысина, бессмертный? 

– Вот его кончай, дорогой… – в свою очередь ядовито прошипела тётка, пристально уставившись на парнишку.

Болтун и негроид вскинули разрядники одновременно. Вот только парнишка нажал на кнопку чуток раньше. 

Фиолетовый огонь и куски мяса вперемежку с осколками металла переплелись в сказочном танце и подхватили с собой Болтуна. Прекрасная симфония и невесомые движения, к сожалению или счастью, длились недолго. Ударная волна была такой силы, что худощавое тело паренька откинуло вплоть до самой стены.

Голос города затих. Куда ему было до того противного звона, что заполонил собой всё обозримое пространство и восприятие в целом. 

Зато пахло приятно. Болтуну как-то приходилось бывать в вип-зоне паба, в котором он работал. В тот цикл там жарился самый настоящий шашлык. И то были не те обугленные куски уличного мяса, что с грехом пополам добывали себе на пропитание бродяги, а самый настоящий шашлык со специями из душистых трав и сливочным соусом. 

Теперь парнишка словно бы вновь находился в той самой зоне. Только вот откуда взялся сливочный соус? 

Кожанка безнадёжно порвалась. Да и кеды с джинсами выглядели немногим лучше. Всё в крови и копоти. Всё в топку вместе с этим дрянным циклом. 

Парнишка не без труда преодолел головокружение и встал. Теперь на месте ларька красовался глубокий тёмный котлован в широком обрамлении из остатков дурной семейки и зверушек.

Вновь засновали люди и бипеды. Какой-то молоденький крыс осуждающе покачал головой и нарочито задел ногу парнишки плечом. Болтун проводил его задумчивым взглядом и, лишь сильнее размазав по бледной коже копоть, быстро вытер рукавом лицо. 

– Я, конечно, слыхал, что существуют родственные души, но чтобы встретить свою копию… – раздался приглушённый бас откуда-то сбоку. 

Паренёк обернулся. Подле него вновь стоял тот самый незнакомец, только теперь отчего-то без плаща. Не было на нём и пояса с чехлом. Громила внимательно посмотрел в голубые глаза и вдруг странным образом оживился. 

– О, я уже видел прежде такой взгляд. Грохнул кого-то, да? Можешь не спрашивать, как я догадался… – незнакомец мельком глянул на кучки плоти, разбросанные вокруг. – Прабабка была колдуньей. 

Паренёк с сомнением проследил за его взглядом, а затем, внешне утратив к громиле всякий интерес, спокойно уселся прямо на тротуар, прислонился спиной к шершавой стене. Незнакомец опустился рядом. 

– На, светлячок… – протянул он парнишке жетон. – Сорян, плащ я уже другому приятелю задарил. Так что можешь хренотень мою себе оставить. 

Паренёк взял родную вещицу и молча отдал громиле его разрядник. Какое-то время парочка преспокойно сидела и просто наблюдала за тем, как изрядно помятые роботы-уборщики вычищают все следы короткого боя. Теперь семейка бандитов растворялась не только в памяти очевидцев, но и физически, а месте с ней стиралось и всякое напоминание о бедном торговце с его товаром. А ещё исчезал тот зверёк, что плакал. Странный зверёк. Пожалуй, ему было суждено прожить в памяти дольше всех. 

– Такое бывает, пацан… – после продолжительного молчания заговорил незнакомец, указывая кивком головы на вычищенный участок торговой улочки. – Ты это, фильмец глянь, заточи чо-нить съедобное, бухлишком каким закинься… 

Болтун прикрыл глаза и откинул голову. Острые камни больно врезались в затылок. 

– Психология, все дела, – смущённо пожал плечами громила, так и не дождавшись ответа. 

Худенькая ладонь медленно открылась, и жетончик, что лежал в её центре, выдал над собой подёрнутое рябью изображение. Даже не открывая глаз, парнишка ясно его видел и помнил. 

Далёкая зелёная планета манила и пела. Уже не первый год она обещала каждому новому своему гостю спокойную и полную тихой радости жизнь. 

Картинка жила и двигалась. Красочные пейзажи легонько сменяли друг друга и всякий раз навевали на паренька мнимое ощущение какого-то далёкого счастья, что могло стать частью его самого. Там было бесконечное небо с солнцем и звёздами, деревья и чистый воздух, горы и реки, девственные леса и птицы, напевающие незамысловатые мелодии. На Катибандхуне не было открытого зла и той предрешённой определённости, что пронзала собой каждый уголок Сердцевины. На Катибандхуне жизнь была совсем иной, ещё не тронутой войнами и повторяющими ошибками его обитателей. Там пели птицы. И всё бы ничего, если бы птицы эти вдруг не запели ту самую песню, что сопровождала незнакомца. 

– Ну-у, это в его стиле… – раздался скучающий голос за гранью желаемого. – Он любит своим персам надежды на светлое будущее раздавать. Чтобы, типа, знать, что ими движет. 

Болтун открыл глаза и посмотрел на незнакомца. Тот усмехнулся. 

– Не расстраивайся. Ты явно не кочерыжка собачья, раз он тебе своё драгоценное время посвятил. 

Паренёк решил, что кусочек этой странной истории подошёл к концу. Мечты вернулись в своё привычное хранилище. Карманы джинс хранили жетончик надёжно. Болтун поднялся, но прежде чем продолжить путь, приостановился и оглянулся на незнакомца. 

Он всё ещё сидел на тротуаре. Только теперь смотрел на него. 

– А тебя не переслушать, – абсолютно серьёзно выдал незнакомец напоследок. – Шагай давай, герой. Даст Высший, встретимся ещё... Но лучше не стоит. 

И незнакомец, подобно всем прочим, остался позади. Сумбурное переплетение улочек составляло лицо города, которое всё время изменялось и старело, а затем вновь набрасывало на себя привычные маски. Как и прежде Болтун не обращал на прохожих никакого внимания. Его ярко-оранжевая кожанка с жабой изрядно потрепалась, но шаг остался прежним – всё таким же необдуманным и уверенным. Древняя песня, затерявшаяся в грязных трущобах, всё ещё согревала душу. 

Западная Сердцевина не могла похвастаться смелыми душами. Мир убийц и воров. Мир отчаявшихся и слабых. Но даже в самой беспроглядной мгле, в самой пустой пещере, в самых глубоких земных недрах, тяжёлые камни срываются вниз и высекают о неровный пол искры.

Группа ВК - https://vk.com/taolus