Вперед по дороге, ведущей назад

                ВПЕРЁД  ПО ДОРОГЕ, ВЕДУЩЕЙ  НАЗАД               
               
Перед поворотом Борис Сергеевич притормозил и уверенно свернул с  автострады на дорогу местного значения. Неширокое шоссе прямой линией убегало в даль полей. Он немало порадовался и приличной дороге, и знакомому очертанию лесистого  холма справа. Ещё недавно, лет семь назад, когда он был здесь последний раз, об асфальте только мечтали. А теперь можно ехать, не рискуя застрять в дорожной яме. Значит, живёт глубинка и напрасны панические голоса о её вымирании. 

На восьмом километре он въехал в большое село Марково. Раньше это был колхоз-миллионер, известный в округе успехами в сельском хозяйстве. Здесь были самые высокие урожаи, показательная молочная ферма, образцовая школа. На малой скорости, оглядываясь по сторонам, Борис Сергеевич проехал село и на окраине увидел десятка полтора добротных коттеджей за высоким забором, которых раньше здесь не было. Ещё большее удивление Бориса Сергеевича вызвало новое открытие. На окраине коттеджного квартала асфальтовое шоссе обрывалось, а дальше продолжалась грунтовая дорога, присыпанная щебнем.
   
Ехал неспеша, оглядываясь по сторонам и выискивая старые, сохранившиеся в памяти приметы. Справа увидел приземистые здания с пустыми проёмами вместо окон. Вокруг  всё заросло гигантскими сорняками. Борис Сергеевич вспомнил: здесь была та самая ферма, которая славилась на всю область высокими надоями. Вспомнилось также, как их, пионеров-школьников, привозили сюда на экскурсию, показывали и объясняли, какими будут животноводческие фермы в будущем. Здесь было чисто, доярки и скотники работали в синих халатах, какие-то механизмы помогали кормить и доить коров.  А они, мальчишки и девчонки,  глазели по сторонам, невнимательно слушали объяснение тётеньки-зоотехника, баловались и хихикали. От того детского коллективного действа, Борис Сергеевич погрузился в восторг,  который  не чувствовал в себе много-много лет.

Проезжая мимо заброшенной фермы с выбитыми окнами и выломанными дверями, он подумал, как переменчивы люди, как призрачны их надежды.

Размышлял недолго. Напротив безжизненной  фермы приличная щебёночная дорога закончилась. Дальше продолжалась грунтовка,  с продавленной колеёй и рытвинами. Дорога имела тот же жалкий вид, как и много лет назад.
 
Объезжая рытвины,  выбирая дорогу поровнее, он крутил руль, а думал о том, что встретит его впереди. Замечал в стороне от дороги знакомые поляны и перелески и радовался тихой, с грустинкой, радостью. 
 
До Пискарёвки осталось километра четыре, когда пошёл дождик. Капли дождя застучали по лобовому стеклу, зашлёпали по капоту. Этого ещё не хватало! Собираясь в дорогу, он убедился, что прогноз погоды  никаких осадков не обещал. Как это понимать?

Грунтовая дорога быстро намокла, становилась скользкой. Машина сползла в колею, заскребла днищем. Останавливаться нельзя! Остановишься – потом не тронешься с места. Борис Сергеевич напрягся, всем телом приник к рулю,  своим напряжением помогая машине двигаться вперёд. Японка выбралась из колеи. Остановил машину.  Ехать дальше было рискованно: забуксуешь – помощи ждать неоткуда. Повернуть назад – уже невозможно. Узкая, размокающая дорога не позволит развернуться. Что делать?  Пальцы нервно забарабанили по рулю.

Зачем он сюда поехал? Бросил важные дела и поехал. Зачем?
Принимая решение или берясь за какое-то дело, Борис Сергеевич всегда оценивал возможные последствия. Этому научила его жизнь. Необдуманных решений он не принимал. Даже если рисковал, то рисковал обдуманно. Зачем же, вопреки разуму, он бросился в эту поездку, в которой нет никакого практического смысла?..

Два дня назад позвонила сестра, Наташа, и сообщила, что нашёлся покупатель на родительский дом в Пискарёвке.

Вечером, уже засыпая, он увидел родной дом под тесовой крышей, с резными наличниками на окнах, с широкими воротами во двор – так дом выглядел в годы его детства. Увидел так ясно, живо, что даже почувствовал запах маминых пирогов. В эту минуту к нему и пришла мысль, что деревенский  дом, в котором он не живёт уже более тридцати лет, и в который около семи лет даже не заглядывал, оставался в его сознании родным домом. Теперь же, когда дом продадут и там поселятся чужие люди, дом станет чужим. И в этот  чужой  дом  пути ему уже не будет.

 Заскребла укоризной совесть, напоминая, что он много раз собирался поехать в деревню, погостить в родном доме. Собирался, да так и не нашёл время. А завтра ехать будет уже поздно, не будет у него родного дома. Не будет навсегда. За годы жизни  в городе, он сменил три квартиры, но ни одна не помнится с такой теплотой и нежностью, как родительский дом. Ни в одну из них ему никогда не хотелось вернуться или, хотя бы, посмотреть на них.  А деревенский дом зовёт и тянет к себе какой-то  силой, которая тихо дремала в нём до этой поры и встрепенулась сейчас.

В ту бессонную ночь он и решил ехать в деревню. 
На другой день сделал срочные дела в фирме, отменил все совещания и  деловые встречи  на завтра, предупредил, что уезжает.
 
В дорогу пустился ранним утром, надеясь часа через три быть на месте. И вдруг эта неожиданная преграда: дождь и размокшая дорога…

Дождик скоро перестал. Ветерок разогнал тучи, выглянуло солнце. С осторожностью Борис Сергеевич тронул машину вперёд. Вперёд, в своё прошлое. Справа показалось поле, окружённое лесом. Когда-то, в колхозную бытность, здесь сеяли горох, а они, мальчишки, приходили сюда ватагой и тайно, чтобы никто не видел,  собирали стручки и объедались   зелёным горошком. Теперь поле заросло сорняками, диким кустарником, берёзовой и осиновой порослью. Похоже, ненужным стал людям обширный кусок плодородной земли,  отвоёванный у леса предками ныне живущих.

Дорога подсыхала. Машина шла увереннее, без пробуксовки. Лиственный лес сменился сосновым и скоро дорога вывела на опушку.  Остановился и вышел из машины. Недалеко впереди виднелись деревенские постройки.  С жадностью смотрел в даль, искал с детства знакомые приметы и радовался, если находил их. Для того он и ехал сюда, чтобы почувствовать это состояние души, в котором смешались милая детская радость с волнением от пробуждения первой любви; тепла родительского дома с мечтами юности о великих свершениях  на предстоящем жизненном пути. Позднее, когда покинул родительский дом, у него тоже случались радости, но ничего такого, как в детстве, он не чувствовал в себе никогда.

Вернулся к машине, сел за руль. От опушки пологим уклоном дорога спускалась к реке. Ехал медленно, смотрел по сторонам, чтобы не пропустить следы детства и юности. Поле, что слева от дороги, по-видимому, давно уже не возделывается и заросло сорняками. Зато правое поле красуется строгими, ухоженными рядами капусты.
   
Родительский дом заметил издалека. Он такой же, каким был и раньше. Срублен ещё дедом из толстенных брёвен, отцом фигуристо обшит досками, на окнах окладные наличники с высокими кокошниками изящной резьбы. Борис Сергеевич свернул с дороги, подрулил к дому и через ветровое стекло смотрел на окна. Ему даже показалось, что в крайнем окне мелькнуло приветливое лицо покойной матери. В это мгновение он подумал, что родительский дом – единственное место в его жизни, где он был счастлив. Наверное, потому и стремился сюда, чтобы войдя в дом, вновь почувствовать в себе то состояние счастливой уверенности и надежды, какое помнится из детства и юности. В теперешней жизни он тоже иногда чувствовал себя счастливым, но это счастье было каким-то быстротечным, торопливым, в  деловой суете он почти не замечал его.

Из калитки выбежали мальчик и девочка лет четырёх – шести: восточной внешности, босые, оба в штанишках. С непонятными возгласами они бегали вокруг машины,  заглядывали в салон. Чуть погодя со двора вышла женщина, судя по внешности и одеянию – китаянка или кореянка, окликнула детей, пытаясь утихомирить их шаловливость. Борис Сергеевич вышел  навстречу.
- Ви кому? Здесь никто ни живёт, - с трудом произнесла женщина.
- Я к Наталье Сергеевне, - объяснил Борис Сергеевич.
- Её тут нет, не живёт. Она там, - женщина махнула рукой в сторону города.
- Я её брат, раньше здесь жил. Я только посмотрю дом и уеду.
- Нет, нет. Мы этот дом купил. Это наш дом, - женщина встала у калитки, заслоняя вход во двор.
«Дождался, - подумал Борис Сергеевич о себе с досадой. – Ехал посмотреть дом, а в дом не пускают». Позвонил  сестре, объяснил своё затруднение.
- Дай трубку кореянке, - попросила Наташа и долго что-то объясняла женщине, пока та поняла и согласилась.

Следом за женщиной вошёл во двор. Знакомые постройки и даже запах напомнили о множестве событий, дел и размышлений, случившихся здесь, во дворе, или связанных с ним. «Как же я по тебе соскучился!» - признался Борис Сергеевич. Но уже многое изменилось. Разобран деревянный сарайчик, нет загона для скота.

Женщина стояла на пороге в дом, настороженно ожидая, когда незваный гость закончит осмотр двора.

 В доме  было прохладно и темнее, чем на улице. В этом углу когда-то стояла большая русская печь. Борис Сергеевич помнит, как мама готовила в ней еду, помнит вкус маминых блинов и топлёного молока. Но печь давно уже разобрали. Здесь у стены стояла  кровать, на которой он спал, когда учился в школе. На месте той кровати и стола, за которым готовил  уроки, стоят теперь другие, ему незнакомые предметы. Пуста и боковая часть стены, где раньше висели семейные фотографии.

Он хотел пройти в другую комнату, но передумал, побоялся, что и там он встретит не родное и милое, а что-то чужое.  Восторг и волнение угасали, вкрадывалось  ощущение разочарования. Нет, нет, он по-прежнему считал, что детство и юность были для него самыми счастливыми годами. Но где-то в глубине его сознания рождалось сомнение:  а хотел бы он вернуться в те условия жизни? Хотел бы он пожелать своей жене, чтобы она, как и его мама когда-то, ежедневно вставала спозаранку, разводила в печке огонь и в чугунках готовила для всей семьи еду?  Чтобы за водой ходить к колодцу с вёдрами, и в любое время года – в мороз и в дождь, бегать по нужде в уборную за сарайчиком. Хотел бы он пожелать своим детям той жизни и того счастья, которое он теперь, задним числом, так трепетно ценит?
         Нет, не хотел бы! . Не готов он пожертвовать своим благополучием и благополучием семьи ради былой душевной уверенности. Почему же, не глядя на бытовые трудности, он стремился сюда, нестерпимо тоскуя по атмосфере родительского дома? Зачем  приехал?

Что-то толкнуло его назад. Шагнул через порог, минуту постоял во дворе и вышел на улицу с новым убеждением: здесь ему делать нечего. Всё здесь создавалось и содержалось родителями, которых нет в живых. Без них утратился дух родительского дома, хотя сам дом – вот он, стоит почти такой же, как и прежде. Эта мысль пришла к Борису Сергеевичу только сейчас, неожиданно, и стало ясно, что ему делать. Махнул рукой на прощание новой хозяйке и по узенькой, не сильно наезженной дороге направил машину к деревенскому кладбищу.

Два холмика, два простых железных креста в одной ограде – последнее прибежище отца и матери. Внутри ограды и подле неё всё чистенько убрано; ограда и кресты аккуратно выкрашены. Борис Сергеевич с благодарностью подумал о сестре. Это, должно быть, её стараниями  поддерживается порядок. Сам-то он, ссылаясь на дальность проживания и непомерную занятость, не проявлял большой заботы.

Со стороны кладбищенских ворот послышался шум машины, хлопнула дверца.   
- Борис, Борис, ты где? – громко звал  чей-то едва знакомый голос.
Оглянулся. По тропинке между могил к нему пробирался высокий мужчина. Не сразу узнал  Борис Сергеевич школьного товарища.
-  Витька, ты что ли?
- Не узнал? Редко приезжаешь, - мужчина тряхнул густой, начинающей седеть шевелюрой, и они обнялись.
- Мне уже сказали, что ты приехал и подался на кладбище. Я всё бросил и скорее сюда, а то ведь уедешь и в гости не заглянешь. Вам, городским, всё некогда. Я и сам, признаться, здесь редко бываю, - признался Виктор и, кивнув на ухоженные могилы, продолжал. – Это всё жена моя, Дуся, хлопочет.  И мои, и её родители тоже здесь недалеко похоронены. Вот она все заодно и обихаживает.
- Так это Дусина работа? – удивился Борис Сергеевич.  Было стыдно, что ни у него, ни у сестры не нашлось времени для ухода за родительской могилой.
- Старики умирают, а молодых в деревне почти не осталось, все поразъехались кто куда. Скоро старых хоронить некому будет. И за кладбищем никакого ухода. Сам видишь, заросло всё сорняками да кустарником, - продолжал Виктор.
- Кто же на полях да на фермах работает? – спросил Борис Сергеевич.
- Какая работа? – удивлённо воскликнул Виктор. – Никому ничего не надо. Поля заброшены, фермы разорены, техника разворована. На нашей плодороднейшей земле мы уже сколько лет ничего не производим. Раньше здесь по тридцать центнеров с гектара пшеницы собирали?  Сейчас с нашей земли можно по сорок брать, да никто не хочет. Для этого работать много надо. А телевизор смотреть легче.
- Когда сюда ехал, на поле за рекой капусту видел, кто-то же её выращивает? – перебил Борис Сергеевич.
- Вот, вот. Капусту выращиваем, только не мы. Тут у нас уже третий год артель корейцев землю арендует. Сначала выращивали только капусту. Работают они, не разгибая спины, от зари до зари. Капуста у них такая, что залюбуешься. В этом году посеяли для пробы кабачки и картошку. Уверен, что и кабачки с картошкой тоже вырастят на славу. Кое кто из этих корейцев капитально осели у нас в деревне, дома купили, хозяйством обзавелись. Да что далеко ходить, ваш-то дом тоже, говорят, кореец покупает. Наших-то ребятишек на улице теперь не увидишь, всё корейчата бегают. Такие вот у нас дела, - невесело заключил приятель.
- Сам-то как живёшь, чем занимаешься, где работаешь? – спросил Борис Сергеевич.
- Я теперь работаю сам у себя, фермером стал. Раньше такое бы и в голову не пришло. А что делать? Колхоз умер, всё, что от него осталось – разворовали. А семью кормить как-то надо, вот и приходится крутиться. Бычков я откармливаю.  У бывшего колхоза взял в аренду старый телятник, привёл его в порядок, покупаю телят-бычков, откармливаю до товарного веса и продаю мясокомбинату. Тем и живу.
- Кто же у тебя работает?
- Сам работаю, жена работает, дети помогают, да ещё два наёмных скотника. На сезонные работы ещё нанимаю. Но с рабочими дело плохо. По всей деревне не найдёшь десяток мужиков не пьющих. Спивается народ, работать не хочет. Скоро, наверно, и я буду корейцев нанимать, - Виктор вздохнул досадливо и переменил тему. – Поедем к нам. Как живу – посмотришь, поговорим без спешки. А то ведь, когда ещё приедешь?  - Он встал и направился к выходу. – Я тебя там подожду.

Старый рубленый дом Рыжиковых Борис Сергеевич хорошо помнит. Но теперь на том месте стоял другой дом: кирпичный, с большими окнами и высокой мансардой.
- Это наш дом, - с явной гордостью сообщил Виктор, когда они вышли из машин рядом с домом. – Пять лет его строил. Всё, что зарабатывали, в него вложили. Зато теперь места в нём хватит и нам с женой, и семье сына. Я считаю, что человек должен жить там, где родился: в той местности, в том городе или деревне. А лучше всего – в том же доме, где жизнь начинал. Это и для здоровья полезно и психику укрепляет. Старый родительский дом мне пришлось сломать: маловат он стал, да и обветшал за многие годы. А новый дом, как видишь, построил на том же, обжитом дедами-прадедами месте, хотя был у меня участок земли просторнее, чем этот. Здесь и мы с женой век свой доживать будем, и дети-внуки пусть здесь живут.

Позднее, когда вошли в дом и хозяйка усадила всех обедать, Виктор с охоткой и с горечью рассказывал о деревенской жизни.

- Жить в деревне можно, но трудно. Работать надо много. За одну и ту же пригоршню удобств нам надо вдвое больше положить труда, чем у вас, в городе. Да так всегда и было, всегда в деревне пота больше. А кому это надо? Вот и бегут все в город, где удобств больше и дешевле, – он  прервал свой рассказ. – Выпить не предлагаю. Знаю, что не будешь, так как за рулём, - помолчал и продолжал о деревенских проблемах. – Помнишь Саню Рогова, в нашем классе он учился, какой был механизатор - золотые руки! После колхоза он стал неплохо зарабатывать, а потом спился, напрочь. Похоронили мы его. И таких в деревне много.

- Сейчас о фермерстве много говорят, будто бы оно спасёт наше сельское хозяйство. В Пискарёвке-то много ли фермеров? – поинтересовался Борис Сергеевич.

- Пробовали кое-кто фермерское дело, да бросили. Капитал нужен, а где его взять? Быть наёмным работником – меньше хлопот. Можно сказать, что осталось нас, кто ещё фермерством занимается, только трое. И то неясно, долго ли протянем. Дерут с нас  все, кому ни лень. Многие деревенские смотрят на нас, как на врагов, богатеями считают. Завидуют, что я дом построил, машину купил. А то не видят, что и я, и вся моя семья пашем с раннего утра до позднего вечера, не зная выходных.

Было уже далеко за полдень, когда Борис Сергеевич тронулся в обратную дорогу. По пути завернул к родительскому дому, но не остановился. Посмотрел на него внимательно и тихо проехал мимо.

Удаляясь дальше от деревни, он мыслью возвращался к тому, что сегодня увидел, услышал, почувствовал. Теперь ему казалось, что встретил там совсем не то, что ожидал встретить, не почувствовал того счастливого состояния, которое хранилось в его памяти и к которому он стремился.  Почувствовал сожаление, что теперь его память о деревенском детстве и юности, как о самой счастливой поре, будет затенена новыми, не столь благоприятными впечатлениями. Будто потерял он тот островок, на котором мыслью отдыхал в трудные моменты жизни, который иногда придавал ему дополнительные силы.

Машина вздрагивала на ухабах разбитой дороги. Борис Сергеевич крутил баранку, выбирая колею  поровнее и торопил авто: скорее  назад, туда, где начинается ровная, современная дорога и где он живёт теперь.