Зачем нам жизнь дана?

ИВАН ВЛАСОВ - http://www.proza.ru/avtor/ivanvl -  ЧЕТВЁРТОЕ МЕСТО В КОНКУРСЕ «ЛАУРЕАТ 51» МЕЖДУНАРОДНОГО ФОНДА ВЕЛИКИЙ СТРАННИК МОЛОДЫМ

    …Боль трудно отпускала его, огрызалась, цепляясь, пульсируя, не торопясь уступить место покою и безразличию.
    Сколько ему осталось? Он не боялся смерти. Единственно, что его беспокоило – так и не нашел ответа на мучивший на протяжении всей его жизни вопрос. И сейчас на пороге небытия не оставил еще надежды отыскать оправдание своей уходящей жизни…

    – Мама, для чего мы живем? – спросил семилетний Олег у матери.
    Мама уронила на него растерянные глаза, всполошилась. Стала что-то говорить о любви, полезности, долге…
    Замолчала, улыбнулась неловкой своей улыбкой и виновато развела руками:
    – Не знаю.

    С такой же растерянной улыбкой она лежала в гробу, как бы удивляясь: что она здесь делает?
    Его безуспешно отрывали от нее. Неужто никто не видит? Она просто устала, ей смертельно хочется спать? Вот сейчас дрогнут ресницы, раскроются веки…
    С трудом все же оторвали, не понимая, что разорвали его на две части. Одну опустили с ней в могилу.

    Воспитанием Олега занялась бабушка. Жили они тяжело и бедно, отчего поиск смысла жизни на некоторое время потерял актуальность…

    Школа, выпускные экзамены, институт.
    Нашел!
    Ее звали Надя. Самая красивая на факультете, она легко и непринужденно стала для него “единственной”. Для этого ей не потребовалось никаких усилий, просто неосмотрительно выделила среди прочих. Тогда-то он и решил, что знает ответ на свой вопрос – она стала его миром, его вселенной, с ее именем он засыпал и просыпался, шептал его во сне...
    Бросила его она еще легче, чем завоевала, и не после каких-то там долгих ссор или разногласий, а просто как ненужную использованную вещь, ничего не объяснив, даже не извинившись.
    Он был небогат, а она, приехавшая из провинции, хотела получить все и сразу.

    Заперся в ванной и спокойно рассек вены, с интересом наблюдая, как из него, расходясь алыми разводами в воде, истекает потерявшая смысл жизнь.
    Пришел в себя в больнице, спасли его соседи снизу – залил их водой.

    Обезумевшей от горя бабушке пообещал, что такое более не повторится, для себя же решил, что любовь к женщине никогда не станет смыслом его существования.
 
    Спустя год бабушка умерла. Олег стал обладателем двухкомнатной квартиры и одиночества. Насладиться одиночеством ему не дали.
    Через полгода порог его квартиры с двумя чемоданами решительно переступила Вера – другая его сокурсница, пообещав ему любовь до гроба, счастливую жизнь и маленькую девочку.
    Последнее обещание она выполнила, даже не попытавшись выполнить остальные, поскольку обрела уже отметку в паспорте. Жену он не любил, и невыполненные ею обещания воспринял с равнодушным спокойствием – обман женщины для него уже не был неожиданностью. Зато всю нерастраченную нежность сконцентрировал на дочурке, отдав ей всего себя без остатка.
    Забавная малышка. Чистые глазки, пытливый взгляд, неожиданные вопросы, ставившие его в тупик, горький плач и веселый заливистый смех, капризно надутые губки, требование каждый вечер придумывать новую сказку, и, увы, частые болезни, и, как следствие – сидение у ее постели по ночам.
 
    Видимо, судьба не прощает слишком сильных чувств.
    К четырем годам его малышка стала чахнуть. Последовал страшный диагноз!
    Два года безуспешной борьбы с неизлечимой болезнью отняли у него дочурку и обретенный, казалось, смысл жизни...
   
    Олег абсолютно не понимал, почему все, кого он сильно любил (мать, бабушка, дочь, любимая), так легко и просто оставляли его, зато навсегда уяснил для себя, что безграничная привязанность к кому бы то ни было, не может составлять смысл бытия.
    С женой разошелся, не в состоянии даже находиться с ней рядом. Получив причитающиеся квадратные метры жилплощади, она не стала возражать.

    К тому времени Олег закончил аспирантуру, защитил диссертацию и ударился в науку, зарывая в работе невосполнимую боль утрат.
    В НИИ, где ему дали лабораторию, он исследовал проблемы передачи информации и достиг в этом больших успехов, предлагая для повышения достоверности передачи привносить у ее источника, заведомо рассчитанные искажения, что компенсировало ошибки при передаче. Получил много патентов на изобретения, готовил докторскую диссертацию, да развал страны поставил крест на его исследованиях, лишив финансирования его работы и смысл их продолжать.

    Таким образом, он лишился еще одной иллюзии.
   Зато свою теорию внедрил в жизнь, и теперь, когда ему следовало решить какую-либо проблему, протянуть нужное решение, в суть вопроса, в приводимые аргументы он привносил заведомо рассчитанные искажения, и в результате добивался необходимого результата.

    В угоду новым веяниям Олег решил заняться бизнесом,  и, что любопытно, легко в этом преуспел. Занялся менеджментом научных и инженерных работ, находя их по Интернету за рубежом, и набирая команду исполнителей на родине.
    Заимев достаток он, наконец, обрел финансовую независимость, находя в этом немалое удовлетворение. Но это не могло стать смыслом его жизни, а лишь инструментом.
    Не мудрствуя лукаво, он принялся реализовывать известный алгоритм: посадить дерево, построить дом, вырастить сына.
    Родить сына сам он не мог, остальное ему было подвластно.
 
    Сама судьба, казалось, перебежала Олегу дорогу. Как-то зимой на пути его машины оказалась собака, за которой рванулась женщина. Он “дал по тормозам”, но женщину все же зацепил. Под колесами по странному стечению обстоятельств оказалась Надя – его первая любовь.  Потерпевшая отделалась легким испугом.
    Пригласил ее в ресторан, дабы замять инцидент. Увидев, насколько он изменился – стал успешным, уверенным, она поразила его в самое сердце, заявив, что напрасно он тогда так легко оставил ее, что она всю жизнь его помнила и ждала, и готова возобновить любовь.
    Надя оставалась все еще привлекательной женщиной. Он не любил ее, как прежде, но не стал перечить судьбе.
    Для соблюдения формальностей Наде следовало еще развестись, и что знаменательно – именно с тем, к кому она тогда от него столь резво переметнулась.
    У них родился сын, но полюбить его так же, как когда-то любил дочку, не смог, не получилось. Разучился любить?

    Что ж, дерево Олег посадил, дом построил и с сыном не задержался.   Казалось, цель жизни достигнута! Он богат, имеет сына, красивую жену, дом, машину, дачу – что еще надо?

    Так ведь надо! Так распорядилась судьба!
    Как-то, увидев, что в их офисе давно не убиралось, он попенял секретарше.   Позвонили уборщице, недавно работавшей у них, никто не отзывался, и по дороге домой решил заехать к ней.
    На звонок Олега в дверь никто не отозвался, но дверь оказалась незапертой. Нерешительно толкнул.
    В единственной комнате на диване лежала изможденная молодая женщина без признаков жизни. С трудом узнал в ней уборщицу, которую и видел-то всего несколько раз. Коснулся ее лба – она вся горела. Вдруг женщина приоткрыла глаза, стала умолять:
    – Не увольняйте меня, завтра же выйду на работу!
    Силы оставили ее, глаза закрылись.
    Этого не хватало!
    Вызвал “скорую ”. Врач приложил стетоскоп к груди женщины, покачал головой. Он очень сомневался, что довезет ее до больницы, а если это случится, пусть благодарит судьбу и своего спасителя!
    Так начался важный этап в жизни Олега. Впервые за много лет он почувствовал, что кому-то жизненно необходим.
    Надежда у него была, Вера – тоже, осталось найти Любовь. Люба – так звали спасенную им женщину.
    Каждый день ездил к ней в больницу, возил лекарства, еду, удивляя ее – давно о ней так никто не беспокоился, пожалуй, что и никогда!
 
    Спустя месяц Олег заехал к Любе домой с гостинцами – она уже неделю, как выписалась. Прихорошилась, ей до смерти хотелось ему понравиться.
    Пили чай. Неловкая улыбка оживляла ее изможденное лицо. Прощаясь, без всякой задней мысли поцеловал. Подставила губы, но не отпустила поцелуй. Прислонилась к нему истощенным телом, стала “стекать” на пол.
    Испугавшийся Олег подхватил на руки невесомое тело, уложил на постель, укрыл. Она лежала, глядя на него отчаянными, умоляющими глазами, не выпуская руку.
    – Согрей меня! – неожиданно попросила она, забыв, что до сих пор они были на “вы”. Удивился несказанно, но отказать не решился. Прижалась к нему. Ее била крупная дрожь.
    – Замерзли… замерзла?
    Люба покачала головой:
    – Я хочу тебя!
    Олег лежал, сраженный ее откровенностью, не в силах найти происходящему какое-либо объяснение. И вдруг (какой бред!) ее желание передалось ему! Отодвинулся, но она уже почувствовала…
    Господи! Что она творит?!! Такого откровения, таких безумных ласк ему еще не доводилось испытывать...
   
    Откинулась на спину, обессиленная, натужно, прерывисто дыша. Лицо утратило краски, глаза закрылись.
    – Тебе нехорошо? – встревожился он. Люба не проявляла признаков жизни.
    Стал трясти ее.
    – Не умирай!
    Гробовое молчание, наконец, ресницы ее дрогнули, лицо тронула улыбка:
    – Не кричи так! Да, я умерла, но мне невероятно, невыносимо хорошо!
   
    Теперь он стал частым гостем у нее, ныряя в любовь, как в теплое, ласковое море, склонное, впрочем, к непредсказуемым штормам и столь же неожиданному затишью.

    Нет, он не испытывал угрызений совести перед женой, и вовсе не потому, что она когда-то столь легко его бросила.
    Впервые в жизни он познал любящую женщину, женщину, которая отдавала всю себя без остатка – неистово и самоотверженно, без расчета на благодарность.
    Люба стремительно выходила из болезни, обретая былую привлекательность. Вернулся румянец, стекая в образовавшиеся ямки на щеках. Тело налилось, груди и бедра округло обозначились.
   
    Куда девалась та изможденная женщина? Она исчезла, явилась другая, что опрокидывала все его представления, о том, какой может быть любящая женщина,  существует ли грань между нежностью и неистовостью, стыдливостью и вседозволенностью любви.
   
    Люба поведала ему свою нехитрую историю.

    Филолог по образованию, она и муж работали в учебном институте.
    Детей у них не было, точнее, не получались, “соскакивали”.
    Заболела мама, Любе пришлось много времени уделять больной. Нередко оставалась у нее на ночь.
    Однажды удалось вырваться домой к мужу.
    Поздно – ее супружеское место было занято. Скандалить не стала. Тихо ушла и столь же тихо развелась – делить было нечего.
    Мать стала “лежачей”. Денег и времени не хватало. Пришлось бросить работу в университете. Устроилась уборщицей на нескольких фирмах, в том числе и в их офисе. Недавно мама отмучилась. Два года напряжения не сказались даром – слегла сама.
    Остальное он знает.

    Опекая Любу, помогая ей, Олег испытывал ни с чем не сравнимое чувство удовлетворения, полноты жизни. Видеть ее счастливые, лучистые, благодарные глаза обрело для него наивысший смысл – знать живет не напрасно.
    Устроил ее работать на фирме своего партнера, пришлась к месту.

    …Шло время.
    Качество жизни Любы резко возросло, что позволило ей покупать дорогие вещи, мебель, обставить квартиру. Теперь ему трудно было вспомнить ее былую, видя перед собой безукоризненно одетую, невозможно привлекательную, знающую себе цену женщину.
    – Это все из любви к тебе, – объяснила она.
    Он же, напротив, стал охладевать к ней, потребность в нем постепенно отпадала, чувства теряли остроту. Когда он “милость к падшим призывал”, Люба была ему милей.
    Разумеется, она, нынешняя, нравилась ему гораздо больше, а по-женски налившаяся плоть и вовсе доводила до безумия.
    Но, видимо, в каждом человеке сидит неистребимое желание ощущать себя благодетелем, да и чего греха таить – предрасполагать к тому.
    Люба чувствовала его охлаждение, мучилась этим. И тогда со свойственной ей прямотой потребовала:
    – Я хочу от тебя ребенка. Мне не важно – будешь ты моим мужем или нет. Ребенок должен быть от любимого мужчины!
    Олег знал, что лучшей женщины ему не найти, но, видимо, в нем остался и был жив страх потери, ведь все, кого он раньше беззаветно любил, покидали его, ответил:
    – Я не в силах дать тебе того, что ты заслуживаешь, любить же тебя так, как ты, не могу, не умею, разучился.

    Люба не приняла его аргументы. Однако, спустя некоторое время сама перестала звонить ему, отвечать на его звонки.
    Он спохватился, забеспокоился, пожалел о сказанном.
    Но не его откровенные слова стали причиной разрыва. Жена. Надя не преминула с вызовом сообщить ему, что “славно перетерла” с этой б…
    Произошел нелицеприятный разговор с женой, в котором та предупредила, что она его так просто не отпустит – пусть сначала обеспечит ей и сыну безбедную жизнь, а после этого катится на все четыре стороны.

    Так Олег и сделал, оставив ей дом, дачу, машину. Сам же вернулся в свою старую квартиру.
    С сыном как-то еще поддерживал связь, но та, кого он когда-то любил больше жизни, перестала для него существовать...

    Разобравшись с женщинами, Олег потерял всякий интерес к деньгам – ради чего и кого стараться?
    Покинутый всеми, он уединился в отчем доме, стал “прикладываться”.
    Тогда-то его и нашла она, единственно любящая. Вусмерть пьяный он лежал на скамейке возле подъезда своего дома.
    Утром Олег с трудом проснулся, голова нестерпимо болела. На нем и на постели – свежее белье. Комната сверкала чистотой. Подле себя с удивлением обнаружил спящую женщину. Дотронулся, та повернулась к нему.
    – Люба? Откуда, как ты здесь оказалась?
    Она молчала, глаза ее наполнились слезами сочувствия, эмпатии. Была сама нежность. Олег медленно оттаивал – она прекрасно знала, как его утешить…
   
    Они лежали утомленные любовью, расслабленные. Ему было невозможно хорошо.
Люба смотрела на него, как смотрела когда-то мать – любящими растерянными глазами. Его душа плавилась в лучах ее очей, глаза жгло от слез, от ощущения трудно пробивающейся любви, которую он смертельно желал, но боялся еще больше.
   
    – Зачем я тебе такой?
    Она не ответила, спрятав его голову на своей груди, гладила, успокаивала, как ребенка.
    Их роли поменялись.
    Еще немного – и он расплавится как свеча, растечется.

    Нет! Жалости к себе он не приемлет! Успешная, красивая, она заслуживала большего!
    Собрал всю свою волю в кулак.
    – Уходи, я исчерпался, мне нечего тебе больше дать.
    Опустил голову, не глядя на нее – глаза могли выдать его чувства.
    Люба вышла, без сил опустилась на коврик у выходной двери, тихо заплакала.
    Израсходовав весь запас мужества, полагая, что она ушла, он сполз на пол, прислонившись к выходной двери с противоположной ее стороны, и по-волчьи завыл.
    Она услышала, забарабанила в дверь:
    – Не гони меня, нам не жить друг без друга!
    Он не знал тогда, что именно в этот момент был ближе всего к ответу на мучивший его вопрос…

    Шло время.
    Олег без былого энтузиазма продолжил поиски своего места на земле. Жил он уединенно и замкнуто, но пить перестал.
    Может, Бог знает ответ на его вопрос?
    Увы, тот молчал.
    Тогда он обратился к посреднику между ним и людьми:
    – Батюшка, для чего я живу, как и где найти гармонию с собой, душой, миром?
    Тот растерялся, брякнул:
    – Не гневи Бога, а если не знаешь – помоги тем, кому хуже тебя, кто нуждается.
    Где те страждущие?
    Подходя к церкви, раздавая милостыню, он часто видел одноногого калеку, сидящего неподалеку от ворот, и обычно кидал ему денежную купюру.
    Однажды денег у него не оказалось, и, проходя мимо старого знакомого, кинул ему мелкие деньги – все, что у него было.
    Тот вскочил на обе ноги, забыв, что калека, и послал его пятистопным ямбом, бросив подаяние вслед ему…

    Почему сегодня боль так долго не возвращается? Что-то ей мешало. Что?
    Какое-то воспоминание, что не давало ему покоя, не позволяло отвлечься.
    И тут в памяти всплыла недавняя встреча.
    Олег направлялся в поликлинику.
    Проходя мимо детской площадки, машинально ткнул ногой катившийся мяч малышу, торопившемуся за ним. Малыш подхватил мяч, побежал на площадку.
    Вдруг знакомый женский голос позвал его по имени.
    Повернул голову – Люба?
    Но она звала не его, а обращалась к малышу. Взяла того за руку, направилась к дому, оглянулась.
    Не узнала? Не мудрено – заросшее бородой лицо. Вновь оглянулась, постояла в нерешительности, вошла в подъезд. А может, это не она?
    Разобраться с Любой тогда так и не получилось - не до того стало. После поликлиники к нему пришли иные заботы – неутешительный диагноз. Такой он ей не был нужен...

    Теперь же Олег принялся лихорадочно соображать, подсчитывать.
    Мальчику лет около двух. Та последняя их встреча произошла чуть более двух с половиной лет назад – странное совпадение. Да и имя. Не может быть!
    Вновь стал считать, сбиваясь, путаясь, боясь, что вернется боль и помешает. Но боль, всегда такая пунктуальная, почему-то забыла о нем.
    Так, можно еще успеть! У него остались долги! С трудом поднялся. Брился, мылся, продолжая подсчитывать.

    У подъезда дома, где ее увидел, сел на скамейку в надежде на встречу.
    Сидел и поражался, почему боль так долго его не тревожит?
    Приближались сумерки.
    Поздно! Судя по всему, ждать бессмысленно. Может, он ошибся подъездом?
    И уже не надеясь увидеть ее сегодня, а точнее не увидеть никогда, встал со скамейки. Боль тотчас же напомнила о себе. Сложился пополам от невозможности ее выдержать, застонал. Присел на скамейку, пережидая приступ.
    Но боль сама стала уходить, будто ее кто-то изгонял из него.
   
    Люба вышла из подъезда, скользнула задумчивым взглядом по нему, не узнала, проследовала мимо. Смотрел ей вслед, в глазах зарябило:
    – Это я! – кричало все в нем, – постой! – но голос не подчинялся ему, издавая лишь сипение.
    Она уходила, унося надежды. Бросился за ней, да взорвался болью, та с небывалым остервенением набросилась на него! Рухнул на скамейку.
    Вот и все! Сознание померкло.
    Неужели конец?
    Вдруг боль стала уходить, пятиться, еще огрызаясь, скуля, как трусливая, мерзкая сука.
    Испугалась? Чего? Кого?

    Люба стремительно приближалась, возвращаясь – встревоженное лицо, распахнутые смятением глаза.
    Поднялся ей навстречу.
    Он не знал еще, что станет говорить, как будет оправдываться, простит ли она его?
    Но ему смертельно захотелось жить!
    Ничего более, просто жить, быть рядом с ней, с сыном – их сыном.

    Нашел ли он ответ на главный свой вопрос?
    Вряд ли.
    Ему было не до того...