Сквозь облако

I
  Стены стационара были чересчур бледны. Через решетку окна проникал солнечный луч. Белая простынь, белая подушка, белая пижама, белые стены и белый пол. Было ощущение, что я находился не в психушке, а в раю. Только вот решетка на окне и металлическая дверь явно были лишними. А может быть и нет… Может быть, в раю хуже, чем в аду. Может там все так приторно и чересчур правильно, что хочется в пекло.  Кто знает?
  Здесь очень скучно. Особенно когда Генри не приходит. Мне разрешили писать стихи, но вдохновение очень редко приходит. А еще не так давно разрешили прогулку во дворе стационара, но под наблюдением санитара. Его зовут Отто. Хороший парень, не стучит постоянно доктору Харди, если я нехорошо себя чувствую во время прогулки.
  Палаты в стационаре однообразны. Больше всего мне нравится двор. Огромные сосны, небольшие дорожки, клумбы, на которых расположились астры, красивые лавочки. Это очень чистое место. Складывается впечатление, что убирают здесь все 24 часа в сутки.
  В этом спокойном заведении у меня появились и новые знакомые. Например, Райан и Стивен. Я не знаю, какие у них заболевания, здесь об этом не распространяются. Райан постоянно разговаривает сам с собой. Поначалу это было очень забавно для меня, пока я не осознал, что сам не лучше. А Стивэн наоборот постоянно молчит. Из него редко можно что-то вытянуть. С ними я познакомился в столовой, причем случайно.  Не было свободных столов, вот я и подсел к этим странным ребятам. Райан был очень даже приветлив, чего не скажешь о Стивэне.
  Еще в больничке есть время посещений. Раз в неделю , а иногда и в две недели ко мне приходит Алекс. Я ему безмерно благодарен за это. Он очень изменился. Сказал, что Кэтрин развелась с тем доходягой, которому я всыпал по первое число, и вышла замуж за другого, переехав из нашего города. Сам Алекс сейчас учит детей в школе. Женился на той даме, что вечно трепет ему нервы, и они ждут скорого рождения ребенка.
  Алекс хороший друг. Зря я его раньше недооценивал. Он всегда выполняет мои просьбы. Каждый раз приносит шоколад и пачку сигарет. Правда, курить в нашем увеселительном заведении нельзя, но когда мы с Отто на прогулке, он закрывает на это глаза, за что берет у меня несколько сигарет.
  Доктор Харди со всех сил пытается уничтожить Генри, но что-то у него не очень это получается. Я не хочу оставаться один. Благодаря Генри, я могу делать то, на что не мог решиться раньше.  Я намного меньше всего боюсь. Жаль, что Генри не было со мной на фронте. Я был бы почти неуязвим.
  Иногда тошнит от того, как здесь со мной разговаривают. Они считают меня совсем поехавшим. Этот чересчур спокойный тон указывает лишь на то, что я совсем неадекватен.
  Харди странный тип. Он редко носит медицинский халат. Обычно на нем можно увидеть до ужаса белую рубашку с фиолетовой бабочкой. Выгляди он на сорок с лишним, носит бороду и круглые очки.  Я заметил, что у него очень грубые руки, все в мозолях и ссадинах. У нас поговаривают, что после рабочего дня он занимается боями без правил, не раз его замечали с синяками на лице. Именно доктор Харди заведует лечебницей.
– Здравствуйте, – сказал он и через пару секунд, посмотрев в тетрадь, добавил, –  Георг.
– Здравствуйте, – ответил я, запнувшись, так как не разглядел  его имени .
– Доктор Харди, – представился он, – называйте меня так, привычно.
  Как же он спокойно говорил. Видимо его тренировки создавали положительное воздействие на нервную систему.
–  Мне хотелось узнать, Вас что-то беспокоит?
–  Если только Генри. Все говорят, что его нет, а я его слышу и созерцаю.
–  Вы его видите сейчас?
  В этот момент я посмотрел в левую сторону. Именно там, в углу, поодаль от нас сидел Генри. С того момента, как я узнал, что он лишь плод моего воображения, мы с ним не разговаривали.
– Он сейчас здесь? – повторил свой вопрос Харди, записывая что-то в тетрадь.
– Да, он сидит в углу комнаты, – я показал пальцем на тот табурет, где расположился Генри.
  Генри очень зло смотрел на меня. Он положил ногу на ногу, скрестил руки на груди и неотрывно пялился в мою сторону.
– Как давно он появился?
– Приблизительно месяц назад. Я открыл дверь, а на пороге стоял он. Мне страшно, док.
– Не переживайте, Георг. Мы со всем разберемся. Генри придется Вас покинуть, – сказал доктор, слегка мне улыбнувшись.
  После этого он начал показывать мне карточки. Это называется тест Роршаха. Я раньше читал медицинскую литературу.
– Ну, все понятно, – он встал. – Старайтесь не обращать на Генри никакого внимания. Медсестра принесет Вам лекарства и сделает укол. Все будет хорошо. Через час к Вам придет санитар и проведет экскурсию. Покажет, где найти столовую и другие достопримечательности. 
–  Другие достопримечательности, ты слышал? – смеялся Генри.
– Да, хорошо. Спасибо Вам, – ответил я, протягивая ему руку.
– Пока рано говорить спасибо, – сказал Харди, пожав мне руку, и вышел.
  Через двадцать минут мне сделали укол. Я видел, как Генри размывается, словно капля краски по листу бумаги кисточкой. Я уснул.
;
II
  Я немного был зол, ненавижу, когда меня самопроизвольно будят, но решил не вступать в конфликт. Сон для меня стал святым времяпровождением. Он был очень ценным для любого солдата в те годы. Тогда спать можно было не больше часа перед наступлением. К сожалению, в гражданской жизни сон не имеет для людей такого значения.
– Доброе утро, – улыбался мне какой-то амбал в медицинском халате.
– Добрый день. А в чём собственно дело? – произнёс я, глядя на это чудо с огромным недовольством и удивлением в одном флаконе.
– Я санитар. Мне нужно провести ознакомительную экскурсию по нашей лечебнице. Меня зовут Отто. Вас предупреждал доктор Харди?
 – Ах да. Хорошо, пойдёмте,  – я встал с кровати и пожал ему руку.
  Мне не очень нравится пожимать мужчинам руки. Я считаю это странной традицией. Откуда мне знать, что этой самой рукой делал человек несколько минут назад?!
  Отто показал мне столовую, душ, туалет и тому подобное. Меня очень удивил всюду белый цвет. Он начинал уже выедать мне глаза. Складывалось впечатление, что я нахожусь в каком-то пористом облаке, заполненном людьми.


  После укола Генри долгое время не появлялся, но чувствовал я себя овощем.
  Когда я проходил мимо больных, меня охватывал страх, многие из них напоминали оживших, еще не полностью разложившихся трупов. Все больные были одеты одинаково: белая пижама для мужчин и бежевая для женщин, ещё к этому выдавались тапочки.
  Мы с Отто отправились за моим новым обмундированием. Мы зашли в кладовую, которая была полностью забита этим хламьём. Санитар подобрал мой размер. Когда мы вернулись в комнату, он сказал:
– Георг, переоденься в это, - и показал на сложенную пижаму. – И не забудь, когда ужин. Ты вроде не буйный, надеюсь, не будет нужды переводить тебя в более строгое отделение.
– Хорошо, спасибо, – ответил я и улыбнулся.

  Изо дня в день ко мне приходили несколько врачей и один и тот же санитар. Я практически постоянно находился под воздействием психотропных препаратов. Да, медикаментозное лечение приносило свои плоды. Генри начал уходить.
  Доктор Харди все также приходил ко мне со своей тетрадью. Он постоянно со мной разговаривал на разнообразные темы: слушал ли я Вагнера? Тяжело ли мне было на войне? Почему я до сих пор не обзавелся со своей семьей? Любил ли я кого-то по-настоящему? На многие вопросы он получал в ответ моё увесистое «да».
– Вы хотите узнать, любил ли я? Хорошо. Я отвечу на Ваш вопрос. Да, я безмерно любил, и это касается не только половых отношений. Я любил каждое утро, которое дарила мне жизнь, каждый миг. И вот постоянно я себя спрашиваю, почему же меня никто по-настоящему не любил?! Ни мои родственники, ни женщины, ни сама эта жизнь. После моего возвращения со службы я очень сильно болел, да и болею до сих пор. Мне был 21 год, когда я вернулся. Но я, по крайней мере, вернулся, док, понимаете?!
  Меня постоянно одолевает мысль: «Что нужно сделать для того, чтобы все вокруг считали тебя прекрасным человеком?!» Я не могу найти ответа на этот вопрос. Я был верным и романтичным для женщин, хорошим помощником и любящим сыном для своих родителей, патриотом для своей страны, но все отплатили мне тем, что я имею сейчас. Единственный человек, которому я нужен – Генри. И иногда у меня возникает желание его не уничтожать.;
III
  Прекрасное утро, если не считать того, что моим местом пребывания является психиатрическая больница. В комнате помимо меня был кто-то ещё.
  Возле моей кровати на полу сидел Генри. Он рыдал, как новорожденный ребенок.
– Прекрати все это, парень! – умолял он меня. – Мне все хуже и хуже. Если ты все это не остановишь, то останешься совершенно один, ты будешь несчастен. Я тебя уверяю, –  произносил он сквозь слезы.
  Я не знал, что ответить. Странно отвечать своему альтер эго, но мне нужно было с ним поговорить.
– Я это прекрасно понимаю. Я все для этого и делаю.
– Зря ты так, парень, – проговаривал Генри, – поверь, вместе мы намного сильнее.
  В этот момент в палату вошла медсестра, чтобы сделать мне укол. Я не смотрел на Генри и не говорил с ним, но слышал его затихающий плачь.
 –  Как же мне быть? – думал я. – Оставаться шизофреником в этом мире? Хотя… Этот мир и создан для шизофреников. Все двулико.
  Я попросил медсестру позвать доктора Харди. Через несколько минут док зашел в палату. Он как обычно был со своей тетрадью, в которую что-то записывал, а попутно разговаривал со мной.
– Вы хотели меня видеть? – спросил он, переведя взгляд с тетради на меня.
– Да, доктор, мне не могли бы выделить тетрадь и ручку?
Харди был удивлен.
– Могу, но зачем это Вам нужно, хотите вести личный дневник?
– Нет, хочу написать книгу.
– Это очень интересно. Вы писатель или хотите попробовать?
– Скажем так: опыт у меня был.
– Хорошо, Георг. Я скажу Отто, чтобы он занес Вам тетрадь.
– Спасибо Вам, док, – сказал я и улыбнулся.
– Не за что, Геогр. Если Вам что-то понадобится, обращайтесь.
  Он развернулся и вышел из палаты, а я все думал, как же мне повезло с лечащим врачом. Когда на фронте я попал в госпиталь, то чувствовал полное безразличие ко мне со стороны медперсонала. Из моей ноги достали даже не все осколки. Врач, который проводил операцию, был настолько слаб зрением, что не различал лица людей вблизи, но при всем этом он был хирургом в военном госпитале, где требуется профессионал своего дела. Мне интересно, какой профессионализм может показать слепой хирург?!










IV
Ночь выдалась бессонной. С самого утра я начал сочинять стихи:
Ствол у виска,
Один патрон.
 Бьет набат,
Эдем не ждет.
  Настроения не было совершенно. Через час пошел на завтрак. Позади себя слышал четкие шаги Генри, а также его усмешки.
  Войдя в столовую, я заметил, что есть только два свободных места. Взяв порцию еды, я двинулся туда. Мне не хотелось сидеть с кем-то за столом. Мне хватало Генри, который расположился на стуле справа от меня.
  За столом сидели два пациента. С первого взгляда я понял, что они антонимы друг друга. Один был молчаливый и вечно недовольный, другой чересчур веселый, наверное, из-за того, что говорит сам с собой вслух.
– Здравствуй, – отрапортовал мне один из них, в то время как другой молчал.
– Здравствуйте, – ответил я и принялся пить чай, показывая, что не заинтересован в разговоре.
  Через две минуты молчания я услышал вопрос:
– А Вы давно в нашей больнице? – поинтересовался весельчак.
– Нет, совсем недавно, – ответил я, с безразличием глядя на него.
– Я Райан, а это Стивэн. Он у нас молчун, не обращайте внимания.
– Я это уже понял. Меня зовут Георг, очень приятно. А теперь возьми пример со Стивэна, хорошо?!
  После этого вопросов больше не поступало. Так случалось, что рядом с этими ребятами никто не садился, а так как мест не было, я присаживался рядом с ними. В конце концов, мы нашли общий язык.
  Как я узнал, Стивэн был помещен сюда давно за сильное избиение своего отчима, который постоянно над ним издевался. После этого отчим пил и ел через трубочку. С Райаном дела обстояли полегче. Он оказался здесь за то, что голым на улице раздавал листовки, пропагандирующие вступление в сектантскую организацию.
  Между принятием лекарственных препаратов и терапевтических сеансов было очень много свободного времени. Как-то я поинтересовался у доктора Харди, возможно ли выходить во двор, на что получил утвердительный ответ. Главным условием было сопровождение меня санитаром. Мне повезло, так как этим санитаром оказался Отто, с которым я уже давно ладил.

V
Двор был очень красив: высокие сосны, прекрасный хвойный запах, красивые лавочки белого цвета, небольшие заасфальтированный дорожки.  И что самое удивительное, так это постоянное чистота. За всю прогулку на дорожках я мог увидеть максимум три веточки или листву, не больше, уверяю вас. Прогулки проходили вечером. Это было как раз кстати, так как я не был обожателем солнца. На прогулках появилась возможность курить. Я договорился об этом с Отто. Естественно не за просто так. С каждой моей пачки, которые мне приносил Алекс, я отдавал санитару несколько штук.  Влияние Генри на меня было всё меньше и меньше, но я бы не сказал, что меня это устраивало. Я страдал от одиночества. Моим другом стала тетрадь, в которую я записывал стихи и свои идеи. Генри пропадал через несколько минут после утреннего укола, а появлялся под конец дня. На одной из прогулок вместе с Отто я встретил его. Он появился неожиданно, обычно перед этим я только слышу его голос, а уже позже появляется он сам. В этот раз всё пошло иначе.
– И на что же ты тогда жил? –  Спросил Отто, медленно шагая рядом со мной. – Играл на пианино в ресторанах, барах и тому подобное. Было тяжело, так как это было не стабильная работа, но я справлялся. В различные издательство отправлял свои рассказы.
 – Так ты ещё и писатель? – Удивлённо спросил он.
– Ну как писатель?! – Усмехнулся я. – Если только непризнанный. Мои произведения издательства не принимали. Скорее всего, потому что я никому не известен, а на раскрутку ушло бы много средств.
– Да. Наверное, это так.
   Несколько минут мы шли молча, а потом я услышал вопрос:
– Ну что… Тебе здесь нравится, парень?
– Конечно, нет. Хочется поскорее отсюда выйти, – ответил я и посмотрел на Отто, но он молчал и тут я понял, что этот вопрос задал мне Генри. Я посмотрел налево и увидел его. Он был в чёрной одежде: рубашка, брюки. Он смотрел прямо с умиротворенным лицом.
   Я резко отпрянул назад. Отто странно на меня посмотрел и спросил, все ли хорошо. Он не дождался моего ответа, я пристально смотрел на Генри, который не остановился, а медленно пошёл дальше, растворяясь в сумерках.
   Я долго не мог прийти в себя. Как бы это странно не звучало, но мне было его жаль. Для меня он был живым существом, а я беспощадно пытался его убить.
;
VI
– Рядовой, ты что, не слышишь? Была команда ложись!
   Я ничего не слышал, видел только лицо унтер-офицера, которое налилось красной краской от агрессии.
   Была контратака, которая давалось нам с большим трудом. Я стрелял, но не видел даже в кого, все было в пыли и дыму. 
   Со временем патроны кончились, мне пришлось выползти из окопа, чтобы забрать их из винтовки убитого сослуживца. Его тело лежало в 50 м от меня. Как только автоматная очередь стихла, я выполз из окопа. Это расстояние показалось мне вечностью. Когда я отполз на расстоянии приблизительно в 20 метров, раздалась пулеметная очередь. Я пригнулся, возле меня была довольно глубокая воронка от снаряда. До нее оставалось метров 5 от силы и, как только я продолжил движение, я услышал приближающийся снаряд.
   Каждый солдат может различить по звуку, с какой стороны летит снаряд, а некоторые даже могут различить его калибр.
   Я понял, что он летит на меня. От шока я побежал и прыгнул в воронку. Во время прыжка я почувствовал ужасную боль в ногах. Очнувшись после потери сознания, я не смог встать, ноги были залиты кровью. Скинув ремень со штанов, я сделал жгут. Сам выбраться не мог, оставалось ждать, пока стрельба стихнет и пойдут искать раненых. Я звал на помощь. В этот момент я вспоминал свой дом, прекрасную осень, друзей и Элизабет.
   Я часто терял сознание. Меньше чем через час я оказался в окопе. Мне сделали перевязку и первой же машиной отправили в госпиталь.
   Операция длилась не меньше часа. Кровотечение остановили, из ног достали много осколков, но не все. Мою операцию обсуждали два хирурга. Один показался мне слишком безразличным на судьбы пациентов. Я слышал, как он предлагал ампутировать мне ногу (в которой было больше всего осколков). Второй же был против этого, но это был уже «просроченный» врач, так как хирургом  при таком зрении быть точно нельзя.
   Ноги ужасно болели. Обезболивающие смягчили боль, но не подавляли ее полностью. Были моменты, когда в госпитале не было обезболивающих, скорее всего они уходили на оказание помощи серьезно раненым или офицерам, для последних ничего не жалели. Я проснулся весь в поту. Воспоминания всплывали во время сна. Я чувствовал боль в ногах. Страх летал в воздухе. При каждом вдохе он захватывал меня все сильнее и сильнее. В голове звучали разрывы снарядов и крик раненых на поле боя.
VII
  Мне хотелось, как можно раньше окончить лечение в этом весёлом заведении. Мне разрешили посещать библиотеку. Она находилась на втором этаже. Именно там я случайно наткнулся на книгу по психологии, рассказывающую о признаках диссоциативного расстройства. В книге были тесты (а также ответы к ним), описание поведения человека, страдающего раздвоением личности  и другими психологическими заболеваниями. Я вызубрил наизусть ответы на эти тесты, рассмотрел, каким не должно быть  мое поведение. Я решил взять себя под контроль, смириться с Генри и легально выйти из лечебницы.
   Поначалу было трудно манипулировать врачами, но затем стало получаться. Естественно, это произошло не за неделю, но доктор Харди заметил улучшение.
– Если все так пойдет дальше, Георг, то можно рассчитывать на скорую выписку, – говорил он, рассматривая свои записи.
   Он что-то подозревал, но принимал это все за свои домыслы.
   Самое интересное то, что Генри меня, правда, уже почти не беспокоил. Он появлялся очень редко. Чаще всего, когда я испытывал резкое эмоциональное потрясение. Меня очень поддерживали свидания с Алексом, он был мне очень дорог. Со временем он навещал меня все реже и реже. Я все понимал. У него хватало своих забот.
   Как-то я попросил его узнать адрес Кэтрин. Я строил планы на будущее, чувствовал, что люблю ее, но в тоже время я ее ненавидел.
   Многие задаются вопросом: «А существует ли любовь вообще?» Да, она существует. Любовь представляет собой синтез самых лучших, добрых, прекрасных, а может быть даже и немного наивных чувств к человеку. А вот ненависть это антоним любви.
   По моему опыту любовь сильнее ненависти.

VIII
– Ты стал намного реже приходить, – сказал я, даже не повернув голову в его сторону.
– Тебе же хочется остаться одному.
– Я уже не знаю, чего мне хочется, Генри. – Когда я повернул голову, он смотрел прямо перед собой, не обращая на меня никакого внимания. – Как я вижу, ты на меня в обиде? Понимаю тебя, но я тебя до ужаса боюсь. Мне много раз рассказывали про поступки, которые я совершенно не помню. Ответишь мне на вопрос?
– Да. – Грубо отрезал он.
– Зачем ты пытался сбежать из лечебницы и ударил охранника?
– Парень, ты издеваешься надо мной?! Ты знаешь, что такое инстинкт самосохранения?
– Понятно. Пытаешься выжить, значит.
– Да.
– Я хочу заключить с тобой сделку. – Я сел напротив него.
– Что еще за сделку, парень? – Усмехнувшись, спросил он и посмотрел мне прямо в глаза.
– Я помогу нам выйти отсюда, а ты в свою очередь никогда больше не будешь брать под контроль мое тело. Тем случаем ты только отсрочил нам выход.
   Он молчал минут пять, а потом быстро произнес:
– Хорошо, парень, я согласен.
– Я даю тебе последний шанс, Генри. Если ты нарушишь наш договор, то я снова лягу в лечебницу. Я искореню тебя, ты меня понял? Я хочу, чтобы мы приносили пользу друг другу. – В этот момент я был немного агрессивен.
– Я тебя понял.
  С этого момента мы начали успешное сотрудничество.
  Мне стали постепенно уменьшать дозировку лекарственных препаратов, а Харди начал видеть во мне человека, он смотрел на меня, а не в тетрадь, при общении со мной.
;
IX
  В лечебнице я провел больше года. Не могу смириться с тем, что я психически ненормальный. Уже завтра я выхожу. Куда мне ехать? Что делать? Как жить дальше? Ответы на эти вопросы я не знаю.
  До завтрака пришёл Отто для того чтобы отдать мне мои вещи. Интересно, размер одежды мне подойдет?!
   После обеда зашёл Харди, узнать, как я и выписал рецепт с лекарствами, которые мне нужно будет принимать самостоятельно.
   Не терпится уже выйти и продолжить свою никчемную жизнь. Где же сейчас моя Кэтрин?! Я очень хочу ее увидеть. Да, я понимаю, она замужем, у нее своя семья, но я все равно люблю ее.
  Ночь была бессонной. Я был в преддверии утра.
    Отто проводил  меня к выходу и сказал:
– Ты хороший парень, Георг. Я знаю, что ты еще не до конца вылечился, но никому об этом не стоит знать. Если ты решил выйти, значит тебе это очень сильно нужно. – Он крепко пожал мне руку, а я ответила ему взаимностью.
– Спасибо, Отто.
   Я пересек пост охраны и отправился на автобусную остановку.

  Дверь долго не открывали, я уже развернулся, чтобы уйти, как вдруг дверь открылась. На пороге стояла жена Алекса. Она была ошарашена, ну конечно, увидеть психопата на пороге своего дома.
– Здравствуй, Алекс дома?
– Да. – Ответила она, все также странно глядя на меня. Складывалось впечатление, что я восстал из мертвых.
– Ты не могла бы позвать его?
– Да. – Кратко отвела она и закрыла дверь.
    Через две минуты дверь открылась и появился Алекс. Он был очень рад меня видеть, улыбка не сходила с наших лиц. Я был безмерно рад, но улыбался еще отчасти из-за того, что ему совершенно не шел халат, в котором он вышел.
  Алекс пригласил меня пройти. Мне предложили чашечку кофе, от которой я не смог отказаться, так как в последний раз пил кофе еще до лечения.
– Ну что, ты теперь здоров? – Поинтересовался Алекс, раскинув свою широкую улыбку.
– Да, все в порядке. А где ваша дочь?
– Бабушка очень сильно хотела побыть с внучкой.
– Ясно. Алекс, слушай, дай мне еще раз адрес Кэтрин, я его потерял. – Мне было как-то стыдно его об этом просить. Выглядело так, как будто я за этим только и пришел.
– Пфф, парень, успокойся, ему начхать. Даст он тебе этот адрес и ничего лишнего не подумает. – Промолвил Генри. Я слышал, что он стоит позади меня. В эту секунду я молил о том, чтобы он замолчал.
– Да, сейчас, подожди минутку. – Сказал Алекс и вышел в другую комнату.
  Я встал с дивана, решив посмотреть фотографии, которые были развешены по квартире. На них были Алекс женой и ребенком. Как же это интересно. Каждая фотография сковала определенную секунду из прошлого. Фотография – это остановившееся время.
– Вот, держи. – Алекс протянул мне листок, с адресом.
– Спасибо. – Проговорил я, засовывая листок в карман брюк.
– Какие планы на будущее?
– Без понятия. Для начала хочу увидеть Кэт.
– Любовь?
– Еще какая. – Ответил я, улыбаясь и спросил: – Ты не знаешь, где можно достать пистолет? В последнее время как-то боюсь за свою жизнь.
– Сейчас, подожди секунду.
  Я стоял и мял пальцы на руках. Нервы очень сильно шалили.
– Он ничего не заподозрит, парень. – Сказал Генри.
– Замолчи уже наконец, плод моего воображения. В такие моменты я ненавижу тебя.
– Говори тише, иначе нас застукают.
  В комнату вошел Алекс, Генри ретировался.
– Ты мне что-то говорил, Георг? – Удивление захватило его лицо.
– Да, где ты там пропал?
– Вот, держи, я им давно не пользовался уже.
Он протянул мне старенький Кольт и обойму патронов.
– Спасибо. Я у тебя в долгу.
– Не за что, но Георг, прошу, будь очень осторожен.
– Да, конечно. – Бегло проговорил я. – Ну что ж, наверное, мне пора. Нужно успеть еще и на поезд.
– Хорошо, – Алекс протянул мне руку, – удачи, заглядывай почаще.
  Мы простились, и я отправился на железнодорожный вокзал.

X

Выйдя из поезда, я купил у старушки газету и нашел объявление о посуточной сдаче квартиры. Позвонив по номеру из уличного автомата , я договорился о встрече.
– Да, правильно делаешь, – Генри стоял рядом со мной, – нужно отдохнуть, повеселиться.
– Мне некогда отдыхать и веселиться, ненормальный.
  Квартира мне понравилась. Она была полностью меблированная. Мебель была шоколадного цвета, что мне очень импонировало.
   Я взял листок бумаги и начал писать письмо.
  «Дорогая Кэтрин, ты причинила мне много боли, но я люблю тебя. Ты мне очень нужна. Приди поэтому адресу сегодня…. до 8:00 вечера, если ты испытываешь ко мне хоть какие-то чувства. Я буду ждать тебя.
                Твой Георг»
  Дом, в котором теперь она жила выглядел так, будто построен еще в середине прошлого века. Я засунул письмо в дверную ручку и быстро ушел. Меня никто не заметил.
  По пути я купил бутылочку виски.
  Оставалось только ждать. Я зашел в квартиру, сел в кресло и зарядил кольт.
– Ты же этого не посмеешь сделать, парень! – в отчаянии кричал Генри.
– Если она не придет до 8:00, то мне больше ничего не остается.
  Я расстегнул верхнюю пуговицу на своей рубашке, налил стакан виски, взяв в правую руку пистолет.
– Ну что... Время пошло.