Неустранимое условие

Если судить по колониальной архитектуре, дом выглядел гораздо старше двух веков. Стоял на громадном камне, почти скале, вросшей в землю, стесанной и выровненной неизвестными строителями, с вырубленными прямо в камне ступеньками, поднимающимися ко входу центральной части. Смотрелся столь капитально и солидно, что внушал уважение всякому, кто его видел впервые: первый этаж высотой более восьми футов, сложен как крепость из толстых, тяжелых блоков розоватого песчаника, поблескивающего кварцем. Причем, это не просто облицовка камнем по-современному, кокетливо имитирующая большие обтесанные валуны, это настоящие громадины, на полях округи иногда еще попадались камни гораздо меньше, розовато-коричневого цвета, с вкраплениями кварца. Старинные строители так тщательно подогнали блоки друг к другу, что оставалось слегка непонятным: как они это сделали без цемента. В нескольких местах первого этажа оконные проемы с гладкими поверхностями по бокам: вероятно, в те мрачные рабовладельческие времена окна закрывались тяжелыми, коваными ставнями. Сейчас там просто веселенькие рамы из пластика, с ажурными аллюминиевыми переплетениями, имитирующими решетки.
Конечно, это только видимость: доступ к окнам наверняка контролировался новейшим электронным оборудованием.

Второй этаж хозяева не раз меняли по мере надобности в былые времена: он мог быть то деревянным, с отделкой мелким камнем, стилево сливающимся с первым этажом, то просто деревянным, без изысков, из красной древесины, то каким-то иным.
Сейчас использовалась только средняя часть некогда громадного дома с длинными крыльями, в которых раньше жили слуги, рабы, в центральной части располагалась многочисленная семья со своими домочадцами, огромная территория за домом с конюшнями, еще дальше стояли строения скотных дворов, цеха производства и переработки продукции полей и прочего.
Не говоря уж о самих огромных полях, где и произрастали те самые растения, требующие внимания, заботы и глубоких знаний.
Внутреннее хозяйство уже отмерло за ненадобностью, а новейшие, компактные производственные блоки, выстроенные не столь давно, располагались примерно в миле от дома, поближе к воде и энергетическим установкам: большую часть электричества получают от солнечных батарей.

Последний хозяин сотворил второй этаж жилища по своим эстетическим предпочтениям: из современного пластика и стекла. Несмотря на фантасмагоричность сочетания легкой, почти воздушной надстройки стеклянных кубов и пирамид, пластиковых воронок, уходящих в «иные миры» с мрачным, нижним, средневековой каменной мощи этажом, смотрелось все неожиданно интересно и даже красиво. Современное над минувшим. «Не забывая прошлого, насладимся настоящим».
Венчала эту фантазию круглая гостиная, расположенная на своеобразном третьем этаже, в старой круглой башне.
Сначала башню покрыли тяжелой коричневой черепицей, на старонемецкий манер, сотню лет назад перекрыли листами меди, а уж Джефф Браун снес все старое к чертовой матери и построил крутящуюся панораму из стекла и пластика, купол башни мог по желанию хозяина затемняться разными цветами, медленно вращаться и иногда с утра бывало трудно определить где север, а где юг, особенно если накануне побывали гости, вкус коих услаждался хозяйским вином из глубокого каменного сводчатого  погреба.
Затейливое сочетание  пластика башни, с преобладанием бледно-красных тонов, с розоватым  кварцем несущих стен, создавали надолго впечатляющую картину, особенно издали, когда дом освещался восходящими лучами солнца. А уж если башня начинала поигрывать белыми и синими «алмазными» огоньками, управляемыми компьютером, то впервые видевший это чудо удивленно вскрикивал и хлопал в ладоши.
У наблюдателя возникала иллюзия, что перед ним огромнейший алмаз, сверкающий гранями.
  Здесь во времена еще колониальные располагалась громадная фактория Бельвью, широко использовался труд рабов, потом механизированное хозяйство, производящее полуфабрикатную продукцию для фармацевтических компаний, а также и для парфюмов: луизианский климат этого местечка весьма способствовал постоянному притоку мягкого тепла, вкупе с отличными источниками воды.

Бизнес семьи Браун не менялся вот уже более двух столетий.
Последний век с его революционным развитием химии, казалось, поставит крест на благоденствии семьи, но этого не произошло: многие богатые жители Америки и до сего дня ни в какую не желают пользоваться чем-то непонятным, предпочитая новым, искусственным старые добрые лекарства непосредственно от природы. Без химических посредников.
Ну и что, что дорого? Здоровье дороже.
И то правда: черт его знает, что они там намешают в своих колбах и пробирках? А побочные действия этой химической дряни? Лечись потом, уже от нее...
Даже конец двадцатого века не смог поколебать устои хозяйства: поля исправно засевались различными лекарственными культурами, из которых небольшие, но хваткие компании изготавливали дорогие, а иногда и очень дорогие лекарства.

Одно из важнейших направлений - парфюмерия: розовые, лавандовые и прочие цветные ковры в изобилии покрывали поля, принося американцам, а особенно американкам радость от запахов, которые потом массово стали синтезировать химические компании.
Но разве может человек точно повторить настоящее, природное? Без ненужных и даже вредных побочных последствий?
Наше здоровье плохо поддается технической революции до тех пор, пока вдумчиво заботишься о себе любимом. Если же наивно глотать и нюхать всякую гадость, то жизнь твоя будет хотя и весела, но кратковременна, а в ней столько любопытного еще! Потому и нет нужды ставить эксперименты на своем собственном драгоценном здоровье, покуда ты считаешь его и вправду драгоценным.
Человеческое тело - ни разу не механический аппарат, не стоит его испытывать технической революцией.
Мало ли что.
Да.

Семья происходила из немецких колонистов, прибывших в конце восемнадцатого века искать счастье на американском континенте, когда в Европе начались брожения, граждан стали резать во имя каких-то головокружительно высоких, а оттого плохо различимых снизу лозунгов, основным из которых была любовь к людям. Как такое сочетается с массовым истреблением этих самых любимых людей оставалось трудным для понимания, потому Брауны, движимые поиском не столь истовой христанской любви, сочли за благо обрести покой в тех нетронутых цивилизацией и просвещением краях, где гуманистические идеи не провозглашались столь любвеобильно к ближнему своему.
После некоторых мытарств на новообретенном континенте семья нашла таки искомое счастье, когда Наполеон Буонопарте, стесняемый нехваткой средств для своих героических войн, озабоченный просвещением и всяческим социальным благоустроением соседних народов, продал северным американским штатам колонию Луизиана, только что переданную побежденной Испанией в счет репараций.

И хотя советники блистательного первого консула Франции, через год объявившего себя императором, всячески отговаривали его от этого, прямо скажем, невыгодного шага, корсиканец рассудил, что негоже первой державе Европы, столь торжественно объявившей о поголовном равенстве и счастье всех без исключения мужчин, эксплуатировать рабов на заморской территории. Впрочем, досадным недоразумением, над которым втихомолку зубоскалила Европа, было то противоречивое обстоятельство, что еще до своей коронации Наполеон специальным указом восстановил рабство на заморских территориях, то есть, в колониях. Отменив главное достижение  французской революции о свободе, равенстве и братстве. Но даже тут равенство хромало на одну ногу: с женским равноправием в те брутальные времена существовала серьезная проблема, мир представлялся гораздо более фалличным, чем сейчас, по крайней мере, мужчинам так казалось.

Впрочем, если уж говорить совсем честно, вождем всех французов двигали резоны совсем иного свойства: предстояло много и победоносно воевать, на кону ведь стояли счастье и свобода человечества, а на это нужное и, без сомненья, чрезвычайно благородное дело необходимы деньги. Большие деньги. А вот как удержать в орбите французского влияния без надлежащего флота заморскую территорию оставалось совершенно непонятным, потому Луизиану с ее благословенными землями, проходившими в те времена длинным яйцом между восточными и западными штатами, благополучно продали за сумму в пятнадцать миллионов долларов. Хотя правительство Томаса Джефферсона и предлагало поначалу всего два миллиона за небольшой ее клочок.
Наполеон же вместе с Луизианой предложил Новый Орлеан и всю Миссисипи, общая площадь выставленных на продажу земель составляла четыре Франции.

Радостно удивленный американский Конгресс тогда всячески озаботился упорядочением новообретенных штатов, устроением новых налогоплательщиков, вопрос цены стоял не особенно, а потому за какие-то невеликие по тем временам деньги родоначальник семейного благополучия Йоханнес Браун, или просто Джон, как тут его стали именовать, выкупил в рассрочку у правительства США обширные земли Бельвью в две тысячи акров, ранее принадлежавшие испанской короне. Со всеми постройками и даже рабами.
И дела сразу же пошли в гору! Плантации поставляли в старушку Европу масляные и спиртовые вытяжки различных благоухающих растений, парфюмеры потом изготавливали из них всякого рода дамские и мужские притирания. Собственно, это все и в южной Европе росло, но в Луизиане подобное стоило сильно дешевле из-за приятного бонуса: рабского труда.

Полувеком позже семейство, конечно же, активно поддерживало конфедератов, генерал Ли однажды побывал у Джереми Брауна, тот закупал для его армии оружие и провиант, снабжал лекарствами и перевязочными материалами. И хотя свою гражданскую войну старый Джереми проиграл, благоденствие его семьи только укрепилось: теперь уже в северных штатах стали как грибы возникать фармацевты, требующие лекарственного сырья для бурно растущего населения Америки.
Бизнес процветал все двести лет.

Последний представитель некогда большой семьи, восьмидесятитрехлетний Джефферсон Браун недавно умер бездетным, иные ветви родового древа также зачахли.
Такой вот скучный и, увы, нередкий финал успешных семейств: довольно будет вспомнить хотя бы блистательный клан Медичи, долгое время правивший Флоренцией, а временами и всей Италией, если говорить о понтификах церкви. Потом род Медичи зачах настолько, что пришлось брать наследника из какой-то сильно боковой ветви семейного древа. Чуть ли не из кустарника.

Впрочем, Джефф Браун, несмотря ни на что, был калачом тертым, предусмотрительным, умеющим выстраивать жизненные перспективы, иначе давно уже загубил бы свой бизнес. Предпринял интенсивные юридические и историко-архивные изыскания, выяснил, что в Европе живет прямой потомок семьи - юный Роланд Браун, прадед которого некогда поссорился со своим отцом и отбыл обратно в Европу, предпочтя стать там бродягой. 
Джефф следил за судьбой юноши, умело направлял его по жизненной стезе, хотя никогда и не афишировал себя: Роланд Браун, живущий в Мюнхене, получал воспомоществование от неизвестного лица при условии, что тот будет учиться на фармацевта в местном университете.
А понеже это условие исполняться не будет, то никакой помощи означенный юноша не получит, обучение и иные расходы на его учебу и жизнь его матери оплачиваться не станут, отроку придется самостоятельно биться в тенетах современного бытия.
Мать, даму смышленую, не надо принуждать к исполнению прихотей неизвестного филантропа, тем более они приятны и необременительны: какая женщина откажется от полного содержания ее ребенка неизвестным благодетелем, ничего не требующим взамен, если не считать условием обучение на таблеточного мастера?
Да и хрен с ним! Таблетки - совсем не плохой способ заработать себе на кусок хлеба с маслом!
Это же счастливый случай: неизвестный благотворитель заменил Роланду беспутного папеньку, тот занимался исключительно собой и ни в малейшей степени сыном.
Отец Роланда сочинял поначалу хорошую поп-музыку, считал себя композитором, но умер от чрезмерного увлечения другими бодрящими композициями, основные ингредиенты каковых составляли всевозможные алкогольные и иные сочетания, будучи большим любителем коктейлей, вкупе с ублаготворяющими смесями как природного, так и искусственного происхождения. Впрочем, последними он увлекся зря. Определенно  зря, ибо эти вещества быстро подытожили его интересное, но весьма недолгое  музыкальное творчество.

Таинственный денежный мешок будил у мамаши вопросы: кто же этот великодушный дурак, так сорящий долларами для сына? Внутри у нее даже шевелилась мыслишка: «Не иначе как наркоторговцы! Готовят себе кадры для развития, не зря же  так на фармацевтику нажимают».
Потом, при трезвом размышлении, отбросила это допущение как заведомо негодное: век наркокоролей недолог, уместно вспомнить о фантастическом начале и бесславном конце Пабло Эскобара, державшего в страхе определенную часть населения не только обеих Америк, но и Европы.
Но как-то очень непродолжительно.
Кратко как-то.
Несмотря на громадные контейнеры, полные вечнозеленых купюр. Нет-нет, это вряд ли... Наркопроизводители не оперируют такими долгими планами.

Синди, мама Роланда, начинала как драматическая театральная актриса, потом, вдохновившись музыкой Рихарда, папы мальчика, переквалифицировалась в фронт-вокалистку рок-группы, руководимой мужем. А после смерти Ричи вторично вышла замуж и жила свежей семьей где-то на юге Франции. Сына в свою новую жизнь не впускала, а этот неизвестный благодетель, устроивший будущее ее Ролли, подвернулся как нельзя вовремя! Можно спокойно отдать себя новому семейству.
Роланд уже через пару лет намеревался закончить свое обучение, но со стороны неизвестного, посылавшего деньги, возникло уточняющее условие: молодой человек должен выбрать свою специализацию в направлении лекарственных препаратов только растительного происхождения, никакой химии. В письме сухо, но недвусмысленно объявлялось, что оступление от этих рамок точно так же влечет за собой немедленное прекращение финансирования.
Роланд усмехнулся, ибо это легко исполнимо, последовал требованию таинственного опекуна, впрочем, выбора и не было.

Окончившему университет молодому специалисту внезапно и немотивированно предложили место в одной из баварских фирм, производящей лекарства из растительного сырья.
Юный фармацевт ни шатко ни валко закончил свой курс, не показав впечатляющих результатов, предложение свалилось как снег на голову, но от таких не отказываются.
Это удивительно: молодой специалист не писал и не посылал туда резюме!
Жалование очень приличное, работа располагает к фантазии - предложили должность руководителя отдела перспективных разработок с относительно свободным графиком. Эта работка отдавала синекурой, будучи похожей, скорее, на творчество, нежели на сухую службу в бюро с восьми утра до пяти вечера. И хотя в подчинении у него всего две сотрудницы, а это две молодые привлекательные женщины, такая жизнь начинала определенно нравиться! Удивительней всего, что обе подчиненные ему дамы настолько милы и душевно податливы, что плохо укладывалось в немецком сознании: баварские женщины совсем не таковы. Нет, не таковы. Впрочем, обе красавицы плохо смыслили в своей работе, но от них больше и не требовалось. Как будто кто-то  нарочно устроил молодому, резвому мужчине теплую, комфортную атмосферу в отделе.

Его личная электронная почта иногда получала от какой-то, черт возьми, неизвестной исследовательской фирмы именно те научные материалы, что позволяли неопытному пока фармацевтическому разработчику структурировать свои изыскания в нужном направлении.
Материалы всегда оказывались как нельзя кстати.
Потом Роланд уже и сам включал мозги, выходило лучше ожидаемого, стал руководителем проекта, вошел в совет директоров и все благодаря своему покровителю: кто ж будет сомневаться, что это его рук дело?
Конечно его! А чьих же еще?
Но кто он? Никаких зацепок для ответа на этот вопрос.
Если он таинственный родственник, то давно уже объявил бы себя: зачем же такое скрывать?
Как ни бился молодой человек, но так и не мог найти эту черную кошку в темной комнате.
А ответ пришел, тем не менее.
Причем, исчерпывающий и объясняющий сразу всё: адвокат Гарри Миллер, поверенный недавно усопшего Джефферсона Брауна, американского миллионера, сообщал Роланду Брауну, что имяреку оставлено наследство в виде процветающей компании, производящей компоненты растительной фармацевтики, все необходимые сборы за оформление наследства, так и государственные налоги за оного наследника заблаговременно уплачены наследодателем, единственным и неоспоримым владельцем всего движимого, недвижимого имущества, а также и ценных бумаг, оцениваемых к настоящему моменту в двести тридцать шесть миллионов долларов, равно и свободных денежных средств на банковском счете в размере пяти миллионов шестисот семидесяти семи тысяч ста сорока двух долларов и восьмидесяти трех центов объявляется Роланд Браун, каковой может вступить во владение своим имуществом немедленно, при одном неустранимом условии, что наследник переедет туда к постоянному месту жительства и станет управлять компанией следующие минимум двадцать лет с момента вступления в силу его прав собственности.
Если же упомянутый Роланд Браун откажется от переезда в Соединенные Штаты, конкретно в штат Луизиана, месторасположение штаб-квартиры компании, то указанный наследник лишается всех прав, имущество должно быть продано с торгов, а средства от продажи направлены на медицинские исследования проблем мужской бездетности в виде грантов ведущим научным организациям мира, занимающимися подобными научными изысканиями.
Все стало предельно ясно: это не выживший из ума дурак-миллионер, от безделья играющий судьбами юношей, а родственник. Какой-то там... многоюродный дядя. Не имевший наследников, однако хотевший их иметь.
Но как он собака все ловко устроил!
И ведь даже не намекнул о своем существовании! Название компании не содержало фамилии Браун, потому искать своего благодетеля в Америке невозможно.
Надо все же особо похвалить старого Джеффа, до последнего момента не выдававшего денежный источник Роланда Брауна, это весьма разумно: если молодой человек в начале пути узнал бы, что ему корячится гигантское наследство и убаюкивающее будущее, то разве есть смысл в университетской учебе, фрамацевтических исследованиях, борьбой за место под солнцем, если все и так в шоколаде, стоит только маленько подождать?
Инерция движения в жизни имеет первостепенное значение, а если юношу заранее настроить на достижение успехов, несмотря ни на что, то инерция эта, возможно, и сохранится в дальнейшем, давая хорошие плоды. Все примерно так и произошло.
Жизнь сиротки внезапно стала прекрасной.
Ролли это напомнило анекдот, когда миллионера спросили о том, как он стал миллионером:
– Я всю жизнь работал! Тяжело и много, рано вставал, поздно ложился, судьба мне улыбалась, я был удачливым бизнесменом, экономил и все направлял в дело! А потом умер дядя-миллионер, оставил наследство, вот так я и стал миллионером!

Впрочем, в бумагах о наследстве прописано еще одно условие, пока что неизвестное. Как предуведомил поверенный адвокат Гарри Миллер, письмо с последним условием Роланд получит прямо к Рождеству, а именно двадцать четвертого декабря, ровно в полночь. И что упомянутый Гарри Миллер лично прочтет перед видеокамерой, а затем сожжет письмо в камине, что должно непременно отображено в видеозаписи, потом проследит исполнение изложенного в письме условия, оно будет несложным, но строго конфиденциальным, как присовокупил в телефонном разговоре адвокат.
Формальное и окончательное юридическое вступление в право собственности ценных бумаг усопшего Джеффа Брауна произойдет непосредственно после исполнения последнего условия.
До этого момента наследник Роланд Браун может владеть и пользоваться имуществом, осуществлять руководство компанией так, как он сочтет нужным, но право распоряжения собственностью, то есть полное ее право наступает двадцать пятого декабря, в ноль часов по времени штата Луизиана.
Неисполнение сего условия означает безоговорочное лишение всех прав собственности указанного Роланда Брауна, продажа на торгах и передача средств на означенные выше благотворительные цели.
Сам процесс исполнения ни в коем случае не должен записываться на видеокамеру, о чем предписано озаботиться душеприказчику умершего мистера Брауна - всё тому же Гарри Миллеру.
Роланд не то что расстроился, но был слегка удручен:
«Что еще за хрень? Конфиденциальность... ровно в полночь...Чертовщиной попахивает... Опять блажь Джеффа? Последний сюрприз?»

Новый владелец прибыл в свое поместье прямо в канун Рождества, за два дня. Знакомство со всеми фигурантами его неожиданно привалившего счастья, с домом, с прислугой, с Гарри  Миллером, с садовником и прочими устроителями размеренной жизни прежнего владельца усадьбы оказалось весьма хлопотным и утомительным: сразу столько впечатлений на одного человека!
В сочельник, примерно в четыре часа дня, в доме не оказалось никого: по старой традиции, вся прислуга получала в этот день отпуск, будучи обязанной проводить рождество вне стен усадьбы, каковой пункт прямо и жестко прописан в каждом контракте.
Между тем, в доме кто-то был.
Этим «кем-то» оказалась молодая, недавно прибывшая в Штаты мексиканка, принятая неделю назад на работу в качестве горничной. Она пока что плохо знала английский и не обратила внимания на непременный пункт ее рабочего договора. В смысле, чтобы духу ее не было в доме на рождественские праздники.
Девушка явно не голливудской внешности: толстовата, на плохом английском поздоровалась с хозяином, улыбнулась, сверкнув ямочками на щеках, ткнула пальцем между своими большими грудями:
– Кристина!
«Ага, ее зовут Кристина...» – догадался Роланд.
Кристина продолжала, показав пальцем на собеседника:
– Амо!
«Хозяин по-испански... Это я» – снова догадался молодой человек.
Улыбка служанки, между тем, показалась Роланду очаровательной. Глаза Кристины излучали мерцательную аритмию и редкий молодой мужчина может устоять против магических женских чар. Разумеется, столь трепетно интересоваться прислугой - уже давно моветон в респектабельных семействах Нового Света, а пугающие общественные настроения, навеянные грозным тайфуном "Мetoo", определяли ситуацию как крайне тухлую. Роланд пока что не вполне вошел в роль распорядителя судеб, но куда девать возраст, даже если внезапная выработка соответствующих активных гормонов не вполне сочетается  с  социальными установлениями правильного и рассудительного социума? Хозяин усилием воли все же взял себя в руки, с силой извергнув из души фантазии.
 Девушка показала жестами, что прибыла el correo, почта, в воздухе руками обрисовала нечто квадратное, большой пакет. Его Роланду следует получить и расписаться: показала рукой в воздухе расписку.
Удивленный амо вышел к почтовому автомобилю, но он оказался совсем не почтовым, а даже и наоборот, похожим на катафалк. Только небольшой синий знак почтовой связи США на крыше, явно съемный, и устанавливаемый по мере надобности, указывал на принадлежность к почтовому ведомству. Почтальон же удивил еще сильнее, да так, что похолодело внутри: одет в черное, в черных же замшевых перчатках, на голове цилиндр.
«Что за дурацкий маскарад?» - пронеслось в сознании владетеля свежеобретенного поместья.
– Примите пакет, сэр.
Из раскрытой уже задней двери катафалка выглядывал ящик удлиненной формы, полутора метров в длину и полметра в ширину.
«Черт возьми! И даже пакет похож на гроб» - еще больше удивился Роланд.
Странный почтальон в цилиндре и фраке с длинными фалдами, каковые обыкновенно носят дирижеры симфонических оркестров или музыкальных театров, взялся за один конец ящика, Роланд взялся за другой, вдвоем они еле стащили посылку, поставив на приготовленную заранее тележку.
Не перестающий удивлять почтальон снял цилиндр, прижал его к сердцу, поклонился учтиво, поздравил с наступающим праздником и был таков.
Хозяин ввез посылку на тележке в огромную прихожую, служанка суетилась вокруг, пытаясь помочь, но, кажется, производила еще более трудностей, чем если бы Роланд обошелся без помощи услужливой девицы.
«Вот бестолочь!» - уже злился на девушку, путающуюся под ногами, создающую дополнительную суету.
От посылки пахло чем-то вкусным.
Торопливо сломал крепеж ящика, отворил крышку и тут ему внезапно перестало хватать воздуха, сердце бешено заколотилось, тело повело куда-то вправо, гигантским усилием воли выправил свое положение в пространстве, затрясся, выдавил из горла звук «кх-х-хр...», какой бывает, вероятно, при удушении:
В ящике лежал жареный негр, украшенный пучками петрушки, укропа, стеблей кориандра, запеченными яблоками и прочими гастрономическим прелестями.
Сзади на пол упало что-то тяжелое.
«Кристина шлепнулась» - меланхолически пронеслось в голове уже трясущегося владетеля старинной усадьбы, в изрядном отупении уставившегося на рождественский подарок.
«Интересно, а я грохнусь в обморок?» - мелькнула мысль и уже исчезающим сознанием услышал звук падающего тела.
Своего собственного.