Рассказы про Алекса. 8

                Эндшпиль.

   Приветствую тебя, читатель. Есть кое-что новое под солнцем.

   Когда весна канула в лето, Алексу небольно стукнуло "sixty four". А он то, как сэр Пол, думал, что это - далёкое будущее. Нет, уже прошлое. "Sixty four", или, дословно, "шестьдесят четыре" - не просто число, а количество клеток на шахматной доске. И это, как бы, намекает, что партия перешла в эндшпиль. Трудный, практически безнадёжный для Алекса. Ведь Тот, кто сидит напротив - даже не Бобби Фишер. Увы, он гораздо круче. Все ходы в этой партии он уже просчитал наперёд и на предложенную Алексом ничью отвечает презрительным молчанием. А у Алекса - жёсткий цейтнот. Он паникует и ошибается...

   Так почему же Алекс до сих пор не сдался? Неужели ждёт, чтобы то, о чём он и сам догадался, ему официально объявили матом? Или всё ещё надеется, что Тот, кто сидит напротив случайно "зевнёт" ферзя?



                Голубая чашка.

   - Котик, я разбила свою самую любимую чашку, - сказала Алексу супруга. Таким голосом, наверное, диктор Левитан сообщал стране о смерти товарища Сталина.
   - Ту белую, немецкую, за семьдесят евро? - сухо спросил Алекс.
   - Да, - ответила супруга. Такое "да" Алекс слышал от неё только в ЗАГСе. Тридцать пять лет назад.
   - Жаль. Лучше бы ты разбила свою самую нелюбимую чашку, - выдавил каплю сочувствия Алекс. Так, вероятно, Антон Павлович Чехов выдавливал из себя раба.

   На этот раз карма отреагировала мгновенно. Неловко повернувшись, супруга смахнула со стола любимую чашку Алекса - полулитровое фаянсовое ведёрко ядовито-голубого цвета...
   "Женщины... Иногда всё, что им нужно - это просто выговориться", - размышлял Алекс, тщательно заметая осколки.



                Закат.

   Образ жизни не позволяет Алексу встречать рассветы. Его стихия - закаты.
В час, когда день начинает превращаться в ночь, когда багровеет солнце на западе и всё быстрее опускается в невидимое море, когда зажигающиеся фонари ещё больше сгущают клубящийся сумрак, когда мрак уже крадётся с востока - в этот час, сидя на балконе, Алекс заворожённо глядит на пылающий костёр заката в котором, весело потрескивая, догорает прошедший день. Ещё один день его жизни. Ведь Алекс без унынья и лени подбрасывает в огонь день за днём - гори, гори ясно, чтобы не погасло!

   В левой руке у Алекса, как уголёк из костра, тлеет сигарета - чёрная "SOBRANIE" с золотым фильтром ("чёрное золото"...о, мама RUSSIA!), а правой он держит стакан, в котором плещется ямайский ром.
   "Сколько же поколений моих предков делали любовь, а не войну, чтобы сегодня я мог восхищаться этим буйством красок? Они прошли, как тени, не оставив по себе следа. А я, оставлю ли я по себе следа? Или надобно всё тщательно подтереть за собой перед уходом?", - размышляет Алекс. "А впрочем, пусть будет сладок ром ямайский, всё остальное - ерунда!", - решает он и одним глотком допивает ром, некрасиво сморщившись. "Йо-хо-хо!", - хочет воскликнуть Алекс. Но выходит у него, почему-то:
   - О-хо-хо...