ПОСКОЛЬКУ НА ДАННЫЙ МОМЕНТ ИДЕТ РАБОТА НАД ЧЕТВЕРТОЙ РЕДАКЦИЕЙ РОМАНА, АКТУАЛЬНАЯ И ПОЛНАЯ, РЕГУЛЯРНО ОБНОВЛЯЕМАЯ, ВЕРСИЯ ПО ССЫЛКАМ:
http://www.proza.ru/2019/08/24/972 и http://samlib.ru/editors/m/mihail_fireon/girtadrfireo.. (тут с авторской обложкой и фб2)
Глава 24. Племянник епископа. (Понедельник, вторник)
***
Вертура настолько умаялся за день, намучался, таская по лесу копье и щит, что спал беспробудным сном всю ночь. Он даже не проснулся, когда принцесса Вероника пришла к ним, сказала что очень холодно, снова легла рядом с Марисой. Они снова о чем-то тихо говорили полночи в темноте, но детектива нисколько не беспокоило это. Он помнил только мрак и ветер. А, когда проснулся наутро, то понял, что ночной холод сменился жарой и он весь мокрый от испарины, как и вся его одежда и постель. Припекающее полуденное солнце нагрело шатер, и даже несмотря на открытые занавески и поднятый полог, внутри было душно, как будто сейчас стоял не конец августа, а жаркая середина лета. Где-то под потолком вилась оса, назойливо жужжала, пытаясь найти выход. Поводя ступнями босых ног, Мариса лежала поверх плащей и пледов рядом с детективом, держала на вытянутых руках над собой, читала какой-то глянцевый журнал с картинками. С улицы слышались веселые девичьи голоса. Со смехом обсуждали, что позавчера вечером кто-то анонимно прислал сыну магистра Роффе в подарок бутылку с дорогим столичным вином, выпив которую на вечерней прогулке по лесу, он слег, никуда вчера со всеми не ездил и до сих пор болен, пытается выяснить, кто так некрасиво над ним подшутил.
- Леди Тальпасто Младшая всех собрала, ходили узнать, как он там – сообщил кто-то малознакомый – а у него вестовой из шатра выходит с горшком. Развернулись, обратно пошли.
- Тяжело быть сыном мэра – рассудительно согласился князь Мунзе – большая ответственность.
- А кому там сэр Тинвег вчера ногу прострелил?
- Вилкету с Печатников – ответил ему князь Мунзе. Он был в курсе всех происходящих в лагере происшествий.
К шатру поднялись Фарканто и рыжая Лиза.
-…Я инженер с дипломом, а ты по складу ума гуманитарий! – высказала она своему кавалеру неоспоримый аргумент.
- Зато у меня есть топор! – весело отвечал рыцарь.
Ветер по-прежнему шелестел ветвями деревьев. Мелко тряслись листы осины, что стояла недалеко от шатра.
Вертура повернулся на бок, убрал с себя все пледы, которыми укрывался ночью, обхватил руками Марису и закрыл глаза. Никто не будил, не звал. Все устали после вчерашнего дня и отдыхали по утренней жаре. Только скрипело перо за занавеской. Принцесса Вероника сидела, откинувшись на спинку низкого складного кресла, положив босые ноги на соседний стул, рассеянно глядела через открытый полог на пронзительное летнее небо, задумчиво курила. Аудитор что склонился над записями над столом, продемонстрировал, предоставил ей выписку, она быстро сверилась с ней, указала чубуком трубки.
- Ага, вот этого и этого.
Юрист кивнул, занес что-то в свой блокнот и снова углубился в чтение.
Явился граф Прицци. Без мантии, в мокрой лиловой рубахе, держа под мышкой куполообразный шлем с кожаной защитой шеи. Поклонился, спросил, не желает ли герцогиня посмотреть на состязания и военные игры. Но та ответила отказом. Сказала что он очень любезен, но все же нет. Граф сказал, что оповестит ее, когда солнце опустится, станет свежее и начнутся поединки. Из событий дня, Вертуре запомнилось еще несколько.
К шатру явились дети. В основном мальчишки от восьми до тринадцати лет. Принесли принцессе нанизанных на веревку жирных куропаток, рябчиков и голубей, которых набили в лесу сегодня утром специально для ее обеда. Герцогиня благосклонно приняла дар, обняла и поцеловала в лоб каждого из них. Отобрала двух самых крепких юношей и двух самых красивых девочек. Юношей отправила вместе с лейтенантом Манко к графу Прицци, девочек поручила Регине Тинвег прислуживать за трапезой.
Детектив вышел из шатра и огляделся. Тяжелыми, бодрящими порывами задувал теплый ветер, шелестели листья, назойливо стрекотали кузнечики. Неподалеку своим отдельным кругом сидели огромные сторожевые кошки, недоверчиво и надменно щурились на яркое солнце и проходящих мимо людей. Одна, с забинтованными лапой и плечом, лежала отдельно от всех, под внешним пологом шатра на чьем-то свернутом плаще.
Наверху на скале, под соснами сидели Майя Гранне и юный барон Визра. Держа в руках блокноты, рисовали и писали в них.
***
Когда детектив и Мариса гуляли по скалам и отошли достаточно далеко вниз по течению реки, чтобы никто посторонний не смог услышать их, Мариса внезапно схватила Вертуру за руку, развернула его к себе, заглянула в лицо и заявила.
- Возьми ее! – с горящими ненавистью и безумием глазами потребовала она, вцепилась в его одежду – сделай так, чтобы зачать ей сына, и он будет править Гиртой. Все будут шептаться за ее спиной, а она будет жить с этим до самой смерти. Я ненавижу ее, я помогу тебе!
- Тут все сложнее – постелил плащ на мох и хвою, сел на камень и уставился на бегущую воду внизу под отвесным каменным обрывом, детектив. Солнце стояло высоко, но длинные тени уже ползли по реке. Резко контрастировали с ветреным, пронзительно-синим небом.
- Что сложнее?! – возмутилась его спокойному тону Мариса. Но тут же сникла. Села рядом с ним, положила голову ему на плечо, сложила руки на коленях. Лицо ее было мрачным, злым и торжественным одновременно.
Журчание воды, тихий скрип деревьев и шум ветра навевали спокойные умиротворяющие мысли о теплой осени и уходящем лете. Вертура достал трубку и хотел закурить, но, сколько он не чиркал, спичка так и не загорелась.
- После нее я чувствую себя некчемной выпитой бутылкой – скорбно нажаловалась Мариса.
- Это еще что – ответил детектив – а меня вчера она опустошила одним мысленным прикосновением. Похоже, тоже самое происходит и с остальными. Она выжигает окружающих как спички. Она подавляет волю, подламывает людей. Даже сэр Прицци не противоречит ей, признает ее герцогиней. Хотя, может я и неправ насчет него, он расчетливый и сильный человек… А она постоянно пишет свои бумаги, постоянно работает, разговаривает с людьми. Помнишь, она рассказывала, что ее позвали в Гирту как маленькую принцессу, чтобы посадить на трон и говорить, что ей делать, но маленькая принцесса внезапно оказалась не безвольной наивной девочкой, а специально обученным администратором. Привезла с собой контактора с каким-то Центром, который указывает, как работать станциям и какие заряжать боеприпасы в противовоздушные системы. Пригласила столичных советников и юристов. Начала давить местных царьков одного за другим и выросла в кровавого дракона, который не успокоится, пока не переломает всех и не станет единолично править Гиртой. Сколько было убийств за то время, пока я здесь? Солько, Друлль... Быть может она бы и сама не хотела, но она обычный человек, по каким-то причинам поставленный на должность герцогини. Быть может, даже самим мастером Динтрой. Я думаю, что она даже без каких бы то ни было специализированных возможностей, как у той же Лизы, такой же обычный человек как я и все остальные. Здесь ей все чуждо и враждебно, и она как живым щитом окружает себя людьми, которых при случае поодиночке может переломить одним мановением руки, рядом с которыми она может чувствовать себя уверенно. Мне кажется, она очень боится, но стареется не выказывать этого. Вернее у нее, как и у нас, просто нет выбора. И здесь ей нужна наша поддержка. Ей было нужно, чтобы я коснулся ее, чтобы ты обняла ее, приласкала, прижала к себе, чтобы кто-то сделал это. Это неправильно. Не по-христиански. Она очень сильная, но иначе и она не выдержит. Леди Вероника из тех, кто никогда не подпустит близко равного или того, кто сильней. Поэтому сэр Прицци никогда не будет ее приближенным, только вассалом и союзником, не более чем. Регина, Вальтер, Оливия, леди Эмилия, мэтр Вритте, Кристоф, Готфред, Дитрих - это все люди сэра Августа, она не выбирала их. Зато она позвала нас, сэра Визру, Гармазона, Эллу… Рядом с такими женщинами как она часто оказываются серые ничтожества и подкаблучники. Она обречена на одиночество…
- Она нравится тебе?
- Она целеустремленная, деятельная…
- Малолетка. А я старая кляча.
- Ну я тоже не молодой амбициозный змей с алмазной горы. Так что и старая кляча, которой уже на раз подбивали копыта тоже сгодится – он ласково взял ее ладонь в свои руки. Мариса улыбнулась и прижалась виском к его щеке. Так они сидели некоторое время, слушали шелест листьев, смотрели, как тени бегут по серо-зеленой воде. Разглядывали кривые рыжие сосны, что торчали из вершины стоящей на противоположном берегу Керны гранитной горы.
- Мы всего лишь литья на штормовом ветру – кладя руку поверх ее ладоней, тихо сказал Марисе детектив – бесполезные сучья, что срубают и которые, отдавая жар в ледяную мглу ночи, сгорают в огне.
Она вздрогнула, словно слова, еще недавно беззвучно произнесенные ей самой и теперь повторенные им, поразили ее в самое сердце. Она положила руку поверх его руки и молча кивнула в ответ.
***
В лагерь возвращались охотники, что уезжали утром, добыть самим в лесу оставшейся после вчерашнего происшествия у башни черной козлоподобной саранчи. Таща за храпящими, недовольными таким соседством лошадьми на длинных веревках по земле, приволокли в лагерь свои омерзительные трофеи. Пока эти тела лежали на солнце на траве подметили, что они непонятным образом истаивают, отекают как снег, обращаясь зловонной зеленовато-желтой, как гной, жижей. От этого зловония за много десятков метров вокруг выли собаки, храпели лошади, таращили глаза, брезгливо трясли лапами кошки. Кто-то сказал, что после того, как из этих омерзительных туш пытались извлечь стрелы, на руках остаются ожоги. Граф Прицци вышел к охотникам, строго приказал отвезти тела убитой козлоподобной саранчи подальше в лес, а к башне выслать разъезд, чтобы сказали тем, кто еще охотился в окрестностях, чтобы не тащили в лагерь эти опасные трофеи. Все, кто обжегся, касаясь этих демонических порождений, были направлены к герцогскому лейб-медику доктору Фонту, который осмотрел раны через специальные очки, промыл, перевязал их и выдал йодистую воду и таблетки.
- Пока они были живы, если их можно назвать живыми, структуру их тел поддерживали замкнутые эфирные флюиды. Подобные тем, которые излучает человеческий организм для локальной стабилизации воздействующего на него искажения пространства-времени. Но со «смертью», они потеряли интенсивность и, в следствии нарушения слабых взаимодействий в субатомарных структурах их тел, тяжелые элементы, которые в больших количествах образуются в их тканях при переходе из волнового в корпускулярное состояние, подвергаются альфа и бета распаду – сообщил свой вердикт доктор – разрушаясь, они становятся радиоактивными.
Граф Прицци молча кивнул и вышел из лазарета.
***
Днем по реке прибыла гребная ладья с мачтой. Пришла из Гирты, чтобы привезти припасы и завтра забрать в город герцогиню и ее свиту. Явился помощник магистра Роффе, с поклоном извинился, сообщил, что в виду важных дел и обязанностей, возложенных на него сэром Вильмонтом Булле, к огромному сожалению, мэр не сможет навестить охоту и отдать дань уважения ее высочеству лично.
- Действительно, к большому сожалению – как будто с пониманием кивнула принцесса, но в глазах ее читались совсем другие мысли.
Проходил день. Девицы принесли венки и гирлянды из лесных цветов к шатру герцогини. Майя Гранне набрала желтых цветов, сплела венок для юного барона Визры. Тот надолго уехал далеко в лес, нашел клен, собрал с него самые красивые листья и сплел венок ей в ответ. Набрала цветов – голубых и красных и Мариса, сплела из них, прибавив ароматных сосновых ветвей, подвеску, прикрепила ее к центральному столбу в шатре. Оруженосцы принесли к столу принцессы стреляных зайцев, речных окуней и набранные в лесу женщинами дикую землянику и крепкие, с нарядными рыжими шляпками и белыми ножками грибы.
Когда детективу разрешили отойти от шатра герцогини, он тут же направился в лагерь Бориса Дорса, где и нашел своего знакомого за изготовлением самодельных лука и стрел.
- А Марк! – откладывая нож, прищурился маркиз. Его мрачное лицо переменилось. Радушная улыбка прогнала обычное напряженное и хмурое выражение. Они с детективом сцепились локтями и крепко обнялись – я как раз собираюсь на прогулку. Пойдете со мной, постреляем, посплетничаем о нашей светлейшей леди-герцогине! Вижу вы с Анной с ней на короткой ноге.
- Моей заслуги тут нет – печально ответил ему детектив. Ему стало неприятно и неловко перед другом за все то, что случилось. Он чувствовал вину и испытывал жгучее желание помочь маркизу, как-то исправить сложившееся положение. Но Борис Дорс похоже не заметил его терзаний, накинул через плечо свой плащ, прищурился на детектива так, как будто знал что-то очень важное, забрал со стола свои меч, лук и стрелы, повлек Вертуру в сторону леса. Детективу стало страшно - ему показалось, что сейчас маркиз отведет его в сторону и заколет, как только они отойдут достаточно далеко от лагеря, но этого не случилось. Перекидываясь короткими скупыми репликами, они быстро шли по узкой тропинке по высокому глинистому склону в сторону бетонной полосы.
Вокруг стоял пронизанный солнечным светом бор. Было жарко, в длинной, пожелтевший траве стрекотали кузнечики, гудели шмели. Пахло смолой, деревом и раскаленным сухим гранитом. Вдали от лагеря, рядом с бетонной дорогой, на каменистом склоне маркиз нашел примеченные им еще с прошлого утра кусты диких синих люпинов и, достав свой меч, нарубил с них огромный, ароматный, отдающий горькой сырой травой букет. Критически оглядев его, Вертура посоветовал добавить еще каких-нибудь цветов, что в обилии росли по склонам бетонной полосы.
- Нет, пусть будут только люпины – нахмурился, резко ответил маркиз и тут же стал печален, прищурился, бросил внимательный взгляд на детектива – знаете, Марк. А может ну ее к черту, раз она такая бешеная озверевшая стерва? – и прибавил с жгучей, неподдельной, обидой – пусть ее Август по лужам катает на своем драндулете! В клаксон ей под окном дудит. Бант купит ей в Столице от Козловского с розовой бижутерией и пластмассовые черные очки.
Он решительно протянул цветы Вертуре и заявил.
- А лучше отдайте Анне, скажите, что сами собрали, принесли ей. Не выбрасывать же. Ничего же вроде, симпатичные, лесные. Все дарят женщинам розы. Ненавижу розы. Нет, не из-за Эртвига. Просто терпеть их не могу. Омерзительные, тепличные, жеманные цветы. Ну же, не стойте, берите, иначе я их выброшу, вернетесь к Анне ни с чем.
Детектив покачал головой, не пожелал принять букет, а Борис Дорс был уже готов бросить его на землю и растоптать его, но Вертура удержал его руку и сказал.
- Если вы отдадите их мне, я отнесу их леди Веронике и скажу, что это от вас. А если выбросите, я наберу новых. Как она на вас будет смотреть.
Маркиз внимательно и дико глянул на детектива, словно размышляя, ударить его или нет. Секунду думал, но потом улыбнулся и заявил.
- Да, это глупо. Мы сдаемся даже не попробовав… – рассудил он. Глаза его вспыхнули страшным непреклонным светом – Боже, Марк, я старею, я боюсь эту женщину. Нет, не ее саму, ее отказа, ее насмешки, ее пренебрежения. Это непозволительная слабость, это отвратительно, но я ничего не могу с собой поделать, а если сделаю, все будет глупо, как вчера, шиворот на выворот. Я жалкий неудачник, которому просто повезло, что не проломили голову тогда, во время Смуты, и вот теперь… Она такая, что к ней не подойти, а если я подойду, я буду нести ахинею, наделаю ерунды, а она сама даже не посмотрит в мою сторону. Это просто невыносимо.
- Она красивая, молодая женщина, со сложным характером конечно – ответил ему детектив – но она обязана быть герцогиней, которая правит железной рукой и вести себя соответственно.
- Я знаю – кивнул, развел руками маркиз – но…
- Просто принесите ей эти цветы. Быть может она и посмеется для протокола, но ей будет приятно. Уверен. В крайнем случае, она прикажет вас казнить.
Маркиз улыбнулся, похоже, сказанное детективом его развеселило.
- Ладно, пойдемте – сказал он, улыбнувшись и, поудобнее перехватив свой огромный, больше похожий на сноп сена, чем на подарок герцогине букет, зашагал к опушке леса.
До лагеря от бетонной полосы было не меньше двух километров и, идя так, чтобы не попадаться на глаза постоянно курсирующим между обозами и лагерем пешими и верховыми, свернув не на ту тропинку, детектив и маркиз заблудились на каменных склонах, вышли к реке намного ниже станицы. Оглядываясь с высокой, поднимающейся над лесом и рекой плоской, поросшей мхом и ароматным вереском вершины горы, далеко ли они промахнулись от лагеря, приметили белую фигуру, на камне между сосен на высоком берегу реки.
- А где Кристоф? – прикладывая руку ко лбу, злорадно прищурился, оскалил зубы, скривил лицо маркиз, у которого глаза, по всей видимости, были лучше чем у детектива – похоже, она заблудилась. Пойдемте, Марк, вернем женщину ее мужчине, раз он такой балбес, и не уследил за ней.
И они начали спускаться к реке. На скальном обрыве, в тени сосен, они обнаружили Эмилию Прицци. Без движения сидя на камне, сложив руки на коленях, она отрешенно смотрела перед собой на темную, журчащую под отвесными скалами внизу стремнину. Неподалеку пасся ее серый конь. Тыкался мордой в расселины между камней, бряцал оголовьем, гулко стучал копытами, осторожно переступая по неровному граниту. Словно почувствовав приближение маркиза и детектива, Эмилия Прицци вздрогнула и обернулась. Ее большие, выпуклые, светло-карие глаза, со страхом смотрели на Бориса Дорса, пальцы сжались, уголки губ печально и испуганно опустились, словно в мольбе, обращенной к палачу приговоренным к смерти. Как и позавчера на званом ужине, на ней были все те же длинное белое льняное платье и короткая, светло-коричневая, с бежевыми треугольниками вязаная распашная жилетка. Ветер трепал торчащую хохолком челку графини. Часть волос над правым виском была красиво заплетена в тонкую длинную косу, заботливо украшенную на конце большим нарядным зеленым бантом и перевитую тонкой черно-красной лентой. Вертура опустил глаза и смутился: настолько печальным, потусторонним и нездешним показался ему одновременно величественный и при этом трогательно-сломленный облик этой женщины.
Маркиз Дорс отдал букет детективу, положил руку на эфес меча, смело подошел к ней. Видя его жест, графиня опустила плечи и испуганно подалась в сторону, но маркиз чинно поклонился ей и жестом представил своего спутника.
- Это мой друг и наперсник леди Вероники. Гранд Марк Вертура, детектив.
И, видя ее недоверие, продолжил тем же спокойным рассудительным тоном, каким разговаривал с ее отцом.
- Вы заблудились, моя леди? Мы можем проводить вас в лагерь это недалеко здесь.
- Нет… - ответила она печально поджав плечи, словно кошмар какого-то давно пережитого ужаса снова проснулся в ее сердце – просто сделайте то, чего не сделали раньше. То, ради чего вы пришли.
Ее испуганный взгляд упал на меч маркиза в ножнах на его перевязи.
- Вы шли за мной – сказала она печальным, глубоким голосом – вы пришли убить меня, как убили Андреса и Хольгера и других. Вчера вы убили Панзонга, он был одним из последних, и теперь больше некому меня защитить от таких как вы… Все кончено. Я приняла не ту сторону, мы проиграли. Я ждала, все это время я думала, что все изменится, они найдут вас и ваших подельников и убьют самой страшной смертью, но вы обманом сгубили их всех, и теперь пришел и мой черед. Сделайте то зачем вы пришли и будьте вы прокляты, маркиз.
Над рекой поднялся ветер. Тяжелый порыв ударил по верхушкам сосен, звонким шелестом заглушил шум реки и бряцание упряжи как ни в чем не бывало жующей траву лошади невдалеке. Борис Дорс подошел к графине, присел перед ней на корточки, все также держась за меч, но скорее для того, чтобы не мешал, чем от опасности, внимательно пригляделся к ней. Эмилия Прицци гордо отстранилась, но не побежала, не ударила, не подняла руки, чтобы хоть как-то оттолкнуть его или защититься.
- Это в прошлом – веско рассудил Борис Дорс – и я пришел не по вашу душу. Мне показалось, что вы заблудились. Пойдемте, мы отведем вас к Кристофу. Женщине не стоит ходить одной в глуши.
- Это вы-то пришли помочь мне? – только и спросила она, презрительно прищурившись, внимательно глядя на маркиза. Ее глаза вспыхнули. Обычная вялость и отрешенность сменилась агрессивной, нескрываемой издевкой, взгляд стал насмешливым и оскорбительным. Гордо вскинув голову, графиня скривила рот, так что ямка на ее щеке снова отлилась темной глубокой полосой, предав ее чертам сходство с грубо вырезанным из дерева нечестивым языческим идолищем.
- Это после всего того, что вы сделали? – возвысив голос, широко распахнув рот, с мрачным страшным смехом заявила она в лицо маркизу – я знаю обо всем! Вы сожгли Загатту! Это вы придумали бросить его на костер в дыхательной маске и несгораемом плаще, только вы способны на такую беспринципную мерзость! Жалкий, низкий трус. Это вы выследили Панзонга и передали на смерть. Вы сожгли Хольгера, и Кари, и других – на ее губах выступила пена, лицо задергалось в судороге, руки затряслись – я знаю все… не врите мне, что вас там не было! И что это не вы зарубили топором Феликса, а потом пришли и бросили его отрубленные руки и окровавленную голову ко мне в постель! Я знаю всех, кого вы убили. И сына сэра Дугласа и мастера Киббеля... Я любила их, они были мне семьей, а вы предательством и низостью погубили их. Вы палач и убийца, вы следили за мной и пришли ко мне сейчас, когда не осталось никого, кто может меня защитить, отрубить вашу голову, отплатить вам за все ваши низкие злодейства. Я знаю, вы всегда так делаете, вы умеете найти самый подлый момент, чтобы потом оклеветать всех честных и благородных людей, сказать, что это не вы…
- Грегор Тальпасто утонул в проруби на глазах у всех, когда шел на приступ форта Доминика по льду реки – спокойно ответил ей Борис Дорс, выжидающе глядя на графиню – а Киббель пьяным выбросился из окна депутатского дома во время банкета. Вам это прекрасно известно.
- Нет, я все видела! – заявила Эмилия Прицци и закрыла лицо руками. Сквозь ее пальцы потекли слезы – вы все врете! Вы лжец! Вы пакостите, подло убиваете, а потом распространяете гадости и сплетни обо всех и обо мне, чтобы все думали что так и было… Это все ложь, вы сами виноваты во всем, в чем обвиняете других. Вы дерьмо, а не христианин! Почему никто не верит мне. Все из-за вас. Из-за вашей лицемерной лжи никто больше не верит мне. Все верят вам и таким же лжецам как вы. Даже вы сами верите в эту придуманную вами же ложь… Никто не видит, не знает, все ослеплены… А я все знаю, я все видела, как это было на самом деле, как вы убили их всех одного за другим. Я пришла сюда, потому что знала, что вы следите, вы придете и за мной, чтобы подло зарубить и меня, как убили и остальных…
Агрессия и обвинение в ее голосе сменились страхом и отчаянием, руки тряслись. Борис Дорс протянул руку, снял перчатку, коснулся ее запястья своей потемневшей от работы, жилистой, со вздутыми венами на тыльной стороне, ладонью, аккуратно сжал пальцы на ее белой необычайно тонкой руке.
- Эмилия – сказал он ей как можно более спокойно, заботливо и убедительно – пойдемте с нами, мы не причиним вам вреда. Вы заблудились, вы испугались, мы отведем вас к отцу в станицу...
- Никто не верит… – покачала головой она – вы кровавый палач и убийца… Я знаю, я все видела…
Но маркиз Дорс не дал договорить ей, начать все сызнова. Рассердившись, резко схватил ее за руку, оторвал ее ладони от лица и обратился к ней уже сурово, без всякого снисхождения.
- Вы плачете да? Боитесь меня? Боитесь гнева Божия? Я у вас палач? – выждав паузу и убедившись, что у нее нет слов, чтобы ответить на его агрессию, тряхнул ее еще раз за руку маркиз - а что сделали вы? Скольких людей вы и ваши клевреты убили и смеялись, глядя на их мучения? У кого в доме подавали человеческое мясо на обед? Бог наказал вас. Лишил вас разума, которым вы так кичились, считая себя выше других. Деньги, власть, тайные знания, теории строения мира, прорицание будущего, силы звезд, оккультные науки, потоки энергий, формулы и числа... Вы сами задушили свою дочь, убили слуг, зарубили топором и расчленили мужа, а потом принесли его отрубленные, окровавленные руки и голову себе в постель. Вам напомнить? Вы лежали на кровати, в крови, с пеной на губах, вся в нечистотах и мерзости. Да я видел вас тогда, потому что ко мне прибежал ваш Кристоф, просил сделать что-нибудь. А ваш отец после этого плакал у алтаря в храме на коленях, не смея поднять лица, просил прощения у Бога и у людей. Что, вы не помните ничего этого?
Выговорившись, взмахнув рукой, он нахмурился еще больше и уставился на графиню, ожидая, что она ему ответит. Эмилия Прицци молча слушала, глядя на него неподвижными, немигающими глазами, не смея возразить.
- Я не воюю с женщинами, но вы мне были настолько омерзительны, что да, я желал вашей смерти. Но Бог рассудил иначе – едва сдерживаясь от злости, сквозь зубы продолжил маркиз – только поэтому вы до сих пор живы. Я не знаю почему, это Его воля, так случилось. Да, я хотел заколоть вас тогда, когда меня позвали посмотреть на то, что вы учинили. Я был счастлив видеть вас в пене и нечистотах на том богомерзком ложе, видеть как все то зло, что вы совершили, вернулось к вам, вашими же руками разрушив всю вашу семью и все ваши жизни. Я хотел покончить и с вами и Кристофом, который плакал и не смел даже протянуть к вам руки, чтобы утереть ту мерзость, в которой бы со смехом барахтались на своей нечестивой постели, но мэтр Дезмонд, человек, кому открыто прозревать волю Божию, остановил мою руку, сказал оставить вас обоих в живых. И глядя на вас все эти годы, мне становилось все ясней, что казни я вас всех тогда, не было бы ни позорного напоминания вашему отцу о злодеяниях совершенных вышей семьей и им самим, ни назидательного примера всем его дружкам и клевретам. Идите, если хотите умереть, сделайте всего один шаг, прыгните в реку со скалы! Но вы же не сможете, как не смогли раньше, хотя я все ждал, когда это случится, чтобы ваша душа вместе с остальными из вашей проклятий компании ваших таких любимых и близких любовников и друзей, горела в вечном огне. Ну же, давайте, вот ваша смерть, которой вы так ищите! – он резко взмахнул рукой в сторону обрыва и, видя что она не сдвинулась с места, брезгливо прибавил – нет же, вы никогда сами не пойдете и не сделаете этого шага, потому, что до сих пор вы все жалеете себя за все то зло, которое причинили сами же себе, сами себя лишили всего, сами себя наказали так, как не смог бы ни я, ни кто еще и при этом до сих пор вините во всех своих бедах других. И сколько бы я не презирал вас, я не воюю с женщинами, а тем более, не стану марать руки о такую жалкую, не заслуживающую никакого снисхождения мразь, как вы.
Эмилия Прицци надменно и страшно улыбнулась в знак презрения к сказанному маркизом, хотела, наверное, возразить ему, но Борис Дорс не стал слушать ее, отошел, схватил под уздцы ее коня, рывком оторвал от куста черники и подвел к графине.
- Садитесь, мы отвезем вас к Кристофу – отрывисто и низко бросил Борис Дорс – он защищал вас тогда, потому что несмотря ни на что, искренне любит вас. А вы за эти пятнадцать лет даже не соизволили стать его женой и проявить к нему хоть каплю благодарности и уважения за все то, что он для вас сделал.
С небывалой резкой энергией Эмилия Прицци поднялась на ноги и, отстранившись от маркиза, расправив худые плечи, выразительно, с издевкой, посмотрела на него. Тот подвел лошадь к камню, подал графине руку, чтобы помочь. Она с видом и готовностью, что только и ждет от него, что он отпустит или дернет ее так, что она упадет и ударится насмерть головой, поднялась на камень и с него аккуратно села боком в седло. Презрительно и недоуменно уставилась на маркиза.
- Марк, пойдемте – позвал детектива, взял лошадь под уздцы, погладил ее по щеке, почесал как кошку, чтобы не беспокоилась и не дергала, Борис Дорс.
Так, медленно, огибая камни и крутые подъемы, они шли по берегу какое-то время. Эмилия Прицци молча смотрела в затылок маркизу что шел рядом со стременем глядя себе под ноги и вжимая голову в плечи, но больше не выказывала ни ненависти ни презрения, не предпринимала ни каких иных агрессивных действий.
Уже неподалеку от лагеря повстречали едущего им навстречу барона Кристофа Тинвега. При виде маркиза и детектива, барон и его оруженосец спешились и, взявшись за мечи, с немигающими, хищными глазами готовых к драке людей, молча, без лишних расспросов, двинулись к ним.
- Стой! – грубо и громко окрикнул, предостерегающе поднял руку Борис Дорс. Он протянул барону поводья лошади и, демонстрируя свободной ладонью, что он не собирается драться, медленно шагнул вперед и перебросил их оппоненту. Тот поймал кожаный ремень и, все еще держа руку на эфесе меча, подтянул лошадь графини к себе.
- Он обидел тебя? – с угрозой кивая на Бориса Дорса, мрачно спросил он у Эмилии Прицци.
- Нет – ответила она наивно, со своим обычным тихим видом опустив глаза и прикрыв их своими длинными светлыми ресницами – я заблудилась. Хотела набрать цветов, сделать тебе венок… Борис помог мне подняться в седло…
- Неожиданно. Благодарю – не убирая с меча руки, скупо кивнул маркизу Кристоф Тинвег. Он передал поводья оруженосцу, но сам остался стоять на тропинке, с подозрением глядя на племянника епископа и не желая уступать ему пути.
- Пойдемте, Марк – развернул за плечо Вертуру Борис Дорс, и они с детективом, что по-прежнему нес в руках огромную охапку лесных цветов, зашагали куда-то напролом в сторону, через кусты.
С треском продравшись через густые заросли подлеска, отступив по какому-то каменистому склону, оказались в малиннике под соснами на вершине скалы. Как в засаде, припав на одно колено, для осознания собственной силы держась за оружие, настороженно уставились вниз, на тропинку, на удаляющихся оппонентов, что, наверное окончательно убедившись, что детектив и маркиз не причинят им зла, наконец развернулись и поехали обратно в сторону станицы.
- А Кристоф… - уточнил Вертура.
- Петух возбужденный, мальчишка – опуская свой самодельный лук, убирая в колчан стрелу, презрительно отмахнулся маркиз – даром борода до пояса, горшки такой только чистить – выговорившись, мрачно пояснил - ему тогда было пятнадцать, он был оруженосцем у ее мужа. Ей было тридцать один… Пудельмота нашла малолетнего, завела себе в постель… И конечно же виноваты вокруг все, кроме них самих. Омерзительная история. Вот и сходили мы с вами за цветочками для леди Вероники. Все не как у людей.
***
Чтобы по возвращении в станицу случайно снова не повстречать графиню со своими спутниками сделали еще один круг по лесу. У дороги на подъезде к лагерю заметили знакомый черный дилижанс. Инга, лейтенант Турко и Фанкиль ходили, к могильнику козлоподобной саранчи, смотрели на него через свои линзы, вращали маятники, через решетки засвечивали фотоактивные пластинки, вертели волчки.
Зафиксировав наблюдения, начерпав в контейнер пропитанной зловонным гноем земли, обменявшись многозначительными кивками и короткими приветствиями с детективом и маркизом, уехали дальше на восток, к месту вчерашней битвы.
Вертура и маркиз Дорс поднялись к шатру принцессы Вероники. К ним вышел торжественный, облаченный в доспех, подпоясанный мечом лейтенант Кирка, молчаливо выслушав, позвал жену. Та подошла, сообщила, что принцесса Вероника отдыхает, отобрала у маркиза цветы, вокруг которых уже вовсю вился подлетевший на запах нектара огромный черно-желтый, мохнатый шмель, отнесла их в шатер. Когда вернулась, сказала маркизу, что если леди-герцогиня соизволит его видеть, она сообщит, так что он может идти.
Вертуре же отправила к столу, где барон Марк Тинвег, что заведовал самоваром, сказал ему наломать в лесу сосновых веток. Юная графиня Тальпасто в столичной кепке на растрепанных волосах по-мужски сидела верхом на скамейке, поджав колено. Прижавшись щекой к стволу, обнимала свое ружье с оптическим прицелом, клацала обоймой, задорно рассказывала накрывающим стол девицам какую-то веселую охотничью сплетню.
Увидев Вертуру, заулыбалась, зарумянилась, вхолостую передернула затвор своего ружья, нажала на курок, внимательно уставилась на детектива. Позавчера, на званом ужине, в сумерках, он не обратил внимания, что один глаз у нее был зеленый, второй серый.
Он приложил руку к груди, учтиво поклонился ей и, взяв веревку для веток, поспешил к лесу. Он нарвал каких-то цветов и попытался сплести венок для Марисы, но по неумению у него ничего не вышло. Побродив между сосен, так и не найдя ничего достойного, что можно было принести в подарок девицам, он вернулся к шатру весь перемазанный в смоле, с огромной охапкой свежего лапника, который тут же пошел на растопку самовара к чаепитию.
Он угостил юную графиню Тальпасто табаком, когда она спросила его, тот ли он гранд Марк Вертура из Каскаса, которого побили вначале в замке Ринья, а потом и в доме Августа Прицци или нет, чем очень ее развеселил. Она не стала зажигать трубку, а сунула щепоть под язык и, многозначительно продемонстрировав жестом, что с табаком во рту не разговаривают, поставила ногу на скамейку, снова прижалась щекой к своему ружью, на чем все их общение с детективом и завершилось.
Ближе к вечеру начались потешные поединки. Но никому, кроме друзей и подруг участников эти веселые танцы с затупленными мечами были особо неинтересны.
Все ожидали боя графа Прицци и Рейна Тинкалы, который назначили на шесть вечера, с нетерпением смотрели то на поляну на опушке леса, то на часы.
Сизые тени ползли по траве. Солнце скрылось за верхушками деревьев на склоне горы, стало прохладно и ветрено. Люди Фолькарта явились от своего костра с дальнего конца лагеря как будто собравшейся на войну мрачной, подавленной, готовой к смерти дружиной. Растянулись цепочкой, проходя мимо креста с яростной обреченностью в глазах, останавливались, обнажали головы, с грохотом бросали к ногам щиты, крестились, снова надевали шлемы и подбирали щиты, шли дальше. Завидев их отряд, к поляне потянулись заинтересованные зрители. Окружили их широким полукольцом, со стороны лагеря и реки. Барон Тинвег приехал верхом как на битву, в бригандине, с мечом и в тяжелом шерстяном плаще. Протянул руки, усадил перед собой боком юную графиню Тальпасто, чтобы ей с ее невысоким ростом было лучше видно.
Принцесса Вероника, что до этого не принимала никакого участия ни в веселой девичьей беседе, ни в чаепитии, вышла из своего шатра. Явилась в своей нарядной морозной мантии, алой шелковой рубахе, с цветком синего люпина в руках и накинутом на плечи, украшенным массивной золотой заколкой, медвежьем плаще. Оправила лапу зверя на груди, заняла приготовленное для нее на склоне так, чтобы пешие и верховые внизу не загораживали обзор, специально принесенное из штаба графа Прицци кресло.
За ее спиной, подняв знамя, в молчаливой готовности выстроилась ее свита.
Было еще не темно, но многие были уже с факелами. Ветер со свистом срывал почти невидимое на фоне еще светлого неба пламя, тянуло раскаленной смолой, тонкими черными струйками вился едкий, горький дым. Почти что физически ощутимое чувство угрозы, напряженное ожидание беды, повисло над лесом во внезапно наступившей на поляне тишине.
Оба вышли молча, в кожаных перчатках, со щитами и в шлемах. У графа Прицци в левой руке был треугольный щит-тарч с черным змеем на лиловом поле, обвивающим багровый крест, а в правой заточенный для боя меч. У Рейна Тинкалы круглый, расписанный магическим узором с крестом в середине кулачный щит и узкая легкая секира.
Никто никому не поклонился, не приветствовал. Оба без лишних слов встали друг напротив друга.
Молча замерли всадники в седлах, что смотрели поверх голов собравшихся широким полукольцом вокруг поляны людей. В отдалении, на склоне над обрывом над ямой, где было устроено стрельбище, собрались женщины и дети. Отдельно, во главе со своим командиром, Борисом Дорсом, присевшим на камень, подогнувшим колено, положившим на плечо копье, прижавшим его древком к щеке, внимательно следящим за том, что будет происходить, стояли такие же вооруженные и готовые к бою, добровольцы епископа Дезмонда. Кто-то, спохватившись, стремительно побежал прочь, вернулся, неся в руках длинный узкий меч и щит.
Сержант Брокке, что был назначен рефери, дунул в свой свисток, каким мушкетерам дают команду к стрельбе. Бородатые люди Фолькарта грозно заревели, забили секирами в щиты. Бард задудел в волынку. Граф Прицци поморщился и сделал шаг вперед.
Все случилось не более чем за две секунды. Рейн Тинкала только успел поднять щит, как граф Прицци прыгнул не него и ударил его щитом в налобник шлема. Наследник Фолькарта молча опрокинулся на истоптанную траву. Щит с кулачным хватом и ремнем сбился на его плече. В последний миг он попытался поудобнее перехватить его, закрыться им, но было поздно. Граф Прицци был уже над ним и тяжелыми таранными ударами острия своего щита, сверху вниз, в три приема, уложил его лопатками на землю. Бородатые разбойники Фолькарта яростно и возмущенно завыли, со злостью и обидой схватились за топоры и мечи, было бросились на помощь своему командиру, но затрубил рог. Люди Гирты не сговариваясь, сомкнули строй. Заскрежетали вылетающие из ножен мечи. Рыцари Лилового клуба без промедления, как будто бы только и ждали этого момента, страшно закричали, загикали воинственными кличами и, как рой беспощадных воронов жаждущих крови, яростным черно-лиловым стальным вихрем со всех сторон накатились на дружину Рейна Тинкалы. Лейтенант Манко, Фарканто, Кристоф Тинвег и остальные мужчины, кто был рядом с принцессой, тоже, как по мановению руки сорвались со своих мест, кинулись в атаку с такой неудержимостью, злостью и силой, что, казалось, каждый только и желал что этой наконец-то свершившейся кровавой расправы, в которую вмиг превратилась эта неравная битва.
Рядом с принцессой, все такой же спокойной и, казалось бы равнодушной ко всему происходящему на поляне внизу, остались только женщины, ошеломленный, вертящий во все стороны свою пластинку, не понимающий как и что рисовать в такой момент, художник Гармазон, невозмутимый лейтенант Кирка, Корн со знаменем и обнимающий за талию откинувшуюся в его объятия все также скалящуюся в улыбке Майю Гранне, взволнованный, но все же благородно-отстраненный юный барон Визра.
Подвергнувшись общему стремлению, Вертура тоже, с остервенением перехватив копье обеими руками и бросив щит, как и все, без доспехов, без шлема, тоже подался вперед, не помня себя, ринулся вниз по слону в самую гущу битвы. Загремела сталь, затрещали щиты, полетели отчаянные хриплые возгласы и крики. Несколько секунд, грохота тяжелых ударов с двух рук длинных, раскалывающих деревянные круглые щиты мечей и строй людей Фолькарта был разбит. Оставшиеся молча, экономя дыхание, бросились на прорыв. Кто-то повалился на траву, укрылся щитом, другие падали в мольбе на колени. Один оказался неподалеку от детектива. С диким срывающимся хрипом он вертался, яростно и страшно отмахиваясь мощными ударами секиры. Безумные глаза горели отчаянной кровавой яростью загнанного в ловушку, обреченного зверя, но к нему подбежал князь Мунзе, толкнул его в лицо щитом, уколол в живот и принялся давить и бить его, пока тот, все еще не чувствуя от бешенства раны, не упал на колени. Тут же подскочили и другие, начали бить его по плечам и голове. Трое оставшихся бойцов Фолькарта, побросав щиты, кинулись в лес, но заскрипели луки. Одному стрела попала в ногу, второму в бок и спину, третьего настиг всадник и уколом меча, опрокинул на землю. Остальных раненых настигли и тоже повалили ударами копий и мечей.
- Только ты повинен в их смерти! – срывая шлем с головы Рейна Тинкалы, схватил его за длинные волосы и принялся трясти его, граф Прицци. Одного за другим к краю поляны выволокли оставшихся в живых людей из дружины Фолькарта, заломив руки, бросили рядом на колени. Все были избиты и в крови.
- Тебе все игра! – рычал, избивая Рейна Тинкалу по лицу кулаком, командор Лилового клуба – ты приехал свататься к леди Веронике? Да? Ты приехал в Гирту, со своими головорезами? Эти бестолочи, твои советники, твои друзья, твоя свита? Голову тебе весело отрубить? Куражишься перед герцогиней, как перед дояркой в своей деревни? Ты ничтожество, дурак, мальчишка! Ты что, еще не понял, что происходит у нас здесь? Тебе мало? Я прикажу бросить твоих людей в костер, чтобы ты точно понял, что к чему, чтобы ты смотрел и вернулся в свое село и рассказал там всем, как вас учили уму-разуму в Гирте, раз отцы не смогли!
Он бросил грозный взгляд на сержанта Брокке, тот с готовностью кивнул. Одного из бородатых людей схватили за плечи, несколько раз ударили по голове и, несмотря на протесты, отчаянные сопротивление и жалобные мольбы, поволокли по траве к большому костру, где на высокой треноге клокотал большой закопченный котел с горячей водой для ужина, только недавно закипевший на жарко растопленном огне.
- Нет! – застонал Рейн Тинкала, закричал громко, жалобно и хрипло, кровь текла по его разбитому лицу. Нарядная модная рубаха из голубого льна и с вышивкой по вороту тоже была вся в крови и грязи – оставьте его! Они не повинны! Они только солдаты! Это я… не надо их!
Граф Прицци не изменился в лице, но отпустил свою жертву. Крики обреченного стали еще печальнее и сильнее, он пытался бить ногами, но несколько увесистых пинков сломили сопротивление, его снова схватили за руки и потащили по земле, люди молча расступались, пропуская волокущих к огню, никто не помог, не вступился.
Рейн Тинкала в отчаянии вскочил, упал на колени, сложил руки на груди.
- Пощадите его! Ради Господа нашего Иисуса Христа! – и попытался перекреститься. Но граф Прицци с размаху ударил его сапогом по руке, сбил знамение.
- Простите меня! – уже в отчаянии упал ему в ноги, рыдая граф Тинкала – не надо их!
Граф сделал жест сержанту, тот коротко свистнул. Палачи остановились. До костра оставалось не больше двух десятков метров.
Молчание повисло над полем. Только трещали факелы и огни и горестно стонали, хрипели от боли, шумно втягивали воздух, шипели, раненные люди графа Тинкалы.
- Вы все трусы, бандиты, беспредельщики и мятежники! – грозно объявил граф Прицци им, прохаживаясь перед все еще стоящим на коленях Рейном Тинкалой – ты приехал мстить? За что? За то, что в годы, когда у нас была смута, когда мы лишились нашего светлого, обманом убитого, герцога Конрада, вы собрали все отребье, бездельников и тунеядцев, по нерадению и лени не желающих добывать хлеб свой честным делом, пришли к нам, чтобы посадить к нам вместо наших законных правителей вашего графа-пьяницу Сигфреда? Отомстить за то, что ваш генерал Бард, беглый солдафон из Лансы, как запахло жареными и кончились пропитые вами деньги, выделенные вам сэрами Визрой и Эмери, сбежал в самый ответственный момент, бросив вашу армию на произвол судьбы? Отомстить за то, что когда пришли к вам в ответ, вы побросали свое дреколье и попрятались в своих вонючих домишках и, когда спрашивали, ни один из вас в жизни не был под стенами Гирты! Отомстить за своего упертого деда, Сигфреда отказавшегося добровольно сложить оружие и присягнуть сэру Вильмонту, пожелавшего сгореть в башне вместе с сестрой сэра Конрада, светлой леди Хендрикой и всей своей родней, с женщинами и детьми? Отказался выпустить их, подстрелил в спину сэра Гафета, когда тот возвращался после переговоров с ним! Отомстить за то, что тебя и твою дурную родню простили и пощадили, несмотря на то, какой разгром вы учинили на северном берегу Керны? Тебе напомнить, как вы пожгли все деревни на холмах и заливе, сталелитейные цеха и поселки на северном берегу Керны? Напомнить скольких вы лишили крова и скольких убили? Надо было вырезать вас всех под корень, все ваше поганое лживое племя. Но я не сделал этого. Потому что я христианин и светлейшая леди Эрика, просила за вас, мразей и трусов на коленях!
Рейн Тинкала молча слушал, опустив голову, не пытаясь подняться с земли. Граф Прицци остановился перед ним.
- Ты поехал в Мильду, думал там тебе дадут флот, армию, пулеметы, расщепительное оружие и залповую артиллерию, чтобы вы перестреляли нас тут всех? Не дали? Не вышло? Хотел продаться, но тебя не купили? Мильде вы оказались не нужны? Слишком далеко и никакой стратегической выгоды? Не мытьем, так катаньем, вы приехали петухами свататься, стать королями-конкистадорами-маркизами. Хотите, чтобы вас по-настоящему уважали? Хотите свободы, земли, славы, хотите быть баронами и герцогами? Езжайте на юг, на восток, в долину реки Эсты, к границе Мориксы, в Акору, в Басор. К сэру Алексию Гандо, к сэру Берну! Берите свои топоры и копья, завоюйте себе свою землю не на тупых мечах в потешном поединке, отберите ее у язычников, обратите их в христианскую веру. Постройте крепости, удержите их и будет вам богатство, слава и уважение. Но вы же хотите на диване, с бутылкой, здесь, за чужой счет, малыми силами. Бороды себе отрастили, размалевались как на маскарад, щенки!
Он жирно плюнул на спину покорно склонившему голову Рейну Тинкале.
- Твой прадед воевал на юге плечом к плечу с сэром Конрадом, его величеством Эммануилом Смелым, сэром Эмери Старшим и сэром Визрой. Сосновая Ветвь Фолькарта развевалась над стенами Басора. А ты и весь твой трусливый сброд – ничтожества и позор ваших семей и земли! Ты понял это?
И он еще раз тяжелым, хорошо поставленным сержантским ударом, с силой пнул Рейна Тинкалу так, что тот откинулся на землю.
- Тебя спрашивают, ты понял это или нет? – грозно навис над ним, сжал кулаки, граф Прицци.
- Понял… - заслоняясь руками, простонал Рейн Тинкала.
- Твоих людей перевяжут и дадут телегу. Коней вы не получите. Пойдете пешком, и чтобы к темноте вас тут не было.
Граф развернулся и пошел прочь. Рыцари молча, с одобрением и согласием кивали ему, держа руки на эфесах мечей, уважительно расступались перед ним. Вертуре стало страшно. Пальцы его, что по-прежнему сжимали древко копья, похолодели. Все тоже самое, все, в чем обвинил наследника Фолькарта граф Прицци, детектив мог полностью применить и к себе. Ему стало страшно и стыдно от своего легкомысленного поведения, своих необдуманно брошенных слов и всего содеянного за эти недели, что даже осознание того, что он слишком мелкая сошка, чтобы марать об него руки даже простой казнью, нисколько не прибавляла ему успокоения. Граф Прицци, держа на плече свой обнаженный меч, сделал неторопливый круг по поляне и поднялся к трону принцессы Вероники. Молча снял шлем, скорбно, торжественно и грозно одновременно преклонил колено. Герцогиня поднялась со своего кресла, подошла к нему, также, приложив руку к груди, учтиво поклонилась и провозгласила.
- Благодарю вас Август, вы самый верный и добрый мой защитник на этой земле!
- Это мой долг, мое служение – кивнул он в ответ и, выпрямившись, без лишних слов зашагал прочь, все также держа на локте свой шлем. Принцесса окинула взглядом поляну и склон со стрельбищем, собравшихся вокруг в торжественном молчании людей и растущие над обрывом деревья, обернулась к поклонному кресту, осенила себя крестным знамением, зашагала к своему шатру. За ней двинулась и вся ее свита.
Барон Марк Тинвег отпусти руку с ружья графини Тальпасто, которое он удержал за ствол, когда она хотела начать стрелять в людей Фолькарта, как только началась битва. Лаская пальцами, крепко обнял ее за плечо.
- Не марай душу кровью – склонившись к ее уху, тяжелым низким голосом сказал он ей. Его серые глаза горели страшным алчным огнем дикого, непримиримого зверя, готового разорвать любого, кто встанет у него на пути, но его уже искали, требовали его решений по кровавым поединкам и предстоящему праздничному вечеру. Барон довез графиню до того места, где стояла компания ее юных друзей, с трудом пытаясь скрыть напряженную досаду, ссадил ее рядом с ними и поехал в лагерь вниз.
Убитых спутников Рейна Тинкалы - девять укрытых шерстяными полукруглыми плащами тел, положили рядом с телом Оскара Доццо и другими, погибшими на охоте на настил из сосновых бревен рядом с поклонным крестом. Капеллан засветил кадило, приготовился читать отходную молитву.
Когда все немного успокоились, начались кровавые поединки. Двоих юнцов, которые поссорились из-за девушки, граф Прицци приказал заковать в колодки на ночь, чтобы посидели рядом друг с другом под комарами до утра на берегу реки и остыли. Еще двое спорщиков памятуя о недавней расправе, мрачно созерцая мертвые тела и кровь на траве, отказались от претензий, побратались, принесли друг другу извинения и ушли к кострам. Но два боя все-таки закончились двумя травмами, тяжелой и легкой, и одной смертью. Закололи сына депутата, второго помощника мэра Гирты. Доктор Фонт приказал нести раненых в свой шатер, до темноты и всю ночь занимался ими.
Уже в сумерках, когда зажгли многочисленные огни, в штаб, куда зашла принцесса Вероника чтобы проверить, привезенные из Гирты курьером письма, пришел граф Рейн Тинкала. Все такой же растрепанный, с горящими глазами, с ножнами с мечом в безвольно опущенной руке. Рыцари пропускали его, оборачивались, презрительно хмурились, держали руки на эфесах мечей. Но граф шагал, шаркал сапогами, шел опустив взгляд, понурая плечи, не обращал никакого внимания на них. За ним также уныло плелись те из его спутников, кто мог идти. У стола он смиренно попросил сержанта Брокке.
– Пропусти нас, пожалуйста…
Тот пропустил.
- Я же сказал тебе, чтоб вас тут не было! – грозно нахмурился от стола командор Лилового клуба, не опуская пера, но все же не дал команду бросить на колени вошедших и бить их, уже стоящим за спинами незваных гостей оруженосцам и рыцарям, сделал вид, что готов выслушать.
- Я все понял – тихо сказал граф Тинкала – мы все обдумали. Вы абсолютно правы. Мы все обсудили…
- И что?
- Мы готовы служить вам и леди Булле. Я готов принести присягу… Мы все…
Упал на колени граф и, вынув из ножен меч, протянул его на вытянутых ладонях графу Прицци. Следом за ним молча повалились наземь и остальные. На распухших, с кровоподтеками лицах читались немые страдание, мольба, унижение и стыд. Но дружинники графа Рейна молчали, ничего не просили, просто следовали за своим господином. Глава клуба Лиловых рыцарей окинул быстрым взглядом эту немую оборванную и побитую толпу, поморщился и взмахнул пером. Принцесса Вероника не выказала никакого участия к сцене, просто опустила письмо и бросила короткий взгляд на вошедших поверх листа, как будто это были всего лишь слуги, сообщившие, что породистая кошка фрейлины только что окотилась.
- Придете завтра утром, поговорим – бросив на нее быстрый взгляд, отверг прошение граф Прицци, и Рейн Тинкала, молча кивнув, развернулся и пошел по лагерю прочь. С ним, понурив головы, даже не пытаясь смотреть в глаза окружающим, держащим руки на оружии людям, поплелись и остальные. Граф Прицци откинулся в кресле, взялся руками за шею и, щелкая позвонками, разминая ее, обернулся к принцессе Веронике, на его губах появилась торжественная и презрительная улыбка.
- Главное отберите у них волынку, пока не приучатся к порядку – не отрываясь от чтения, ответила герцогиня.
- Марк проведет с ними профилактическую беседу – одобрительно улыбнулся ей граф Прицци.
- Пусть еще проведет с тем, кто пишет вот такие письма – продемонстрировала ему текст на один разворот, написанный очень мелким бисерным почерком, принцесса - глаза с вами посадишь, будете покупать мне новые, как Эвилине. Гляньте, кто у нас по списку богатый, пусть поделится с городом, закажет еще пишущих машинок, раз писать от руки нормально не умеют.
***
Уже когда они достаточно отошли от штаба, их нагнал капитан добровольцев Борис Дорс.
- Рейн, вы мне друг, но сэр Август прав, вы хам, дурак, ухарь и балбес – сказал он, пристраиваясь к скорбной толпе и прикуривая трубку от тлеющего трута, который нес в руке. Граф Тинкала промолчал, надулся в ответ.
- Я просто хочу вам помочь. Дать совет. Очевидно, что вы абсолютно не понимаете почему и за что вас тут отколотили. И, кстати, могли бы легко всех перебить, а еще хуже, перевешать за ребра на соснах над Керной, но благородный сэр Август не желает, ни ваших бессмысленных страданий, ни вашей еще более бессмысленной и бесполезной смерти. Надеюсь, вы меня услышите.
Рейн Тинкала промолчал, бросил на него быстрый злой взгляд, но не возразил.
- Завтра вы придете к сэру Августу – строго продолжал маркиз Дорс – смиренно попросите прощения как следует за свою омерзительную буффонаду и поклянетесь в верности Гирте. Именно Гирте. И навсегда забудете имя светлейшей леди Вероники и путь в ее дворец. Для вас она всегда будет сиятельнейшей леди-герцогиней и вы не посмеете даже поднять глаза к ней, не то что обратиться первым. А говорить будете только когда она или кто из ее приближенных вам разрешит. Для вас и ваших людей сэр Август навсегда вашим самым верным и славным генералом, за которым вы будете готовы пойти в бой на смерть, Гирта вашим домом. А Фолькарт – поместной резиденцией леди Булле и сэра Прицци. Это правило. Здесь так живут все. Потому что если кто живет иначе в это смутное время, у кого дерьмо в голове вместо мозгов, чтобы не понимать этих простых вещей, он враг, либо в любой момент может переметнуться к врагу и ему проламывают топором череп, потому что такие здесь никому не нужны. И, быть может, следуя этому правилу, вы когда-нибудь тоже станете славным графом Фолькарта, достойным вассалом Гирты, честным служителем Конфедеративного Северного королевства и уважаемым верноподданным государя Арвестина.
- Слава государю… - устало ответили все.
Они дошли до лагеря добровольцев, что как и лагерь людей Фолькарта стоял за стрельбищем, в стороне. Здесь царили тишина и порядок. За вчерашний день тут успели поставить большой стол из осиновых ветвей, укрыли его скатертью, чтобы не пачкаться в смоле. Поставили свой поклонный крест, укрепили его обломками гранита и украсили венками еловых веток. Рядом горели огни лампад. У основания креста стояла икона с изображением девы Марии с Младенцем. Все остановились перед ней. Молча глядя перед собой, не сговариваясь, начали креститься. Когда закончили, обернулись – маркиза Дорса уже не было рядом. Он скрылся в темноте.
***
- Закат – громко объявил название песни граф Прицци. Полковой барабанщик сыграл пальцами вступление. Гитарист, высокий усатый рыцарь преклонных лет, ловко и вовремя перехватил медиатор, чтобы не уронить его и не искать под ногами в темноте, звонко забил по аккордам гитары, задавая ритм. Командор Лилового клуба побежал по струнам арфы перебитыми в тренировках и боях пальцами, заиграл, запел известную, написанную талантливым поэтом прошлого века песню.
Над рекой в небо с шипением взлетела яркая зеленая ракета.
Графиня Тальпасто вскочила со своего места, растолкала компанию собравшихся вокруг нее юнцов и девиц, , подошла к принцессе. Распахнув руки, крепко обняла ее, прижалась щекой к ее щеке.
- Вероника! – воскликнула она и энергично поцеловала герцогиню. У нее был восторженный, разгоряченный и счастливый вид. Принцесса улыбнулась, взяла ее за руки, приласкала в ответ и погладила по голове. Быстрым внимательным взглядом окинула собравшихся за длинными столами людей, словно ища кого-то в сумраке, в неверном свете колышущихся на ветру факелов и светильников, и не найдя его, жестом подозвала к себе Марису.
- Сходите с Марком за Борисом. Передай пусть придет к моему шатру – сказала она ей повелительно и тихо, когда та с готовностью склонилась чтобы выслушать распоряжение – предупреди Вальтера, заряди два патрона и оставь мне свой револьвер.
Множество фонариков зажгли на столах и на ветвях деревьев. Три больших, заготовленных еще днем костра поднимали высоко в небо рыжие языки пламени и снопы пронзительно горящих в поздних вечерних сумерках искр. Дослушав песню, принцесса встала и покинула собрание, в сопровождении молодежи, направилась к своему шатру, у которого, отдав графине Тальпасто плащ и поблагодарив ее за заботу, сообщила всем, что хочет немного отдохнуть в тишине. Удалилась в шатер, нащупала на своем ложе под аккуратно свернутым пледом оставленный Марисой револьвер. Откинула шторку на барабане, вытряхнула на ладонь два тускло мерцающих в темноте светлой бирюзой патрона, зарядила их обратно. Сказав Фарканто и рыжей Лизе, что не принимали участия в торжественном собрании, весь вечер сидели за столом в шатре, тихо переговариваясь, как будто играя в какую-то игру, писали на бумаге химическим карандашом слова, формулы и цифры, что хочет прогуляться в одиночестве по берегу реки, накинула на плечи потертый бордовый плащ, надела на лицо маску – выпуклую пустую блестящую черную личину, и вышла в темноту.
Лейтенант Кирка и младший сын князя Мунзе несли вахту перед ее шатром. Облаченные в современные бригандины с оплечьями, с копьями в руках, тихо громыхая броней, неторопливо прогуливались, приглядывались к теням среди камней. На столе ярко горела газовая лампа. Сигрид Манко с ножом в руках перебирала ягоды и грибы. Заворачивала в листья свежую рыбу. Огромная серая кошка сидела рядом, смотрела в сторону, как будто эти жирные, блестящие окуни были ей совсем неинтересны, сыто облизывалась, чистила мордочку и усы.
Борис Дорс явился в своем темно-сером с пришитым аппликацией светлым крестом плаще, со стальной унтер-офицерской подвеской на портупее и затертом берете с потрепанной, застиранной черно-белой лентой – опознавательным знаком бригады Тальпасто времен войны. Белые широкие рукава его рубахи светлели в темноте. Серебряная нить отражала свет далеких костров и фонарей. Лейтенант Кирка молча выставил руку в латной перчатке, предостерегая его от приближения к шатру герцогини. Где-то в темноте предупредительно-громко лязгнул затвор. Огонь светильников отразился в многочисленных, уставленных на гостя круглых немигающих глазах, крадущихся в траве кошек зловещим бледно-зеленым светом.
- Пойдемте – подошла к склонившему перед ней голову в поклоне маркизу принцесса Вероника, холодным, не предвещающим ничего хорошего тоном заявила – вы искали этой встречи. Получите.
Они молча шли по темной тропе в сторону от лагеря, вниз по течению реки. Туда, где скалы возвышались над стремительно бегущей темной водой. Осторожно ступая, чтобы не споткнуться на неровных камнях, уходили все дальше и дальше от шатров и огней. Принцесса молча шла впереди. Не пытался начать разговор и следующий за ней маркиз. Так они шли достаточно долго, пока дорога не стала совсем невыносимой в темноте и принцесса не оступилась. Борис Дорс, как это всегда бывает, запоздало, подхватил ее за плечи.
- Возьмите меня за руку, моя леди – потянул он локоть ей. Принцесса взяла его под руку и они пошли дальше. Ветви сосен над головой затмевали слабый свет ночного неба. Черные контуры сосен и обрыва были едва различимы в темноте. Призрачное сияние луны за облаками в вышине, почти не давая света, отражалось в беспокойной глади реки. Под ногами трещали сухие ветви. То там, то тут, между камней торчали обнаженные корни деревьев в обрамлении сухой и острой, шелестящей, когда ее задевали полы плащей травы.
- Вы дрожите – заметил, решился начать разговор маркиз.
- Мне холодно – ответила ему принцесса.
Он остановился, снял с себя свой тяжелый войлочный плащ и, встав перед герцогиней, не снимая с него заколки, молча, накинул ей, поверх ее плаща через голову на плечи. Начал наощупь оправлять так, чтобы капюшоны не топорщились один под другим. Принцесса спокойно стояла, ожидая, когда он разгладит ткань на ее плечах, не выказывая этой аляповатой заботе никакого протеста. Капюшон упал с ее головы. Маска чернела тускло сияющей в свете луны полусферой. Темные, рассыпавшиеся по плечам волосы обрамляли ее, как личину демона. Пока маркиз оправлял полы плаща принцессы, он коснулся ее пальцев, но, закончив с одеждой, не выпустил ее, положил вторую ладонь поверх ее руки.
- Вам не страшно? – только и спросил он – вы меня не знаете, и мы далеко и одни.
- С чего это мне должно быть страшно? – переспросила она, сводя его пальцы со своими.
- Если бы я был злодеем, я мог бы причинить вам вред.
- Убили меня и изнасиловали? Может я хочу, чтобы вы меня убили и изнасиловали – ответила она и ему показалось, что она улыбается под маской в темноте.
- Я не занимаюсь этим – резонно ответил ей маркиз.
- Совесть не позволяет или честь? – с вызовом и насмешкой спросила его герцогиня.
- У меня нет ни совести, ни чести – все также глухо отвечал ей маркиз, его рука дрожала, держа ее за ладонь – я христианин и у меня есть только заповеди, долг и служение.
- Это не мешает вам быть палачом, военным преступником и убийцей.
- Я не военный преступник – возразил ей маркиз – похоже дальше подъем, можно сломать ногу в темноте. Останемся здесь. Не стоит дальше идти.
И он продемонстрировал принцессе большой покрытый мягким мхом обломок скалы. Но принцесса указала ему сесть первым, а когда он опустился на камень, облокотившись плечом в ствол сосны, подошла к нему в упор и, толкнув ногой его ногу, чтобы он подвинул, села ему на колено. Положила руку на плечи, облокотилась о маркиза, отвернулась к реке. Он протянул руку и обнял ее, чтобы ей было удобнее рядом с ним.
- Что вы сказали Эмилии? – строго спросила она, как будто бы это было единственное, зачем она позвала его к себе - не отпирайтесь, я все знаю, вы виделись сегодня с ней.
- Сказал, что они должны венчаться с Кристофом – честно ответил маркиз.
- Они приходили ко мне. Сегодня она приняла его предложение, которое он делает ей уже как пятнадцать лет.
- Не стану радоваться за них.
Они молчали еще минуту или две.
- Не хотите сказать мне что-нибудь важное? – внезапно спросила принцесса. Было похоже, что от происходящего ей становится весело.
- Нет – сжимая зубы с досады от собственного косноязычия, ответил маркиз – впрочем, вам уже и так все рассказали. Даже то, чего я не думал и не говорил.
- Я полагала все военные люди самоуверенные ловкачи – покачала головой принцесса.
- Хамы многие, да. Это есть. После меча, коня и пули людей уже не боишься… Впрочем и это проходит, когда живешь мирной жизнью… Но я не военный человек. Я доброволец с мотыгой. Я строил мост через Эветту, это речка, приток Браны у форта Доминика, копал в промерзшей земле траншеи, командовал мужиками с соседних хуторов и деревень. Раз стоял несколько часов на морозе в третьем ряду с пикой. Пару раз пережидал в канаве обстрел... Один раз ходил на приступ, помогал толкать штурмовой мантелет. Нас прижали ружейным огнем, а потом была кавалерийская. Мы побежали, прятались в лесу в сугробах до темноты. Я чуть не отморозил себе ноги, а все наше штурмовое снаряжение пожгли. Вот и вся война, все мои подвиги, все ранения…
Принцесса положила ему голову на плечо, прижалась виском к его щеке.
- Борис, какой вы милый! – засмеялась она, хлопнула себя рукой по колену – и это говорит такой человек как вы!
Он улыбнулся в темноте. Приподнял свободной рукой ее маску, привлек к себе и поцеловал. Ее улыбающиеся губы дрогнули, отвечая ему, язык коснулся его губ. Принцесса засмеялась в голос и, чуть отстранившись от его следующего поцелуя, словно попробовав, теперь пыталась понять, нравится ли ей, или нет. Расценив это как жест отказа, Борис Дорс опустил лицо. Стал печален и молчалив.
- Я не стою вас, моя леди – сокрушенно сказал он, опуская голову и сжимая с досады кулаки – зря вы позвали меня…
Его руки дрожали, он совсем замерз. От беспрестанно журчащей внизу воды тянуло холодом и сыростью. Через облака едва пробивался свет луны. Принцесса сняла маску, положила ее в капюшон, отстранилась от маркиза.
- О вас слишком много говорили. Я хотела знать, что вы за человек – ответила она, глядя на реку. Ее правая рука, холодная и твердая, как железная, легла ему на грудь. Маркиз Дорс скорбно молчал. Принцесса встала с его колена, пересела на камень перед ним и, откинувшись назад, навалившись на маркиза спиной, запрокинула голову к небу. Ее лицо стало холодным и застывшим. Он обнял ее под грудь, взял ее за руки, сцепил ее пальцы со своими, привлек, прижал ее к себе. Так они сидели некоторое время, пока он не наклонился к ней и снова не поцеловал. Она еще больше откинулась в его объятия, прижалась к его груди всем весом, запрокинула голову, подставляя свое лицо и шею для его поцелуя, но замерев, чуть приоткрыв рот, полностью отдавшись его ласкам, не ответила ему больше ни единым движением губ. Только ее тонкие нежные пальцы еще сильнее сомкнулись на его руках, задрожали, лаская его ладони, как будто этот жест мог заменить поцелуй, который она так хотела подарить ему в ответ.
- Теперь мерзните вы – сказала она ему, пытаясь согреть его замерзшие руки – вы дрожите, маркиз.
- Немного холодно, но ничего – глядя в ее неподвижные, обращенные куда-то вверх, в небо над головой глаза, мягко ответил он ей, коснулся ее лба пальцами, снова поцеловал, сжал в объятиях, прильнул щекой к ее виску, изо всех сил прижал к себе. Она приласкалась к нему, замерла, словно ожидая от него каких дальнейших действий. Так они сидели еще некоторое непродолжительное время.
- Пойдемте обратно - отстранившись, наконец ответила принцесса своим обычным деловым тоном, как будто ничего и не было.
Она встала с камня. Поднялся, начал отряхивать полы своей мантии от листьев и хвои и маркиз. В тусклом свете блеснул упавший в мох револьвер. Поправляя свои растрепанные волосы, плащи и капюшоны, принцесса не заметила, как Борис Дорс поднял его в темноте и, наощупь проверив барабан, взял за ствол, протянул рукояткой обратно ей.
- Целых два стабилизированных патрона. Вы мне льстите, моя леди – покачал головой, сказал маркиз.
- Не вам судить, сколько стоит ваша жизнь – холодно ответила она, принимая у него револьвер и пряча его в капюшон своего плаща. Надвинула маску на лицо, упрямо склонила голову, отвернулась от маркиза, обратилась к реке. Взялась руками за дерево, прижалась щекой к коре, сказала сдавленно, внятно и тихо.
- Отведите меня обратно, и чтобы больше я вас никогда не видела.
Не доходя до станицы пары сотен метров, принцесса молча ускорила шаги и, сделав маркизу жест не идти за ней, исчезла в темноте
***
Завершился вечер. Закончилась общая трапеза. Веселый смех, быстрые веселые танцы, рондо, польки и джиги, что лились весь оставшийся вечер и буйные обсуждения недавних происшествий сменились тихими усталыми беседами, медленными балладами и вдохновенными песнями. Влюбленные, взяв фонарики, ушли в лес, на скалы на берег реки, смотреть с камней на лес и отражение луны в бегущей воде. Мужчины, кто постарше, разошлись к своим шатрам, расселись за столами, держа в руках кружки, покачивая ими на весу, вели свои беседы, вспоминали войну и смуту, глядели в огонь. Кто помоложе остался у костров с кувшинами юва и мясом на столе.
У шатра герцогини не осталось почти никого. Забрав фонарики, ушли к кострам на реку кавалеры и девицы. Под скалой стало совсем темно и тихо. Огромные кошки, безмолвные полосатые стражи, хрустели травой, подминая ее своими массивными лапами, рыскали в темноте. Повинуясь какому-то только им ведомому сигналу, они собрались в стороне от шатра вокруг своего похожего на кота Фанкиля патриарха, завели свой немой, неведомый людям, совет.
Лейтенант Кирка, тихо громыхая бригандиной и латными перчатками, все также прохаживался по склону, не оступался на камнях, как будто видел в темноте. На скамейке сидел лейтенант Манко, нес вахту у входа в шатер герцогини. Он галантно поклонился пробежавшей мимо, возвратившейся чтобы взять забытый по девичьему легкомыслию плащ, чтобы укрыться им от ночной стужи, дочери генерала, Оливии Кибуцци. Та сделала в ответ книксен и, склонив голову, чтобы упавшие на румяные веснушчатые щеки длинные светлые волосы скрыли восторженную улыбку, поспешила дальше вниз по склону, в сторону костров, звуков волынки, голосов и огней.
В шатре тускло горела газовая лампа. Тихо шипела, щелкала на украшенном цветами, перевитом гирляндами из листьев столбе. На столе курилась свеча от комаров. Перегородки между комнатами были задернуты. Зайдя в шатер за какой-то мелочью, Мариса нашла принцессу Веронику на их с Вертурой постели, лежащей на животе, уткнувшись лицом в плащ Бориса Дорса с серебряным крестом, который она так и не вернула маркизу, когда покинула его после прогулки по берегу реки. Рядом с безвольно лежащей рукой в складках одеяла тускло сверкал металлическими, гравированными цветами и листьями щечками револьвер. Мариса испугалась, растерянно подошла к герцогине, коснулась ее плеча.
- А это ты… - ответила та, проморгав в полутьме. Ее волосы растрепались, упали на лоб, щеки розовели от слез и жесткого войлока на котором она лежала, обхватив руками плащ маркиза.
- Я знаю, Август запретил тебе давать мне пистолет… - проговорила она, снова горестно уткнувшись в плащ лицом - если спросит, соври.
Мариса легла рядом с ней, нежно обняла ее, как младшую сестру, прижала к себе, приласкала, начала гладить по растрепанной голове.
- Ничего – сказала она ей заботливо и тихо – это всего лишь рана и она болит. Молитесь о нем, моя леди.
Принцесса молча кивнула. Заплакала еще сильней.
- Анна. Никому не говори. Даже Регине… - попросила, прошептала она сквозь слезы. Мариса прижалась к ее затылку подбородком, утвердительно закивала в ответ.
Так они лежали на кровати, вытянув усталые босые ноги, но ветер, тишина, мягкая постель и тихие объятия в темноте, утешили принцессу, и та уснула рядом с подругой, подложив под голову, обхватив руками старый и тяжелый, пахнущий походным костром и смолой войлочный плащ с крестом, пришитым аппликацией из серебряной ткани и старой медной заколкой с погнутым языком на груди.
Мариса аккуратно укрыла герцогиню одеялами, обняла за плечи, и когда вернулся детектив, зашипела на него.
- Леди Булле спит, уйди.
Тот согласно кивнул и вышел из шатра.
- Опять ты тут! – нащупала в темноте принцессу Веронику рыжая Лиза, схватила ее за плечо.
- Мне там холодно – ласкаясь к Марисе, ответила та с наигранной капризностью.
- Вот ты эгоистка! Где этот Борис? Замуж тебя надо снова выдать!
- Иди к черту – огрызнулась спросонья принцесса – где Регина?
- Попросилась отпустить к костру.
- Ну ее, эту дуру. Проверь будильники.
На столе в ярко раскрашенных стеклянных фонариках догорали, колыхались под дуновениями прохладного ночного ветра, свечи. Вертура и Фарканто сидели, облокотившись о стол, наливали себе в кружки из самовара горячий, отдающий ароматными травами чай, чуть приправляли его горьким вином, от которого немел язык, закусывали земляникой и белым хлебом.
Пришла пьяная Эвилина Тальпасто, показала несущему в скалах вахту невидимому стрелку грубый жест. Искала принцессу Веронику. Узнав, что та спит, поймала одну из сторожевых кошек, посадила к себе на колени, выпила кружку вина, рассказала, как ревнивая жена из-за нее в голос ругала барона Марка Тинвега. Нажаловалась детективу и рыцарю на своего нареченного, с которым поссорилась накануне охоты, а он так и не приехал, чтобы помириться и составить ей компанию на выезде. Заскучав, ушла спать в шатер. Не снимая ремня и мантии, бросив к башмакам свою столичную кепку, легла на кровать рядом с герцогиней и Марисой.
- Вот такие они все, женщины! – нависая над столом, кривя рот, назидательно заявил Вертуре Фарканто, салютуя кружкой прохаживающемуся рядом лейтенанту Кирке – ранят мужчин в самое сердце! Покрепче самых острых копий и мечей!
***
Утром было холодно. Туман глушил звуки лагеря. Тихо звучали псалмы. Иерей отпевал умерших, со звоном раскачивал кадилом. На мостках, на реке, готовили к отплытию ладью. В шесть утра все построились перед шатром под знаменам герцогини. Следом за принцессой Вероникой молчаливой торжественной процессией спустились с холма, сделали круг по лагерю мимо шатров, столов и прогоревших за ночь кострищ. Проходя поклонный крест, мужчины откидывали с головы капюшоны плащей, перекладывали оружие в левую руку, правую складывали троеперстно, осеняли себя крестными знамением, благоговейно припадали на колено. Женщины склоняли головы, накидывали поверх волос капюшоны и платки, тоже крестились.
Тихо ударял барабан. Рыцари, солдаты, депутаты, егеря, добровольцы и местные землевладельцы со своими свитами, при оружии и развернутых знаменах, по стойке «смирно», выстроились вдоль опушки леса, провожали герцогиню. За спинами мужчин стояли женщины и дети.
На скамьях ладьи, подняв весла, ожидали гребцы. По мосткам из бревен все поднялись на борт. Граф Прицци протянул руку, помог пройти на борт принцессе Веронике, проводил на корму, поклонился на прощание, поцеловал ей руку и, больше не задерживая отплытия, быстрой энергичной походкой вернулся на землю.
Над лагерем ударил колокол. Боцман засвистел в свисток. Матросы убрали трап, веслами начали отталкивать от берега с глухими ударами и толчками шаркающую о камни ладью. Стремнина подхватила судно, и ладья с бурунами рассекая холодные свинцово-серые волны, покачиваясь под ударами весел, быстро набрав ход, помчалась вниз по течению по быстрой воде.
Мимо отвесных гранитных обрывов и стоящих на высоких камнях деревьев, мимо поросших черным ельником, заваленных буреломом склонов, мимо поросших мхом и вереском скал и торчащих у берега острых камней. Еще долго в сырой и холодной утренней дымке были слышны многократно усиленные эхом удары колокола, разносящиеся далеко по холодной и туманной сонной реке.
***
Ближе к девяти часам выглянуло солнце. Покачиваясь на ветру, ладья весело мчалась по холодной и беспокойной глади реки. Боцман свистел в свисток, гребцы налегали на весла, подгоняли ее бег. Мужчины сидели на носу, смотрели на проплывающие за бортами берега, играли в шахматы, скупо переговаривались охрипшими голосами, наслаждались холодным влажным ветром и солнцем, что развевал волосы и одежды, освежал разгоряченные с недосыпу лица. Курили трубки, щурились от играющих на воде бликах, вглядывались в берега, поросшие уже потихоньку начинающим желтеть по осени лесом.
- А чего не прислали катер? – поинтересовался кто-то от нечего делать – мигом бы доехали.
- Поломался – ответил маркиз Борис Дорс. Еще с ночи он поднялся на борт, показал капитану какую-то бумагу, что ему срочно надо в Гирту по важному каноническому поручению, сел на скамью к гребцам, как будто бы так и нужно, так что за спешными утренними приготовлениями к отплытию, никто и не подумал выгонять его на берег.
- Сэкономили на ингибиторе, испортили дизель. Без ингибитора горит нестабильно – доходчиво разъяснял маркиз – капитан с инженером в прошлом месяце к нам приходили, заказали молебен, просили благословить.
- И что совсем не помогло? – отворачиваясь от борта, с которого он задумичво смотрел на реку, включился в беседу лейтенант Манко, уточнил у маркиза.
- Помогло – без тени улыбки ответил Борис Дорс, попытался отшутиться – но только до тех пор, пока под полной нагрузкой не запустили.
- Да Тиргофф рассказывал! – со смехом заметил, кивнул ему усатый капитан Троксен – как вы в ответ написали ему в объяснительной, что сколько денег пожертвовали, на столько и хватило. Вас вслух на совещаниях читают. «Выпороли в качестве епитимьи с личного согласия и устного благословения духовника, претензий не имеет». Ваши юридические опусы в «Скандалы» надо, а не в полицию.
- А ингибитор экономить, а потом за герцогский счет чиниться, это как называется в Гирте? – возмутился Фарканто, вступился за маркиза.
- Церковь не отвечает за поломки дизеля, если в него топливо не по инструкции лить – нахмурился, начал сердиться, обвел насмехающихся над ним рыцарей злым взглядом, с вызовом ответил Борис Дорс, обеими руками прижал к себе ножны с мечом, словно заслоняясь ими – и что вы все в рай после смерти попадете, тоже не гарантирует.
- А должна! – сурово и требовательно бросил ему маркиз Раскет – что это у нас за церковь такая, раз ничего не гарантирует.
- Какую Господь вам назначил, такая и есть! – также грубо ответил ему, бросил, племянник епископа – а у пьяного лесоруба все деревья вокруг кривые!
Сбивчиво грохоча башмаками, пришла юная графиня Тальпасто, спросила есть ли у кого выпить, нажаловалась, что принцесса приказала отобрать у нее бутылку и выбросить ее в реку. Кто-то кивнул на маркиза Дорса, весело предложил ему поделиться с графиней. Та не поняла шутки, встала перед ним в позу, с готовностью протянула руку, но не удержалась на нетвердых похмельных ногах и упала вперед лицом так, что Борис Дорс едва успел ее подхватить. Потеснив его и сидящего рядом Вертуру, уселась рядом с ними. Куталась в свой короткий плотный плащ, бессмысленно заулыбалась яркому солнцу и мужчинам. Ветер трепал ее длинные растрепанные волосы и серые рукава-крылья.
- Ну дайте же! – требовательно схватила она за плечо, со всей силы затрясла племянника епископа, попыталась сорвать с него украшенный опознавательным военными лентами черно-белых цветов Тальпасто берет – я приказываю! Смиррна!
- Леди-герцогиня вам же запретила! – грубо одергивая руку, нахмурился, огрызался племянник епископа – да у меня нету! Вон у сэра Троксена кофе есть…
- Идите вы к черту маркиз! – обиделась графиня, толкнула плечом, лягнула его башмаком по ноге.
- Готовьтесь! Вот сейчас он и до леди-герцогини договорится, мы его за борт и выкинем! – отвлеклись от шахмат, с недобрым смехом заявили с соседней скамьи.
- А вы что еще тут делаете Борис? Вас сюда не приглашали! – возмутилась рыжая Лиза, которую принцесса Вероника послала на нос, проследить за юной графиней. Ветер раздувал ее волосы и капюшон пелерины с длинным хвостом и бубенчиком.
- Ну все Борис, похоже вам конец! – заметил капитан Троксен, весело щурясь на не знающего что и ответить на это обвинение маркиза.
- Если леди-герцогиня не желает меня видеть… - попытался оправдаться Борис Дорс и, накинув на голову капюшон, вжался в борт, спрятался за детектива, с которым, за неимением свободных мест на банках, они сидели у самого борта на бухте толстой мохнатой пеньки.
- Аксель! – щурясь от солнца и ветра, придерживаясь за плечо рыцаря, чтобы не упасть, капризно и требовательно обратилась рыжая Лиза – выкинь этого хама за борт, чтоб знал свое место!
- Никак нет! – нагло ответил своей подруге Фарканто, весело и многозначительно кланяясь ей – сэр Борис никому не хамил, а кого выкидывать за борт, здесь приказывает только леди Вероника!
- Ах так! – пьяно топнула ногой по деревянной решетке рыжая Лиза и побежала на корму, жаловаться герцогине.
- Ну не приглашали вас сюда, Борис, ну Бог бы с вами. Но хоть можно язык то попридержать было? – укоризненно покачал головой князь Мунзе, достал из под полы плаща припрятанную флягу, выпил из нее немного и так, чтобы никто не видел, аккуратно передал соседу.
- Эх… По житейскому морю зря воздвижимых страстей в тихую гавань… – обреченно развел руками маркиз, примечая, что принцесса с остальными девицами и сопровождающим ее, положившим руку на эфес меча лейтенантом Киркой идут к ним с кормы.
- Вот он! – бесцеремонно указала на племянника епископа, что уже встал на ноги и, приложив руку к груди, смиренно опустил голову, рыжая Лиза, ткнула пальцем на юную графиню Тальпасто – и эта тут уже опять пьяная сидит!
- Щас будут ему и тощие дохлые зайцы и люпины! – подметила Оливия Кибуцци из-за спины принцессы. Но герцогиня подошла к маркизу, смерила его усталым, безразличным взглядом и только и сказала отстраненно, как будто он был пустым местом.
- Исчезните.
- Сию секунду, я сам – продемонстрировал ладонями Борис Дорс, уже было поднявшимся ему навстречу рыцарям. Без промедлений он расстегнул пояс и портупею, сорвал с себя позаимствованный у одного из своих людей вместо отданного герцогине плащ, сбросил мантию, скомкал их, вручил детективу. Отдал ему же поясную сумку и меч, хлопнул каблуками сапог и, встав ногами на борт, придерживаясь рукой за ванту, с восторженной улыбкой глянул на ожидающую его дальнейших действий принцессу. Перекрестился свободной рукой и с плеском и брызгами нырнул головой в холодные волны Керны. Все обратились к борту. Ладью повело боком. Гребцы с левой стороны придержали весла, чтобы не разбить голову, вынырнувшему из воды маркизу. Без лишних промедлений он, по-лягушачьи разводя руками, поплыл к берегу. Подошла к борту, взялась за планшир и принцесса Вероника устало посмотрела ему вслед, выразительно кивнула рыжей Лизе.
- Борис! Сэр Дорс! – сложив ладони рупором, крикнула она звонко и весело – вода холодная! Возвращайтесь к нам! Леди Булле призывает вас к себе!
Но племянник епископа, хоть был еще недалеко, как будто и не услышал. Ладью быстро сносило течением и вскоре их разделяло уже несколько сотен метров. Мокрая голова маркиза темнела между сине-серых, мерцающих веселыми солнечными бликами волн реки. Какая-то ладья подрулила к плывущему, но он, похоже, отказался подняться на борт, когда спросили. Поплыл к белому бетонному пирсу напротив башни барона Тсурбы, что высилась как раз напротив, по южному берегу Керны, над лесом.
- У переправы дайте семафор, чтобы выслали за ним – как будто между делом распорядилась принцесса Вероника и прибавила тихо, но так чтобы кто был рядом услышали – гадина же ты, Лиза.
***
Они причалили чуть ниже рыночной площади, где к крутой лестнице, что спускалась к самой воде, был пришвартован понтон, и на волнах покачивались, с гулким стуком ударялись бортами друг о друга еще две ладьи. Яркое осеннее солнце стояло высоко в небе. Было холодно и ветрено. Над головами нависал серый и высокий скальный обрыв. Черный шпиль Собора на площади перед дворцом Булле втыкался в пронзительно-голубое, слепящее глаза почти что совсем осеннее небо. От узкой площадки в скалах, по всей видимости ко дворцу, поднимался перекрытый стальной решеткой туннель. Вертуре, Марисе, князю Мунзе и некоторым другим рыцарям и фрейлинами сказали, что они пока свободны, если не желают принять участия в обеде. Отжав засов на ведущей в город двери, все поднялись по узкой, пробитой в скале, выложенный гранитными блоками, лестнице на вершину обрыва, миновали высокую кованую решетку и очутились во дворе одного из тех многоэтажных богатых домов, что стояли на скалах по берегу реки. Высокие стены домов ограничивали двор с трех сторон, превращая его в уютную закрытую террасу с высоким каменным парапетом и видом на противоположный берег.
Огромный кривой дуб в клумбе посредине двора нависал далеко над обрывом, клонился к бегущей внизу, мерцающей солнечными бликами, воде. Под дубом стояли вкопанный в землю стол для чаепитий и свежевыкрашенные скамейки. Из распахнутых настежь окон доносились голоса жильцов и веселые, восторженные крики детей. Бряцало разыгрывающий этюд пианино.
Детектив по-прежнему нес в руках снаряжение маркиза. Его плащ, мантию, портупею и укрытый в ножнах длинный меч. Ворота оказались заперты, но в арке была дверца, что вела в полуподвальную закусочную, к удивлению детектива ту самую, куда они заходили в день фестиваля, когда стреляли в принцессу Веронику. Народа было немного. Вертура подсел к полукруглому окошку, через которое были видны колеса карет, копыта лошадей и то и дело мелькали грязные сапоги, свалил вещи на стол, заказал юва. Мариса села рядом, прижалась к его боку, обхватила рукой плечо детектива. У нее был мрачный, усталый и изможденный вид. Оба молчали, пили юво из одной кружки.
От густого горького напитка становилось еще холодней.
***
Оставив Марису в комнате, взяв вещи Бориса Дорса, детектив направился на проспект Иоанна Крестителя, отнести их в резиденцию владыки Дезмонда. Стражник у ворот недоверчиво покосился на серого, пахнущего лесом и дымом костров, небритого детектива, но, когда тот молча сунул ему в лицо, продемонстрировал багровую ленту на рукаве, все же пропустил его внутрь и сказал кого спросить, чтобы показали комнаты маркиза.
- Я в вас верил, Марк! И вы не подвели! – принял у Вертуры ножны и свою поясную сумку уже вернувшийся и переодетый Борис Дорс, когда детектива проводили в его апартаменты. Просторная комната на третьем этаже была одновременно его гостиной и рабочим кабинетом. Высокое распахнутое настежь окно с широким подоконником и витражом выходило на маленький тесный дворик с желтыми стенами и засаженный липами. За забором была конюшня, но из-за крон деревьев ее не было видно.
Маркиз стоял посреди комнаты уже в сухой одежде, вынимал притертую пробку из графина. То и дело с усилием сморкался в платок. Переплывая Керну и путешествуя до города на рысях в мокрой одежде, он простыл.
- Марк, ну ей Богу! – восторженно перекрестился на иконы маркиз, улыбаясь широкой задорной улыбкой дворового мальчишки, радующегося своей очередной хулиганской выходке – нет, надо было вам все-таки забрать и отдать Анне эти паршивые цветы!
И он щедрой рукой разлил по фужерам до краев жгучего ароматного, отдающего дрожжами и грушами самогонного спирта.
- Вода в Керне сегодня просто отличная! – со смехом и самодовольной улыбкой, делился он - и мало мне было что я и так все время был мишенью для издевок и насмешек, но сегодня это был просто беспредел. За борт им вдесятером одного выкинуть, отважные они и смелые! Петухи разряженные, вот они кто все, а рыжая столичная стерва так вообще затаила на меня зуб за то, что я не расшаркиваюсь перед ней как перед светлейшей леди-герцогиней. Да черт с ними со всеми. Давайте же, закуски нету, я опоздал к обеду, и мало мне было на лодке. Все уже всё знают, все обсуждают, смеются надо мной, тычут в меня пальцем, и только фужер и бутылка никогда не скажут мне, какой я неловкий дурак и нет хуже меня неудачника на этой земле.
Произнеся всю эту ахинею, он еще раз быстро перекрестился и выпил. Вертура взял свой фужер, отсалютовал и последовал за маркизом.
- Пакостница мелкая! Дура безмозглая рыжая! – намекая на Лизу, высказался маркиз и пустился в пространный поток беспредметных эмоциональных восклицаний и обвинений, в который по мере уменьшения спирта в фужере, все больше вливался и детектив.
- А эти так вообще! И церковь им не так, ногой, крестит! А сами-то! На себя бы посмотрели! – бешено вращал глазами, ругался маркиз – рыцари Гирты! Дуэли им, война, кровавые поединки! Да пошли они все к черту со своими дуэлями! Повернулись на них, как бараны в деревне. Толпой только и могут, или на стариков да малолеток! Осмелели они! Где они все были, когда тут Всадники беспредельничали, это я тут что ли по своим халупам за семью запорами, трясся как крыса, слова сказать поперек не смел? Когда тут Андрес и Хольгер дома жгли, они все у них по струнке ходили, дерьмо лошадиное жрали, на задних лапках прыгали! А теперь все смелые, гордые, патриотичные. Ветераны! На войне они были, орденов себе наделали, береты с крестами нацепили! Только пальцем задень. Не знаю я этих людей. Пескины, Раскеты, Мунзе, Вритте… Кто они такие вообще? Знаю сэра Роместальдуса, Валентина знаю, Эдмона, Хельгу, Абеларда, мэтра Форнолле, мэтра Дезмонда, да даже Модеста. Вот это люди. Ну эта, Тальпасто, еще вроде как нормальная, веселая девка… А эти все возбужденные паяцы, только и горазды, что с засосом целовать прелестные башмачки леди Вероники. Вот пусть этим и занимаются, а свое вонючее мнение держат при себе. По башкам тупыми мечами ей на потеху друг друга лупят, все равно ума нету!
Дверь с грохотом распахнулась, Вертура вздрогнул и обернулся. В комнату без приглашения ворвался коренастый, полный, крепкого склада, румяный, рябой человечек в длиннополой мантии и модной кожаной жилетке со множеством нашитых на нее блестящих металлических пуговиц, по выделке похожих на столичные.
- Ахахахаха! Ну вы Борис! Всю Гирту башкой в сортир окунули, всех унизили и по реке уплыли! Вот поэтому вас и не пускают в общество приличных людей! Ахаха, скандал недели! Как водица? – грозным, хриплым и громким, как у сержанта, хорошо поставленным голосом приветствовал он хозяина, протягивая с порога протягивая к графину со спиртом свою широченную красную ручищу.
- Водица отличная. Идите сами искупайтесь Модест, насладитесь – хитро прищурился с видом, чтобы его начали уговаривать поведать, как все случилось маркиз. Передал гостю весь графин, продемонстрировал детектива – и вообще, узнаете, кто у нас сегодня в гостях? Гранд Марк Вертура. Помните в Мильде?
- Это вы меня не помните! Не здороваетесь, как будто вместе и не пили! – подозрительно щурясь на детектива, обиженно возмутился гость, представился - Модест Гонзолле, самый славный рыцарь нашего великого герцогства! После сэра Прицци, разумеется. Не помните что ли? Мы напились перед ратушей Мильды, я прыгнул в фонтан, а там оказалось глубоко и вы сказали полиции, что вы тайный советник, а я военный атташе Гирты и мне купаться в фонтане позволительно! – делая осторожный глоток, страшно кривя лицом, совершая манерное движение всем телом, как будто он сразу опустошил весь графин, гордым довольным басом сообщил рыцарь – ну рассказывайте же, Борис, что там на самом деле было!
И с грохотом подвинул стул к секретеру.
- Ну все, дружина в сборе, добровольцы прибыли, все собрались! – весело хлопнул себя по бедру платком маркиз Дорс, нетерпеливым рывком задвинул защелку на двери, с грохотом упал на диван, в самодовольной позе раскинул руки по спинке и с веселой пьяной досадой заявил – ах, но как же не хватает в нашей компании светлейшей леди Вероники! Хлестали бы спирт, закусывали вареньем. Вот это был бы вечер! Ну и эту одноглазую малолетку с ружьем сюда, постреляли бы с окна. А рыжую бесовку послали за пряниками и добавкой в магазин…
- Ахаха! Безответная любовь - чудовищная болезнь! – добродушно и назидательно засмеялся Модест Гонзолле басом, и, словно только и ожидая этого момента, достал из свой пухлой поясной сумки горшочек и гордо продемонстрировал его всем – а это лекарство! Яблочное варенье с медом от моей мамы, к вашему невозможному спирту!
- Эх… - внезапно став серьезным, задумчивым и печальным, словно все эти сказанные в этой комнате до этого шутки и весь этот веселый, безудержный смех, были всего лишь напускной буффонадой, смешным представлением, лицедейством, чтобы привлечь друзей и поведать им о своей горькой и безответной, той, которую нельзя ни исцелить, ни разделить, а можно только высказать, чтобы стало хоть немного легче, беде, тяжело вздохнул, сжал кулаки, угрюмо опустил голову, мрачно уставился перед собой маркиз.
И посоветовал, как приказал. Холодно, спокойно и повелительно.
- Наливайте Модест.
***
- Вещи значит относить ходил? Встретил старых друзей? – критически окидывая взглядом детектива, что печально и устало смотрел на нее через дверь, упираясь локтем о притолоку, брезгливо качала головой Мариса. Пока он был в резиденции епископа, она успела сходить до дома леди Хельги, вымыться, расчесаться и переодеться. Принять аккуратный домашний вид. В комнате густо пахло лавандой. На столе дымились ароматные палочки, дышала жаром растопленная печь.
- Я принес вот. Специально тебе… – начал неловко оправдываться Вертура. Продемонстрировал ей бутылку «Черных дубов», которой его предусмотрительно снабдили барон Гонзолле и маркиз Дорс, когда вовремя спохватившись, что хватит пить, детектив соврал им, что клятвенно обещал жене вернуться домой не позже восьми вечера, но это подношение нисколько не удовлетворило Марису. Она попыталась что-то начать говорить, ругать детектива, но он просто налил ей в фужер «Черных Дубов» и велел.
- Пей!
Она бросила на него яростный взгляд, взяла фужер, покачала головой и залпом выпила.
За окном рыжел закат. Так закончился вечер.
***
Он проснулся глубокой ночью, внезапно осознав как приятно лежать в уютной мягкой постели на свежих простынях в теплой комнате с каменным потолком и дверью, а не в шатре с тонкими стенами и тканевыми перегородками почти как под открытым небом. Легкое ощущение покачивания после путешествия в лодке навевало приятные мысли. Рыжие сполохи пламени играли на стенах и потолке. На улице было тихо. Мариса, что лежала рядом в одежде, обняв детектива, заметив что он проснулся, отняла от его груди голову и сообщила.
- Ты был прав. У леди Вероники есть дочь. Ей семь лет. Живет в Столице, на попечении семьи мастера Динтры.
- Леди Булле замужем? – слегка изумился детектив.
- Уже нет – ответила Мариса – ее муж оказался бесхребетной тряпкой и они разошлись. Здесь все хотят жениться на ней, чтобы выбиться в Герцоги, а она никого не подпускает, ни с кем не хочет иметь дела. Но ты можешь попытаться, она спрашивала отдать тебя ей.
- И ты согласилась?
- Еще чего! – хлопнула по груди детектива, ударила его ногтями Мариса – нет конечно. Кому я еще такая нужна, а ты уже принес клятву, так что теперь плачь и терпи.
- Да, Борис тоже так говорит – немного подумав, перевел тему обратно на принцессу, рассудил детектив – он считает, что она очень одинока, и по сути у нее нет никакой реальной власти, кроме делегированных Столицей административных полномочий и титула, и тот только по документам. Вокруг нее злодеи и убийцы, которые и шагу не дают ей ступить, а сэр Август только делает вид, что оказывает ей покровительство, катает на своей машине, расшаркивается перед ней, как будто спрашивает ее решения, и все раскрыли рты и думают, что это она правит Гиртой и, когда она придет к власти, все изменится... А когда он окончательно разберется с сэром Вильмонтом и его людьми, он прикажет убить и ее. Она говорила про палачей, что приставлены для этого дела. Это Вальтер и Регина. Он мятежник и убийца, бежавший из Мирны, а Тинвеги во времена Смуты были ближайшими соратниками сэра Августа, и никто из них не был привлечен к ответственности...
- Борис прямо так и говорит? – нахмурилась, насторожилась Мариса.
- Леди Вероника тоже упоминала об этом - ответил детектив – помнишь тогда, на фестивале? Борис утверждает, что хотел бы забрать ее отсюда, увезти из Гирты, спаси от этой участи, потому что любит ее как женщину. Не похоже что он врет, он постоянно разглагольствует о ней. Это поначалу весело, но по тридцатому разу похоже на одержимость. Модест готов перемалывать эти сплетни вечно, лишь бы наливали и кормили.
- Борис твой та еще змея на самом деле – немного подумав, внезапно совершенно серьезно возразила Мариса – ты его не знаешь. Он такой человек, что черт его знает, любит он леди Веронику на самом деле или нет. Над ним все смеются, потому что иногда он ведет себя как клоун, а я бы ему ни за что не стала верить. Во времена Смуты владыка Дезмонд организовал ополчение для защиты монастырей, и поставил у него во главе своего племянника, как будто он сам не в деле. А тот позвал своего обалдуя-дружка Гонзолле с компанией таких же как он сам пьяниц и дурачин. Было несколько стычек, кого-то толпой зарубили, а потом они как будто напились и написали открытое письмо сэру Вильмонту и сэру Прицци. Никто его в глаза не видел, но они как будто угрожали, что если те не остановят беспредел, оба они демонстративно присягнут Мильде, а если присягнут они, то следом к барону Эмери побегут вначале Тинкалы и Келпи, а потом и все остальные. Сэр Роместальдус уже тогда убил Арвида Ринью, так что все боялись мятежа, потому что тогда бы против сэра Вильмонта, сэра Прицци, сэра Гамотти и сэра Ринья поднялась бы вся Гирта. Со Всадниками поехала половина тогдашнего состава Лилового клуба. Дружины не собирали, думали, по-быстрому этим двоим головы расколоть, рассчитывали поразвлекаться, как ты сам на охоте видел. Думали мужичье бунтующее будут конями давить, избы жечь. А им навстречу вышли какие-то, как на войну снаряженные добровольцы, что через одного оказались дружинниками князя Буррусто из Ронтолы и наемниками Мильды. И бригада Келпи вместе с ними, а командир у них был, как потом шептались – полковник Харбибуль, хоть и звался другим именем, и оружие у них было - не дреколье и луки, чем по бедности вооружаются наши мужики, а мушкеты-штуцера, которые стреляют в искажении. Вот номер-то был. Их там окружили и порубили, перестреляли всех. Гнали до самой Гирты. А тех, кто убежал, кто не поехал, как отец сэра Генри, тех уже в городе отловили сэр Роместальдус и леди Хельга. По всем улицам головы на оградах висели, и по южной дороге на Эскилу. Все вперемежку. И Всадники и вассалы сэра Ринья и сэра Гамотти и сэра Тальпасто и сэра Прицци, хотя суть одно и то же все были. Владыка Дезмонд запретил отпевать их в церкви, и трупы кидали в канавы и свиньям. И поделом им, по заслугам получили.
В ее словах сквозила нескрываемая, довольная и торжественная мстительность, улыбнувшись, она торжественно сжала руку детектива. И продолжила уже печально и без особой радости в голосе.
- И тут же все обрадовались, сказали что Смуте конец, и кто остался от Круга, того в тюрьму. Тут же многих и посадили, улики внезапно нашлись, а до этого ни суды, ни прокуроры оснований не находили. Мэтр Курцо все объявлял – «неустановленные лица», и вдруг сразу всех установил. Твари лживые. Туда же их всех надо было. А то сказали – не, мы не с ними. Сэр Прицци от Круга, от своих сыновей убитых и соратников открестился, сам же против них и свидетельствовал. А потом из их сыновей и племянников набрал себе новый состав клуба, и теперь они все вьются вокруг леди Вероники.
- А Борис? – уточнил детектив.
- А что Борис? – презрительно переспросила Мариса – его там не было, и письма тоже никакого не было и все это хитро спланированной провокацией объявили. Круг же победили сэр Вильмонт и сэр Прицци. Сказали, что это необоснованные слухи, потому что они с владыкой Дезмондом с Кругом враждовали и вообще не местные. Никто этот Борис и был никем. У него в подчинении было не больше полусотни человек, ты почти всех и видел. Такие же как он сам, бездельники и балбесы, кресты на себя для важности нацепили. Их владыка Дезмонд только и кормит, чтобы воришек гоняли по лесам от монастырей. А если бы он там и был, и сэру Августу что-то не занравилось, он бы его еще тогда на мосту без всякого повода за ребра подвесил. Я спрашивала для своей книги, Борис сказал, он в этом не участвовал, и вообще, они только по кабакам по пьяни возмущались, а потом на коленях слезно прощения просили, когда к ним за ответом пришли. А как узнали, что на юг едет большая дружина, не стали даже разбираться, за ними или нет, бросили замок Гонзолле, бежали в лес. А газеты потом писали, что это бригада Келпи с наемниками, которых вооружили сэр Вильмонт и сэр Прицци Всадников разбила, потому что надо было как-то кончать весь этот беспредел. Всё на благо людей сделали, внезапно так спохватились. Инициатива сверху. И власть удержали и в глазах народа поднялись и руки чисты, ловко так отмылись. И ничего не докажешь никому теперь. Сами же они Бориса и оправдали по сути, даже если он какую-то ерунду там и мутил. Это политика. Свобода слова. Любая правда за ваши деньги.
- Может так все оно и было? И сэр Вильмонт и сэр Прицци и вправду позвали Мильду, когда поняли что если так пойдет и дальше, то власть они не удержат. Отправили на убой самых агрессивных, кого не жалко было… – рассудил детектив – а Борис как-то не рассказывал, не упоминал вообще… Даже когда пил…
- Вот поэтому он еще станет герцогом Гирты, не то что ты. Вот увидишь – злорадно парировала Мариса и назидательно пояснила – а ты, если не будешь ему подыгрывать как Гонзолле, не будешь с ним дружить, пить и с блеском в глазах сплетничать о леди-герцогине, пока все остальные считают его дурачком и глумятся над его сегодняшним купанием, так и останешься лейтенантом полиции. Ты понял это?
Она резко развернулась на бок. Ее глаза вспыхнули перед лицом детектива. Пальцы сжались на рубахе на его груди. Мариса тяжело задышала, словно какая-то мысль или идея внезапно пришла ей на ум и сейчас она яростно раздумывала, говорить ему ее или нет. Ее лицо исказилось, черты заострились в надменной, торжественной и жестокой гримасе ввергнувшего праведника в бездну демона.
Но Вертура взял ее за запястье, коснулся пальцами ее щеки. Черный безумный огонь в ее глазах утих, словно это ласковое прикосновение снова вернуло ей человеческие чувства и мысли.
- А может он женится на ней, и действительно заберет ее с собой, увезет Гирты… - рассудила она и прибавила горестно, печально и тихо – и мы с тобой тоже уедем. А они все пусть разбираются без нас, пусть поубивают друг друга… Так им и надо. Они этого заслужили...
- Быть может – ответил детектив, привлекая ее к себе, заботливо гладя ее волосы и шею. Тяжело вздохнул – но сейчас я должен остаться. Должен завершить это дело. А хочешь, я куплю билеты, поедешь в Мильду, я дам тебе денег, будешь ждать меня там…
- Нет – ответила она ему твердо, обнимая его, отстраняясь чуть назад и глядя ему в лицо торжественно и с вызовом – пошли они все к черту. Пусть они сами играют в эти игры. Мнят себя успешными и ловкими королями мира, или какой еще мерзостью. А у меня тоже есть обязанности и долг. В том числе и присматривать за тобой здесь.
***
https://vk.com/id686957
Доктор Эф.
Гирта. бывш. путешествие на север. Глава 24
© Copyright: Михаил Фиреон, 2018
Свидетельство о публикации №218091100128
Свидетельство о публикации №218091100128
Рецензии