Прошу ему помочь

– Здравствуйте, прошу вас помочь одному тонкому и интересному человеку, который, на мой взгляд, уже много месяцев пребывает в глубокой депрессии и выйти из неё самостоятельно не может. Убедиться в этом нетрудно, прочитав несколько его последних стихотворений на странице (все они очень короткие). Вы прекрасно знаете, с каким трудом люди идут к психиатру. Мне кажется, что вы, психолог, профессионал, могли бы совершить благое дело, просто посоветовав ему обратиться со своими проблемами к соответствующим специалистам. Ведь тяжело наблюдать, как гибнет хороший человек. Был бы вам очень благодарен за содействие. С уважением, N.

– Уверена, что вами движут добрые намерения, но в данном случае это была бы медвежья услуга. Психологи работают исключительно по запросу самого человека с его добровольного согласия. Это легко понять, поставив себя мысленно на его место. С уважением, Римма Ефимкина.

– Спасибо, Римма, я и сам в сомнении, и вас прекрасно понимаю... Тем не менее, хочу сделать последнюю попытку склонить вас на свою сторону. Я ведь вовсе не прошу каких-то развернутых рекомендаций или консультаций. Достаточно только посоветовать (не автору, а его лирическому герою!) обратиться к специалисту. Может быть, такой вариант покажется вам приемлемым? В любом случае обещаю больше не тревожить вас своими просьбами. С уважением, N.

Люди регулярно стремятся "причинить добра" своим ближним, начиная с родственников и заканчивая соседями. Почему они так делают? Они искренне считают, что их точка зрения "правильная", а другой человек "ошибается", и его следует поправить. Однако для психолога, читающего это письмо, ответ однозначен: клиент в данном случае – сам N. Но N не психолог, и для него это не очевидно. Чтобы разъяснить, предлагаю прочитать письмо N глазами психолога. Что с ним не так? Минимум 9 вещей.

Итак, первое: N пишет, что его знакомый пребывает "в глубокой депрессии", и этот диагноз, не будучи психиатром, он ставит на основании своего восприятия его стихов (я их не читала). Психолог в подобных случаях предлагает взять ответственность за свое ограниченное субъективное восприятие, которое может ошибочно принимать одно за другое.
 
Второе: психолог не принимает "заказ" на "лечение" взрослого человека от третьего лица. Это нарушение этического принципа добровольности.

Третье: психолог не дает советы. Если я как психотерапевт начну давать советы, то тут же перестану быть психотерапевтом. Первое, чему учат будущих психологов, – разучиться советовать, потому что клиенту нужно давать не рыбу, а удочку. Совет в данном случае рыба, а удочкой будет помощь в активизации ресурсов самого клиента. (Но здесь и клиента нет, потому тем более совет неуместен).

Четвертое: N предлагает посоветовать отправить к психиатру не автора стихов, а его лирического героя. Честно скажу, такой трюк к типичным не отнесешь. Так сказать, тактичная и мягкая манипуляция (чужими руками), "кагбынамекающая" человеку на то, что раз его герой нуждается в психиатрической помощи, то, стало быть, его создатель тоже. Разумеется, отказ, так как совет отправить литературного героя к психиатру автоматически делает пациентом меня.

Пятое: с точки зрения практической психологии, клиентом является тот, кто попросил о помощи. Неважно, осознает это сам человек или нет, я по умолчанию рассматриваю его обращение как его собственный запрос. Почему? Потому что если у человека так много энергии на тему обращения к психологу (инициировал и поддерживает долгую переписку), то именно он заказчик, а не его знакомый поэт. Разумеется, если я дам ему совет поработать со специалистом, то он пошлет меня искать пятый угол, потому что ему самому кажется, что с ним-то все в порядке. (Хотя сам он именно это и делает – отправляет другого человека к специалисту).

Шестое: в письмах N есть путаница понятий "психолог" – "психотерапевт" – "психиатр". Это три разные профессии, но для большинства людей это одно и то же. Все же хочу прояснить различие. Психолог – человек с психологическим образованием, то есть теоретик; практический психолог – человек, прошедший в дополнение к теоретической подготовке практический курс по работе со здоровыми людьми. Психотерапевт бывает медицинский и немедицинский; первый имеет медицинское образование, работает с пограничными клиентами и имеет право выписывать рецепты. Второй имеет психологическое образование, работает с нормой, не имеет права выписывать лекарства. Психиатр работает с патологией при соответствующем образовании. Я отношу себя к немедицинским психотерапевтам, "лечу" словом, обнаруживая и меняя блокирующие установки сознания на активирующие. В моей переписке с N тоже попыталась это сделать.

Седьмое. Фраза в письме N: "Мне кажется, что вы, психолог, профессионал, могли бы совершить благое дело" – типичная манипуляция из серии "тышпсихолог" (нуждается в отдельном описании). Именно потому, что я психолог и профессионал, я должна различать профессиональную сферу и благие дела. В данном случае вмешательство без личного запроса человека я квалифицирую как насилие, а не благое дело, ибо люди свободны.

Восьмое. N пишет: "... хочу сделать попытку склонить вас на свою сторону". Психолог не принимает ничьей стороны, кроме, простите за пафос, стороны Бога. Любая выгода, продиктованная человеческими страстями (быть "хорошим" в глазах заказчика, вершить правосудие, устранять несправедливость и т.п.) автоматически переводит психолога в клиенты. И на старуху бывает проруха, но в таких случаях психологу должно отправляться на супервизию и личную терапию, такова этика профессии.

И, наконец, девятое. Когда я написала N: "Уверена, что вами движут добрые намерения", – я использовала не что иное, как вежливую, социально одобряемую фигуру речи. Но я слукавила: как известно, благими намерениями выстлана дорога в ад. Как только психолог чутким ухом слышит хотя бы слабый намек на оказание помощи без просьбы, его ум автоматически достраивает треугольник Карпмана "спасатель-жертва-агрессор", в котором к роли спасателя автоматически прилагаются две остальные. Так, N просит, чтобы направила к психиатру его знакомого я. Почему не сам? Потому что знает, что получит жесткий отпор. При этом я выступлю последовательно как агрессор и жертва, то же самое будет с его знакомым, и тут N появится на нашем фоне в ослепительно-белом фраке спасителя. 

По причинам, описанным выше, я не могу все это сказать своему абоненту, так как он не мой клиент, и на него распространяется тот же принцип добровольности. Все, что я могу сделать – обозначить свою позицию и после этого вежливо, но стойко "держать оборону" профессиональных границ.