Вторжение

День стоял по-настоящему летний. Небо раскинулось голубым ажурным платком с легкими белыми тенями облаков. Солнце неумолимо поливало знойными потоками землю. Ветер, налетавший из ниоткуда и вдруг стихавший, шелестел листвой и путался в высокой траве. Мелкие луговые цветочки дрожали и принимали на свои неуверенные зонтики толстых шмелей, проворных пчел и невесомых бабочек с шелковыми лепестками вместо крыльев. Мир упивался летом. Зелень буйствовала, время текло по-летнему быстро.

Все излучало жар и свет. Деревянные доски крыльца разгорячились и на них приятно было встать босиком и чувствовать, как они обжигают ступни.

Трава, выстилавшая дворик возле бабушкиного дома была низенькой, немного курчавой и перемешивалась с мягким клевером. Мы с сестрой любили сидеть тут, у дома, и рассматривать небесные узоры или металлические скелеты дедушкиных изобретений.

Дед у нас был механик. В его мастерской громоздолились друг на друга горы железных, пластиковых, резиновых деталей. Стояли какие-то разобранные механизмы, сварочный аппарат, инструменты всех мастей и размеров. Из залитого солнцем мира открытые двери мастерской казались порталом в другое измерение.

Сейчас дед на своём тракторишке, собранном с нуля из запчастей, и волочащем за собой самодельный прицеп, укатил к речушке, что текла недалеко от нашей деревни. Поехал он убирать сено, что выкашивалось на отведенной сельсоветом территории.
Бабушка как обычно хлопотала по дому, стряпала для всех вкусные яства.

Мы же с сестрой развлекались, играя куклами на пригривенке у дома. Куклы прыгали по траве, ложились загорать на клетчатые салфеточки, мы пели, разговаривали и грелись в солнечных потоках.

- Я принесу воды и мы устроим куклам ванну! - сказала я, и побежала с ведром к пруду, что распластался в огороде, сияющим диском. Я вбежала на плотик и быстрым движением зачерпнула полное ведро. Выпрямившись, готовая уже возвращаться, я заметила её.

Глядя на меня с любопытствующим пофигизмом на лужке стояла тучная, лоснящаяся на солнце, принаряженная в черно-белый халат, корова. Она наклоняла свою рогатую голову, неспешно отмахивала хвостом надоедливых насекомых и мирно засасывала сочные стебли разогретой травы. На фоне бурной зелени, она выделялась ярким пятном, похожим на незавершенный художником кусочек полотна.Я стояла, как завороженная и смотрела на эту картину, сошедшую со страниц моей первой азбуки.

- Как ты сюда попала? - спросила я ее. Корова молча выполняла заложенные природой функции, изредка поглядывая на меня черными большими глазами, закутанными в бахрому пышных ресниц. Ее грузные бока подрагивали, побеспокоенные уколами слепней и мошек. Хвост, загрязненный, с замызганной кисточкой бойко хлопал по дородному телу, оказывая некоторую помощь. Розовое плюшевое вымя, наполненное и раздутое, намекало на то, что красотка двигалась на дойку, но почему-то решила завернуть к нам в огород.

А дед, уезжая в поле, выставил пролет забора, чтобы удобнее было завозить сено. Именно через эту прореху в оборонительном заграждении и вошла на нашу территорию эта рогатая тучная дама.

Я услышала шелестящие шаги за спиной. Прибежала сестра.
- Ты чего так долго? - спросила она и сразу поняла причину моей задержки. - Это не наша! - бойко выпалила она.
- Да - ответила я уверенно.

Всех здешних коров мы знали. Деревня у нас маленькая. Всего десять домов. А коров только три. Бойкая Зорька, Чернявая Звездочка с белым пятнышком на лбу, да неласковая Калинка с обломанным рогом.

- Колхозная! - выпалила Катюшка. - Давай прогоним ее! А то грядки потопчет!

Коров мы не боялись. Стаж деревенских каникул у нас был приличный.
Мы замахали руками, закричали на незванную гостью. Та же стояла как вкопанная, лишь тряся головой и настороженно разглядывая нас.

Мы не бросали попыток. Подходили ближе, громко улюлюкали и хлопали в ладоши. Корова, недолго терпевшая этот балаган, стремительно двинулась на нас. Мы, вмиг оробевшие, бросились в разные стороны. Довольная тем, что отшила надоедливых мух, буренка продолжила изучать нашу территорию.
Мы поняли, что нам не справиться и рванули в дом, дабы призвать тяжелую артиллерию. Влетев в избу, мы затараторили, наперебой объясняя бабушке полевую ситуацию.

Вытерев руки о передник, бабушка скомандовала нам бежать обратно и не пускать врага на капусту.
Сверкая голыми пятками, опережая собственное дыхание, мы понеслись в огород.

Умилительная картина деревенских будней не изменилась. Пришелица мирно жевала траву, томно хлопала ресницами, разморенная на солнышке и желающая отдохнуть в тишине.

- А ну пошла отседова! - раздался громогласный вопль.

И мы увидели бабулю, бегущую с кочергой и какой-то палкой. Она была похожа на рыцаря на турнире, который летел на оппонента, чтобы одним метким ударом сразить его. Только рыцарь этот был не в латах, а в пестром халате и резиновых калошах.

Корова слегка напряглась. Увидев, что аплодировать ей больше не собираются, попятилась назад и замычала. Бабуля уже подлетела к ней и ударяла палкой по ногам. Корова непонимающе отступала, озираясь и выслушивая нелестные слова о своей персоне. Ей стало совсем не по себе и она рванула в малинник.

- Девки, не пущайте на ягоду ее! Заворачивайте!

Мы растопырив руки кинулись наперерез незнакомке. Она, уже испугавшаяся такого отпора, сразу вспомнила, где здесь выход и понесла свое грузное тело обратно в открытый портал.

Чтобы закрепить результат, бабушка еще гнала её и подпихивала палкой. Корова, двигалась быстро как могла, всем своим горделивым видом говоря: Да иду я, иду!
Вот ее пятнистые бока уже замелькали между заборных досок. Сквозь лопухи и крапиву она пробиралась на дорогу.

Бабушка, довольная результатом, махнула рукой и пошла в дом. А мы с Катькой побежали к забору и взобравшись на него, смотрели на испуганно мычавшую теперь коровушку.

Вот показался всадник на блестящем коричневом коне. Пастух заприметил пропажу, и бросая в воздух нецензурные словечки, погнал пришелицу в поле.

Вскарабкавшись еще выше, мы увидели дедушкин трактор с гигантским стогом на борту. Он маленьким жучком полз по травянистому морю, везя нам новую работенку.
А мы всё смотрели как корова ярким пятном бежит и вливается в монохромное месиво, бредущее отдавать людям свое молоко.

Она была похожа на еще один прошедший день, примкнувший к толпе безвозвратно уходящих дней теплого детского лета в деревне.