Сима Титова. До войны варила сталь

   Серафима Сергеевна ТИТОВА
   в 1941 году


                СИМА ТИТОВА. ДО ВОЙНЫ ВАРИЛА СТАЛЬ

   Увидев СЕРАФИМУ СЕРГЕЕВНУ ТИТОВУ – КУЗИНУ, не могла предположить, что она и до Великой Отечественной войны, и после варила сталь.  Работала в Москве на заводе «Серп и молот» пультовщицей.
   Это была изящная, улыбчивая и приветливая женщина. Много работала: на предприятии и не только; дома – как жена и мама, а ещё – в Совете ветеранов своего любимого фронтового госпиталя – сортировочного эвакуационного госпиталя (СЭГ) № 290 Западного, а позже -3-го Белорусского фронтов.
   Мы были знакомы. Правда, как говорят, коротко. Я больше знала её подругу – Зою Ильиничну Каравайцеву (до замужества – Никитина).

   У Серафимы Сергеевны были потрясающей красоты (на мой взгляд) украшения в серебре: серьги и перстень с рубинами. С настоящими камнями, а не выращенными в лаборатории. Это было наследство то ли от бабушки, то ли от мамы.
   Я ещё вернусь к этим украшениям.

                ТЫ БЕДОВАЯ – ТЕБЕ САМАЯ БОЛЬШАЯ ПАЛАТА
               
      В 1941 году Сима Титова работала на московском заводе «Серп и молот».  При Первомайском райкоме Общества Красного Креста она окончила курсы санитарных дружинниц.
   В июле 1941 года в г. Вязьме Смоленской области был сформирован большой госпиталь - СЭГ 290, как основная медицинская база Западного фронта.  В октябре 1941 года появилась угроза оказаться в окружении, поэтому госпиталь перебазировался в Москву.
 
   В столице было много госпиталей, куда поступали раненые на лечение. Но сортировкой их тогда занимался только СЭГ 290. О важности сортировки раненых говорил ещё русский врач, стратег военно-полевой хирургии Н. И. Пирогов. Она помогает вовремя оказывать помощь тем, кто находится на грани жизни и смерти.

   Враг рвался к Москве. Шли ожесточённые бои. Тысячи искалеченных солдат и офицеров привозили разным транспортом в этот госпиталь. Его персоналу нужна была помощь.  Прежде чем раненый попадал на операционный стол (кроме экстренных случаев) или в перевязочное отделение, его мыли, брили, переодевали, кормили…
   Санитарная обработка была обязательна, так как там, где кровь, гной, вши (их было немало), всегда витает угроза возникновения эпидемий.

   Московский городской комитет комсомола обратился к молодёжи: помочь госпиталям, развёрнутым в столице. Именно по путёвке комсомола Сима Титова и оказалась в СЭГе 290.
   В её анкете указано время службы в госпитале: с 1 октября 1941 года.  Предполагаю, что это ошибка. Первую неделю октября СЭГ 290 находился ещё в г. Вязьме.  В Москву он прибыл 16 октября 1941 года. Возможно, не с 1 октября, а с 1 ноября.

   Опускаю эту деталь. Не одна Сима, а сотни московских санитарных дружинниц, начали служить в СЭГе 290. Тогда он занял в районе Лефортово пустующие корпуса эвакуированного военного госпиталя.  Многие годы на той территории теперь находится Главный военный клинический госпиталь имени академика Н. Н. Бурденко.

   С теплотой вспоминал санитарных дружинниц начальник СЭГа 290, полковник медицинской службы, хирург Вильям Ефимович Гиллер в своей автобиографической повести «Во имя жизни»:

   «Дружинница! Это слово вошло в обиход войны как символ дочерней и сестринской любви советской женщины к защитникам Родины… Их героические дела вписаны золотыми буквами в славную историю Великой Отечественной войны.
   Первый отряд девушек - дружинниц пришёл к нам из Москвы в августе 1941 года. Их было сорок юных девушек во главе с комсомолкой Таней Лазуко ( она погибла в 1941 году во время налёта фашистской авиации на Вязьму  - Л. П. - Б.)…
    Около двухсот дружинниц насчитывали мы у себя. Кто они? Это был цвет советской молодёжи: недавние ученицы средних школ и студентки вузов, будущие учителя, инженеры, врачи, агрономы, научные работники, бухгалтеры, счетоводы, домохозяйки – жёны красноармейцев, командиров и политработников Красной Армии…
   Не зная ни страха, ни усталости, они трудились днём и ночью; и всё у нас как-то преобразилось с их приходом. На свой, на девичий лад, поставили они уход за ранеными».

   - Мы все рвались на передовую фронта, - рассказывала Серафима Сергеевна, - а что такое передовая не знали. А в 1941 году Москву можно было назвать передовой Западного и других фронтов.
   Рядом с госпиталем стояли пушки. Когда они стреляли во время налётов фашистских самолётов, в наших корпусах всё дрожало. Бомбы врага попадали и на наши крыши.

    В СЭГ 290 раненые поступали беспрерывным потоком. В Лефортово персоналу пришлось многое усовершенствовать в лечебных корпусах. Совсем не подходили маленькие ванные комнаты, палаты на несколько человек.
    Мы ломали стены и образовывали огромные палаты. Расширяли операционные отделения, которых было в госпитале много; там устанавливали десятки операционных столов и сразу работало несколько хирургических бригад.

   Представьте себе помещение, в котором находится пятьдесят или сто раненых. Они лежат так тесно, что санитарам, медицинским сёстрам, врачам, нянечкам приходится переступать через ноги раненых – по-другому нельзя было пройти к тому, кого, допустим, надо было перенести в операционную или в перевязочное отделение.
   На каждую медицинскую сестру приходилось до ста раненых. Мне говорили: «Ты бедовая, потому тебе самая большая палата».

   Моя смена начиналась так: прихожу в палату и спрашиваю сразу у всех, что кому необходимо: судно, вода, лекарство; не кровит ли повязка на ране? Термометр бойцы передавали друг другу, и говорили мне, какая у кого температура.
   Ночью многие раненые не спали из-за болей в ранах. Если не хватало лекарств, то я насыпала на бумажку соду, заворачивала её так, чтобы она выглядела, как порошки из аптеки, и давала пить, как снотворное. Засыпали, родимые.

   В госпитале Сима Титова и многие санитарные дружинницы учились на курсах медицинских сестёр. По окончании они получили соответствующие удостоверения, приняли военную присягу и стали военнослужащими.
  Первое военное звание Симы Титовой – ефрейтор.

                ФИЛИН КРИКНЕТ – ДУША УХОДИЛА В ПЯТКИ

   В марте 1943 года началось наступление советских войск на многих фронтах.  СЭГ 290, как главная медицинская база Западного фронта, свернул своё имущество и выдвинулся из Москвы.
   - Погрузили мы имущество на грузовики, а персонал разместился в автобусах, и выехали из Лефортово, - рассказывала Серафима Сергеевна. -  Это была большая колонна машин. Едем по улице, где мой дом. Остановиться нельзя.
    Мы затягиваем песню: «Прощай, любимый город…». Я пою и плачу. А слёзы размывали силуэт родного дома, знакомые улицы.

   Решено было госпиталь развернуть в Пыжовском лесу – в нескольких километрах от г. Вязьмы. Середина марта. Ещё холодно; в лесу ветер, снег и лёд.
   Госпитальное имущество и мы, персонал разного профиля, а не только медицинский, оказались на снегу. В прямом смысле этого слова. Дали нам по сухарю и этот сухарь мы смочили слезами.

   А потом они строили подземный медицинский городок. Почти все до того лопату в руках не держали. Но они многому научились. Работали до изнеможения, потому что знали: вот-вот начнутся бои и всё должно быть готово к приёму раненых.
   Как ни тяжело было им работать в Москве, но там были каменные корпуса, водопровод, электричество, канализация, горячая вода, отопление. И в столице было много помощников; в госпиталь приходили москвичи и помогали персоналу ухаживать за ранеными. Шефами госпиталя были рабочие заводов, разных других предприятий и учреждений; артисты.

   Ничего этого не было в глухом лесу. Сами пилили деревья, сами тащили их к лесопилке; сами рыли землянки и обустраивали их, приспосабливая под санпропускники, палаты, операционные, перевязочные, прачечные, пищеблоки, ремонтные мастерские…
   Вскоре появилось электричество; настилы – дороги; построили даже узкоколейку: от железнодорожной станции Новоторжская до госпиталя. Стало легче перевозить раненых, которые прибывали на санитарных поездах на эту станцию, и таким же путём их эвакуировать в тыл.

   - Вскоре снег в лесу начал таять, - вспоминала Серафима Сергеевна, - и в наших сапогах постоянно была жижа. Промокала не только обувь, но и одежда; сыро было и в землянках. Постепенно мы научились даже печки делать.
   Уж поистине: нет таких трудностей, с которыми не смогли бы справиться советские люди; коммунисты и комсомольцы.
   А когда начались бои, то в СЭГ 290 в сутки поступало до двух тысяч раненых. Привозили и местных жителей.

   Путь раненых от фронта был долгим. Сначала медсанбат, потом – госпиталь. Меня удивляла терпеливость раненых. Он грязный, в крови, небрит, голодный, рана болит. Но терпеливо ждёт, когда попадёт в приёмное отделение.
   Нередко бывал такой наплыв раненых, что хоть разорвись. Не успевали быстро всех вымыть, перевязать.
   Я закручивала махорку в бумагу и эти самодельные папиросы раздавала раненым. Они курили, и так хоть чуть-чуть облегчалась боль.

   Сима Титова давала кровь для раненых.  А донорская кровь нужна была постоянно.  Многие из персонала становились донорами. Врач Анна Павловна Медведева (1920-2019), служившая в СЭГе 290 с февраля 1942 года и до конца войны, рассказывала: «Захожу в землянку-палату и вижу: возле каждого раненого стоит система для переливания крови».
   Анна Павловна также попыталась давать кровь, но была настолько физически слабой, что коллеги запретили ей это делать.

   Медицинский персонал госпиталя не только выполнял свои прямые обязанности. О том, что были строителями, уже сказано. Госпиталь, конечно, охранялся. А постовыми поначалу бывали все – не взирая на звания и должности.
   Бывала в дозоре и Сима Титова. Вспоминала: «Стоишь ночью в лесу; темень. Каждый куст немцем кажется. Филин крикнет – душа в пятки уходит».

   Однажды такой - девичий – пост увидел начальник СЭГа Вильям Гиллер. Он, как рассказывали однополчане, днём и ночью сам или со своим штабом, обходил госпиталь и записывал в свой блокнот всё, что ещё надо было сделать.
   Ночью территория госпиталя была освещена лишь там, где это было крайне необходимо. Любой свет – приманка для фашистских лётчиков.
   Увидев перепуганную девушку-постового, начальник госпиталя запретил использовать женщин для охраны территории. 
   Несколько позже командованием Западного фронта было разрешено оставлять в госпитале легко раненых, которые уже не могли участвовать в боевых действиях.  Они помогали строить, становились санитарами, ремонтировали машины… Эти военнослужащие также стали охранять территорию СЭГа.
 
                ТАК ОНИ КОВАЛИ ПОБЕДУ

   Есть две анкеты, заполненные Серафимой Сергеевной.
   Первая – от 5 марта 1966 года. Она ещё такая молодая: 43 года! А событий её жизни хватило бы на две жизни.
   Работала медицинской сестрой во 2-м сортировочном отделении СЭГа №290; старший сержант медицинской службы; член КПСС с 1943 года.
   До службы в армии: делопроизводитель; в год заполнения анкеты – пультовщица на заводе «Серп и молот».
  Замужем. Муж – Николай Павлович Кузин. Двое сыновей: Юрий и Александр.
   На этой анкете приписка: «На банкете буду. 5 рублей положила в письмо».

    Информация из второй анкеты, которую Серафима Сергеевна заполнила 18 октября 1986 года. Через 20 лет.
   Родилась 12 августа 1922 года. До войны окончила 8 классов.
   Срок службы в СЭГе 290: с 1 октября 1941 по 1 августа 1945 года. Доброволец.
   С 1 августа 1945 по 30 ноября 1945 года служила в 952-м госпитале Забайкальского фронта. Медицинская сестра.

   Награды: Орден Отечественной войны 2-й степени; медали – «За оборону Москвы», «За победу над Германией в Великую Отечественную войну 1941-1945 гг.»; после войны – 12 медалей (к сожалению, о них нет подробностей – Л.П.-Б.).
   На вопрос: «Где и кем работали после войны?» ответ такой: «Завод «Серп и молот». А в 1986 году, когда была заполнена анкета, Серафима Сергеевна работала в Академии бронетанковых войск имени Малиновского … уборщицей. Ей было тогда 64 года.

   Не знаю её семейного положения. Иногда женщина идёт работать, будучи на пенсии, из-за материальной нужды.  Возможно, Серафима Сергеевна скрыла, что была на фронте и наработалась в госпитале на всю оставшуюся жизнь и медицинской сестрой, и строителем, и уборщицей. 
   Персоналу, включая медицинский, СЭГа 290 приходилось убирать мусор, мыть и красить полы и стены, и делать ещё много разного, когда находилось какое-то помещение (склад, подвал, школа), которое необходимо было быстро приспособить для приёма раненых. И так было все годы войны; почти везде, где разворачивался госпиталь.
    Теперь уже поздно бросить упрёк братцам – танкистам, позволившим фронтовой медицинской сестре мыть в академии полы.

   Надо объяснить слова «сортировочный» и «эвакуационный». СЭГ 290 не был стационарным госпиталем. Он принимал раненых, разделял их на группы по тяжести травм. Оказав помощь, обогрев и накормив, персонал отправлял их в госпитали, расположенные дальше от фронта.
   В СЭГе оставались лишь те, кто не мог перенести дорогу, был без сознания, в коме, кому требовалось постоянное медицинское наблюдение. Но и таких в госпитале всегда было немало, если учесть, какие увечья получает человек от пуль, снарядов, осколков. В госпиталь поступали и больные воины, с ожогами, обморожениями; с тяжёлыми контузиями.

  Не раз я слышала от ветеранов СЭГа о таком случае.
  Начальник госпиталя В. Е. Гиллер постоянно обходил и палаты, где находились раненые. Правда, не все, кто служил в СЭГе, это подтверждают, но, вроде бы, он отодвигал тумбочки, поднимал матрацы – смотрел, чисто ли. Если был недоволен, делал замечание персоналу, а потом проверял, выполнено ли его указание.
    Но все, с кем мне приходилось разговаривать, подчёркивали, что дисциплина в госпитале была железной.

   … Вот заходит начальник госпиталя в очередную палату. И видит – летит кружка. Медицинская сестра не успела подойти к раненому, и он в сердцах бросил кружку.
   Вильям Ефимович поднял кружку и сказал раненому:
   - Ей бы в куклы ещё играть, а она вот тут за вами ухаживает. Вы не встаёте с койки; он не встаёт… Вот уйдёт она и что вы будете делать?
   Потом тот раненый извинился.

    Когда речь заходит о Великой Отечественной войне, то нередко говорят: «Мы (они) ковали победу».
   Я в восторге от мудрых слов Серафимы Сергеевны:
   «Наш госпиталь был кузницей. Мы работали кузнецами: чем быстрее и больше раненых вылечим, тем ближе победа».

                Я В СВОЮ ХОДИЛ АТАКУ…

    Спустя немало лет после войны появился Совет ветеранов СЭГа №290. Он начал разыскивать однополчан, разъехавшихся в разные республики СССР. Они стали встречаться в Москве 9 мая, в День Победы.
   На эти встречи приходил и Евгений Воробьев. Рассказ о нём и его воспоминания о войне, о СЭГе 290 опубликованы здесь же, на Прозе.ру.
   Серафима Сергеевна вспоминала:

   - В сорок четвёртом году дошёл наш госпиталь до Каунаса. Развернулись мы в помещениях медицинского института. Тогда лежал у нас  Евгений Воробьев; был он корреспондентом фронтовой газеты, а теперь – писатель. Ранен был где-то на передовой.
   Навестить его приехал Александр Твардовский. В госпитале знали, что он пишет стихи. Раненые попросили его что-нибудь прочитать. Собралось на то выступление очень много народу: персонал, свободный от дежурства, легко раненые, а тех, кто не мог дойти самостоятельно, принесли на носилках.
   Читал Александр Твардовский отрывки из поэмы «Василий Тёркин». Стихи понравились. Ему горячо хлопали. Был поэт щупленьким, белобрысым… Кто знал, что станет тот наш гость известным поэтом!

   … У меня есть солидная и яркая (по содержанию) книга «Я в свою ходил атаку…» (Москва. Вагриус.  2005). Здесь дневники и письма (1941-1945 гг.) военного корреспондента Александра Твардовского. В ней упоминается и Евгений Захарович Воробьев.
   Не знаю, какую часть из поэмы «Василий Тёркин» читал поэт. Предполагаю, что он не решился читать раненым о том, как Тёркин оказался на том свете, а читал что-то другое.
   В названной книге есть письмо, написанное в 1944 году. В нём вот такие строчки: «С завтрашнего утра за работу, за главу о встрече с солдаткой, у которой Тёркин ночевал, идя из окружения». И «это даже ещё не набросок»:

 Нарубил хозяйке дров.
 Переспал, переобулся,
 И не знаю: жив, здоров.
 Вы не стойте у порога –
 На ногах-то третий год.
 На ногах?
 А подчас на четвереньках
 А на брюхе, да и всяк… 

                ЗА ПРАЗДНИЧНЫМ СТОЛОМ

    Много лет в Москву каждый год в мае съезжались однополчане фронтового госпиталя - СЭГа № 290. Приезжали, пока позволяло здоровье. Те встречи, конечно, организовывали однополчане-москвичи.
   После торжеств, посвящённых Дню Победы над фашистской Германией и её союзниками, сэговцы шли на банкет в какой-нибудь московский ресторан или кафе.
   Раза два побывала я на таких встречах. Без волнения невозможно было смотреть на слёзы, перемешивающиеся с улыбками на лицах фронтовиков, когда они вспоминали военные годы, боевых товарищей, разные печальные и смешные случаи.

   Но 9 мая 1987 года однополчан решила пригласить к себе домой Серафима Сергеевна Титова-Кузина. Гостей оказалось так много, что они бы не поместились в её квартире. И тогда нашли пустой зал, кажется, в каком-то клубе.
   Его надо было привести в порядок.  Потом Зоя Ильинична Никитина (Каравайцева) со смехом вспоминала:
   - Закатали мы рукава своих кофточек, взяли швабры и всё быстро вымыли. Мы устроили в этом зале генеральную уборку. Вспоминали, как драили всё в госпитале, когда он был в Москве, в Пыжовском лесу, в Минске, в Каунасе, в Тапиау…

   У МЕНЯ СОХРАНИЛАСЬ ЗАПИСЬ В БЛОКНОТЕ ОБ ЭТОЙ ВСТРЕЧЕ, замечательной своей душевностью и сердечностью. Конечно, там были накрыты столы. На них было больше домашних блюд, чем продуктов из магазинов.
  Фронтовички и фронтовики были нарядными, весёлыми – словно, им всё было нипочём.
   В скобках фамилия после замужества.

   СВЕТЛАНА МИХАЙЛОВНА МАЗУРОВА (КАЛИНИНА):

   - Давай, Сима, выпьем и вспомним, как ты вела меня и Таню на гауптвахту. Ведёшь и плачешь: «Бегите!». Мы и убежали. А утром нас нашли и, можно сказать, арестовали. А за что нас посадили на «губу»?
   Это было в Пыжовском лесу. Территорию нашего госпиталя начали охранять солдаты. Идём мы вечером. Солдат окликает: «Стой! Кто идёт?». А мы, не останавливаясь, идём дальше. Крикнули: «Торопимся». Опять оклик: «Подойдите!». А мы: «Торопимся», и рассмеялись.

   За одно слово «торопимся» нас посадили на гауптвахту на пять суток. Землянка сырая, холодно. Но не это было страшно. Мы боялись мышей. В угол забились. И думали только о том, когда же нас выпустят.
   А мне надо было выступать на концерте (Светлана Михайловна хорошо пела и танцевала; её воспоминания есть здесь же, на Прозе.ру – Л.П.-Б.). Пришли нас освобождать: «Выходите». А я говорю: «Не пойдём! Когда мы понадобились, тогда о нас вспомнили».
   В молодости чего только не бывает. Война не мешала нам быть молодыми. Так выпьем, подруга, за то, что мы всё выдержали и остались живы.

   ГРИГОРИЙ ИВАНОВИЧ ЖАРОВ:

   Вчера мы встречались с учащимися техникума имени Семашко (медицинское училище в Москве – Л.П.-Б). Очень меня это растревожило. Мы там открыли музей 290-го СЭГа. Я рассказал о себе.
   Я был ранен и попал в ваш госпиталь, когда он был в городе Минске (1944 г.). Рана не заживала. Начальник СЭГа Вильям Ефимович Гиллер откуда-то узнал, что я разведчик.
   Госпиталь оказался в опасном положении. В те дни в Минске была лишь часть его; большой обоз с имуществом и персоналом никак не мог пробиться в город.
   Включили радио; диктор Юрий Левитан говорит: «Гитлеровцы захватили Минск». А мы в этом городе. Девчонки – медицинские сёстры, санитарки – перепугались, плачут.

   Вот тогда Вильям Ефимович и обратился ко мне, как к разведчику. Я из 9-й гвардейской Панфиловской дивизии.  Называют меня хохлом, но я сибиряк. Двое суток мы держали оборону. Враг не прошёл!
   Я считаю всех вас родными людьми.  Я ещё раз был ранен; умирал. Знаю, что бросили клич: «Кто спасёт офицера?» Сима Островская дала для меня свою кровь. Мы и кровью связаны.

   Я был ранен ещё и в начале войны в районе города Калинина (Тверь). Рука раздулась.  В госпитале сказали: «Гангрена». Несут ножовку. С инструментами, видно, было плохо.
   Спрашиваю у сестры:
   - Что мне будут делать?
   - Ампутировать.
   - Что это такое?
   - Отрежут.
   - Не дам отрезать!
  А тут врач пришёл с ножовкой. Я как дам ногой по ножовке! Правильно я вёл себя, или нет, но лишиться руки в молодые годы… Сами понимаете.

   Зоя Ильинична:
   - Сегодня у Гриши день рождения.
   Григорий Иванович:
   - Я же тебе запретил говорить об этом. День Победы важнее.

   ВАЛЕНТИНА МИХАЙЛОВНА НЕКРАСОВА (МИЛЮКОВА):
   
   - Я вижу, как Гриша к женщинам потянулся. Ишь, как влитая женская кровь играет.
   А я вспоминаю вот такой случай. В Каунасе в нашем госпитале лежал тяжело раненный боец, родом из Наро-Фоминска. Рука была ампутирована до плеча. Очень мучился. Всё, что можно, для него было сделано.
   Нам, донорам, давали по чуть-чуть вина. Чтобы быстрее силы восстанавливались. Вот я и решила дать ему немного «донорского» вина. Он выпил и его вырвало. Меня начал ругать врач. Я - в слёзы. Хотела, как лучше, а получила выговор.
   Валя Гришина, санитарка, наблюдавшая эту сцену, сказала врачу: «Если вы её за доброту будете ругать, я устрою скандал».

   ЗОЯ ИЛЬИНИЧНА НИКИТИНА (КАРАВАЙЦЕВА):

   - Хорошо помню, как мы узнали, что война закончилась. Госпиталь находился в Тапиау, недалеко от Кёнигсберга.  Тогда - Восточная Пруссия.  Мы все прильнули к репродукторам. Выступал товарищ Сталин.
   Сообща сколотили ко`злы, поставили их на улице. Еда какая-то была. Начальник аптеки выделил спирт. Празднуем. Я выпила глоток. И сразу же почувствовала: голова соображает, а ноги не идут. Мне было очень плохо.
   Люба Наумова и Валя Некрасова спасали меня молоком. А нашли они его за восемь километров от госпиталя. И узнала я об этом только через много лет.

   И ещё Зоя Ильинична вспоминала о том, что многие из персонала госпиталя, не только медицинского, брали шефство над тяжело ранеными. Отработав смену (16-18 часов), они шли к своим раненым: кормили, помогали сесть в постели или немного походить; писали письма…
   У Зои Ильиничны подшефным был со сложным ранением боец Саша Дмитриев. Однажды она так устала, что, начав его кормить, уснула.

   Да, они все годы войны не досыпали. В воспоминаниях начальника СЭГа 290 Вильяма Гиллера есть такой эпизод.
   1941 год. Госпиталь в Вязьме. Во время сильного налёта на город фашистской авиации в здании погас свет. И мгновенно уснули все, кто был в одном из операционных отделений. Спали они лишь несколько минут -  пока санитарки не принесли керосиновые лампы. Но спали. Такова была усталость.

   Валентина Михайловна Некрасова, послушав рассказ Зои Ильиничны, сказала:
   - А я Сашу Дмитриева как-то после войны встретила. Обрадовалась, что выжил.
    С 8 на 9 мая 1945 года я дежурила.  Немцы из Кёнигсберга сделали крепость. Бои шли тяжёлые. Жертвы были чудовищные с обеих сторон. Раненые поступали в госпиталь с жуткими увечьями.
   Слышу выстрелы. Выбежала на улицу. А то были выстрелы долгожданной победы.

   ЗИНАИДА АЛЕКСАНДРОВНА ГОРБУНОВА (ЧИРКОВА):
   
     Сначала она рассказала, как в 53-й московской больнице, где она на ту пору работала, отметили День победы. Были и торжественные речи, и вкусная еда.
   - На моём столе, - со смехом сказала Зинаида Александровна, - было три торта.

   Как время летит! Когда я пришла в ваш госпиталь, меня не брали на работу – мала была*. Но я настойчивая! Уговорила приписать мне год. Приписали.
   Но вошла я в госпиталь не с главного входа, а, как говорят, с чёрного хода. Попала в комнату, где жила Аня Францевич. Не успела я вещи положить, как прозвучал сигнал к построению. У меня были большие, накрашенные ногти. Стою в строю, и зачем-то их выпятила.
   И вдруг команда мне: «Два шага вперёд!» И получила приказ: через десять минут чтобы не было ногтей и лака. И доложить. Не было ножниц. Пришлось кусачками отщипывать ногти и сдирать лак.

     *Зинаида Александровна родилась в Москве 4 октября 1923 года. Не могу сказать, этот год рождения истинный или приписанный. Она была санитарной дружинницей. В госпиталь пришла добровольцем весной 1942 года. Работала во 2-м сортировочном отделении.
   Воспоминания о ней написала её дочь, и они здесь же опубликованы.

   СЕРАФИМА СЕРГЕЕВНА ТИТОВА-КУЗИНА:

   - Когда госпиталь был в Москве, радовались – электричество, горячая вода. Освободили Вязьму. Мы туда, вслед за Западным фронтом. Наверное, все думали: как к маме родной. А там лес, ночь, холод…
   Вытряхнули нас из полуторок в лесу. Дали по одному солдатскому сухарю. Никогда его не забуду: квадратный, в палец толщиной.

   В Пыжовском лесу вставали при Луне. Пила на плечо – и в лес. Опыта никакого. Пилим дерево, а куда оно упадёт, не знали.  Стало немного легче, когда начали помогать легко раненые. Они пилили горбыли, а мы носили их на лесопилку. Долго ещё на плечах наших девчонок оставались вмятины от бревен.
   В том лесу было сплошное болото. Построили первую землянку. Утром увидели, что она вся залита водой. Пришлось вычерпывать воду.
   Когда наш фронт пошёл в наступление, тысячи раненых поступало в сутки. А стояли мы в том лесу больше года.

   Помню хорошо, как к нам приехала делегация – в основном, специалисты медицинского профиля из Англии и Америки.  Обошли весь госпиталь. Не поверили, что подземный медицинский городок построили мы. Написали хвалебный отзыв.
   В Пыжовском лесу работать было труднее всего. Потом везде, где госпиталь разворачивался, тоже не было легко, но там хоть здания были, и работали мы не под землёй.

   Война закончилась как-то неожиданно. Солдаты закричали: «Победа!»  Я удивилась: «Какая победа, вчера ещё столько раненых поступило?»
   Под Кёнигсбергом стояла армия генерала Власова. Бои были такие, что кровь в море текла.

   В моей палате, когда госпиталь находился в Тапиау, лежало сорок раненых – без рук и ног. Кажется, их называли штрафниками. О победе услышали, кричат: «Сестра, воткни радио!»
   А когда услышали, что войне конец, что с ними было! Сползали с носилок, ползли к двери. И у всех были такие вопросы: «Что с нами теперь будет? Кому мы нужны?»
   Невозможно было без слёз смотреть на этих искалеченных молодых мужчин.

   Давайте вспомним нашего дорогого начальника Вильяма Ефимовича Гиллера (1909-1981). Собрал он нас, ветеранов госпиталя, в 1970 году – в 25-летие Победы советского народа над фашистами.
   Вильям Ефимович сказал:
   - Девочки! Я не вижу у вас ни морщин, ни седин. Может, кто-то только в весе прибавил.
 
    Ветераны фронтового госпиталя вспоминали, плакали и смеялись. А потом пели. Очень хорошо пели «Ой туманы мои, растуманы, ой, родные леса и луга…».
   В СЭГе 290 была замечательная художественная самодеятельность. Среди персонала нашлось немало талантливых людей. Они пели, танцевали, разыгрывали театральные сценки, показывали фокусы, рассказывали стихи и басни, играли на разных инструментах, и был даже свой оркестр.

   Трудно представить, но во время той жестокой войны была очень развита художественная самодеятельность в воинских частях; даже конкурсы проводились. Победители получали грамоты.  Были и подарки. Женщины радовались отрезам ткани на платья.
    Конечно, репетиции, концерты и конкурсы проводились только в затишье между боями. На что только не способна молодость!

   Подруги: Зоя Ильинична, Светлана Михайловна, Серафима Сергеевна, Валентина Михайловна, Зинаида Александровна рассказывали, что каждое отделение госпиталя имело свою любимую песню.
    2-е сортировочное отделение распевало «Прощай, любимый город»; а другие – «Синенький скромный платочек, падал с опущенных плеч»… Часто пели «Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой…» и многие другие, популярные в довоенное и военное время.
                ТРАГЕДИЯ НА ОСТАНОВКЕ
   
   При встрече я спросила у Серафимы Сергеевны:
   - Жалеете вы или не жалеете, что участвовали в той страшной войне? Вы не были военнообязанной. Могли бы работать где-то в тылу; рабочие руки везде были нужны. Не женское дело – воевать.
  -  Если бы заново пришлось жить, я хотела бы прожить также, - ответила Серафима Сергеевна. -  Была я как-то на экскурсии в городе Виннице. В Музее Николая Ивановича Пирогова есть материалы и о нашем СЭГе 290.
   Я там рассматривала фотографии и документы; поплакала, вспоминая госпиталь, раненых и однополчан. Ни один музей не может показать всего, что было на войне. Многое уходит в небытие.

   Возвращались из Винницы в Москву автобусом. Много было молодёжи. Я говорю: «Давайте споём». Молчат. Пришлось мне запеть нашу любимую песню «Прощай, любимый город.  Уходим завтра в море…». Удивилась я современной молодёжи: стесняются петь и танцевать. Мы были бойчее.
  Я пела, а слёзы размывали силуэты мимо пробегающих домов, как в Москве в 1943 году.

   А ещё она рассказывала, что в праздничные дни берёт за руки двоих внуков и едут они к Могиле неизвестного солдата. Серафима Сергеевна хотела, чтобы мальчики знали, что война – это смерть, а потому люди должны ковать мир.

   Жизнь Серафимы Сергеевны Титовой-Кузиной оборвалась трагически.
   Передаю то, что услышала от её подруг.
   Она стояла на остановке то ли автобуса, то ли троллейбуса. Мимо промчалась легковая машина и сбила её. Женщина упала на дорогу. Водитель (говорили, что был похож на грузина) не остановился. Кто-то вызвал «Скорую помощь».

   И пока «Скорая» ехала, какой-то негодяй (негодяйка) снял с фронтовички украшения с рубинами: серьги и перстень.
   Мороз по коже пробегает, когда я представляю, как наклоняется к ещё живой, окровавленной женщине некто и … надеюсь, вынимает из ушей, а не вырывает с мясом, серьги. А может, и вырвал.

   Тот водитель-убийца, говорили, вернулся. Но было поздно. Серафима Сергеевна получила тяжёлые травмы. Но умерла она в больнице, а не на тротуаре, куда её перенесли.
   Можно предположить, что если бы водитель машины не умчался, а отвёз бы женщину в ближайшую больницу, то её могли бы спасти. «Скорая» мгновенно не прибывает.
   
   И я думаю: а вдруг правда, что в глазах человека могут оставаться отражения лиц убийц, воров? А если это не фантастика? Если не фантастика, то в глазах Серафимы Сергеевны отразилось лицо; лучше сказать – морда, вора. И ушёл он вместе с погибшей в мир иной.
   Конечно, очень хотелось бы узнать о судьбе водителя, убившего (по-другому не скажешь) Серафиму Сергеевну, и о судьбе вора (воровки), и о том, где сейчас находятся украшения фронтовой медицинской сестры. Как мне сказали: сыновья Серафимы Сергеевны, потрясённые смертью мамы, их не разыскивали.

   Одно знаю: за все грехи человек расплачивается. А лихачество на дорогах, воровство в подобном случае – тяжкий грех.

   … В архиве СЭГа 290 я нашла несколько листков с тезисами доклада.  На листке дата – 1998 год. Написала их тогдашний председатель Совета ветеранов этого госпиталя Серафима Сергеевна Зверлова (умерла в 2005 году).
  Ветераны госпиталя долгие годы поддерживали дружеские отношения с учащимися средней школы № 2 города Вязьмы, где есть (надеюсь, что есть и сейчас) музей СЭГа 290. Школьников приглашали в Москву на встречи в День победы.

  В том докладе написано:
   «Как только началась перестройка в стране, и гостиница для ребят из Вязьмы стала не по карману, несколько лет подряд ребят принимала у себя дома Титова С.С. Но трагический случай оборвал жизнь этой замечательной женщины, нашего большого друга.
   Но без детей из Вязьмы мы не мыслим себе встречу ветеранов. И другая, замечательная, добрая, умная женщина – Бабусенкова Екатерина Васильевна, уже 6-й год принимает у себя ребят.
   Как и С. С. Титова, Екатерина Васильевна и её муж Павел Николаевич создают дома для ребят тёплую праздничную обстановку, кормят их , гуляют с ними».

   Сопоставив даты, можно предположить, что погибла Серафима Сергеевна Титова-Кузина в 1991 или в 1992 году. Со слов Анны Павловны Медведевой (С 2005 года и до конца своих дней была председателем Совета ветеранов СЭГа 290), я узнала, что отец Серафимы Сергеевны  был священником.   
   --------------------------       ------------------------       -------------------------
   Из тех, кто здесь упомянут, в живых нет никого.
   Пусть земля будет пухом для всех фронтовиков-патриотов!


Рецензии
Всё очень интересно и поучительно! С теплом и уважением Виталий.

Виталий Агафонов   13.12.2018 20:01     Заявить о нарушении
Благодарю Вас, Виталий, за интерес к рассказам о фронтовиках. Все, кто служил все годы Великой Отечественной войны в СЭГе 290 - не просто ветераны войны, они - участники войны. А за этими словами - все тяготы и угрозы войны.
К сожалению, время их не щадит. Из персонала этого фронтового госпиталя в живых сейчас в Москве лишь несколько человек.
Всего доброго!

Лариса Прошина-Бутенко   13.12.2018 21:05   Заявить о нарушении
На это произведение написаны 2 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.