Подайте на кость

Страна Украина в отличие от России не тратит ни единой копейки на свои киностудии. Тем более на снятие кинофильмов на русском языке. А такая как "Подайте на кость" могла быть отснята. И по мнению моих знакомых имела бы коммерческий успех. Равно как и "Клуб любителей риска", "скифская баба". Если честно, много лет назад один мой знакомый кинорежиссер снял короткометражку по мотивам рассказа "Клуб любителей риска". Его даже показывали по телеку. Обидно то, что серия рассказов, где главные действующие лица Арамис и Алексей Аскольдович, могла быть серией короткометражек. Они чем-то напоминают О. Генри "Благородные жулики". Проще простого. Не надо битых машин и самолетов на реквизиты до кинофильма. Сама киносъемка не требует значительных затрат. И в этих возможных фильмах в отличие от всех надоевших "детективов" и ура-патриотизма (национализма, идиотизма) есть чувство юмора и доброжелательность. А зритель по этому соскучился.

(Сценарий для кинофильма)
Должно быть, да не должно быть, а точно! Происходило все это на берегах далекой и солнечной Испании, где я, увы, еще ни разу не был пока что.
Каким-то образом там неожиданно очутились (после описан¬ных деяний) уважаемый Алексей Аскольдович и проворный и про¬нырливый Арамис. Каким образом? Черт его знает! Об этом они мне не рассказывали. Быть может, они оборотни? Берсекры?1. Во всяком случае Алексей Аскольдович претендовал на это, а хитро¬умный Арамис мог протащить его через все границы, прибегнув при этом к услугам Лиги Защиты Животных.
А это мысль, черт побери еще раз! Многие люди, в том числе и великие политики, могут обратиться к этой организации, так сказать, «на крайняк». К примеру, Вольфович. Ведь Вольф — это Вульф, т.е. Волк. А наши предки, боевые скандинавы Росы зани¬мались боевыми искусствами по школам, копирующим движения и повадки в основном волков и медведей. Не верите? Тогда читай¬те Кардини «Истоки возникновения средневекового рыцарства» (кстати, эта книжка была когда-то у нас в свободной продаже). Сам-то я покупал и пропивал ее раз пять, по меньшей мере. А то пришли бы на память еще какие-нибудь друзья и политики (ни слова о волчицах).
А восседали эти «два старых тертых мушкетера» на бордюрчике аккуратно-спортивной тропинки спиной к стене таверны или же бара...
Ну, как у них там?! У Алексея Аскольдовича за спиной был подвешен залатанный брезентовый рюкзак, а на что ни на есть ногтистых ступенищах — развороченных вкривь и вкось вьетнамки, да и джинсовые шорты лишь слегка прикрывали волосатейшие ножищи. Рубашки не было — загорал. Только огромная черная борода слегка мешала палящему солнцу.
  Берсекр — «вошедший в шкуру медведя».
У волосатого в руках была гитара, которую он старательно пытал, но не в стиле испанских инквизиторов. Увы, эта пытка не приносила никакого результата, потому что истинные испанцы на протяжении всех кафе и баров тоже пытали свое любимое чадо, пытали с только им присущей страстью и при этом очень продуктивно, потому что доллары, фунты, марки (но не песеты), сыплющиеся отовсюду в их сомбреро, приносили, вмиг обернувшись, должные продукты. Какие? Я думаю, вы сами догадываетесь.
Арамис был в отчаяньи, так как весь репертуар «жуков», которым он располагал, под радостно-томящим испанским солнцем был здесь неуместен. Англичане, немцы и американцы, в общем, туристы-отдыхающие, снисходительно смотрели на этих двух наполовину состоявшихся хиппи и проходили мимо, ну ничего не бросая в огромную черную шляпу, лежащую перед отчаянными покорителями Дикого Запада. Эх, знали бы они, что это не ихние западные кабальеро, а наши, русские! Ох, тогда бы!.. Да будь еще шапка-ушанка вместо этой идиотской шляпы, да еще и гармошка... На черта гитара?! Да и отсутствие вокала Алексей Аскольдович прикрыл бы присутствием пивного бокала! Хотя куда это меня понесло? Это же Испания. Здесь вина!!! О, как хотелось Арамису завыть по-волчьи, по-собачьи, чтобы этим воем заполнить пустоты, которые стали появляться в этой удивительной трагикомедии. И он чуть было не завыл, но тут... Неожиданно к ним подбежала, радостно-сочувственно мигая хвостом, бездомная тощая собака, очень напоминающая русскую борзую. Подбежала, села рядом напротив и по-собачьему мудро смотрела то на одного, то на другого, и на пустую черную шляпу. Собаки, как известно, все понимают, и у них даже есть чувство сострадания. Не зря, видать, была эта собака русской. Арамис в тоске отшвырнул гитару за ближайший куст можжевельника, да так, что ее со стороны плодородной тропинки, по которой прохаживались туристы, было вообще не видать.
— Тоска-а-а! — взвыл Арамис чисто по-собачьи. Алексей Аскольдович вздохнул, подобно большому усталому толстому догу. А эта собака, назовем ее Блинда, потому что ее так и назвали впоследствии, неожиданно радостно тявкнула. Это было настолько неожиданно... Борзые ведь никогда не тявкают, а только молча пожирают котов и зайцев.
Арамис, услышав в этом тявканье какое-то предзнаменование, на секунду задумался и завопил:
— Эврика! Нашел!
— Нет, это она нас нашла, — вздохнул уважаемый Аскольдович.
— Да нет, я нашел деньги.
-Где?
— Ты посмотри, посмотри внимательно, они ведь перед тобой.
— Собака?
— Да! Она вначале...
— А это мысль, ее же можно сдать хозяину, если его найти, сдать за вознаграждение.
— Ни в коем случае, я тебе глотку перерву, подобно волкодаву. Ты туда, туда смотри, направо.
— Куда? — и медленно, изумленно Алексей Аскольдович перевел свой чистый взор в указанную ему по секрету на русском языке сторону.
По тропинке не спеша шел почтенный флегматичный англичанин со своей женой и тоже в шортах, да и с ними радостно смеющаяся солнцу девочка возраста ровно того, когда дети еще не разучились смеяться. Родители не спеша прошли мимо, явно ничего не замечая, ну а девочка вдруг неожиданно оторвала свой взгляд от голубого неба и посмотрела вдруг на нашу славную святую троицу. («Святую», разумеется, с точки зрения этих проклятых язычников).
— Мама! Мама! Смотри, смотри! Собака, собака!
И девочка стала тащить за руку пухлую «шотап», волосы которой были окрашены в что-то наподобие перекиси водорода, к собаке, к тощей собаке, а заодно и ко всей троице.
Блинда обратила свой умный страдальческий взгляд на девочку. Девочка робко подошла и погладила по голове нашу несчастную собаку. Борзая вздохнула и улеглась. Алексей Аскольдович тоже вздохнул, но не улегся. А глаза у окаянного Арамиса радостно засверкали так, что если бы на земле или на небе в самделе были бы инопланетяне и они наблюдали бы за этим, то Солнце, сияющее испанское Солнце, показалось бы им серебряным отражением то ли Луны, то ли доллара, который вскоре и появился.
Итак...
— Собака, собака, имя, имя собаки? (Разумеется, всё было сказано по-английски). Арамис прекрасно понимал сказанное, так как вблизи его средней школы вовсе не находился кинотеатр «Красногвардеец» с двумя залами, и он хоть изредка, но все же посещал уроки английского, в отличие от Алексея Аскольдовича. Арамис, лихорадочно напрягая свои текучие, подобно току, мозги, так и не смог придумать имя собаке, от чего изо рта стала появляться пена — явный признак бешенства.
— Имя? — повторила вопрос с трепетным ожиданием девочка.
На что наш необъятный берсеркр Алексей Аскольдович, возмущенный бесчеловечным отношением к людям и человечным отношением к собакам, к собакам! в сердцах изрек:
— Вот блин, да? -Как?
— Да, да! — заорал Арамис и радостно чмокнул берсеркра в бороду (к изумлению англичан). — Да! Ее Блинда, ее зовут Блинда... Блинда, Блинда!
Борзая неожиданно повернула голову в сторону Арамиса и высунула язык, словно ее и в самделе величали Блиндой (к умиленному восторгу девочки и англичан).
— Блинда, Блинда, — заговорила доверчивая юная «герл», опять гладя это детское чудо в образе борзой, да и всех трех.
— Блинда, — философски изрек англосакс и полез в карман за сигарой, так как сразу предположил, что задержка вблизи нашей «святой троицы» будет довольно-таки... Впрочем, теперь он по достоинству оценил огромную черную и вместе с тем пустую жалобно-вопрошающую черную шляпу, ну без единого цента.
— Блинда, — машинально проговорила англичанка и, видимо, переживая, даже слегка ревнуя, поцелуй в бородатую щеку берсеркра (истинно радостно-православный поцелуй) волосатого, но чисто бритого Арамиса, который ей чем-то напомнил солистга группы «Модерн Токинг», — Блинда, — еще раз повторила она, при этом по достоинству оценивая богатырски-казацкое сложение Алексея Аскольдовича вместе с русской бородой, — Блинда, — на этот раз она повторила с ноткой ревности, посмотрев на маленького длинноволосого Арамиса и почему-то на эту самую худую, но тоже длинноволосую, собаку.
Англичанин уже пускал клубы дыма, а девочка по-прежнему гладила собаку.
— Ну, Блинда, Блинда, ну будет так, а шо? — пробасил легендарный бородач, который ничего не понимал в происходящем.
И тут английский глава семейства неожиданно выпустил из рук какую-то «фирмовую» сигару, разинул рот, вступив при этой в состязание с вечнооткрытой пастью, достойной русской борзой.
— Ю... ю... рашен? — и тут он кашлянул, выдохнув при этой остатки дыма, подобно «рашен» Змею Горыновичу.
— Ее! Ее, рашен! — завопил при этом спорящий дуэлянт Арамис, как бы еще до предстоящего словесного общения-поединка заранее празднуя победу. — Рашен! Мы русские.
— О-о-о-! — выдохнула при этом разом супружеская пара (при чем при этом у англичанки глаза радостно заблестели и вместе с тем залукавили). — О, вы есть русский?
— Ну да, конечно, русские!
— Хотя хохлы как будто в то же время, — пробасил Аскольдович.
— Я... я немного говорить, я... я есть писатель. Быть в Россия О! Это есть русская борзая. О!
А говорят, чудес на свете не бывает.
Минут десять или двадцать они о чем-то разговаривали. Арамис тоже представился писателем, путешествующим по Европе, но таким образом, чтобы увидеть ее изнутри, а не как все писатели, — со стороны парадного входа. Англичанин достал блокнот И
по ходу беседы то и дело туда что-то записывал и записывал. Затем Арамис как бы вскользь упомянул о дорожных финансовых неприятностях, а заодно сообщил, что Алексей Аскольдович — потомок викингских конунгов, а значит, побратим с англами и саксами. А то, видите ли, те тоже были из морских северных пиратов. Затем развил эту мысль примерно так: у англов, саксов и норманнов в генах течет кровь мореплавателей и потому Англия есть владычица морей. Да и у варяжского племени россов она тоже в крови. Не зря же Олег, и он же Ольг, на ладьях штурмовал Константинополь. Да и из 26 крупных сражений парусного флота русские побеждали в 25. На что англичанин пытался было возражать:
— Да, простить меня, русский бил только турок, а турки есть более тупой, чем русский. Турки не есть японцы...
Но это мелочи. Арамис на это не обратил даже внимания. Он продолжал о том, что у русских и у англичан, как у индейцев: «Мы с тобой одной крови». Англия с Россией никогда не воевала, а всё союзники, друзья. Что конфликт 1854 года? Осада Севастополя? Так это чепуха! Ни одного морского сражения между нами. В общем, навешал на доверчивые уши не то чтобы лапши, а отчасти и истории.
Англичанин всё записывал и записывал, возмущаясь при этом, что не захватил с собой привычный диктофон. И это, заметьте, — невозмутимый Англосакс. Тем временем англичанка вела беседу с уважаемым Алексеем Аскольдовичем при помощи улыбок, томных глаз и рук последнего, используемых для бурной жестикуляции.
А девочка все смотрела и гладила Блинду, а та в ответ смотрела и улыбалась девочке.
Но все же каков итог у двух славных предпринимателей с большим теоретическим стажем?
Флегматичный английский писатель оставил свою визитку Арамису с предложением сотрудничества с представителем славного города Дн-ска посредством переводов его литературных произведений по поводу открытий Западной Европы, а также сто фунтов (от большего ребята дружно отказались, заявив при этом, что эти сто фунтов они запросто превратят в короткий срок в сто тысяч... потому что куда там этим консервативным испанцам, избалованным обилием отдыхающих от ушлых жителей города, в котором крупнейший в Европе ракетный завод, а заодно одна из крупнейших психиатрических больниц того же стратегического значения, не говоря уже о Днепропетровской синагоге и маковых полях), в шляпу же щедрый и практичный англосакс положил целую коробку своих изумительных сигар, а также свою старинную английскую зажигалку.
Перекисьводородная «woman», которая ни черта, опять же не понимала, неожиданно исчезнув минут на пять, появилась с огромной бутылкой русской водки и с не менее огромным сопровождающим мулатом, несущим целых два ящика пива и две упаковки презервативов!
А девочка, продолжая смотреть на собачку, залепетала что-то на английском, протягивая при этом серебряный доллар со Статуей Свободы. Англичанин улыбнулся и стал переводить:
— Моя дочь очень хотеть оставить своя монета, которая приносить удача, для собака, но только если вы обещать продать эта монета когда ваша Блинда нечего кушать.
И тут отец и мать внимательно посмотрели на двух бродяг, но еще внимательнее и умоляющее смотрела девочка.
— Клянемся!
Арамис и Алексей проговорили разом честно и почему-то подняли руки, как по команде, в забытом пионерском салюте.
Часа через три наша славная и святая троица (Блинда, Арамис и Алексей) распивали испанское вино, английское пиво и бравую русскую строевую песню:
«Куда идет конвой — большой секрет
Большой секрет,
Большой секрет,
Большой секрет».
Да еще по голосам, начиная с баса Алексея Аскольдовича и заканчивая радостным тявканьем Блинды. Потом они стали двигаться неизвестно куда, в сторону океана, а на утро...
Вдоль тропинки, ведущей к очень уютному кафе, расположенному вблизи Атлантического океана, расположились художник-портретист, виртуоз игры на гитаре (такого же, испанского происхождения) и... Блинда! Да, да, да! Блинда, наша исхудавшая Блинда, но не одна, а вместе со своим лепшим другом Алексеем Аскольдовичем, черной шляпой и плакатом:
«ПОДАЙТЕ НА КОСТЬ»
И что интересно: группа туристов собралась вокруг не виртуозов струн и карандашей, а вокруг несчастной исхудавшей собаки и дородного господина этой борзой. Преимущественно немцы и... японцы!
Японцы ничего не понимали по-английски, но были тут как тут со своими фотоаппаратами и щелкали. Щелкали уважаемого Алексея Аскольдовича, несчастную Блинду и плакат, на котором, кроме всего прочего, была изображена огромная кость. И, странно, как-то странно — каждый из сочувствующих несчастной собаке имел при себе деньги и даже хотел их дать, то есть положить в огромную черную и пустую шляпу, но никак не решался сделать это первым. Должно быть, кто-то стеснялся показаться одураченным, а кто-то не стеснялся но не знал, сколько именно положить. Художник и музыкант исподтишка, с завистью поглядывали на собаку. И вот, когда пауза достигла угрожающего напряжения и в небе стало попахивать рассеиванием бездельников-отдыхающих, неожиданно, как из-под земли появился важно шаркающий Арамис, броско, по-бродячему одетый в футболку с большим американским флагом и с сигарой самой большой, по сигарным меркам, на всем Пиренейском полуострове. Передвигаясь по направлению к интернациональной толпе бездельников, он шаркал так громко, как будто бы в его вьетнамки были вбиты подковы, как у старослужащих солдат срочной службы. Все взгляды были тотчас же устремлены в сторону вновь прибывающего...
Арамис остановился вблизи музыканта, выпустил клубы дыма и снисходительно-торжественно произнес: -Испан мьюзик... вэл.
Следующую затяжку он демонстративно осуществил около художника.
— Пикче... гуд!
И, неожиданно пройдя сквозь толпу, которая сама расступилась, пропуская к несчастной собаке важного незнакомца, остановился и изумленно изрек:
— Рашен дог?!
И, не спеша, с явным отвращением к русской борзой и к русскому хозяину, пошарив с минуту по карманам, извлек оттуда настоящий серебряный доллар и, демонстративно подняв его вверх, как будто им же закрываясь от солнца, с омерзительным сожалением вздохнул. Затем перевел взгляд на дисциплинированных немцев и щелкнувшего его фотоаппаратом японца, опять же пренебрежительно бросил этот доллар прямо в черную шляпу.
Алексей Аскольдович, как и было договорено, вздохнул и перекрестился по-православному. А Арамис, не говоря больше ничего, развернулся, руки в боки, грудь с американским флагом колесом, и пошаркал по направлению к летнему кафе, где с утра еще не была выпита ни единая капля не то чтобы кофе, но даже холодного вина, ибо все клиенты находились около несчастной русской борзой. Проходя сквозь интернациональный строй, он как бы нечаянно задел огромного рыжеволосого Ганса в обществе, по-моему, смуглой длинноволосой испанки. Немец яростно побагровел и уже как будто бы собрался схватить огромной рыжеволосой ручищей «американца» Арамиса, по размерам чуть большего руки, но в это время Арамис резко обернулся, опять внимательно посмотрел на огромную черную шляпу с одиноким серебряным долларом и снисходительно на отдыхающее братство. В этой краткой визуальной оценке он, видимо, поставил не тот балл благодеяниям всем толпы и рыжеволосого немца, так как последний надулся от негодования до еще больших размеров и... демонстративно достал из портмоне бумажные десять марок!
Описывать то, что было дальше, нет смысла и времени. Немцы — нация дисциплинированная, и в знак протеста против американского доллара каждый по очереди положили по десять марок.
Не больше и не меньше. Ну, а японцы... Японцы яростно защелкали фотоаппаратами и тоже в очереди стали давать не испанские песеты, а японские иены, при этом всё щелкали и улыбались. А у кого не было иен, выписывали какие-то непонятные бумажки и, как всегда, улыбаясь, клали их в шляпу, причем смотрели при этом не на тощую Блинду и не на толстого грязного бородача, а на фотоаппарат. Тонко-юморные англичане бросали фунты, ценя по достоинству этот розыгрыш, бросали шведы, датчане тоже, а вот американцы не бросали ничего, как будто бы бородатый Алексей Аскольдович был похож на негра-попрошайку, а Блинда — на кровожадного бультерьера. И почему-то, несмотря на то, что вблизи было огромное количество кафе, художников и музыкантов, отдыхающие подходили именно к этому. Там была толпа...
И к вечеру довольны были все: и музыкант, и художник, и тем более хозяин кафе Дон Педро. Так продолжалось три дня, но в уменьшающейся прогрессии.
На второй день кое-кто из туристов, опять придя к этому кафе и опять увидев там же то же, т.е. по-прежнему худую борзую и самодовольного бородатого и краснощекого хозяина, осознав, что его надурили, демонстративно проходил мимо или бросал самую мелкую из монет, как нищему перед входом в церковь. Кое-кто бросал по-прежнему, тоже радуясь тому, что оказался так ловко одураченным и тому, что вновь увидел добродушное «русское чудо».
Правда, один голландский предприниматель, владелец совместного предприятия в Москве, который отправился отдыхать в Испанию, потому что оказался банкротом, так как там, в Рос¬сии, его «выставила» сама «Русская мафия», подходя впервые к кафе и уже доставая из кармана несколько песет для пожертвования в черную шляпу, тот час же повернул обратно, ибо увидел, что Алексей Аскольдович перекрестился по-православному. Ему померещилось, что «Русская мафия» уже запустила свои щупальца и на испанское побережье. И от страха, «предчувствуя» скорую смерть, он подошел... к художнику, чтобы заказать портрет на память близким.
Но независимо от того, сколько там кидали монет в черную шляпу отдыхающие, художнику и музыканту доставалось все больше и больше за счет увеличения посетителей кафе Дона Педро.
Хитромудрый владелец кафе с лукавой своей ухмылкой тот час же сообразил, что присутствие двух русских попрошаек ему на руку, и вовсю бесплатно поил их настоящим испанским вином. Арамиса регулярно и прилюдно, а Алексея Аскольдовича изредка и втихаря. Да еще, ко всему прочему, вечером притащил невесть откуда огромную мясистую кость.
На следующий и последующий день было все то же. Вот только Арамис, собрав почти всю выручку, куда-то исчез.
И вот как-то на утро маленький и рассудительный мальчик вел на прогулку, а заодно попить сок, своего папу. Они по дороге в кафе остановились около художника, который кого-то рисовал, послушали музыканта и подошли к Блинде и Аскольдовичу. Они уже давали им деньги. Высокий, худощавый папа полез было в карман за песетами, но маленький, рассудительный мальчик остановил его словами:
— Знаешь, папа, мы уже несколько дней даем деньги, а ты посмотри: собака не поправилась. Такая худая. А этот дядя толстый. Он ей ничего не дает, а ест всё сам... А мы... мы пойдем и купим ей мороженое, а ему ничего не дадим...
Мальчику, да и папе просто было невдомек, что русские борзые никогда не поправляются. Они завернули за угол, за которым был сразу вход в кафе, и тут увидели такое...
Огромная, черная собака размером с собаку Баскервилей и маленький, худенький, несчастный Арамис. А рядом еще плакат, который как бы являлся продолжением плаката Блинды «ПОДАЙТЕ НА КОСТЬ» — «СЛОВ НЕТ». И действительно, после тощей Блинды и огромного поедателя ее же дохода, глядя на худенького хозяина гигантского и толстого черного дога, не было слов.
Где-то в глубине сознания сидело благодаря силе контраста примерно следующее: «Этот несчастный, маленький и худенький человек сам систематически недоедает, отдавая лучшие куски этой «Собаке Баскервилей», которая такая огромная и так много ест».
С минуту изумленный разумный мальчик и его папа стояли молча перед новоявленной парой собачьих попрошаек, а затем мальчик и говорит:
— Папа, папа, им надо дать побольше...
Папа тут же согласился:
-Да...
Мальчик продолжил:
— Ведь, кроме собаки, надо накормить еще этого господина, чтобы он поправился...
— Да, — ответил папа, тайно радуясь благоразумию и доброте сына, — на тебе деньги, сам их положи, только не подходя близко... И, знаешь что, давай, когда Блинде будем брать мороженое, возьмем пару гамбургеров для господина.
— Давай, папа, ты добрый.
И после этого грянул дождь с градом валютного капитала. Дождь в виде зеленых купюр к ногам Собаки Баскервилей, а град со звоном в шляпу уважаемой, но тощей и маленькой Блинды. Причем вновь обобранные отдыхающие при этом очевидном надувательстве радостно хохотали. Но давайте-ка лучше мы с Вами тайно перенесемся в палатку двух «старых тертых мушкетеров».
Полночь. В палатке горит свеча. Огромная Собака Баскервилей, раздувшись к вечеру от костей раза в два — два с половиной, громко похрапывала, лежа перед входом, соревнуясь при этом в низовых частотах с Алексеем Аскольдовичем, лежащим вместе с Блиндой на небольшом надувном матрасе, а Арамис... о, коварный Арамис! Он обучал чему-то огромного говорящего попугая. Чему? Об этом будет дальше.
Проходили дни, касса заметно пополнялась. Завсегдатаи кафе, всё новые и новые, всё шли и шли в надежде увидеть новые дурачества. Особенно полюбилось это кафе почему-то англичанам.
Арамис каждое утро приносил новый плакат, последовательность следующая:
«СЛОВ НЕТ»
«СЛОВА ЕСТЬ — СПАСИБО»
«ОПЯТЬ СЛОВ НЕТ... ТОГДА СПОЮ, А ГОЛОС ОТВРАТИТЕЛЕН. ПОДАЙТЕ, ИНАЧЕ!..»
Последний плакат дополняла гитара самой отвратительной сущности.
Тем временем к этому кафе стали стекаться художники и музыканты, состязаясь между собой. Ну, музыканты — кто кого перекричит, а художники, подобно дуэлянтам на кисточках и палитрах. Короче говоря, Планерское в миниатюре. И вот всё уже слегка поднадоело. И когда наконец-то собачьи шляпы к вечеру были попросту пустыми, на следующее утро...
Невозмутимые англичане не могли удержаться от смеха, испанцы тоже. В общем, вы представляете... Идете вы, значит, к кафе выпить чашечку кофе. Мелочь у вас заканчивается, когда проходите мимо музыкантов. Знакомой Блинде и знакомому попрошайке-бородачу давать ничего не хочется, потому что, как я уже говорил, вам кажется, что бородатый гигант поедает все собачьи деньги и толстеет, а борзая худеет всё больше и больше. О Собаке Баскервилей с благородным Арамисом на привязи я вообще молчу. Ибо, как сказано было раньше, вам доподлинно известно, что это русские, и не просто известно, а еще и кажется, что сама «Русская мафия» запустила грязные щупальца в чистое испанское побережье. И вы проходите мимо. Вот дверца, ведущая в кафе, но тут! Огромный почтовый ящик, а на нем стоит клетка с огромным попугаем, который говорит по-английски и по-испански примерно следующее:
— Подайте, а не то съедят!
И плакат, шикарный плакат, выполненный профессиональным художником, на котором изображены клыкастая Собака Баскервилей и беззащитная борзая Блинда. А хозяин кафе — Дон Педро — почему-то продает конверты. Должно быть, чтобы всё было, как у цивилизованных людей — купюру в конверт, а конверт — в почтовый ящик.
Ну как тут не рассмеяться?
Но хватит об этом, конец приближается. Один раз с утра в это кафе пожаловала какая-то знатная американка, на плече которой сидел попугай — ну точная копия попугайки, которой угрожала опасность быть съеденной. Она не обратила никакого внимания на музыкантов, художников, тощую Блинду, угрюмого Дога. Взгляд ее был устремлен в «никуда», и этим «никуда» должна была быть чашка кофе, которую ей подадут в этом замечательном кафе. Мало того, она не услышала страдальческого голоса несчастной попугайки, который вещал о скором нахождении своем в желудке огромной собаки, но...
Но тут ее любимый попугай громко завопил (как будто бы он хорошо понимал всё сказанное попугайкой, находившейся в заточении):
— Карамба! Карамба!!!
Видная и знатная леди повернула свою голову и с удивлением посмотрела на своего любимца, но тот вместо того, чтобы смотреть на благодетельницу, сосредоточенно смотрел куда-то через спину и вновь завопил:
— Карамба!
Леди была изумлена. Ведь он вообще никогда не ругался и крайне редко говорил, а тут... Что это было? Генетическая память от попугая капитана Флинта? Быть может, но это было. Была эта самая «карамба». Леди повернулась через левое плечо и посмотрела туда, куда смотрел ее пернатый подчиненный, и теперь сама увидела нашу славную попугайку.
— Подайте, а то съедят... Подайте! Подайте! — затараторила попугайка с такой интенсивностью, с какой женщины выкидывают всякие штучки, когда на них устремлен взгляд мужчины.
Почтенная леди еще раз посмотрела на своего «корсара», но на этот раз вместо изумления ее взгляд был полон безнадежности и ревности. Это была настоящая пернатая любовь. Она тут же все поняла, несмотря на то, что была сама человеком, и медленно направилась в кафе, села за столик, заказала кофе, думая при этом о чем-то своем, но не о кофе, так как в него она бросила сахар, чего никогда прежде не делала. Закончив свой традиционный утренний ритуал, женщина решительно направилась к выходу, за которым в клетке кокетливо восседала наша попугайка, а клетка восседала на почтовом ящике.
А тем временем в самом кафе резко возросла продажа вина, пива, а также минеральных вод и соков. Пахло войной. Люди разделились на два лагеря и две категории. Одна из них, употребляющая исключительно соки, была защитницей прав птиц и собак, а также противницей издевательства над животными и всякого надувательства. А вот другая... Она возникла внезапно и спонтанно. Так устроены люди — стоит горстке благородных hоmо зарiens сплотиться во имя какой-то там идеи, и сразу же из-под земли возникает другая горстка им подобных, но с другой идеей, диаметрально противоположной. В этой партии были одураченные благородными Алексеем Аскольдовичем и Арамисом, но не желающие в этом признаться самим себе и другим. Были и те, которые ненавидели собак и тем более попугаев, потому что их жены вначале заставляли покупать это гавкающее отродье, а потом еще по утрам с ним выгуливаться. О попугаях я молчу, потому что то, чему учат говорить в ваше отсутствие ваши же дети!.. В общем, я молчу. Были и жулики — не по роду занятий, а по характеру, которым нравилась идея ловкого надувательства. Были и преимущественно англичане, которым нравился тонкий юмор попрошайничества и каждое утро, идя в кафе, они шли в предвкушении нового спектакля двух старых актеров-попрошаек. Короче говоря, в момент спора первая партия поглощала целительные соки, а вторая — исцелительные вина, и доход у хозяина кафе Дона Педро неуклонно возрастал.
Но вот тут-то, вот тут-то на сцене и появилась чопорная небезызвестная американка со своим попугаем, по-настоящему влюбленным в попугайку. Она вышла из кафе и подошла к Арамису. Затем нервно достала сигарету и закурила. Сделав три затяжки и смерив длинноволосого, худого и чаморочного русского презрительным взглядом, произнесла:
— Если вы сейчас же не прекратите нарушать права беззащитных птиц и собак и будете продолжать использовать их в своих надувательствах, то я сейчас же подам в суд! Вам ясно?
Арамис изумился и, вытерев пот со лба, логично вопросил:
— Ничего не понимаю, какие права могут быть у попугаев?
_ Такие же, как у человека.
— Такие же? Ну так подавайте. А мы посмеемся вместе с собаками и попугайкой.
Американка оторопела от такой наглости.
— Я подам.
— Но ведь вряд ли вы выиграете этот процесс.
— Тогда я позвоню своему мужу.
— Звоните.
— В Чикаго, вы слышите? В Чи-ка-го.
— А кто ваш муж?
— Неважно кто, но завтра сюда прилетят его коллеги по работе, и тогда я вас всех сама посажу в одну клетку.
С этими словами знатная леди из бандитского Чикаго ушла. Вечером же в палатке у двух наших героев состоялось, как говорят, производственное совещание.
— По-моему, пора сматываться, — пробасил Алексей Аскольдович.
— А по-моему, еще рано, — хитро улыбнулся в ответ Арамис.
— Почему?
— Да ты разве не заметил, что попугай-миллионер по-настоящему втюрился в нашу попугайку?
— А что?
— Любовь может воротить горы зла и золота не то что там всяких прохиндеев из этого гангстерского Чикаго.
— Ну и что?
— А вот что... Им, как двум молодым влюбленным, необходимо просто, до зарезу провести хотя бы одну ночь вместе.
— Но как?
— Да я еще и сам не знаю.
Не знать-то Арамис не знал, но почему-то ночью исчез из палатки вместе с клеткой и попугайкой. А наутро вернулся вместе с клеткой и двумя попугаями, один из которых еще вчера орал знаменитое «Карамба!»
Изумлению не было предела. А на следующий день рано утром перед входом в кафе в клетке сидела не одна многострадальная наша попугайка, а вместе с богатым своим другом, который дополнял просьбу подать на кость своей любимой подруге зловещим «Карамба!»
Люди были в шоке. Сразу же весть об этом пернатом дуэте великомучеников облетела весь небольшой курортный городок, и люди стали сходиться, стекаться, съезжаться, чтобы только посмотреть на восьмое чудо света в их же городе.
У Дона Педро даже закончились конверты для купюр, и в почтовый ящик стали бросать деньги, не скрывая при этом их номинальную стоимость.
На радостях от этого ловкого, но непроизвольного трюка туристы стали бросать с лихвой в две старые знаменитые шляпы. Дон Педро всячески прикидывал, во сколько ему обойдется мечтательная покупка двух попугаев разом, а также борзой и «Собаки Баскервилей». Еще бы, это круглогодичный постоянный доход! Это вам не обезьяна на привязи. Толпа шумела, смеялась, злословила.
Откуда-то с опохмелки появился отдыхающий русский «браток» и сам бросил в почтовый ящик землякам сто долларов, но тут же, бросая, чуть было не позабыл, что он на отдыхе, и начал недвусмысленно намекать Арамису и готовому его уже задушить прилюдно Алексею Аскольдовичу на то, что с земляками надо делиться. Но тут Арамис мгновенно смылся в свою палатку и принес ему такое... Нет, нет, вы не подумайте, что это были деньги, которые Арамис не отдал бы никому, даже под угрозой расстрела. Это была трехлитровая банка огуречного рассола! Представляете? На испанском побережье с опохмелки, после их испанских вин, — банка натурального нашего рассола?!
Русский «браток» от этого просто ошалел, выпил и так расчувствовался, что тотчас же притащил из своего загашника еди-ственную, дорогую ему пачку «Беломора», которую он случайно бросил в свою машину, отправляясь путешествовать.
Но это мелочи, мелочи всё. Сейчас наступает самое главное. Расталкивая и разбрасывая на своем пути всё и вся, с неимоверной силой валькирии к кафе подлетела смертельно бледная американская леди, да еще со взъерошенными волосами.
- О, мой попугай, — сказала она, протягивая к клетке обе руки.
— О!..
В ответ же попугай грозно посмотрел на свою бывшую хозяйку и свирепо произнес:
— Карамба!
-О...
Долго она стояла и смотрела на двух счастливых влюбленных пернатых. Затем повернулась к Арамису и спросила:
— Чего же вы хотите?
— Алименты.
-Что?
— Алименты.
— ?..
— Ваш попугай этой ночью прилетел и ворвался в клетку к нашей птице. Теперь у них будут птенцы. А вы вчера еще сами говорили о защите прав птиц и животных. Так что давайте обойдемся без суда. Забирайте вашего крылатого донжуана, но платите за него алименты.
— Я согласна, согласна... Сколько?
— Сколько? Сколько?! — и тут Арамис назвал сумму.
Леди тотчас же потянулась за чековой книжкой. Но тут вмешался молчавший до сих пор хозяин кафе Дон Педро:
— Простите, леди, а вам не кажется, что он умрет от скуки и любви, если вы его заберете?
Леди задумалась и заплакала...
- Да, это так... Так что делать?
- Что делать? — хмыкнул хитромудрый Дон Педро и заговорщицки добавил. — Так давайте я его куплю.
— Его? Купить?! Да я умру без него. Давайте лучше я куплю вашу птицу.
- Но она стоит дорого.
- Я согласна.
А вечером в палатке двух бродяг раздался неожиданный стук.
— К вам можно? — вопрос был на русском языке.
Арамис и Алексей Аскольдович слегка опешили, но вскоре пришли в себя, и в ответ Аскольдович пробасил:
— Заходите.
Тотчас же сквозь (штору) палатки просунулись две головы — флегматичного английского писателя и его маленькой дочки...
— Блинда!..
Поскольку в палатке не было места, Ал. Аскольдович, Блинда и Арамис на четвереньках выползли к своим двум старым знакомым. Ленивый Дог остался лежать на месте.
Долго ничего не говорил. Девочка гладила Блинду, а мужчины понимающе смотрели друг на друга. Наконец англичанин произнес:
— Мы завтра уезжать. И зашли попрощаться с собака и вами...
— Жаль.
— Я хотел спросить, нельзя ли покупать ваш собака. Моя дочь ее полюбить.
В ответ Арамис протянул тот серебряный доллар и произнес:
— Возьмите... Он принес нам удачу. А насчет купить... Не надо. Мы бы ее вам просто подарили, но она, увы, не наша, это приблудная собака.
Англичанин все понял и загрустил. Загрустили также наши герои, как вдруг...
— Здорово, братки! — из темноты раздался хриплый голос и показался огонек сигареты.
— Здорово... — ответили изумленные двое, пытаясь разглядеть, кто же это.
— Это я... я, Вася, — и тут показался в полном великолепии с бутылкой водки утренний «браток». — Эх, хотел еще утром сказать. Собака-то моя, смылась от меня, но я и не искал. Осточертела. С ней бегать надо по утрам. Мне ее жена купила.
Тишина.
— Но вот что, берите ее себе. Вот на нее бумага.
И тут говорящий протянул какой-то листок, сложенный вчетверо, и пачку денег.
__ А это баксы. Ее еще надо иногда на охоту вывозить.
— Как хорошо, — ответил Арамис, — денег не надо. Знаешь что, давай ее подарим вот им. Они очень хотят.
— А почему подарим? Дарю ее вам, а вы и продайте.
Тут заговорил английский писатель:
_ Да, мы хотим покупать.
— Так в чем же дело?
— Нам не хочется за нее брать деньги.
— Но она же вас кормит...
— Эх, как-нибудь проживем.
— Так, — задумался «браток» Вася и тотчас же мгновенно решил, — идет, только возьмите эти бабки, чтобы они кормили вас, и вот еще... Хочешь собаку? — спросил в упор у англосакса.
— Ее...
— Так бери, только забухай с нами.
— Со мной дочка...
— А мы ее отведем домой вместе с собакой.
— О, да...
И вот вечером в палатке была распита новыми знакомыми бутылка водки, да не одна... Ребята рассказали всю историю перевоплощения Блинды. «Браток» Вася, что называется, протащился.
А английский писатель попросил разрешение написать об этом рассказ. Разрешение получил. Откуда мы и знаем эту удивительную историю. Кроме того, «браток» нанял на свои кровные деньги переводчика с английского на русский и благодаря этому мы ее читаем. Затем отвели «Собаку Баскервилей» Дону Педро, о которой он так мечтал, а заодно Алексей Аскольдович и Арамис оставили ему на хранение свои основные сбережения для очередной новой аферы, задуманной на следующий год. «Браток» Вася также захотел участвовать и вместе с Доном Педро радостно потирал руки в ожидании... Об этом будет дальше. А сейчас Алексей Аскольдович и Арамис собрали палатку, погрузили в машину и отбыли во Францию, куда их бесплатно подбросил «браток» Вася.