Это было давно...

 
 
 
                "И горько наше "счастье в долг",
                И удивительно счастливо».
               
                Наталья Шерман  (ст. ру.)


До отхода моего поезда  с четвертого пути В*-го вокзала оставалось минут двадцать , но пробраться к перрону надо было по пешеходному мосту через  железную дорогу.  Передо мной по ступенькам подымалась женщина  с чемоданом и сумочкой на плече. Чувствовалось, что чемоданчик не из легких.

 На втором марше чемодан ударяется о ступеньку ,открывается и какие-то вещи вываливаются, частично улетая вниз. Женщина, инстинктивно резко нагибается, стараясь спасти свой скарб, и сумочка у нее , сорвавшись с плеча, летит между ступенек тоже вниз.
- Билеты! – застонала  бедная женщина и выпрямилась, опустив руки.
- Она подчинилась судьбе, - промелькнула  у меня мысль и в то же мгновенье я бросился вниз по ступенькам, выбивая чечетку.
- Собирайте то, что осталось, а я сейчас! – крикнул я ей уже снизу и через минуту уже был рядом.
Нам повезло. Перрон обслуживал  два главных  пути, четвертый и пятый, с которого отправлялся поезд  этой женщины. Мой, с четвертого, в обратную сторону.
Мы втащили вещи в её купе и я наконец взглянул в лицо моей незнакомки, а незнакомка подняла глаза на меня.  Огромные, нежные, усталые, добрые и благодарные глаза, которые начали наполняться слезами.
- Что за слезы, сударыня! – воскликнул я, - или вы не хотите со мной расставаться ?
Смех вырвался из ее губ и она,  схватив мою, руку прижала к своей щеке.
-До свиданья,  а то я уеду с вами, - поспешил я распрощаться, так как почувствовал, что и я сейчас растаю... И время!
Отойдя  шага на два, я остановился, выхватил из нагрудного кармана записную книжку и вырвал листок с рабочим  телефоном, который никак не мог запомнить. Вернувшись, я почти бросил листок на скамейку и крикнул:
-Позвоните, как доехали!
  Тянулись дни,  а эти глаза, эти слезы,  эта улыбка  оставляли меня только в какие-то деловые минуты. Но часто, решая какие-то проблемы с сослуживцами, я замирал, как бы уходил в сторону, и только  слова  «Иван Петрович, вы где?» возвращали меня к делу. Моя левая рука бесконечно ощущала тепло щеки этой далекой незнакомки. Я даже не успел, не сообразил,  спросить, как ее зовут. Я гнал эти  мысли от себя, но тщетно.
Прошло несколько недель, не помню, но мысли о незнакомке стали посещать меня реже, и внутри, в душе , или в груди, трудно определить место, стала утихать   тоска, похожая на прибой .  Этот прибой уже тихонько облизывал  краешек сердца и  не гремел там, в груди с неимоверной,  неизмеримой силой, похожей на рызыгравшуюся бурю.
   Было четыре по  полудни, как на моем столе раздался междугородний звонок.
- Понимаете, это безобразие, моего Баталова сделать  Гошей!  Го – шей! И потом два часа меня убеждать, что он, слесарь, умнее профессоров.
  Как счастливо я улыбнулся.  Потому что у меня прозвучали, как будто рядом, здесь, за столом, слова : «Понимаете, это безобразие, подыматься на сто метров вверх, что бы пройти к поезду, вместо того, что бы на четыре ступеньки опуститься вниз и выйти из тоннеля на перрон».
-И вообще, как можно взрослого человека называть  Гошей, Ванькой или еще как-то в этом роде, - продолжала моя незнакомка, но я ее перебил:
-Подождите, пожалуйста , одну минутку, я там, в В*,  не успел спросить...Господи! Почему так долго...?! Скажи скорее как тебя зовут?…Скорее!

  Я ехал в командировку через Москву, куда поезд « В* - Москва» прибывал в  восемь утра.  С замиранием сердца я выходил из вагона и повернув голову наугад в одну сторону ,сразу же узнал Веру.
  Она шла ко мне, а я не мог сдвинуться с места. Когда нас разделяли несколько шагов, я протянул к  Вере на встречу руки, а она,  замедлив шаг,  всматривалась в мое лицо, как будто не узнавая.  И только подойдя ближе и увидев  мои радостные  глаза , она бросилась  и прижалась ко мне  изо всех сил.
- Верочка, я …
- Очень прошу  тебя  ничего не говори!  Ни-че-го! Милый мой! У нас нет  прошлого и нет будущего. А только настоящее. Разве этого мало? Огромное настоящее, потому что ты рядом, вот здесь, со мной!
 И Вера, как тогда, в вагоне, прижала мою руку к своей щеке...