Наказ

     В осеннюю пору, когда зарядят проливные дожди и землица впитывает в себя живительную влагу прозапас, когда раскисают проселочные грунтовые  дороги, тогда сельские труженики вынуждены  бездельничать. В поле не выехать, в огороде сыро, даже во двор не хочется выходить из-за промозглой сырости и неуюта. Кондратий Климентьевич сидя за добротным обеденным столом, покрытым цветастой клеёнкой, читал «Сельскую жизнь», прицеливаясь в  страницу газеты потрескавшимися линзами старинных очков, дужки которых были связаны на затылке белой резиновой тесьмой.       
      Матрена Исаевна  привычно возилась у печи, погромыхивая чугунками и сковородками. Благопристойный вид супруга настораживал её. Бездельничать Кондратий не просто не любил, не умел. И Матрена ждала, чем закончится вынужденное безделье благоверного: бурной деятельностью по дому или пьяными посиделками с Филимоном Савельевичем, ближайшим соседом и закадычным дружком Кондратия. 
      Дочитав газету, Кондратий аккуратно стал складывать мягкие податливые листы пополам, еще пополам, затем продольные полосочки сантиметров по семь-восемь превратились в длинную узкую гармошку. Заключительное действие – длинная гармошка свернулась в поперечную по десять-двенадцать сантиметров. Прижав жестким жилистым кулаком только что свернутую газету,  Кондратий с усилием, направленным на примятую бумагу, поднялся со скамьи, неторопливо убрал заготовку для самокруток в нагрудный карман старой гимнастерки защитного цвета. Потоптавшись бесцельно у стола, тряхнул седой шевелюрой и направился к двери. Надевая фуражку военного образца и старую плащ-палатку, не оборачиваясь  на вопросительное ожидание настороженной жены, проронил:
- Прогуляюсь, покурю.
      Решительно вышагнув длинными худыми ногами в сени, аккуратно прикрыл за собой дверь. Матрена сокрушенно  покачала головой, поправила ситцевый белый в мелкий цветочек платок на голове, продолжила нескончаемую домашнюю работу.
      Как и предполагала Матрена, Кондратий вернулся вскоре, снял одежду, набравшую в себя осеннюю влагу, присел на прежнее место у стола. Скрипучие ходики громко тикали, размахивая маятником. Матрена от печи перешла в горницу,  привычно глянув на старинные образа, двоеперстно  перекрестилась, достала коробочку с рукоделием, принялась за вязание.
     Во дворе скрипнула  калитка, через малое время  послышались тяжелые шаги на крыльце, топот очищаемой от грязи обуви,  щелчок открывающейся щеколды в сенях, и на пороге появился Филимон Савельевич:
- Мир дому сему, - прогудел в мокрую бороду гость, перекрестившись на образа.
- С миром принимаем, - чинно ответил Кондратий Климентьевич, однако в глазах его уже полыхали озорные огоньки, в предчувствии приятного времяпрепровождения.
- Добрейшего Вам здоровьица, Матрена Исаевна, - продолжал сосед, снимая грязные калоши  и верхнюю одежду у дверей. - Погода мерзопакостная, ничем не займешься. Вот, решил к вам на огонек заглянуть, покалякать о том, о сем.
- Доброго здоровья, Филимон Савельевич, - отвечала Матрена, не отрываясь от своего занятия. - Знаю я ваше калякание, сдоньжили совсем! Будто заняться нечем!
- Дык, льет как из ведра, на двор и носу высовывать неохота. Говорят, в такую погоду хороший хозяин и собаку на улицу не выгонит!- отирая сырую бороду предложенным Кондратием вафельным полотенцем, гудел Филимон.
- Проходи, - хозяин подтолкнул гостя к столу.
Прежде, чем шагнуть к столу, сосед достал из кармана фуфайки небольшой газетный сверток, протянул Кондратию.
- О! Сальце! - развертывая газету, обрадовался хозяин. -  Сейчас настругаем. Мать, собрала бы  на стол,  гость все - таки в доме!
        Матрена нехотя отложила вязание, направилась к печи, достала ухватом чугунную сковороду  с распаренной тыквой, ловко водрузила на середину стола, на предварительно положенную деревянную подставку, наломала пышных лепешек, поставила рядом на металлической тарелке.  Непонятно откуда на столе появилась запотевшая чекушка.
- Бог послал, - весело ответил на вопросительный взгляд жены Кондратий, нарезая полупрозрачными ломтиками принесенное соседом сало. – Рюмашки давай, не томи.
      Недовольно сдвинув брови, Матрена достала две граненых рюмки  на тоненьких ножках, поставила на стол.
- Эээ, так дело не пойдет,  – протянул Филимон, - а где третья рюмочка, уважь компанию, хозяюшка.
- С какой это радости я пить с вами буду! Как вы не напьетесь ею! Седые уже, а все в рюмку смотрите!
      Матрена сердито смахнула кухонным полотенцем невидимые крошки со стола и, удалившись в горницу, вернулась к рукоделию, наблюдая за приятелями через открытую дверь.
- Водка нам на радость дана. Как же её родимую не любить! - намеренно громко, чтобы слышала жена, произнес Кондратий срывая алюминиевую пробку с чекушки, и неторопливо наливая в рюмки вожделенную влагу.
        Друзья чокнулись, почти одновременно произнеся «Будь здоров», выпили. Шумно вдыхая широкими ноздрями воздух, Филимон положил на кусок лепешки тоненький пластик сала, засунул разом все в волосатый рот,  стал размеренно жевать,  закрыв от удовольствия глаза.   Проглотив тщательно разжеванную пищу, Филимон, философски поднял вверх указательный палец  и произнес  расхожую фразу:
- Водка-это зло! Её надо уничтожать.
И принялся за следующий кусок сала.
     Улыбаясь в усы и ковыряя вилкой тыкву, Кондратий  разглагольствовал:
- Нет, я без беленькой не могу. Она мне родней родных. Вот собрались мы с тобой, а поговорить и не о чем, а беленькая есть – и разговор веселее пошел. Как помру, обязательно мне в гроб  чекушечку положите. Такой мой наказ. Я и на том свете её  пить буду, придешь ты ко мне, я тебя угощу.      
- А  я сало люблю, даром, что не хохол. Хотя кто знает, может, есть во мне украинская кровь? Значит, мне в гроб сало положите. Я к тебе с закуской, как нынче, ходить буду, – подхватил шутку сосед.
      Разливая очередную порцию водки, друзья весело прогнозировали свою загробную жизнь.
- Вот и там у нас все наладится.
- Матрена, а тебе что в гроб положить? – подкручивая чапаевские усы и сверкая озорными глазами, хорохорился Кондратий. -  Все исполню, если переживу тебя, а нет, детям накажу, чтоб исполнили  точь-  в - точь.
- А мне, - выходя из горницы с грозным видом, вымолвила Матрена, - положите палку,   в мою руку толщиной.
Улыбающиеся лица развеселившихся  друзей вытянулись от удивления.
- Это зачем тебе дрын? -  недоуменно поднял брови Кондратий.
- А чтобы вас разгонять. А то и на том свете от вас покоя не будет!