Любви связующая нить батюшков леушино рубцов

    

Нет так уж много времени осталось до прославления в лике святых настоятельницы многострадального Леушинского монастыря, затопленного водами искусственного советского водохранилища, - Игумении Таисии (Салоповой), духовной сподвижницы праведного отца Иоанна Кронштадтского. Это будет прославление не только  Игумении, но и замечательнейшей духовной поэтессы конца ХIХ – начала ХХ века. Наряду с преподобномученицей Марией (Скобцовой), духовной дочерью великого русского поэта А.Блока, она станет второй святой поэтессой Руси из числа монашествующих.
Поэзия монахов – это творчество особого духовного рода, не вмещающегося ни в какие привычные рамки. Это откровение любящего сердца миру, лежащему во зле, и сопряжено с большим нравственным подвигом. «Только влюбленный имеет право на звание человека» - писал 15-летней Марии поэт Блок. Мы продолжим, только любящий Бога и ближнего имеет право быть поэтом, поэтому настоящих поэтов («соль земли») всегда будет немного. «Сорокалетний опыт моей иноческой жизни и уже двадцатилетний опыт в жизни настоятельской дали мне понять, насколько необходимо более краткое, упрощенное, так сказать, живое разговорное слово», - признается настоятельница Леушинского монастыря Игумения Таисия (Салопова) /«Письма игумении Таисии к новоначальной инокине о главнейших обязанностях иноческой жизни»/.
Блаженна та страна, в которой процветают духовные искусства, особенно поэзия и, в особенности, Духовное Поэтическое Слово! Это лучших всяких слов и реклам свидетельствует о ее духовно-нравственном и культурном уровне. Ведь Духовная Поэзия – это молитва, выраженная действенным, выстраданным словом. Оттого-то и хорошо нам бывает от Поэзии великих русских православных поэтов, что мы молимся вместе с ними и посреди нас Христос.
Даже развитое, звонкое стихотворство – это еще не поэзия. «Постыло мне ненужное витийство, Постылы мне слова и строчки книг..» (преподобная Мария- Скобцова), которые не разгоняют тучи зла и не облегчают участь человека на земле, а то и ввергают его в искушения, опасности и гибель (!), приукрашивают действительность и уводят в дебри никому не нужной мечтательности и слащавости.
Поэзия начинается там, где Бог, ибо Бог и есть Высшая Творческая и Созидающая Сила, Сама Жизнь во всех Ее проявлениях – Л Ю Б О В Ь. «Постарайся всех любить!» - вот заповедное слово Матушки Таисии. Если будешь любить всех, то Бог даст человеку Глагол жечь сердца других, да по-другому просто человек жить не сможет

О, Господи, взываю к чуду,
Чтоб гибнущей душе помочь…

Господь пришел на землю исполнить великое дело Любви – спасение душ человеческих от греха и ада. Кто не верит в Христа и в Святую Троицу, тот много ошибется и потерпит много за предательство Божественной Любви. Поэтому и Поэзия, если не исполняет дело Любви, не помогает гибнущему человеку, не сочувствует ему, не показывает свет, не имеет право называться Поэзией.
Весьма примечательно, что все великие русские поэты-христиане творили именно в условиях Русского Севера, а поэты К.Н.Батюшков и Н.М.Рубцов являются сынами Святой Северной Вологодской Фиваиды.
Духовная поэзия русских монахинь Таисии (Салоповой) и Марии (Скобцовой) имеет свои древние святые корни в Православной Византии. Так, инокиня Кассия служила Богу своим талантом – она писала Ему гимны. Византийская поэтесса IX века стала единственной женщиной, чьи творения вошли в корпус Православного Богослужения и поются, и читаются по сей день. среди которых знаменитая стихира на Великую Среду о жене-грешнице и на праздник Рождества Христова «Августу, единоначальствующу на земли…». Каждый год на Богослужении утрени Великой Субботы и на Пасхальной полунощнице все слышат знаменитый канон «Волною морскою», где поются удивительной красоты ирмосы, созданные инокиней Кассией. Кроме богослужебных текстов также известны гномические одностишия и эпиграммы византийской поэтессы. Кассия состояла в переписке с преподобным Феодором Студитом (сохранилось три письма святого Феодора к ней).
Господь наш есть Воплотившееся Слово, Вторая Ипостась Святой Троицы. Поэтому все сказанное Святым Словом Богом верно, назидательно и ведет к спасению. Сам Господь Любовь вещает: «Блаженны слышащие Слово Божие и хранящие Его», то есть имеющие духовный слух, всегда имеющие внимание и расположение к Богу. Они-то и наследуют Царство не от мира сего, Которое может вместить в себя сердце человека при условии ведения им святой, покаянной жизни еще на земле. И вот это внутреннее Царство Божие не может молчать о Любви и миру являет Себя Великая Поэзия в лице конкретных ее носителей и авторов. Архимандрит Клеопа (Илие) пишет: «Человек изначально был сотворен, чтобы размножаться посредством слова, а не похоти, ведь он словесное существо, так, как зачала Матерь Божия посредством слова. Однако человек из-за греха стал размножаться плотски» («Поучения сердца моего»). Страшно даже сказать, но так оно и есть – если мы слышим Бога, то Предвечный Бог входит в нас и духовно составляется в нас так, что рождает изнутри доброе, верное, пасхальное слово, производящее невиданные чудеса, главное из которых – видение своих грехов и спасение от власти тьмы и зла. Поэтому творение доброго слова подобно самому высшему практическому богословию, которое заключается в хранении души и сердца от гордыни и злобы для доброделания, согласно хранимых в чистоте мыслей и чувств. Русская Поэзия потому и велика, что отвечает на самые глубинные духовные вопросы. Она касается самых насущных проблем, но без нарочитого проповедничества. Она ведет к Святости тем, что выражает всю душу Православия. В условиях, когда в мире угасает любовь и умножается беззаконие, роль верного, выстраданного, благовествовательного слова Поэзии намного возрастает. Поэзия Православной России, а Русь велика одним Богом, противостоит хаосу и незнанию Бога самим своим существованием. Даром получая поэтические таланты, истинные поэты безкорыстно и раздают получаемое Свыше, показывая пример исполнения святого долга пред Родиной и народом. Очень часто поэты от Бога, жертвуют всем и даже жизнью ради торжества Божественного над дьявольским, злобным. Если бы люди жили высшей Поэзией – Богом, то на земле не было бы войн и конфликтов.

                ***

Все это направление: Москва – Вологда - Череповец – Бабаево – Санкт-Петербург – это не что иное, как дороги великих поэтов и подвижников духа К.Батюшкова, Н.Рубцова и Игумении Таисии (Салоповой). В Санкт-Петербурге чудом уцелело подворье Леушинского монастыря. В городе на Неве творили и Батюшков и Рубцов, здесь погребен прах матери Батюшкова и родного внука Рубцова. Далее - Череповецко-Белозерская епархия - Бабаево, в котором неоднократно бывал Николай Рубцов (был великий поэт и в Ферапонтово, и в Кириллове) с легендарным селом Борисово-Судским, родиной нашего отца Николая (которое посещал поэт Н.Рубцов). Совсем недалеко от Бабаево родовое имение поэта К.Батюшкова – Даниловское. Между Бабаево и Череповцом притаилась родная деревенька Капчино, откуда рукой подать до Филиппо-Ирапской Пустыни. И вот уже на подходах к Череповцу, где жили друзья и сестра поэта, видится былинное батюшковское Хантаново. Священная Вологда с Прилуками и Кремлем олицетворяет всю Северную Русскую Фиваиду. Именно в ней и родился К.Батюшков, провел детство с матерью Н.Рубцов. Ее посещала матушка Игумения Таисия. И вот Москва – столица Руси-России, ставшая олицетворением Третьего Православного Рима на земле и четвертого не будет. И снова наши великие поэты здесь, в том числе и Игумения Таисия, мать которой была москвичка из славного рода поэта А.С.Пушкина (Матушку Таисию называли «внучкой Пушкина»). И вот недавно на верховажской родине моей супруги я обнаружил деревню Леушино с храмом Воскресения Христова. Вот каковы бывают исторические, культурные, а, главное, духовные схождения и взаимосвязи!
Кем только не наградил Русский Север – Северная Русская Фиваида Россию и мир! Это и ученые, и поэты, и путешественники, но, главное – это русские иноки и инокини. Их молитвы, что на земле, и уж, тем более, на Небесах вседейственны и спасительны. Когда речь заходит о северном русском монашестве, то многим представляются суровые края и безстрастные лики подвижников, якобы не имеющие отношение к миру и умертвившие себя самих для него. Но на самом деле русское иночество умертвляет греховное внутри себя и помогает в этом другим, то есть спасает людей от власти злобы, греха и тьмы. Не чужды монахи и искусству, если оно ведет к Христу, в частности, к поэзии. Так Игумения Таисия Леушинская пишет в прекрасном стихе о Севере:

 Дивны, торжественны летние ночи
 На севере хладном России родной!
 Но скоро сомкнутся усталые очи, -
 Вечер сменится утра зарей.

 Вот полночь: но мрака она не видала,
 Еще не угасла вечерня заря,
 А в небе другая заря заблистала
 С востока день новый вселенной даря.

 Зеркальна поверхность Пинеги прелестной,
 Широко разлившись в крутых берегах,
 Струится и пенится, словно в ней тесно
 Волне непослушной в угрюмых скалах.

 И, словно любуясь своей красотою,
 В ней отражает свой солнышко луч,
 Быстро вздымаясь над спящей землею,
 По воле Творца совершает свой путь…

Обычно полагают, что поэзия должна выражать наше отношение к явлениям в мире природы и людей, быть учительницей культуры и способствовать улучшению общественных нравов. Но это не так, вернее, не совсем так. Цель поэзии – не в том, чтобы умело выразить созерцание природы и даже не в том, чтобы говорить о Боге, все это и так вполне естественно, но чтобы, будучи максимально тесно связанной с Богом - всеми мыслями, чувствами, верой и делами, суметь выразить Божественное, Пасхальное настроение. Исправление нравов – это целиком дело Божие при условии, что люди хотят переменить плохие нравы на хорошие. Оттого многие стихи и неинтересны, что в них нет глубины духа, что они пишутся авторами, пусть и оригинальными и по-своему талантливыми, но все же в духовном отношении бедными и поверхностными. Стало своего рода даже модой говорить и писать обо все, что угодно, лишь бы не о религии и Христе (?!) Конечно, «легче» отделываться какими-то своими доморощенными общими знаниями и впечатлениями, чем глубоко верить и любить, и на основании своего личного духовного опыта творить. Но недуховное или малодуховное не запомнится и канет в Лету, а духовное долго еще будет волновать душу человека, ибо человек, как и Бог, есть, прежде всего, дух, а потом уж плоть. Это мы, да мы, зависим от Поэзии, а не Она от нас, поэтому слушаем Поэзию, восхищаемся Поэзией и претворяем Поэзию в добрые дела. Цель Поэзии – воплощение Правды в душах. Будет Правда в самом поэте, будет эта Правда выражена и самим гениальным образом, смело, необычно, своеобразно, утешительно, успокоительно, иногда странно, но всегда созидательно. Если есть Святая Русь, а Она, несомненно есть (!), то есть и Святая Поэзия Руси, а, значит, есть и святые праведные поэты. Праведность означает ПРАВДИВОСТЬ, во всем следование Правде Божией и отстаивание ее в жизни и в творчестве. Когда гениальный поэт Лермонтов пишет о праведности гениального Пушкина, то ему одному больше веришь, чем безчисленному сонму критиков и критиканов, отрицающих святость и Пушкина, и Лермонтова, потому что в каждом лермонтовском стихе царствует Любовь и Правда от Бога.   
Поэзии без Любви, то есть Бога не бывает. Без Бога вообще ничего не бывает и не происходит! Именно Поэзия, а не проза с отвлеченным богословием, способны помочь человеку в последние тяжелые времена, чтобы не впасть ему в уныние от того, как повсеместно попираются Любовь и Правая Вера. Небесная Высшая Поэзия заключена в Святом Евангелии. Истинная Божественная Поэзия благовествует и летит в верующий народ – Тело Христово. Духовная Поэзия – это Небесный хлеб, износимый из уст праведников-поэтов. Потребляющий этот хлеб с благоговением, не погибнет, но жив будет.
Вспоминая слова писателя В.Астафьева о том, как Рубцов после Причастия рассказывал о сразу нашедшихся у него словах для стиха, я с благоговением и трепетом прочитал видение Матушки Таисии (в миру Марии), которое с ней, тогда воспитанницей, с произошло во время болезни. О нем она рассказывает так: «После причащения, в ночь на 16-е августа, я видела чудное видение, положившее решительный и окончательный переворот на всю мою жизнь, или, иначе сказать, составившее и указавшее мне мое призвание. Виделось мне, что я стою в поле, покрытом зеленой травой, стою на коленях и молюсь Богу. Передо мной, то есть с той стороны, куда я была обращена лицом, поле окаймлялось лесом, а позади не более саженей пяти от меня, протекала длинная речка, на противоположном берегу которой был расположен большой, шумный город, который я принимала за Петербург, так как никакого другого города в то время еще не видала. Оттуда доносился до меня шум и стук, и крик, и говор. И как я была довольна, что ушла оттуда на этот берег, в это тихое, уединенное поле! Вдруг я стала подыматься от земли, ни мало не изменяя своего положения, то есть колени мои не разгибались, ноги не опускались, хотя и теряли под собой опору, то есть землю, я летела все выше и выше, хотя и не безостановочно, ибо среди полета кверху иногда и спускалась немного, но потом снова поднималась и, наконец, высоко-высоко поднявшись, остановилась. Тут я увидела себя в каком-то ином мире, как мне думалось, — на небе, неизъяснимо сладкое чувство наполнило мою душу — там было так светло, чудно хорошо, что я не берусь и не в силах описать. Почти совсем передо мной я видела бесчисленное множество людей, стоявших длинными рядами, в несколько рядов, так что и конца не было этим рядам; все они были по форме своих тел одинаковы, только не таковы были эти тела, как наши земные, грубые, а тонкие, прозрачные, как бы из облака вылитые, и настолько прозрачны, что сквозь каждого можно было видеть стоявшего позади него, и так до конца этих бесчисленных рядов; только цвет, или оттенок этих сквозных тел был не одинаков, подобно тому, как и облака бывают на небе не одинакового цвета: иные желтоватее, иные краснее, голубее, белее, серее и так далее, только все сквозны, легки и прозрачны. Поднявшись неведомой мне силой, я остановилась прямо против первого ряда с правого его конца, в том же своем молитвенном положении на коленях, и во все время видения не шевельнулась с места, но и с этого видела многое, многое. Видя эти чудные тела, я подумала о себе: не такова ли стала и я. Но нет, взглянув на себя, я увидела, что ничуть не изменила не только вида, но даже и положения, что все в том же своем институтском платье продолжаю стоять на коленях в воздушном пространстве. В момент, когда я взглянула на себя, я невольно взглянула вниз и там увидела землю далеко-далеко внизу; она казалась мне какой-то весьма малой выпуклостью, черневшейся в пустом пространстве; оттуда донеслись до моего слуха какие-то неопределенные звуки смешанных рыданий, крика, смеха и тому подобные, и хотя это длилось не более секунды, пока я лишь взглянула на себя, но мне стало жутко воспоминание о земле, и я поспешила к чудному небесному зрелищу. Что касается виденных мной Святых, то относительно того (как меня однажды спросили), в одежде ли они были или без нее, я определить не берусь. Тогда мне и на мысль не пришло этого вопроса, теперь я не помню, скажу только, что если и в одежде, то значит, и одежда была сквозная, потому что я хорошо видела самые задние ряды сквозь передние, и там все было сквозно, прозрачно, светло, ни малейшей дебелости, вещественности. Все эти святые стояли, как бы в два лика, то есть их длинные ряды, тянувшиеся в бесконечную даль, как мне казалось, делились на два лика, так что между этими двумя ликами образовывалось пустое светлое пространство, наподобие какого-то коридора. Я, как упоминала, была поставлена против самого первого ряда левого лика с правой его руки, где начинался этот первый ряд, так что очень ясно было видно и другой правый от меня лик, и пустое это между ними пространство. Все они пели, то попеременно, то все вместе, и когда они начинали петь, то изо рта каждого из них выдыхалась как бы струя какого-то аромата, наподобие того, как выходит фимиам из кадильницы, но эта струя не останавливалась и не разливалась тут же, а поднималась выше, так что лишь в воздухе клубился и разливался этот аромат и своей густотой не застилал Святых. Что именно они пели, я не знаю, только так хорошо, что я не могу и высказать. Стоя у самого начала этих двух ликов и образуемого между ними пространства пустого, я беспрепятственно смотрела вдаль, где мне казалось все светлее и светлее (не знаю, так ли это было в действительности, или мне только казалось), я думала, что, вероятно, там самый Престол Бога, Источника Света, и что Он там и находится. В эту минуту, как только я это помыслила, вижу, что ко мне приближается один из Святых и отвечает прямо на мою мысль: «Ты хочешь видеть Господа? Для этого не требуется идти никуда, ни в то дальнее пространство, Господь здесь везде, Он всегда с нами, и подле тебя!» Пока он говорил мне это, я подумала: «Кто это такой и почему и как узнал он мои мысли, не вполне ясные и для меня самой?» И это не укрылось от него, окончив свою речь о присутствии Бога, он продолжал, как бы в ответ на мою последнюю мысль: «Я — Евангелист Матфей!» Не успел он окончить эти слова, как я увидела подле себя по правую сторону обращенного ко мне лицом Спасителя нашего Иисуса Христа. Страшно мне начать изображать подобие Его Божественного вида, знаю, что ничто, никакое слово, не может выразить сего, и боюсь, чтобы немощное слово не умалило Великого. Не только описать, но вспомнить не могу без особенного чувства умиления, трепета, этого Божественного, Величественного вида Сладчайшего Господа. Десятки лет миновали со дня видения, но оно живо и неизгладимо хранится в душе моей! Величественно чудно стоял Он передо мной. Весь стан Его или, иначе сказать, все тело было как бы из солнца или, сказать наоборот, само солнце в форме человеческой тела; сзади, через левое плечо, перекидывалась пурпуровая мантия, или пелена, наподобие того, как изображается на иконах, только мантия эта не была вещественная, из какой-либо ткани (там не было ничего вещественного), как бы из пурпуровой, огненной зари наподобие того, как мы видим иногда вечернюю огненную зарю на горизонте. Спускаясь напереди через левое плечо, она покрывала собой левую половину груди, весь стан и, наискось спускаясь по ножкам, покрывала их немного ниже колен и взвивалась по правую сторону, как бы колеблемая воздухом в воздушном пространстве, среди коего и стоял Господь. Правая рука, как и правая сторона груди были не покрыты мантией и оставались, как и ножки, солнцеобразными; стопы, совершенно как человеческие, носили следы язв, ясно видимых посреди солнцеобразной стопы; рук правая была опущена, и на ней виднелась такая же язва, левая рука была поднята, и, как мне помнится, Он ею опирался или держал большой деревянный крест, который единственный был из земного вещества, то есть из дерева. Глава Его, то есть лик, окаймлялся волосами, спускавшимися на плечи, но то были как бы лучи или нечто подобное, устремленное книзу и колеблемое тихим, легким веянием воздуха; черты Его лика я не разглядела, а возможно ли было это при таком сильном ослепительном сиянии? Помню только очи Его, чудно-голубые, точно в них-то и отражалось все небо голубое, они так милостиво, такой любовью устремлены были на меня! Увидев, приблизительно в таком образе, Господа, я вся как-то исчезла в избытке сладостного восторга и благоговения, о каком-либо чувстве страха и речи быть не могло, любовь, бесконечная святая любовь объяла все мое существо. Не знаю, долго ли я наслаждалась этим пресладким лицезрением Господа, но, наконец, бросилась Ему в ноги и простерла руки, чтобы обнять их и облобызать Его стопы. Сделала я Это как бы вне себя, от избытка охватившего меня чувства. Но Он не допустил меня прикоснуться к Его стопам, Он простер Свою десницу, бывшую опущенной, и, дотронувшись до темени моей головы, сказал: «Еще не время». От этого чудного прикосновения, от этого пресладкого гласа я совершенно исчезла, и, если бы в ту же минуту не пробудилась, думаю, — душа моя не осталась бы во мне. Я пробудилась, но я не сознавала вполне что со мной, следы всего виденного и слышанного были еще так живы, голова еще как бы продолжала ощущать Божественное прикосновение, и пресладкие слова все еще слышались мне. Вся подушка, на которой я лежала, и вся грудь моя были смочены слезами, которые я проливала, вероятно во время видения, во сне. Я села на своей койке и мало-помалу начала сознавать, что была не в здешнем мире и вот вернулась опять, проснувшись. О, как не хотелось мне сознать эту действительность, то есть что я проснулась снова для обыденной земной жизни. Не выпуская ни на мгновение из памяти виденного, я даже силилась снова заснуть, воображая, что этим продолжу видение, но все напрасно, и, наконец, сознала, что видение кончено, и, как сказано мне, теперь «еще не время» переселиться в ту блаженную страну. Я раскрыла глаза, полные слез — как мрачно показалось мне все, как грустно, но я утешалась хотя тем, что все воспитанницы спали, кругом полная тишина, и я могу дать себе свободу и плакать и молиться, никто не видал меня»
Разве после прочитанного мы не восхитимся поэзией Неба и что в Нем! Разве не приведут нас в умиление пение святых, их пресладкие слова! Так вот Высшая Поэзия – это и есть Пение Богу и Славословие Святой Троице, которые переходят и в иное Небесное Царство.
Кого не спросишь, все хотят жить, но, оказывается, не все хотят жить вечно?! Не все хотят безконечного духовного совершенствования?!.. Что это, как не безумие. Поэтому убежим от всех, кто хулит Священное и Небесное и толкует все по-своему на собственную же погибель, чтобы и нам не заразиться злобой, равнодушием, ложью, безсердечностью и лишиться не расположения к нам начальника на работе, а Самого Бога.
Легко и было Николаю Рубцову с его-то глубоким взглядом на мир и людей писать о заросшем травой церковном куполе? Святость открыто попирается властью и безчинствующими людьми – разве это не страшно?!.. Ведь то место мучений, где нет ничего Святого, и называется адом. Тихая-то родина Рубцова – вовсе не восхваление тишины на родине и дань красивой русской природе, а символ угашения Святости в ней. Духовно умученная Россия разве может быть иной? Преданы забвению пушкинская любовь к отеческим гробам и пепелищам: «Где же погост, вы не видели?..» Власть, что хочет, то и воротит: надо - затопит землю, надо - повернет реки вспять, надо - объявит народную веру «опиумом»… и без конца издевательства и притеснения простосердечного народа. Отчего ж тогда не быть тогда на просторах Руси «тине и болотине» в так называемое «время застоя». Рубцов ничего не забывает на мученической, голгофной родине. Он разделяет вместе с народом его страдания, муки и нечаянные радости и помогает ему оставаться незлобным и добрым до конца. В этом состоит главный духовный подвиг великого поэта Руси Николая Михайловича Рубцова, который еще во многом не понят и не оценен по достоинству.
Великий, и смело можно сказать - безпримерный духовный подвиг был совершен поэтом Константином Николаевичем Батюшковым. Основные аргументы духовного исследования жизни и творчества поэта-страдальца К.Н.Батюшкова мы излагали в книге «И лиру и себя сложил пред Красотой» (крестный путь Русской Поэзии). Поэзия Святой Руси началась с Крещения в Киеве и создания нового единого народа из разрозненных славянских племен – русского. Это народ должен был составить в Промысле Божием Его Третий Всемирный Православный Рим, как священный оплот против грядущего в мир антихриста. Поэтому Богу и потребовался совсем юный в историческом отношении и простой, наивный в духовном плане славянский род, чтобы на нем запечатлеть дары Святого Духа. Русский народ должен был стать церковно-славянским этносом и составить единое Тело Христово в Таинстве Святой Евхаристии, чтобы противопоставить умножающемуся в мире беззаконию Любовь и Веру. Дальнейшие события или, как пишет Николай Рубцов «страдания и битвы» Руси, показали, что русский народ-богоносец идет верным путем за Христом, не смотря ни на какие земные препятствия. Ради Христа и справедливости русский готов пожертвовать всем.
Родоначальником всей нашей новой христианской литературы на Руси стоит преподобный Феодосий Печерский, выходец из Курска, основатель вместе с преподобным Антонием Всемирного Удела Матери Божией на земле – Киево-Печерской Лавры. Он ввел книгописание в обители, певческое пение и нам оставил несколько поучений о ведении христианской жизни.
Вспомним, что собор Леушинского монастыря был устроен по образцу киево-печерского храма. Сама Игумения Таисия пишет об этом совершенно чудесно: «Давно, давно, с самого юного возраста моего, я имела сильное желание посетить святыни Киева, особенно Печерской Лавры. Но исполнить это заветное желание пришлось мне не ранее, как в 1886 году; 1 ноября сего года я приехала в Киев, где пробыла ровно две недели, то есть до 17 ноября. Главной целью поездки моей туда теперь составляло не одно исполнение желания, а более - то обстоятельство, что я приступала к закладке каменного храма во вверенной мне еще новой обители, до того времени довольствовавшейся лишь небольшой домовой церковью. Зная, что постройка храма решительно необходима, зная и то, что средств у меня на то нет никаких, я почему-то надеялась, что Сама Царица Небесная пошлет мне и средства, и выстроит храм во славу Ее и Сына Ее, как чудно совершила это Она в Киеве, соорудив Великую Лаврскую Церковь. Правда думалось мне, что теперь не те времена, не те люди, и мы-то, храмостроители, не Антонии. Но все же думалось мне, что хотя и все теперь не то, что было тогда, но Бог-то все Тот же, Неизменный, Всемогущий и строящий на пользу рабам Своим. Мне очень хотелось помолиться и как бы получить благословение на это великое и многотрудное для меня дело, именно в той чудной Великой Церкви Лаврской. И, действительно, я там помолилась, как ни раньше, ни после нигде не маливалась, дважды приобщилась Святых Тайн — раз в Великой Церкви и раз в пещерной преподобного Антония; и укрепившись верой и надеждой на помощь свыше, я вернулась в обитель на 25 число ноября. Физически я была вся разбита дорогой, ехав в третьем классе; но и там мне пришлось сидеть между лавочек, потому что, везя с собой двух маленьких сироток, их укладывала на лавочку, а сама ютилась на ящике между ними. По этой причине физической немощи, я не могла первые дни идти в церковь. С вечера на двадцать седьмое, день Знамения Богоматери, я решилась непременно на утро идти к утрени. Озабоченная этой мыслью, я проснулась в начале четвертого часа, а так как утреня у нас бывает в 5 часов, то, одевшись и приготовившись совсем, легла еще полежать и заснула. В этот краткий промежуток до звона к утрени мне и привиделось следующее чудное явление. Все мы в нашей домовой церкви; пришли, чтобы отсюда крестным ходом идти встречать идущую к нам Царицу. У всех у нас в руках свечи зажженные, а у меня в руке, кроме моей зажженной свечи, еще толстая необожженная восковая свеча, которую мне и приказано, когда придет Царица, то зажегши от своей горевшей свечи эту толстую свечу, подать Ей, Царице. Все мы крестным ходом и вышли на монастырскую площадь, где ныне храм, и остановились в ожидании прихода Царицы. Долго, долго Ее не было, так что у нас от свечей оставались в руках лишь маленькие огарки. Вдруг вдали, по направлению к св. воротам, на горизонте показалось как бы восходящее солнце, между тем как был яркий полдень, и солнце светило над головами. Мы стали вглядываться в это, и увидели, что оно не подымается как обычно солнцу, а, идя по земле, подвигается по направлению к нам. Когда этот солнечный шар подошел ближе, то ясно можно было разглядеть, что он овальный, то есть продолговатый, и ядро света заключается в самой середине, в центре его. Когда оно подошло еще ближе к св. вратам, то уже ясно все увидели, что это Царица Небесная (во весь рост) шла к нам, Она-то и была ядро света солнечного, а круг, образовавшийся около Нее, были лучи. Как только Она взошла в св. врата обители, над Ней в небе запели Невидимые Силы «Достойно есть». Эту же песнь запели и сестры, ожидавшие Ее, зазвонили все колокола, и произошло нечто необычное. Между тем я раздумывала: «Так вот какая Царица пришла, не земная, как я ожидала, а Небесная Царица; так подавать ли мне Ей свечу, приготовленную для Нее, или нет?» На эту мысль ответила следующая мысль: «Да ведь тот, кто дал такое распоряжение (а кто это был, я не знаю), может быть и знал, какая Царица придет; да притом же «истинное послушание не рассуждает»; мне велено подать, и я должна». Решив, таким образом, я зажгла приготовленную большую свечу от своего горевшего огарка и, подошед к Царице, низко поклонилась Ей, но не в ноги, потому что обе мои руки были заняты, и молча со страхом и благоговением подала Ей свечу зажженную. Но к удивлению моему, Она, милостиво смотрев на меня, подняла ручку и протянула ее не к подаваемой Ей большой свече, а к моему огарку, который я держала в левой руке, и при этом сказала мне: «Мне угодна свеча, горевшая в твоих трудах для Меня, а эту свечу (указав на большую) возьми себе и снова трудись с ней, пока Я опять приду на это место» Я, объятая благоговением, не могла ни слова вымолвить и молча поклонилась Ей, взявшей из левой моей руки огарок. Тут я снова услышала пение (которое или за разговором с Царицей уже не слыхала, или же действительно оно прекращалось, не знаю) и проснулась, объятая трепетом благоговейным; из этого я поняла, что Царица Небесная как бы благословила своим посещением место, назначенное для Ее храма (храм во имя Похвалы Богородицы), ибо Она на этом именно месте стояла; благословила и труды мои, приняв прежние и указав новые, большие и труднейшие, которые предстояли мне в деле созидания храма Ее. Слава Милостивому Ее благоволению ко св. обители нашей!»
К всеобщему удивлению больше на мелкие вдовьи усердные лепты и выстроился стотысячный храм! Всех слез, воздыханий и трудов не сосчитать, но великое дело было сделано, в том числе благодаря вот такому утешению, посланному Матушке Таисии и Кем – Самим Господом: «Вижу я, что стою в Великой Церкви Киево-Печерской Лавры; церковь пуста, лишь на клиросе стоят певчие, (хоть они - не помню) и монах в мантии подошел к отворенным Царским вратам, где стала спускаться Икона Успения Богоматери, причем певчие запели обычный кондак «Избранной от всех родов» и пр. По мере того, как Икона спускалась, сердце мое стало ощущать благодатное чувство радости и благоговения, которое все усиливалось и усиливалось, как бы вливалось в душу мою, и, наконец, исполнило ее с избытком. Я пала на землю перед Иконой, и от избытка объявшего меня чувства, неизъяснимого никаким словом, я думала, что душа моя не выдержит и оставит меня. Я проснулась; и кажется мне, что, если бы не проснулась, то не осталась бы жива. Чувство благодатное, святое наполняло мою душу, мне стало легко, светло на душе, я вся как бы обновилась, получив новые силы к продолжению своего дела, и это сладостное чувство долго не оставляло меня, недостойную. Разумеется, это сделано не ради меня, а ради великого дела, чрез меня грешную Самим Господом и Его Пречистой Матерью совершаемого».
Напомним, что трудами Игумении Таисии Леушинский монастырь превратился в один из крупнейших образовательных центров. При нем имелись три школы: церковно-учительская (подобную закончил поэт Сергей Есенин на Рязанщине) с двухклассной образцовой со 163 воспитанницами и церковно-приходская школа для 52 мальчиков и девочек.
Вспомним об иеромонахе, поэте Симеоне Полоцком, который изложил Псалтирь рифмованными славянскими виршами. Он «положил основание в русской литературе той отрасли художественного творчества, которая до него была почти совсем не разработана, – поэзии и драматургии». Симеон ввел силлабическое стихосложение в русскую поэзию: систему, при которой поэтическая речь организуется чередованием равносложных строк. Все его творчество было направлено на разъяснение христианских истин в доступной форме, на подлинное просвещение – в Евангельском смысле. Его перу принадлежит книга «Венец веры» (первая популярная догматическая система на севере России) и краткий катехизис. Он читал стихи Царскому Семейству. Им было написано более 200 проповедей.
Прошло немало времени после основания Святой Руси. Постепенно русское общество стало испытывать колебания в вере, тлетворное влияние сектантов и зарубежной поэзии, в массе своей далекой от христианских православных традиций. И хоть в России взошли имена таких поэтов, как Г.Державин и М.Ломоносов, сохранялась опасность, что светская поэзия пойдет не по узкому пути Торжества Православия, а широким житейским путем попрания святого. На примере поэзии А.С.Пушкина мы видим, какую борьбу пережил поэт в юности, испытывая влияния языческой античной литературы, насаждаемой в России прозападными умами. Требовалась такая фигура в нашей Духовной Поэзии и такой Ее язык, чтобы она послужила основой для развития всей нашей литературы на основе Православной Веры. И такая фигура было Промыслом Божиим избрана в лице Константина Николаевича Батюшкова, уроженца Русской Вологодской Фиваиды, поэта-офицера. И вот же что преудивительно – другой уроженец Северной Русской Фиваиды – Николай Рубцов явится той самой фигурой, от которой наша литература перейдет от советского безбожия к Церковной Святости! Рубцов создаст совершенно другую поэзию и возвратит русскому поэтическую слогу прежнюю молитвенность, гармоничность и легкость.
Именно дивный сплав небесной гармонии и легкости наше сердце и чувствует в батюшковской поэзии. Тут все вера, любовь и нежность необычайные! Так писать мог только поэт от Бога, причем не из придворных салонных кругов, но из всегда преданных Богу и Царю дворянского и даже крестьянского сословий, которые захватившие власть безбожники старались не жалеть, а уничтожать. Но разве доброе, тем более, евангельское слово можно уничтожить! Слово есть выражение духа, а дух не уничтожим. Сердце человека глубоко, а «слово Божие острее всякого меча обоюдоострого, оно проникает до разделения души и духа» (Евр. 4,12). Преследуя и убивая весьма многих носителей доброго, светлого слова, бесовская тьма ничего не может сделать с торжеством души, слова и духа. Да и что скажут наглые до поры до времени убийцы – все эти Дантесы и Мартыновы, когда их душа предстанет на Суд не человеческий, но Божий? Невинно же убиенные и преследуемые поэты воскреснут в новом теле и будут с Богом вечно.
Истинная Поэзия пишется духом, вернее сказать, «соединением духа, сущего внутри нас, с Духом Божиим. «Этот дух есть мысленное вожделение, - согласно божественному Григорию Паламе, - наподобие солнечных лучей пребывающих посреди сердца». Этим мы отличаемся от Ангелов. Этим человек превосходит Ангелов. Дух, находящийся внутри нас, пребывает между умом и словом и имеет в себе и слово, и ум. Как в знамении Святой Троицы Дух Святой стоит между посередине и имеет в Себе и Отца и Сыны, ибо единосущен Им, так и этот дух – он воспламеняет ум и слово, и образуется троица» (архимандрит Клеопа (Илие).
Николай Рубцов сравнивал слово поэта с пламенной молнией, зажатой в руке, то есть только пламенным, искренним словом можно затронуть другие сердца, чтобы они начали оттаивать от холода греха и стучать Радостной Святостью. И явившийся Пушкину Господь говорит о том же самом, повелевая «Глаголом жги сердца людей!» Восстань же человек от греховной спячки и житейского расслабления «и виждь» Божие, «и внемли» не людям, но Богу, «исполнись волею» Божией, исполни заповеди Бога, тогда обретешь мир и благовестие. Вот путь Русской Духовной Поэзии, что в монашеских обителях, что в миру.
Игумения Таисия пишет замечательный святой шедевр:

                Бывают чудные минуты,
                Отрады полные святой,
                Когда небесной лиры звуки
                Как бы беседуют с душой

Слышите! Есть Небесная Божественная Лира!! Есть поэты, передающие нашим сердцам совершенное Божественное настроение!!! И в чистом сердце, которое только и может зреть Бога рождается необыкновенное, святое

                Бывает сердца упоенье
                Струей небеснаго вина;
                В благоговейном умиленьи
                Душа стремится в небеса.

                Тогда смолкает вся тревога
                И, словно в сладкой дремоте,
                Мысль созерцает в небе Бога
                И внемлет горней красоте.

                Тогда все тленное, земное
                Так чуждо, тягостно для нас;
                И сердце чувствует иное
                Блаженство там, на небесах!

                О, как минуты те бесценны
                В юдоли плача и скорбей!
                Они нам дороги, священны,
                Они - отрада наших дней!

Стихотворение Матушки Таисии не случайно носит название «Дорогие минуты», потому что на земле плача о своих грехах и множества страданий человеческих минуты радости – это лишь счастливые мгновения, которыми нужно очень дорожить, чтобы не впасть в уныние и погибнуть. Вот поэты от Бога ловят эти «чудные мгновения» (А.С.Пушкин), чтобы передать их даром нам, дабы поддержать их наши души в борьбе против злобы духов поднебесных. Поэты живут и пишут посреди нас. Они – кровь от крови наши братья, только более беззащитные и ранимые, чем мы, потому что жалеют всякую жизнь и не жалеют самих себя.
По Николаю Рубцову безсмертья достойна лишь «душа, которая хранит всю красоту былых времен»! Заметьте, не одну скоропреходящую природную красоту, а ВСЮ КРАСОТУ, в том числе БЫЛЫХ ВРЕМЕН!! Это самая настоящая, необъятная духовная красота Святой Руси!!! Исполненная такой красотой душа чиста так, что она подобно воде, которая «недвижнее стекла» «и в глубине ее светло», потому и отражает все самое святое в своих глубинах – храмовость, мысли ее пронзающие и многое другое Божие. Такой была и есть еще больше душа великого поэта Н.Рубцова! Века протекут, не тронув святой красоты души, потому что она хранит все самое святое!! Помните же призыв поэта, пламенеющий на его могиле: «Россия, Русь! Храни себя, храни!» Храни же, человече, святость, Слово Божие внутри себя, и не позволь растратить священное, великое, святое на мелочи и тщету материальной временной жизни.

 На берегу реки широкой,
 Среди безмолвной тишины,
 Сижу я в келье одинокой
 В полночи тихие часы.
 Еще не брезжится рассветом
 Передо мною небосклон, -
 Ночным, таинственным приветом
 Дарит природа; всюду сон,
 И тишину ту нарушает
 Лишь тихий плеск ленивых волн,
 Когда веслом их рассекает
 Рыбак, влача свой утлый челн.
 Мой взор куда-то в даль стремится,
 Она покрыта мглой ночной;
 И сердце просится молиться,
 Легко ему в тиши святой!
 О, как далека вся тревога,
 Мне словно чуждым стал весь мир
 Я созерцаю в небе Бога,
 Я ощущаю в сердце мир!

С этими прекрасной поэзий Игумении Таисии легко и живо перекликаются рубцовские строки «На озере»:

                Светлый покой
                Опустился с небес
                И посетил мою душу!
                Светлый покой,
                Простираясь окрест,
                Воды объемлет и сушу...
                О, этот светлый
                Покой-чародей!
                Очарованием смелым
                Сделай меж белых
                Своих лебедей
                Черного лебедя - белым!

А ведь это не что иное, как молитва! Покоя нет на земле, тем более, в аду в огненном озере, а на Небе вечный покой. Бог есть Царь покоя от грехов и зла, и Он удостаивает Своим покоем – любовью всякую любящую Гармонию и Красоту душу. Рубцов прямо признается, что небесный покой посещает его душу! Покой приходит и утешает, но потом снова отходит, чтобы человек боролся за его посещение снова и не отчаивался. Этот Божественный покой всеобъемлющ, и только грешный человек мечется в поисках «счастья» и покоя для себя, не желая жертвовать ничем для других. И вот Николай Рубцов молится, чтобы «светлый покой» опустился в его душу и «меж белых своих лебедей» сделал его «из черного лебедя – белым»! Рубцову не прибегает к прямому проповедничеству и богословию, да и не надо – он именно в такой интимной и смиренной молитве неотразим и естественен. Смирение поэта выражается в его признании, что он недостоин Божиего, что он не готов для Царства Божия, грешен, «черен», но надеется целиком на милость Божию. Ведь если другие смогли совершить подвиг обращения из черного лебедя в белого, то есть обратить душу от грехов к Святости, значит все возможно человеку с Богом, если человек исполняет Его заповеди и просит прощения за свои грехи. Сам человек в силу немощей не может вытащить себя из греховного болота и, тем более, освятиться. Он может лишь их осознавать. Для спасения же требуется труд покаяния, исповедь. Поэтому вся поэзия Н.М.Рубцова носит характер исповедальный и покаянный. Белые лебеди – это образ святых душ у Господа на Небе. Чтобы стать святым, необходим труд любви к Богу и ближнему, в том числе посредством воодушевленного помогающего слова, что весьма нелегко.
Матушка Таисия продолжает Николая Рубцова:

 «Кто жаждет, пусть ко Мне приидет,
 И от воды Моей пиет!» -
 Сказал Господь, - «Он свет увидит
 И сладость в сердце обретет».
 Я жажду, Господи, я жажду!
 Напой меня Твоей водой,
 «Да не ктому во веки вжажду»!
 Напившись той воды живой!
 Я немощствую, я страдаю
 От жажды, глада добрых дел;
 В трудах, в скорбях изнемогаю,
 Влача свой нищенский удел!
 Чтоб не ходить мне за водою
 «К колодцам ветхим и гнилым»,
 Напой меня Твоей водою
 И Твоим Духом Всесвятым!

Речь идет о спасительной и живительной воде веры в Воскресшего Христа, в Живую Любовь. Игумения Таисия просит не у людей, а у Самого Бога, чтобы Он пожалел ее и сподобил помощи. С живой водой веры, утоляющей и исцеляющей, можно и нужно сравнить добрые, незлобные строки великих подвижников духа. Светлая поэзия вливает новые силы, помогает держаться доброго, а, значит, и спасаться от зла. Такой поэзии люд доверяют, потому что они чувствую сердцем, что написанное великими поэтами и подвижниками исполнено ими самими, а не сказано для красного словца. Матушка Таисия пишет

 О, вера чистая, святая,
 Ты - чудотворная струя,
 Ты - дверь души в обитель рая,
 Ты - жизни будущей заря!
 Гори во мне, светильник веры,
 Гори ясней, не угасай,
 Будь мне повсюду спутник верный,
 И жизни путь мне просвещай!

Но вернемся к поэту К.Н.Батюшкову. В 28 лет поэт пишет «Надежду»:

Мой дух - доверенность к Творцу!
Мужайся; будь в терпеньи камень.
Не Он ли к лучшему концу
Меня провел сквозь бранный пламень?
На поле смерти Чья рука
Меня таинственно спасала
И жадный крови меч врага,
И град свинцовый отражала?
Кто, Кто мне силу дал сносить
Труды, и глад, и непогоду,-
И силу - в бедстве сохранить
Души возвышенной свободу?
Кто вел меня от юных дней
К добру стезею потаенной
И в буре пламенных страстей
Мой был вожатый неизменной?

Он! Он! Его все дар благой!
Он есть источник чувств высоких,
Любви к изящному прямой
И мыслей чистых и глубоких!
Все дар Его, и краше всех
Даров - надежда лучшей жизни!
Когда ж узрю спокойный брег,
Страну желанную отчизны?
Когда струей небесных благ
Я утолю любви желанье,
Земную ризу брошу в прах
И обновлю существованье?

В этом стихотворении изложена вся суть жизни поэта! Испытав все земные тернии и муки, поэт приходит к единственному выводу - вся надежда только на Бога и на благой Его промысел. Надежда на лучшую Небесную Жизнь не посрамит. Вот откуда духовная решимость Батюшкова, не связанного ни душой, ни узами брака с миром, стать русским иноком. Мир не дает человеку ни счастья, ни радости. Он скорее сведет человека с ума, то есть заставит его служить своим низменным и жалким целям. Воин на поле человеческой брани, решает стать воином духовным Небесного Царя Христа. Но в этом Батюшкову препятствуют могущественные силы, которые ополчились на поэта из-за его стихов. Пушкин так отозвался о них: «…дышат каким-то упоеньем роскоши, юности и наслаждения - слог так и трепещет, так и льется, гармония очаровательна». Батюшков, по слову того же Пушкина, вводит в нашу поэзию гармонию и точность. Надо сказать, что, как и поэт Н.Рубцов, поэт К.Батюшков старается не прибегать к прямому богословию, и, тем более, назиданию, но заключает поэзию в неожиданные формы с таким содержанием, что многие поняли – в России явлен поэт чрезвычайный, способный возглавить всю нашу поэзию и оградить ее от нападок и тлетворного влияния, отведя ей роль придворной, управляемой дамы. Батюшков посмел перерасти рамки дворянской или придворной поэзии, сделав ее народной, по-настоящему религиозной и близкой каждому человеку. Конечно, это отнюдь не устраивало тех, кто вынашивал планы изменения России и установления в ней республиканской вакханалии по образцу французской. Им не нужно было стадо Христово, так волки в овечьей шкуре, прикрываясь фразами о «долге», «равенстве», «братстве», разумеется, без Бога, решили всех других обратить в стадо рабочих животных, ни в чем особого не разбирающихся и не способных воспринять Правду Божию. Им не нужны были ни монахи, ни священники, ни поэты.
В видении Матери Таисии она видит святых на Небе в их чистейшем надмирном состоянии. Сама же она еще не готова, чтобы стать среди них и быть как можно теснее с Господом. Но видения от Бога – не удел одних монашествующих, но и избранных Богом поэтов. Вспомним известнейшие  «Видения на холме» Николая Рубцова! Так мог написать только осененный Святым Божиим Духом пророк:

Взбегу на холм
           и упаду
                в траву,
И древностью повеет вдруг из дола.
И вдруг картины грозного раздора
Я в этот миг увижу наяву

Холмы, на которых стоят русские деревни, в ХХ веке обратились в русские голгофы, место страданий, мучений и насилия над христианским народом. И в древности было так же – набеги, войны и насилие над русскими христианами. Кто только не шел на Русь, кто только не предавал русских братьев… И впереди еще более грозные антихристовы времена. Не об этом ли и предупреждает нас великий поэт, говоря о «крови и жемчугах», то есть тленном богатстве, за которое пролито море человеческой крови. «Я видел море зла», - с болью признается поэт Батюшков. Но все это ничто по сравнению с готовым появиться в мире предводителем лжепророков и антихристов – всемирным «Батыем» - антихристом, человеком погибели. Кто же сможет противостоять антихристу-человекоубийце, как не Бог и Святая Русь.


Пустынный свет на звездных берегах
И вереницы птиц твоих, Россия,
Затмит на миг
В крови и жемчугах
Тупой башмак скуластого Батыя!..

Россия, Русь - куда я ни взгляну...
За все твои страдания и битвы -
Люблю твою, Россия, старину,
Твои огни, погосты и молитвы,
Люблю твои избушки и цветы,
И небеса, горящие от зноя,
И шепот ив у омутной воды,
Люблю навек, до вечного покоя...

Вот как надо любить Святое в России! А Святое в России – это «страдания и битвы» за Святость!! Святость не может быть «в прошлом» - «в прошлое уходит тьма и зло, «смерть вторая», а ждет нас тот свет и те люди света, с которыми нам было когда-то так хорошо» (писатель С.Фудель). Кто любит Святое от Бога, тот любит все и всех на земле и воюет со злом, которое готово стереть с лица земли все доброе и светлое. Но и в России Святость оскудевает и ослабевает, поэтому в другом стихе Рубцов и пишет: «Отложу свою скудную пищу и отправлюсь на вечный покой…» Поэт преследуем несвятостью и злобой, не понимаем окружающими, вынужден творить в самых суровых обстоятельствах, не имея где главы приклонить, как Христос… Поэтому и не будет у него ни своей избы, ни цветов, им выращиваемых…

Россия, Русь! Храни себя, храни!

Не увлекись Русь антихристианством и его ложью и пустыми обещаниями. Святость Святой Троицы дороже всего земного. Не променяй Небесное на временное, чтобы лишиться и того, и другого.

Смотри опять в леса твои и долы
Со всех сторон нагрянули они,
Иных времен татары и монголы.
Они несут на флагах черный крест,
Они крестами небо закрестили,
И не леса мне видятся окрест,
А лес крестов
         в окрестностях
                России...
Кресты, кресты...

Воистину это так – со всех сторон на Русь уже в ХХI веке нахлынули лжепророки, колдуны, гадатели, язычники (все, не ведающие Святой Троицы) и сектанты. Они вроде бы и христианство признают и Бога поминают, но все это антихристова рать, после которой растут кресты на русских погостах.


Я больше не могу!
Я резко отниму от глаз ладони
И вдруг увижу: смирно на лугу
Траву жуют стреноженные кони.
Заржут они - и где-то у осин
Подхватит это медленное ржанье,
И надо мной -
           безсмертных звезд Руси,
Высоких звезд покойное мерцанье...

Что же видит поэт-пророк Николай Рубцов в конце видений, как не самое удивительное и совершенно понятное каждому православному христианину! Иные представляют, что Рубцов стоит на высоком холме, наподобие русского богатыря и из-под длани обозревает окружающее. Но так ли это?! Внимательно вчитаемся в текст стихотворения – поэт взволнованно взбегает на холм и падает в траву, закрыв лицо ладонями. Скорее всего, поэт плачет… И вдруг, как будто наяву, он видит то, что не видят и не понимают очень многие. Господь ему открывает видения, от которых и нам не по себе, когда мы читаем рубцовские строки. И нам, как и Николаю Рубцову, становится не по себе, такова уж сила Правды искусства. Но Рубцов, в отличие от многих нас, уже знает исход решающего сражения зла с Добром и оставляет его за Богом. Богоподобное смирение любящей души все победит, ибо все мы ходим под одним Богом, Который придет Свыше не виде антихриста, а Воскресшего Христа с со всем сонмом Небесных Ангелов для Суда над миром. Поэтому-то и мерцают спокойно в Небе звезды, то есть души тех, кто любил, любит и будет любить Бога всегда.
Задумывались ли мы когда-нибудь о том, что поэт Н.Рубцов много пострадал в жизни и был убит потому что, мы были ленивы и нелюбопытны к вере нашей? Его мученическое, голгофное слово возместило недостаток нашей любви к Богу и к России. Если бы в то время в обществе было побольше христианских поэтов-страдальцев, и они бы доминировали в народе, то не случилось бы того, что проделали враги святого, молитвенного слова с Есениным и Рубцовым, да и с Леушинским монастырем.
Пророческое обращение Николая Рубцова к России, а, следовательно, ко всем ее гражданам, хранить себя, напрямую перекликаются со словами «Духовного завещания Игумении Таисии сестрам Леушинского монастыря»: «Храните веру.. и не слушайте никого, будьте тверды в вере и любви ко Господу нашему Сладчайшему Иисусу, коего вы носите в сердцах своих. Если пребудет в вере и любви к Господу,  то Господь пребудет с вами и сохранит»!
Самое время обратиться к другому совершенно замечательному «Видению на берегах Леты» поэта К.Н.Батюшкова. Он пишет свое «Видение» в несколько шутливом тоне, видимо, предвидя реакцию на него, как друзей, так и, особенно, врагов. Однако, Правда Божия для Батюшкова дороже всего и выбранный тон только говорит о гениальности автора «Видения». Утомленный стихами одного из современных поэтов, Батюшков засыпает и видит сон (так поэту легче сказать о том, что его волнует). С ходу он берет «быка за рога» и характеризует состояние поэзии своего времени – она вводит в сон! Далее Батюшков пишет о гневе Аполлона, изрекшему смерть поэтам – «и все стали мертвы». Немилость такая вызвана тем, что иной поэт пишет упрямо бездарщину, полагая, что достигает неба, другой поет, насилуя себя, и, как результат, не жалеет читателя и пр...

 Везде пирует алчна смерть,
 Косою острой быстро машет,
 Богату ниву аду пашет
 И губит Фебовых детей,
 Как ветр осенний злак полей!

Сквозь шутливый батюшковский тон чувствуется серьезнейшая обезпокоенность великого поэта за состояние современной поэзии. Как и чем сдвинуть груз мертвого стихотворства?.. И Батюшков отвечает на этот вопрос тем, что переносит читателя в Божественный рай!

Меж тем в Элизии священном,
Лавровым лесом осененном,
Под шумом Касталийских вод,
Певцов нечаянный приход
Узнал почтенный Ломоносов,
 
Херасков, честь и слава россов,
Самолюбивый Фебов сын,
Насмешник, грозный бич пороков,
Замысловатый Сумароков

И, Мельпомены друг, Княжнин.
И ты сидел в толпе избранной,
Стыдливой грацией венчанный,
Певец прелестныя мечты,
 
Между Психеи легкокрылой
И бога нежной красоты;
И ты там был, наездник хилой
Строптива девственниц седла,
 
Трудолюбивый, как пчела,
Отец стихов «Тилемахиды»;
 И ты, что сотворил обиды
 Венере девственной, Барков!
 
И ты, о мой певец незлобный,
Хемницер, в баснях бесподобный! —
Все, словом, коих Бог певцов
Венчал безсмертия лучами,
 
Сидели там олив в тени,
Обнявшись с прежними врагами…

Вдруг объявляется, что сюда «бредут покойные поэты» и будет правосудный суд в водах Леты (Лета – река забвения в мифологии) дел их - «не по платьям, но по заслугам и уму».

Идут толпой в ущелья тесны,
К реке забвения стихов,
Идут под бременем трудов;
Безгласны, бледны, приступают,
Любезных детищей купают…
И более не зрят в волнах!


А.С.Пушкин, преемник Батюшкова в гармоничной и точной поэзии писал:

О вы, которые, восчувствовав отвагу,
Хватаете перо, мараете бумагу,
Тисненью предавать труды свои спеша,
Постойте - наперед узнайте, чем душа
У вас исполнена — прямым ли вдохновеньем,
Иль необдуманным одним поползновеньем,
И чешется у вас рука по пустякам…

Стихотворцев на самом деле очень много и сегодня, даже более чем когда-либо. Но много ли среди них окрыленных, небездарных поэтов? На берегу Леты стихотворцам учиняется допрос, и многие его не выдерживают – они безследно исчезают в Лете забвения Богом и людьми

В реку, в реку! О, жалкий вид!
О, тщетная поэтов слава!

Тщетно жить и работать ради славы среди грешников. Прославляются те, кто все творит ради Бога, ралли Славы Божией. Но есть и те, кто не тонет в забвении и получает заслуженное безсмертие

Один, один Славенофил,
И то повыбившись из сил,
За всю трудов своих громаду,
 
За твердый ум и за дела
Вкусил бессмертия награду.
Тут тень к Миносу подошла
Неряхой и в наряде странном,
 
В широком шлафроке издранном,
В пуху, с косматой головой,
С салфеткой, с книгой под рукой.
«Меня врасплох, - она сказала, -

В обед нарочно смерть застала,
Но с вами я опять готов
Еще хоть сызнова отведать
Вина и адских пирогов:
 
Теперь же час, друзья, обедать,
 Я - вам знакомый, я - Крылов!»
 «Крылов, Крылов», - в одно вскричало
 Собранье шумное духо;в,

И эхо глухо повторяло
Под сводом адским: «Здесь Крылов!»
«Садись сюда, приятель милый!
Здоров ли ты?» - «И так и сяк».
 
                - «Ну, что ж ты делал?» - «Все пустяк -
Тянул тихонько век унылый,
Пил, сладко ел, а боле спал.
Ну, вот, Минос, мои творенья,
 
С собой я очень мало взял:
Комедии, стихотворенья
Да басни - все купай, купай!»
О, чудо! - всплыли все, и вскоре

Крылов, забыв житейско горе,
Пошел обедать прямо в рай...
               
 К.Н.Батюшков прямо дает понять, что Божественного рая сладости удостоятся далеко не все творцы слова, ведь сказано же, что «за каждое праздное слово даст ответ человек» и еще «от слов своих оправдаешься, и от слов своих осудишься» (Мф. 12:37). Поэтому, хоть и в иронично-шутливой форме, щадя друзей, Батюшков говорит с болью о состоянии современной ему поэзии, которую если не изменить, то она вместо духовного воодушевления будет служить совершенно другим человеческим, а не Божественным целям. И тогда многие осудятся и просто погибнут. Поэзия наряду с другими видами словесного служения несет громадную ответственность за души людей. «Без злата и честе /Доступен добрый гений поэзии святой», - замечает К.Батюшков. «Жить еще хочется и очень хочется, но не для «буйства жизни», а для того, чтобы делать легче путь людей к Богу, чтобы помогать им. Все остальные оправдания жизни – сплошной мираж и самооправдывания своих страстей», - замечает писатель С.Фудель. «Я помогаю своими стихами другим», - вот позиция Николая Рубцова. Таким образом, для Батюшкова главное – внутренняя доброта творца по подобию Любви Небесного Отца, посредством которой и творится все самое доброе и светлое. Батюшков прямо говорит о СВЯТОЙ ПОЭЗИИ! Это не только поэзия причисленных к лику святых угодников Божиих, но всякой доброй поэтической личности, идущей следом за Великим Художником и Творцом Богом, и не устающего воспевать, а, значит, и творить мир, любовь и жизнь. «О, как можно не веровать? На каждом шагу видны чудеса веры, видно величие ее!» - восклицает матушка Таисия. «Святая Истина в стихах моих блистала», - признается Батюшков. «Словно Бог, я хожу в тишине», - выдыхает Н.Рубцов. Бабаевский поэт Н.И.Матвеев видел поэта Н.Рубцова в избе, читающего Библию с бабушкой, на столе у него лежали стихи Есенина и Тютчева. Видя чистую, не запятнанную нераскаянными грехами душу поэта, Истина вселяется в нее и оттуда сияет неизреченно через внешний облик, глаза и, конечно, дела поэта – его безсмертные стихи. Посмотрите на портреты великих русских поэтов – их облик не забываем и свят. Поэзия, подобно Богу, творит посредством слова иные добрые миры, да, что там – она в наше время тот самый примирительный елей, который льется Свыше в души для нашего исправления, изменения и спасения. Прочитайте самую блестящую, поражающую воображение проповедь, но если в ней не будет света поэзии, она потускнеет и не запомнится.
Батюшков рисует нам великого баснописца Крылова среди обыденных вещей и повседневности, вроде бы таких немало в жизни, но это только с внешней стороны. Поэт не тот, кто громыхает стихами ради поднятия гражданского духа, но кто живет поэзией духа, вполне органично и естественно. Он не мнит о себе и, тем более, своем месте в поэзии и славе среди других поэтов, он просто не может не писать Правду Божию, поскольку Правда дороже и выше всего – Правда спасительна и всечеловечна не на словах, как сегодня, а на деле, благодаря опыту веры и любви. Батюшков с его небесными стихами, начертанными сердечной простотой, имел право на то, чтобы сказать нечто о плачевном состоянии русского стихотворчества. Но, как и опасался сам поэт, его «Видение» было выдано чуть ли за «пасквиль» на русских поэтов и осмеяние их важного дела. До заговора декабристов оставалось всего каких-то 16 лет. Ему не простили открытость и нелицеприятную оценку стихотворства в современной России. Но К.Батюшков свое дело сделал (причем, как мы прочитали, без всякой злобы, учтиво), не взирая на чьи-то мнения, чем вызвал нападки на себя. Воспользовавшись нездоровьем поэта, враги поспешили именно нездоровью приписать ему все мыслимые и немыслимые грехи. Это давний и испытанный метод борьбы со всеми неугодными властям личностями. Батюшкову было предложено дипломатическое поприще, но, как показали события, вовсе не для улучшения его положения, а чтобы осуществлять прямую травлю поэта и объявить его ни к чему не способным, кроме стихов. О добрые стихи есть добрые дела поэта означающие что в нем пребывает Святой Дух.
Батюшков пишет в альбоме поэту Жуковскому продолжение своего «Видения»
 
                Жуковский, время все проглотит,
                Тебя, меня и славы дым,
                Но то, что в сердце мы храним,
                В реке забвенья не потопит!
                Нет смерти сердцу, нет ее!
                Доколь оно для блага дышит!..

Вот гениальный, религиозный ответ на все жизненные недоумения – все пройдет, кроме того в сердце мы храним доброе или злое, причем злое будет осуждено, а доброе вознаграждено Богом. Призыв Рубцова к Руси хранить Себя у Батюшкова приобретает конкретный смысл – хранить все, способствующее благу, все Святое. И тогда смерть, как жало греха, побеждена Жизнью и есть только одна Вечная Жизнь! Есть одно непоколебимое на земле и на Небе – Церковь и от этого душа не может не радоваться и поет незабываемые пасхальные песнопения.
Утешения в земном преходящем мире вне Бога нет и быть не может. Говоря о Руссо, что «одна религия могла утешить и успокоить страдальца», Батюшков целиком выносит эти слова из своего собственного религиозного опыта. Батюшков понимает, что для создания легкой, точной и гармоничной поэзии в России требуется конкретный особый духовный подвиг, и поэт решается на него. Он приносит себя и свою поэзию в жертву Богу, слагает, как он пишет, «лиру и себя пред Высшей Красотой». Принятие такой жертвы могло бы послужить прекращению Божиего недовольства на русское слово и его творцов и оказание милости тем, кто только вступал на поэтическое поприще, в частности, Пушкину, Лермонтову и другим будущим столпам Русской Святой Поэзии, вплоть до Николая Михайловича Рубцова. Рубцов в шутливой юродствующей форме писал: «Слово мое верное прозвенит, Буду я, наверное, знаменит…» Верность Богу – вот отличительное черта христианского гения от всех остальных дарований и талантов. Звенит ведь только Божие и будит, и ведет в Царство Его Бога. С Богом везде хорошо и весело, поэтому «Мне поставят памятник на селе, Буду я и каменным навеселе». Не надо быть равнодушным, каменным к добру, но всегда говорить злу «нет», а добру «да» и поступать также с помощью Божией. Не боялся Рубцов выпивать с приятелями и казаться навеселе, напряженно работая над каждым верным словом. А враги и недруги видели только одни бутылки и цеплялись за каждое слово поэта и лгали, лгали и лгут и сегодня без конца, навлекая на себя гнев Всевышнего и людей.
Нам могут возразить, что, дескать, поэзия монашествующих – это одно, а поэзия мирян – совсем другое. Но таким ответим словами преподобного Серафима Саровского: «Монах ли, мирянин – имей веру и двинешь горы». Отличие лишь в том, что главное дело монаха – молитва за весь мир, до чего большинству стихотворцев в миру и дела-то нет. Но если он прибегнут в непрестанной молитве, то и станут монахами и более того. И зазвучит Небесное и Нетленное вопреки распространяющейся злобе и безсердечью. Отречение от мира, не имеющего ничего общего с Богом, и словом и делом - вот задача христианской жизни, будь кто инок или мирянин. Такое славное отречение и привлекает милость Божию на человека и позволяет творить одно чудесное и необычайное. Ведь Небо – это Высшее, что по сравнению с Ним всякое земное творчество и искусство – только тень. Но Небо по вере и делам нашим берется помогать нам в спасении и обретении видения своих грехов, что есть высший Божий дар. Поэзия же призвана помочь человеку в открытии  этого безценного дара, чтобы не увлечься лжевидениями, но приступить, как можно быстрее, к покаянию, чтобы жизнь наша не покрылась водами вечного забвения. Писатель С.Фудель писал сыну Николаю в 1959 году: «Пушкина и Макария Великого держать на одной полке можно, конечно, ибо оба они человеки, но вот Христа в душе уже нельзя ни с чем путать, да и невозможно, ибо если увидишь, что Он – Солнце, то как же Солнце спутаешь с фонарем? А если в душе от этого Солнца свет и веселье, то почему же и у Пушкина не найти «ума холодных наблюдений и сердца горестных замет», и с улыбкой, и грустью, и горечью не вздохнуть и о нем, умершем рабе Божием, да еще и мучительной очистительной смертью умершем, убитом людьми развращенными и холодными».
Обычно монахи скрывают свою сокровенную жизнь. Но вот Матушка Таисия решилась писать «Записки» и получила на их издание благословление самого праведного отца Иоанна Кронштадтского. Она читала ему и свои стихи, которые писала не для публикации. Но все же стихи печатались и издавались на общую пользу. Святой пастырь Руси посчитал далеко не лишним прозаический и поэтический талант Игумении Таисии, раз начертал на ее книге «Дивно, прекрасно, божественно! Печатайте в общее назидание. Прот. И. С. Авг. 21 1892» Поэт, как и священник, прославляется не тем, что говорит красиво, но тем, как их слово падает на землю человеческих сердец, и там произрастают добрые всходы и плоды. Каковы были дела и сама жизнь настоятельницы Леушинского монастыря, таковы были ее слова («Живи, как пишешь, и пиши, как живешь» К. Батюшков), например, о Кресте:

                Люблю тебя, мой крест, - ты символ искупленья,
                Хвалюсь тобой в скорбях, ты в них отрада мне;
                Хвалюсь тобой, мой крест, в тебе мое спасенье,
                И в мой последний час мне помощь на кресте!
                Сознательно несу тебя свободной волей,
                О, крест мой дорогой, люблю тебя душой!
                В тебе хвалюся я моею скромной долей
                И грустно было бы расстаться мне с тобой!
                Не нужно счастья мне здесь, счастия земного,
                Там счастие мое с тобою в небесах;
                Когда достигну я отечества родного,
                Ты предваришь меня и там на облаках!

Как не вспомнить Николая Рубцова: «До конца, до тихого креста Пусть душа останется чиста!». Что это, как не то же, о чем гласит Святое Евангелие: «Блаженны чистые сердцем, ибо они узрят Бога» (Матф.5:8). Чистоты же сердца невозможно достичь без исполнения заповедей Божиих и сердечных прошений: «Сердце чисто созижди во мне, Боже…» Поэтому, кто хвалится внешней чистотой, но вне Церкви, тот находится в смешном и жалком положении. В таком положении оказались все враги Церкви и русских поэтов, так как достигли противоположного – Церковь живет и торжествует еще на земле, а строки русских поэтов читают миллионы людей и восхищаются ими. Лучшая Духовная поэзия Руси – безценное сокровище наше, а их авторы – украшение всего народа. А вот драгоценные слова К.Батюшкова: «Века мелькнули: мир Крестом преображен, Любовь и честь в душах суровых пробудились...» Без Креста, без того, чтобы пожертвовать всем ради Бога, в чем и проявляется подлинная любовь, ничего доброго в мире не будет.
Вера Батюшкова проста, как и у всего народа русского: «Я верю, что есть ад, святые, дьявол, рай/Что сам Илья гремит над нашими главами» Поэт верит в то, в чем давно разуверились земные мудрецы, тем более петербургские салоны («не знаем и забыт здесь честный человек»). Оценка Батюшковым сложившего положения вещей в обществе и гениальное прославление  всего Божественного была неугодна тем, кто впоследствии открыл самую настоящую травлю и охоту на Пушкина, Лермонтова, Тютчева, Фета, Блока, Есенина и Рубцова. Число убитых русских поэтов, особенно в ХХ веке, зашкаливает. В советское время их стихи умалчивались, искажались, в том числе и такой стих К.Батюшкова

                БОГ

 На вечном троне Ты средь облаков сидишь
 И сильною рукой гром мещешь и разишь.
 Но бури страшные и громы Ты смиряешь
 И благость на земли реками изливаешь
 Начало и конец, средина всех вещей!
 Во тьме Ты ясно зришь и в глубине морей
 Хочу постичь Тебя, хочу - не постигаю.
 Хочу не знать Тебя, хочу - и обретаю.

 Везде могущество Твое напечатленно.
 Из сильных рук Твоих родилось все нетленно.
 Но все здесь на земли приемлет вид другой:
 И мавзолеи где гордилися собой,
 И горы вечные, где пламенем курились,
 Там страшные моря волнами вдруг разлились:
 Но прежде море, где шумело в берегах,
 Сияют класы там златые на полях.
 И дым из хижины пастушечьей курится.
 Велишь - и на земли должно все измениться.
 Велишь - как в ветер прах, исчезнет смертных род!
 Всесильного чертог небесный чистый свод
 Где солнце, образ Твой, в лазури нам сияет,
 И где луна в ночи свет тихий проливает,
 Туда мой скромный взор с надеждою летит!
 Безбожный лжемудрец в смущеньи на вас зрит
 Он в мрачной хижине Тебя лишь отвергает:
 В долине, где журчит источник и сверкает
 В ночи, когда луна нам тихо льет свой луч
 И звезды ясные сияют из-за туч
 И Филомелы песнь по воздуху несется. -
 Тогда и лжемудрец в ошибке признается
 Иль на горе когда ветр северный шумит
 Скрипит столетний дуб, ужасно гром гремит
 Паляща молния по облаку сверкает,
 Тут в страхе он к Тебе, Всевышний, прибегает,
 Клянет себя, клянет и разум тщетный свой,
 И в страхе скажет он: «Смиряюсь пред Тобой!
 Тебя - тварь бренная - еще не понимаю
 Но что Ты милостив, велик, теперь-то знаю!»
                1803 г.

Конечно, никакими словами смертный человек не может выразить Бога, но, все же, после того, как Бог Христос сошел на землю и был среди нас, людям с поэтической душой представилась возможность воздавать хвалу Господу Спасителю и просить у Него милости и прощения

 Свет пресветлый, Ииcyce!
 Свет пресветлый, Ииcyce!
 Просвети меня,
 Чтоб познать мне жизнь в Дусе,
 Чтоб познать Тебя!...
 Благодатию Твоею
 Ты покрой меня,
 И любовию Твоею
 Ты согрей меня!
 Непостижный, неприступный,
 Горних сил Творец!
 Ты ли, сердцу столь доступный,
 Сладкий наш Отец?!
 Да, Ты душу согреваешь,
 Дух – животворишь,
 Ум и мысли просвещаешь,
 Сердцу говоришь.
 Царь души моей Ты, Боже!
 Царствуй же во мне!
 Без Тебя весь мир ничтожен,
 Жизни нет душе!
 Воскреси меня с Собою
 В чудный славы свет,
 Чтоб и там мне жить с Тобою
 В безконечный век!
                (Игумения Таисия)

Но вовсе не обязательно прямо приводить имя Божие в стихе, а сделать так, чтобы весь стих дышал Божественным, радостным настроением. Так поступает Н.Рубцов в советское время. Зная, что стих не опубликуют из-за малейшего подозрения на его религиозность, великий поэт применяет слово «Жизнь». Но Жизнь, причем Вечная Жизнь – это и есть ведь Бог! Замените в стихотворении Рубцова слово «жизнь» на слово «Бог» (а так на самом деле и пришлось поступить Рубцову), и будет то же самое:

                Выпал снег - и все забылось,
                Чем душа была полна!
                Сердце проще вдруг забилось,
                Словно выпил я вина

Господь убеляет грехи кающегося и исповедующегося человека и не вспоминает ему прошлых грехопадений. Такая милость не может не радовать человека! Он живет уже не как раньше – по своим прихотям и желаниям, но по воле Божией. Почему? Потому что причащается в Церкви («словно выпил я вина»: в другом стихе – «о вине подумаю, о хлебе», то есть о Святом Причастии), он причастен Вечному Богу, соприсущ Ему – разве это не величайшая радость на нашей печальной земле!! Опьяненный Божией Благодатью, человек становится способным «двигать горы» добродетелей. Он и мир видит совсем в другом Божием Свете

                Вдоль по улице по узкой
                Чистый мчится ветерок,
                Красотою древнерусской
                Обновился городок.
                Снег летит на храм Софии,
                На детей, а их не счесть.
                Снег летит по всей России,
                Словно радостная весть

Снег-то и все хорошее, доброе, спокойное, радостное, умилительное – от Бога! Господь подает Свои милости, и все обновляется, как внутри – в душе, так и вовне – люди становятся не рабами злобного греха, а детьми Божиими. Бог – Жизнь благовествует всем – и добрым и злым без различия, но слышим ли мы Бога…

                Снег летит - гляди и слушай!
                Так вот просто и хитро,
                Жизнь порой врачует душу...
                Ну и ладно! И добро.

«Гляди и слушай» - «Виждь и внемли» Жизни, а не греху и смерти, и спасешься, будешь с Богом всегда вместе со своим близкими и родными. Бог–Любовь все делает просто и не в лоб, щадя немощи человека. Бог врачует душу! Только Он, вдохнувший в нас душу, может ее уврачевать от греха и сделать богоподобной, как у святых людей, в том числе великих поэтов и подвижников Церкви. Тогда и будет лад не в одной культуре и образе жизни народа, но в его духовной жизни. Вот тогда будет всему народу добро.
Вот так, без прямого назидания и богословия, великий русский поэт Николай Михайлович Рубцов выразил всего в одном стихотворении благочестивое настроение и передал нам глубокие мысли и чувства, с помощью которых мы можем и должны противостоять греху и злобе в нашей душе.
Что помогает настроиться на духовное настроение и петь Богу всяческих? Ответ прост – нестяжательная жизнь. Матушка Таисия в «Духовном завещании» пишет: «Единственное стяжание мое – иконы и книги» и те она завещает отдать и раздать. Рубцов вел скитальческую жизнь и не был привязан к объявленному партией стремлению – «дальнейшему повышению благосостояния народа», разумеется, одному материальному и культурному на человеческий лад. И Батюшков не был богат, обходясь минимумом на войне и в гражданской жизни. Не отягощение земным ведет к Небесному и помогает творить чудесное. Лучшие поэты противостоят общему потоку жизни, который, двигаясь к земным комфортам и благам, на самом деле все ближе и ближе приближается к пучине грехов и порохов, апокалипсису и аду. «Денег себе не собирала, не хранила, напротив – последнюю копейку отдавала; правда – трудно иногда бывало в нужде, но зато легко готовиться к исходу в Вечность, – ничто не удерживает», - заключает Игумения Таисия.
Пишут о якобы «закономерной» гибели русских поэтов?! С чего это? Неужели поэты, творя гениальные стихи, «обречены на быструю гибель» или даже «хотят умереть», уйти раньше «ради славы» или еще чего-нибудь? Да не будет таких клеветнических рассуждений у нас. Ранняя гибель гениальных поэтов, их преследования – это результат того, что наше общество еще не создало должных условий для их творчества. Мы не бережем поэтов и поэзию. И это до сих пор у нас, поэтому поэзия не развивается, не поддерживается и остается на задворках искусства. Магазины заполонены стихотворчеством, в котором настоящей поэзии «кот наплакал». Поэты не могут издать своих книг и жить на доходы от своего творчества. Разве это не пагубно и не требует немедленного изменения? Поэт К.Батюшков уверен: «Самая поэзия, которая питается учением, возрастает и мужает наравне с образованием общества, поэзия принесет зрелые плоды и доставит новые наслаждения душам возвышенным, рожденным любить и чувствовать изящное. Общество примет живейшее участие в успехах ума - и тогда имя писателя, ученого и отличного стихотворца не будет дико для слуха: оно будет возбуждать в умах все понятия о славе Отечества, о достоинстве полезного гражданина». Бог есть Огонь, согревающий сердца и утробы людей, но и Поэзия – разве это не тот же самый Божественный Огонь, витающий между нами, но Им надо не лениться и уметь воспользоваться в благих целях. По слову Батюшкова, общество должно призвать творцов: «Несите свои сокровища в обитель муз, отверстую каждому таланту, каждому успеху; совершите прекрасное, великое, святое дело: обогатите, образуйте язык славнейшего народа, населяющего почти половину мира; поравняйте славу языка его со славою военною, успехи ума с успехами оружия… Польза языка, слава Отечества: вот благородная цель!»
В русской самобытности потому так «было много прекрасного и поэтического» (Н.Рубцов), что бытие русский человек основывал всегда на вере в Бога. И Бог помогал русским быть самобытными, своеобразными, добрыми и радушными людьми. И любой народ так может, если прибегнет к Святой Троице! Он не станет русским, конечно же, но тоже самобытным, своеобразным, милующим и добродушным. Русский человек поэтическим считает только то, что от Бога. Ведь какая может быть поэзия в грехе и в пороке? Так может считать только сатана и бесы, обольщающие людей лжепоэзией для уловления простаков. Поэт по Рубцову не себя должен прославлять, но других («Оттепель»). Поэту «надо лишь иметь То, что меня заставило запеть»! Поэтому Николай Рубцов и пишет, что не Поэзия зависит от нас, а мы от Нее, ибо Источник всякой благой мысли и всякого доброго деда – Бог. Если бы не Бог-Любовь, мир бы давно перестал существовать, так как нечеловеческое зло его давно бы многократно уничтожило. Рубцов дает духовный рецепт на века всем живущим: «Я люблю свою судьбу и бегу от помрачений». Если мы не будем любить Бога и ближнего, то есть свою душу, то погибнем и не избегнем не то, что помрачений, но ужасов и трагедий.
Что делает поэта поэтом? У Рубцова есть ответ на это: «С особенной силой чувствую я себя и живым, и смертным» Без особенного («удесятеренного чувства жизни» А.Блок) ощущения себя, как живым, принадлежащим Вечности, так и смертным, то есть тем, что нужно умертвить внутри себя ради Бога – Жизни, невозможно написать ничего стоящего. Все выйдет сухим, неполноценным, недостаточным, лживым и, в конце концов, никому не нужным. Как говорит наш святой народ: «Канет в Лету», хотя автор может быть при жизни обласкан вниманием и вознесен над другими.
Открыто говоря Правду Божию другим, благовествуя о Небесном, каждый добрый человек не обрекает себя на гибель, но сталкивается с сопротивлением злобы, стремящейся уничтожить благовестников, чтобы и дальше безпрепятственно губить людей. Поэтому великим поэтом может быть только безстрашная и мужественная человеческая личность. Такими и были все наши великие русские поэты и иноки, ведущую непримиримую брань со злобой духов поднебесных. Он  опытно знали, что такое Добро, а что такое зло и к Добру – Богу прилеплялись, а от злобы отстранялись. Кроме того, свой духовный опыт они смогли изложить с помощью добросердечного слова, ласкового увещевания, чтобы и другим не делать злого. Это и есть самый настоящий подвиг! Но весьма многими людьми, не чувствующими духовной жизни, этот подвиг не понятен и странен.
Но есть подвиги особенные, превышающие человеческое разумение и потрясающие наше воображение. Поэту К.Батюшкову пришлось после отказа ему в принятии иночества прибегнуть к радикальным мерам – он совершает попытки «покончить с собой». Почему? Попробуем немного порассуждать, разумеется, благочестиво, а не так как сторонники многих версий, которые запутывают только понимание дела. Вот выстраданное убеждение самого К.Н. Батюшкова: «Великая душа находит, отверзает себе повсюду славное и в безвестности поприще: нет такого места, где бы не можно было воевать с собою и одерживать победы над самим собою. Повинуемся судьбе не слепой, а зрячей, ибо она есть не что иное, как воля Творца нашего. Он простит слабость нашу: в нем сила наша, а не в самом человеке…» Тут не шаг, а полшажка до монашества. Стремление Батюшкова уйти в монастырь было встречено недоброжелательно, как своего рода вызов всему обществу: «как это такой блестящий поэт и вдруг монах – не прихоть ли это, в т.ч. болезненная с его стороны – «не сошел ли он с ума» и пр.» Была и другая причина тайных и явных гонений на гения – это его желание написать историю всей русской словесности. Написание такого труда и его издание не входило в эгоистические и себялюбивые планы недоброжелателей русской жизни по Христу. Батюшкову последовал отказ. И тогда Батюшков прибегает к «безумствам». Зачем? Этим он показывает, что радикально отрезает все пути назад. Более того, в апреле 1824 года Батюшков подает новое прошение на имя Государя: «Ваше Императорское Величество, Всемилостивейший Государь! Поставляю долгом прибегнуть к Вашему Императорскому Величеству с верноподданнейшею просьбою, которая заключается в том, чтобы Вы, Государь Император, позволили мне непременно удалиться в монастырь на Белоозеро или в Соловецкий. В день моего вступления за пределы мира я желаю быть посвящен в сан монашеский, и на то прошу верноподданнейше Ваше Императорское Величество дать благоизволение Ваше. У православного алтаря Христа, Бога нашего, я надеюсь забыть и забуду два года страданий: там стану памятовать только Монаршую милость, о которой вас умоляю, Государь Всемилостивейший. Вашего Императорского Величества верноподданный Константин Батюшков Сп.б., И апреля 1824» Последовало Высочайшее Повеление на прошение Батюшкова от 8 мая 1824 года, сохранившееся в Отделе рукописей Государственной публичной библиотеки в Санкт-Петербурге. Оно состоит из четырех пунктов. Для нас важен первый – 1. Объявить, что прежде изъявления согласия на пострижение Государю угодно, чтоб он ехал лечиться...» Врагами уже сделано дело – в глазах Императора и других поэт выставлен «сумасшедшим». Вполне возможно, Батюшков знал, что так оно и будет, но зато его совесть пред Богом и людьми была чиста: он сделал все, что мог в своем незавидном положении. Дальше начались муки Зонненштейна – ледяные ванны, яды и прочее, о чем «псих» Батюшков пишет прямо верным друзьям: «Е.Г.ПУШКИНОЙ. 11 марта <1826>. Зонненштеин. Ваше письмо было продиктовано моими палачами и шарлатанами, и я не придаю ему никакого значения. Я жду здесь ответа Его Императорского Величества, который будет его достоин. Тем хуже для всех, тем хуже для господина Ханыкова, если я могу выйти отсюда только с расстроенным здоровьем. Одно слово господина Ханыкова, а именно к нему я считаю своим долгом прибегнуть, может предотвратить зло или подвергнуть меня ему. Здешние ванны - пытки, лекарство - яд, врачи - преступники. Я говорил это вам, мадам, много раз. Во всяком случае не вам теперь давать мне советы. Я подчиняюсь только Императору, к которому обратился, и господину Ханыкову, нашему посланнику в Дрездене. Весь этот мелкий и отвратительный заговор не может обладать надо мной никакой властью…» Батюшков Жуковскому 28 марта 1826 года:«Выбитый по щекам, замученный и проклятый вместе с Мартином Лютером на машине Зонненштейна безумным Нессельродом, имею одно утешение в Боге и дружбе таких людей, как ты, Жуковский. Надеюсь, что Нессельрод будет наказан, как убийца. Я ему никогда не прощу, ни я, ни Бог правосудный, ни люди добрые и честные. Утешь своим посещением: ожидаю тебя с нетерпением на сей каторге, где погибает ежедневно Батюшков». Это не отчаяние и не проклятие поэта, но прямое свидетельство того, что великий поэт России был преследуем, гоним и распят теми, кто затем будет гнать и распинать Пушкина, Лермонтова и других. Батюшков называет их безумцами и убийцами, которым нет прощения ни на земле, ни на Небе. А это уже страшно.
Гениальный Тютчев пишет в «Безумии»

Там, где с землею обгорелой
Слился, как дым небесный свод, -
Там в беззаботности веселой
Безумье жалкое живет.
Под раскаленными лучами,
Зарывшись в пламенных песках,
Оно стеклянными очами
Чего-то ищет в облаках.
То вспрянет вдруг и, чутким ухом
Припав к растреснутой земле,
Чему-то внемлет жадным слухом
С довольством тайным на челе.
И мнит, что слышит струй кипенье,
Что слышит ток подземных вод,
И колыбельное их пенье,
И шумный из земли исход!..

До сих пор гадают, о чем это пишет Тютчев. Но неужели не понятно, что речь идет о тех людях, которые на земле греха и порока живут «в беззаботности веселой». Такие не думают ни о покаянии, ни о спасении, ни о Боге, все для них в мире только «мое» и «я», да «вокруг меня» - земля одна на уме и в сердце, тлен и прах - Небесное они не в состоянии не принять, ни увидеть. Грех сжигает землю, жжет совесть, но им нипочем – они доходят до духовного сумасшествия так, что подобны заживо сами себя зарывшими в раскаленные пламенные пески неистовых страстей. Напрасно они взирают на облака и чего-то ищут… Со стороны вземленные люди и представляются сами настоящими жалкими безумцами, ибо, забыв про Небо, они полностью предались земному и гибнут еще до смерти. Если что-то в них и воспрянет, то это от лукавого, потому что они снова припадают к земле и что-то там пытаются услышать, да еще с тайным довольством  мол, сейчас, сейчас, услышим мы такое, чего никто не слышал, но время идет и все напрасно. Обычно в раскаленных песках начинают действовать дьявольские, заманчивые миражи, и люди охотно идут на обманчивые иллюзии и гибнут в своем жалком безумии. Тютчев в «Безумии» перекликается с пушкинским пророком! Помните: «В пустыне мрачной я влачился…» В отличие от земных безумцев, пушкинского пророка томит духовная жажда, то есть жажда Небесного. И тогда происходит чудо веры и любви – явление Ангела! Посланец Небесный в ответ на духовную жажду производит невероятное – Он прикасается к ушам, и пророк слышит «горний Ангелов полет» и «гад морских подземный ход», то есть Доброе Небесное и злобное, подземное, то есть получает дар правильного различения Добра и зла, чтобы от злобного уклоняться, а Добрым жить. Более того, пророк становится способным «глаголом жечь сердца людей». Так что, Тютчев идет от противного, показывая, чем для человека заканчивается увлечение одним житейским и земным – он может быть внешне «благополучен», но судьба его независтна, он получит воздаяние по делам своим.
«Никто не обольщай самого себя. Если кто из вас думает быть мудрым в веке сем, тот будь безумным, чтобы быть мудрым» (1Кор. 3:18) «Иные добровольно навлекали на себя название непотребных, не будучи таковыми; другие же терпели именование прелюбодеями, тогда как они были далеки от этого… Они просили прощения у тех, кто на них клеветал, за те бесчинства, коих они не совершали… Другие, наконец, чтобы не прославляли их за жизнь в добродетели, которую они держали сокрытой, разыгрывали безумие, будучи полны соли Божьей… Их совершенство было столь невероятным, что Святые Ангелы прославляли их стойкость.» (Преп. Исаак Сирин, Isaac le Syrien. Oeuvres spirituelles / Tr. J. Touraille. Paris, 1981, p. 299).
По Пушкину поэт К.Батюшков – это «поэт радости»! А радость в любое время, причем не какая-то мирская по поводу и без повода, но радость по Богу, очень ценима и востребованна. Радостный человек подобен солнцу! Но знаем ли мы радостного Батюшкова? Боюсь, что нет, потому что он давно выставлен у нас «поэтом античности», «певцом сладострастия», «меланхоликом», «эпикурейцем» и Бог знает еще кем. На самом же деле читать Батюшкова, да того же Рубцова или Матушку Таисию, очень радостно, ибо они все для нас – светильники неугасимые. Вот будут еще долго спорить и доказывать, был сумасшедшим Батюшков или нет, хотя доказывать-то нечего – нет никаких документов и однозначных доказательств болезни. А вот с церковной точки зрения все даже очень ясно – даже если допустить, что Батюшков был невменяем, чего нельзя признать по имеющимся фактам, он все равно в Царстве Небесном, а если скрывал разум под маской безумия, то поэт великим наречен в Царстве Бога!!! Вот о чем нам всем надо подумать, чтобы и самим нам спасаться и быть с Богом всегда. Это самое главное.
О мнимом сумасшествии Батюшкова говорит очень много фактов, прежде всего, дневник его лечащего врача. Заметьте, всего лишь дневник, не более того, то есть никаких официальных медицинских диагнозов (документов). Но странности Батюшкова привлекли такое внимание доктора, что он решается их записывать, и, слава Богу. Ведь благодаря им, мы все больше и больше утверждаемся в том, что никакой «болезни» и не было. Нет смысла рассматривать подробно все записи. Приведем лишь одно свидетельство: «Он постоянно прибегал и молитве, будто по привычке, как в самые тихие, так и в самые буйные часы самых бешеных припадков. И в муках бешенства, и под гнетом жгучей тоски, ежедневно и ежечасно, при входах и выходах, почти при всяком душевном и телесном движении, при выражении волновавших его чувств и почти над каждым предметом, попадавшим ему под руку или останавливавшим его внимание, всегда и везде не забывал он молитвы. Однажды вечером, ходя по комнате и держа на руке кошку, он не гладил ее, а крестил…» Д.В.Дашков осенью 1828 года сообщает в письме со слов одного лица: «Между прочим, сказывал он, что в Зоненштейне Батюшков любил рисовать; нарисовал несколько собственных своих портретов в зеркало, и один весьма похожий, который теперь у сестры его; рисовал Тасса в разных видах… нарисовал на стене голову Христа углем и часто оной молился. Вылепил также из воску Христа, Тасса и отца своего...» Как рисуют на самом деле больные сумасшедшие, давно уже известно – они просто не могут рисовать что-либо разумное. Известно, что Батюшков отправлял письма в состоянии «болезни» - достаточно сравнить почерки до «болезни» и во время «нее», как все станет на свои места. Но почему этого никто до сих пор не делает…
Еще раз повторим, более чем странно, что никаких медицинских документов активного «лечения болезни» К.Батюшкова (и это в щепетильной немецкой (!) клинике) нет. А это значит, что нет и не может быть доказано, что Батюшков был сумасшедшим. Мало ли как странно и необъяснимо могут вести себя люди. Фактов же преднамеренных издевательств над Батюшковым вполне достаточно. Дневник доктора Дитриха только подтверждает мнимое безумие поэта. Приведем всего три записи: «Удивительно, что глаза у него, несмотря на полное отсутствие всякой последовательности в мыслях, несмотря на полное отсутствие сознания, смотрят разумно», «Он любил солнце, часто любовался им и свою вечернюю молитву посылал заходящему светилу», «Молитвам и крестным знамениям не было конца». Разве так ведут себя ни в чем не смыслящие сумасшедшие? Чем больше откровенных нападок на поэта и обвинений его в «мании преследования», «смерти до смерти» и пр., тем меньше им веры. Таким может быть только сознательное поведение Христа ради юродивого, и именно им и был раб Божий Константин Батюшков. И еще: в свидетельстве о кончине К.Батюшкова причина смерти не указана, хотя всех давно убеждали, что он «сумасшедший» и от этого и умрет. Не было и никакой тифозной горячки перед смертью поэта. Он тихо, по-христиански отошел к Богу среди родных и близких 19 июля 1855 года. Вот свидетельство современника: «…Конец его был тих и спокоен. В последние часы его жизни племянник Г.А.Гревениц стал убеждать его прибегнуть к утешениям веры; выслушав его слова, К.Н. крепко пожал ему руку и благоговейно перекрестился три раза. Вскоре после этого К. Н. уснул сном праведника. 10 июля он погребен в Спасо-Прилуцком монастыре со всеми почестями, приличными его таланту и известности, и положен рядом с внуком, которого так нежно любил…» «При этом замечательно то, что родственники его, не видавшие никогда, чтобы он носил на себе крест, на умершем нашли два креста, один весьма старинный, а другой – собственной его работы (описание последних дней Батюшкова, представленное в письме его духовника, протоиерея Дмитриевской церкви в Вологде Всеволода Андреевича Писарева. Письмо адресовано Федору Николаевичу Фортунатову (1813-1872), выдающемуся педагогу, бывшему в 1838-1852 гг. инспектором Вологодской гимназии).
Надоело читать и слушать заунывные и похоронные речи о «поэте радости» - К.Н.Батюшкове, что де он «погружался в безумие», что «умер задолго до своей смерти» и прочую хулу на того, кто, по слову А.С.Пушкина, сделал для русского языка то же, что для итальянского Петрарка. Батюшков – создатель нового русского языка! Это тот самый язык, которым уже будут писать все другие великие поэты России, вплоть до нынешнего дня. Но в отличие от Петрарки, увенчанного при жизни лавровым венком и одаренного в знак признания его выдающихся заслуг перед поэзией пурпурной мантией, подбитой горностаем (наподобие тех, что в торжественных случаях возлагались только на плечи монархов), наш великий Батюшков увенчан злословием (и это до сих пор!!), а при жизни терновым венцом. Но ведь не зря, ох, не зря «безумец» Батюшков воскликнул, что он «ЦАРЬ НА ПИНДЕ», то есть Царь, где обитают небесные музы, Царь Небесной Поэзии!!! Одно это отметает все домыслы о «сумасшествии» поэта, но с упорством обреченных многие продолжают верить в то, что на самом деле является ложью.  Кстати, Петрарка – автор трактата «О монашеском досуге»…
Достойной эпитафией на христианскую кончину К.Н.Батюшкова звучат слова Игумении Таисии (Салоповой):

Счастлив, кто посмеялся миру,
Его ласкательств не любил,
Кто не служил его кумиру
И жертв ему не приносил!

Счастлив, кто дел чужих не ведал,
Одни свои лишь проверял,
Душою твердо в Бога верил
И от Него награды ждал!

Счастлив, кто шел путем тернистым
И молча слезы скорби лил;
Кто духом кротким, сердцем чистым
Терпел - и за врагов молил!

В «Духовном завещании» Игумения Таисия призывает: «Будьте готовы во всякое время, имейте память смертную и страх смерти: «Помни последняя твоя, да не согрешиши», ибо после смерти нет покаяния, а «страшно есть еже впасти в руце Бога жива»… Не плачите и обо мне, дорогие мои сестры, чада моя, радосте и венче мой! не расстаюсь я с вами духом, не расстаюсь, но только временно отлучаюсь от вас и то только телом, души же наши всегда будут в общении, вы будете поминать меня, о чем усердно молю вас; а я, недостойная, если буду помилована, по великой милости Божией, день и ночь буду молить Его о спасении душ ваших в вечности и о даровании вам всего благопотребного и в здешней земной жизни». Молимся ли мы за рабов Божиих Константина (Батюшкова), убиенного Николая (Рубцова) и Игумении Таисии (Салоповой) и их родителей? Если нет, то надо исправлять положение.
Кстати, как признавалась сама Матушка Таисия, она юродствовала ради Христа. Настоящий юрод тот, кто поступает не как все, а по страху Божиему. Вот что пишет о взаимоотношениях Игумении Таисии и Блаженной Евдокии протоиерей Геннадий Беловолов: «За год до назначения Матушки Таисии в Леушинскую общину Блаженная юродивая Евдокия («Родимая») уже предсказала ее приезд и настоятельство. Как писала об этом сама Таисия, Блаженная, «творя обычное юродство», расхаживала по монастырю со своими палками, покрикивая и припевая: «Таисья больше всех, – кланяйтесь ей!» Матушка Таисия прониклась почитанием леушинской прозорливицы. Она сразу рассмотрела за ее внешней неопрятностью сосуд Святаго Духа. Настоятельница любила беседовать с Блаженной, советовалась с нею по вопросам монастырской жизни, приглашала к себе в настоятельскую келью, чем иногда смущала монастырское духовенство. Таисия просила ее молитв о монастырских делах и с верой относилась к пророчествам и прорицаниям юродивой, о чем сама свидетельствовала: «Игумения Таисия любила и уважала ее как великую подвижницу, часто говорила с ней по душе… Когда Игумении бывало особенно трудно и грустно, она иногда посылала за Родимой, а иногда и сама Родимая приходила к ней». Из всего этого следует, что матушка Таисия почитала Блаженную Евдокию как свою наставницу и благодатную старицу. Имя Леушинской блаженной следует поставить в один ряд с другими подвижниками, у которых окормлялась Великая Игумения. В свою очередь юродивая также отметила Игумению Таисию и признала в ней родственную душу. Блаженная называла настоятельницу «мама». «Придет, бывало, да и скажет: «Есть хочу, пить хочу! Угощай меня, мама!». Кроме того, Матушка Таисия пользовалась ее особым доверием, о чем свидетельствует то факт, что «когда им случалось оставаться наедине, Родимая не юродствовала, но разговаривала с ней умно и усладительно» (сам по себе этот факт чрезвычайно важен, поскольку и поэт Батюшков мог так же таиться от других за личиной юродства, а наедине с Богом и с собою был более чем разумен, о чем свидетельствуют и факты – написание стихов и рисование во время «болезни» - прим. авт.) Подвиг юродства Таисия понимала, прежде всего, как вольное крестоношение Христа ради: «Крест ненависти и зависти ко мне людской есть спутник всей моей уже и теперь долголетней жизни; но, думаю, он доведет до могилы меня, то есть будет неизменным моим спутником. О, зато он станет над моей могилой не только, как обычное украшение христианских могил, но и как символ крестоношения погребенной под ним, как неотъемлемая принадлежность моя».
Что это как не судьба самого Константина Батюшкова – великого страдальца за всех нас, на могиле которого в монастыре стоит белый крест.
Продолжает протоиерей Г. Беловолов: «Матушка Таисия в своей жизни не совершала внешне подвиг юродства (речь идет об открытом юродстве – прим. авт.), но следовала его главному принципу: «не обращая внимания, не останавливаясь сторонними насмешками и молвой, нести свой монашеский крест». В этом смысле можно говорить о подвиге внутреннего юродства Игумении, которое часто называют «блаженством». Глубокое понимание и почитание юродства леушинской настоятельницей позволило возникнуть в Леушинском монастыре целой традиции блаженных. После Евдокии в Леушино подвизались две блаженные монахини - Нектария и Исидора, несшие подвиг юродства. Предания о чудесах и пророчествах блаженной монахини Нектарии до сих пор пересказывают в Леушинском краю местные жители.
Жизнеописание, составленное Игуменией, стало памятником ее почитания блаженной Евдокии. Это один из лучших образцов отечественной агиографии XIX века. Игумения тщательно собирала и записывала сведения о блаженной, исследовала клировые ведомости церквей, расспрашивала старожилов. Благодаря Игумении Таисии сохранился замечательный живой образ великой леушинской подвижницы и молитвенницы старицы Евдокии».
Однажды Игумения Таисия записала такой сон: «Видится мне во сне, что я с другими нашими сестрами иду по дороге где-то в поле на открытом месте. Идем мы все по двое, парами, в полной монашеской одежде. Вдруг я увидела идущих поперек поля и направляющихся прямо к нам (сбоку) двух человек. По виду их, - один был монах, в мантии и камилавке, креп которой (то есть наметка) был спущен у него на лицо; в руках он держал постригательный крест, как новопостриженный; другой - подобен нищему, шел возле монаха в разодранной белой рубахе, с всклокоченными волосами; как юродивый, он подпрыгивал и ел кусок белого хлеба, который держал в руках. Подходя ближе ко мне, он как бы поддразнивал нас своим куском и все подпрыгивал, улыбаясь. Монах же шел молча с опущенными вниз глазами и, казалось, весь был углублен в себя. Я обратила на них все свое внимание, а когда огляделась, товарки мои все куда-то исчезли, и я стояла на дороге одна. Между тем явившиеся подошли и пошли подле меня. Юродивый пристально и зорко смотрел на меня, сначала молча, а потом сказал: «Что задумалась? - Неси свой крест, как брат Иоанн, а посмотри-ка на меня, как беззаботно и весело я поскакиваю, снедая свой кусочек. Так и ты, поскакивай, да поскакивай своей дорожкой, пусть люди смеются, - ничего! (курсив – авт.). Скачи себе, как Симеон юродивый, скачи, - вот уже недалеко и церковь!» С этими словами он действительно вскочил в двери церкви, к которой мы незаметно подошли, за ним тихо вошел и Иоанн. Я проснулась. Истолковала я себе этот сон так: не надобно ухитряться изыскивать себе пути спасения, а в простоте сердца идти путем, указанным Промыслом Божиим, не обращая внимания, не останавливаясь сторонними насмешками и молвой, нести свой монашеский крест. В последующей жизни моей я не могла не подметить в себе как бы оттенок юродства».
Рассказывает Матушка Таисия и об острожнике Петре, который так же юродствовал: «…Петр; хотя в тоне речи его и движений и был оттенок юродства, но говорил он все так дельно, умно и высоко духовно, что нельзя было не убедиться, что он добровольно попадает в острог, и на самом деле - великий подвижник. Вечером, прощаясь с нами, он горько плакал, говоря, что уже более не увидится со мной; на вопрос мой, отчего он так думает, он отвечал: «Тебя, матушка, далеко уведут, высоко поставят, великие дела тебе Бог поручает!» Я, конечно, пренебрегла эти слова, но теперь они часто припоминаются мне. Много у Бога сокровенных рабов, и различными путями идут они» (курсив – авт.).
Перу матушки Таисии, Леушинской настоятельницы, принадлежит «Жизнеописание юродивой старицы Евдокии Родионовой». В нем она пишет: «Много было во все времена христианства, от самого начала его, и поныне есть не мало тайных рабов Божиих среди современного нам, скудного благом мира, которых он не знает и не видит или, вернее сказать, не хочет видеть и не может понят их сокровенной жизни во Христе (Кол. 3, 3), их великих подвигов добровольного самоотвержения и изумительного терпения. Мир нередко называет таковых глупцами, юродивыми, безумными и т. п. именами, ибо они и действительно являются таковыми в глазах тех, кои сами, не будучи в состоянии вместить столь высокого образа жизни, как бы в оправдание свое называют его «сумасбродством». Однако есть единичные личности, ведущие тоже благочестивый образ жизни, которые инстинктивно чувствуют подобных себе и усматривают таковых среди хаоса мира, сутолоки и познают высокую дело их - с виду несообразных и оригинальных действий, направленных к благу ближних. К числу таких безумных, юродивых, осмеянных и отверженных миром, или, как говорит Апостол, буйных мира, принадлежит и та личность, о которой предлежит нам слово. Не в похвалу ей говорится оно, ибо она в ней теперь нуждается меньше, чем когда-либо, переселившись в лучший мир и приняв венец правды (2 Тим. 4, 8) от нелицеприятного Судии, а в наше назидание и в прославление имени Божия и силы Его, в женской немощи совершившейся (2 Кор. 12, 9), ибо дивен Бог во святых Своих (Псал. 67, 86), через коих Он являет вся хотения Своя (Псал. 15, 8), открывает безвестная и тайная, что Он сокрыл от премудрых и разумных  века сего (Лук. 10, 21). Все, что здесь помещено об этой замечательной старице Евдокии, не сосоставляет конечно и сотой доли ее подвигов и чудных деяний, служивших особым проявлением в ней Благодати Божией».
Как предивно эти слова Всеблаженной Таисии относятся к тому, что совершил в творчестве и в жизни наш великий русский поэт К.Н.Батюшков! Всем, кто считает великого поэта К.Батюшкова «буйным» и «безумцем» следовало бы внимательно прочитать, как матушка-монахиня раскрывает подвиг юродства в миру. Непонимающие таинственной жизни во Христе всех гребут под одну гребенку и объявляют ненормальными. Приходилось мне читать о якобы «наследственной болезни» поэта К.Батюшкова, но факты говорят о другом, например, о припадках матери и его сестры. Однако нигде Батюшков не пишет о сумасшествии ни матери, ни сестры. Известно точно только об одной болезни Батюшкова, видимо унаследованной от отца Николая – это подагра.
Мир греха и злобы терпеть не может тех, кто отрекается от него всеми способами (таковыми изображены не «лишние люди»,  а посмевшие сказать «нет» безбожному салонному обществу Онегин Пушкина, Чацкий Грибоедова и Печорин Лермонтова), тем более, тех, кто отрекается от него намеренно, открыто, какими и являлись всегда юродивые в России. Технология объявления сумасшедшими неугодных людей, вплоть до Императора и Помазанника Божия России Павла I (!), одна и та же – создается информационный взброс в общество и начинается травля. На это ответим словами преподобного наших дней Паисия Святогорца: «Блаженны родившиеся безумными, потому что они будут судимы как безумные и войдут в рай без паспорта. Однако блаженны и трижды блаженны те, кто, будучи мудрыми, изображают из себя безумцев ради любви Христовой и смеются над мирской суетой, потому что их безумие Христа ради стоит больше всех знаний и премудрости премудрых всего мира сего».
Между прочим, Матушка Таисия в своем сказании свидетельствует и о других мологских Блаженных, например, великой старице Досифее Мологской, бывшей пустыножительнице, пребывавшей в тайном схимническом постриге в городе. Про «Родимую» и других она говорила, что им «готовится новое место и  новый образ жизни».
Их «Сказания» о Блаженной Леушинской старице Евдокии (Родимой) становится ясно, что именно при ней зачался новый Леушинский монастырь! Вот как сама Игумения Таисия пишет об этом: «В 1868 году, в 40 верстах от гор. Череповца, Ольховской волости усадьба помещика-инженера Каргопольцева продавалась с торгов. Задешево купил ее санкт-петербургский купец И.Максимов, по рекомендации и совету одной знакомой монахини Сергии, посещавшей эту усадьбу в бытность свою на родине, неподалеку от нее, для поклонения местночтимой там Иконе Богоматери, находившейся в церкви, выстроенной помещиком Каргопольцевым для своих крестьян деревни «Леушина», весьма (нуждавшихся в церкви, коей у них не) было ближе, как на расстоянии 12 верст, и то отделяемой непроходимыми в осеннее и весеннее время болотами… Максимовы соделались главными виновниками возникновения Леушинской общины, ныне уже вполне окрепшего и процветающего монастыря. Купив усадьбу, они не могли оставаться в
ней сами и искали, кому бы вручить наблюдать за всем, находившимся в ней, равно и ведением хозяйства. Им указали на упомянутых Воронинских девиц, коих собралось там уже около 8 человек. Им и предложили Максимовы переселиться в усадьбу при Леушине, для положения начала предположенной женской обители. С ними переселилась туда и Родимая, уже значительно слабевшая силами, но все еще не изменявшая своему бродячему образу жизни и юродствовавшую». Кстати, Блаженная Евдокия скончалась тихо и мирно, как праведница. Вполне очевидно влияние юродивой Евдокии на самое начальное существование Леушинской обители и потом на становление монастыря. Ее небесными молитвами мы можем надеяться на новое возрождение Женской Лавры Русской Северной Фиваиды.
Итак, прах великого поэта К.Н.Батюшкова был погребен в Спасо-Прилуцком монастыре города Вологда. Но там же завещал себя похоронить и поэт Николай Рубцов, который в записке написал: «Прошу похоронить рядом с Батюшковым»! Неужели Рубцов не понимал, что его просьбу в то советское время вряд ли выполнят – монастырь закрыт, могила Батюшкова утрачена… И похоронили поэта Рубцова под красной звездой в крещенские дни 1971 года прямо в поле…. Но такова уж вера великих воинов духа, что они смотрят в будущее, когда их добрые стихи станут востребованными, а просьбы исполнимыми. Поэт в России не просто поэт, а пророк, глас Божий. Духовно поэт Н.Рубцов не отделял себя от Батюшкова и понимал, кем на самом деле был Константин Батюшков. В ХХ веке он продолжил поэзию Батюшкова и возвысил всю Русскую Поэзию, вырвав Ее из лап безбожной партийной литературщины. Он один был тогда в поле воином и не побоялся сразиться с Голиафом языческого, безбожного стихосложения и погиб. Именно стихотворица с языческим звериным мировоззрением стала виновницей убийства великого поэта, что далеко не так уж случайно, как нам хотят представить все дело с устранением Рубцова – мол, «вел себя не так», «спички бросал», «мог бы убить» и прочее, вот и «не выдержала душа» убийцы… Все это не более, чем вранье. Народ наш не верит убийцам и правильно делает. Зато он верит жизни и стихам Николая Рубцова, Константина Батюшкова и матушки игумении Таисии. Все трое прошли страдальческий путь и много потерпели от лживого мира. Однако ложь канула в Лету, а троицу северных подвижников слова невозможно забыть никогда. Они наш безценный духовный капитал, который дороже золота всего мира.
«Мне писали, что Батюшков помешался: быть нельзя, уничтожь это вранье», - требует А.С.Пушкин в 1821 году и правильно делает, что не верит! И мы не верим!! Не верим убийце Рубцова, меняющей показания, как перчатки. Не верим тому, что Леушинский монастырь не будет восстановлен и не исполнится видение игумении Таисии: ««Видится мне следующий сон. Иду я где-то и подхожу к ржаному полю; рожь так высока, густа и хороша, что на редкость, а мне предстоит все это поле пройти, именно рожью, так как дороги никакой нет, а идти я должна». Некий голос с неба открыл ей, что она должна «выжать все это поле». После ржаного поля матушка Таисия увидела «огромное пространство воды, которому и конца не видно; но я почему-то знала, что это вода наливная, а не самобытная, что тут – луг, сенокос… И я пошла; между тем оказалось довольно глубоко, чем дальше, тем глубже, и я стала бояться утонуть, так как плавать не умею, а вода покрывала меня по шею…» Далее произошло чудесное событие. Когда, казалось, уже не было никакой надежды на спасение, пришла небесная помощь: «Вдруг сверху, как бы с неба упал прямо мне в руку (правую) настоятельский посох, и тот же голос, который говорил мне о ржи, снова сказал при падении посоха: «Опирайся на него, - не потонешь». Упавший с неба посох, является не только символом игуменской власти, но также знамением твердой опоры. «Аще бо и пойду посереде сени смертныя, не убоюся зла, яко Ты со мною еси; жезл Твой и палица (посох) Твоя, та мя утешиста» (Пс.22). С помощью посоха она проходит воду и достигает монастыря». Действительно, с помощью этого посоха, я шла далее водой, и, наконец, вода стала мелеть, скоро показался луг зеленый, и невдалеке белокаменная ограда, в которой виднелись храмы и корпуса, то есть монастырь. Из храма выходил крестный ход, направлявшийся в те ворота, к которым подходила и я, опираясь на посох». Закончился чудесный сон тем, что «в самых воротах» крестный ход встречает Игумению, певчие поют входное «Достойно есть», «и крестный ход вместе со мной направился обратно к храму».
Такое видение может означать только одно – прежний Леушинский монастырь восстановится, и мощи ее основательницы будут находиться в ней!
Россия великий русских подвижников Духа – это Святая Русь, прежде всего, Православная Монастырская Русь. О Святой Руси Игумения Таисия вдохновенно пишет так:

 О, Великая Русь Державная,
 Русь могучая Православная!
 Наша Матушка ты родимая,
 Настрадалась ты, Русь любимая,
 От монгол, татар, от неверов злых;
 Не исчесть твоих всех невзгод былых!..
 С бурна Запада набежит волна,
 На груди твоей закипит она, –
 Приосанится грудь могучая,
 Всколыхнется в ней кровь кипучая,
 Затрепещет в ней сердце русское,
 Сердце русское, богатырское.
 Рвется в битву оно, в битву крепкую
 За любовь к Царю беззаветную.
 Против всех невзгод устояла Ты
 И самих врагов удивляла Ты.
 Кто ж держал в Тебе доблесть крепкую?
 Знать могучая сила некая!
 Это сила Твоя чудоточная –
 Вера праотцев непорочная.
 Принесла она рукой смелою
 От Твоих сынов жатву зрелую
 Христу Господу лик Святителей
 И пустынников, и обителей.
 Храмов Божиих в тебе «несть числа»,
 Как звезда горит на них Крест Христа;
 Люди верою укрепляются.
 Как крестом святым осеняются.
 Вот – хранитель Твой и хвала Твоя.
 Вот – оплот Тебе и скала тверда.
 Верой деды твои величалися,
 Верой жили отцы – прославлялися.
 Ты ж оставила путь отцов твоих,
 Уклонилася в путь «сынов чуждих»,
 А сыны-то те – враги чуждые:
 Твоей гибели только нужно им.
 Вот страдаешь Ты, вновь гонимая
 От неверов злых, Русь родимая!
 Как гроза над Тобой разразилася,
 Твоей кровью земля напоилася.
 И в годину бед Ты к кому прильнешь
 Головою Твоею усталою?
 Слезу скорбную перед кем прольешь,
 Слезу горькую и кровавою?
 Вспомни силу Ты твою крепкую,
 Веру твердую беззаветную.
 Милосерд Господь, Он всегда с Тобой;
 Поспеши к Нему, припади с мольбой
 У Святого Креста, у подножия,
 Где пролита кровь Сына Божия.
 Ради крови Своей Он Твою пощадит
 И гордыню врагов Своей силой смирит.
 Покорит Он ее Царю «белому»
 Благочестному, правоверному.
 И восхвалим его песнью славною:
 «С нами Бог, с нами Бог», православные!

Какая вера звучит в этих словах, какое убеждение, что с Православной Верой никакие силы ада Русь не осилят! Подтверждение тому – создание в череповецком  поселке Мякса, наиболее близком к затопленному Леушинскому монастырю, Нового Леушинского Иоанно-Предтеченкого монастыря 27 декабря 2016 года (настоятельница – монахиня Кирилла (Червова). Коренной житель Хантаново поэт Батюшков настаивает: «Вера и нравственность, на ней основанная, всего нужнее писателю». Казалось бы, после усиления влияния Церкви на постсоветском пространстве, многие ринутся в Православие и наконец-то обретут долгожданную веру. Но после того, как произошел отток людей из храмов, стало ясно, что они от Православия ждали только исполнения своих желаний, чтобы Церковь служила им подобием пушкинской золотой рыбки.
Леушинские места известны с древности обилием монастырьков, которые были затем закрыты в екатерининскую эпоху. Поэтому создание в Леушино большой женской Лавры наподобие Дивеево и Шамордино было самым настоящим Божиим чудом и благоволением Самой Пресвятой Богородицы. К известной чудесной истории создания Леушинской обители добавим и то соображение, что вовсе не случайно монастырь возник неподалеку от имения К.Батюшково Хантаново. Именно после праведной кончины поэта и погребения его в Прилуцком монастыре на его родине по соседству создается Леушино. В этом усматривается особый Промысел Божий и Богородичный над всеми этими местами, призванными прославить Россию. И даже то, что Леушино впоследствии было затоплено безбожными властями усматривается трагической исход жизни лучших представителей русского народа в лице великих поэтов, священства и монашества. Леушино стало русским Китежем, который ушел под воду не по воле одних безбожников, но по попущению Божию, чтобы снова восстать и возродиться в еще лучшем виде для посрамления неверов и маловеров.
Хорошо известно, как великие русские поэты К.Батюшков и Н.Рубцов любили монастырские вологодские Прилуки, где и желали быть погребенными телами. В этом выражается любовь всего русского народа ко всему Святому на Руси, олицетворением Которой и были монастыри. Есть еще одно обстоятельство, соединяющее поэтов Рубцова и Батюшкова с Леушино: стараниями Игумении Таисии в древнем Ферапонтово была возобновлена иноческая жизнь, давшая миру сонм Ферапонтовских Новомучеников. А едва ли не самым прекрасным и таинственным стихотворение Николая Рубцова стало его знаменитое «Ферапонтово»!

В потемневших лучах горизонта
Я смотрел на окрестности те,
Где узрела душа Ферапонта
Что-то Божье в земной красоте.
И однажды возникли из грезы,
Из молящейся этой души,
Как трава, как вода, как березы,
Диво дивное в русской глуши!
И небесно-земной Дионисий,
Из соседних явившись земель,
Это дивное диво возвысил
До черты, не бывалой досель...
Неподвижно стояли деревья,
И ромашки белели во мгле,
И казалась мне эта деревня
Чем-то самым святым на земле...

Воздавая «земной красе почти молитвенным обрядом» (Н.Рубцов), все силы души нужно направить, чтобы Небесной Красоте воздать похвалу и незабываемую песнь. Рубцов обращает наше внимание на то, что человек должен зреть на земле не на одну природную красоту, а на Божие в ней, а для этого нужно знать себя, видеть свои грехи и каяться в них, иначе Бог не войдет в грязную душу и не сотворит там Свою обитель. Человек будет смотреть, но не видеть духовного, слышать, но не слушать Божиего. На земле невозможно негру стать белым, но зато ему можно душу из вполне черного и зловонного состояния путем покаяния обратить в белую и благоухающую пред Богом. Это неминуемо навлечет на человека силы зависти и злобы, но нужно все выдержать и остаться верным не злобе и тьме, но Любви Божией Крестной. Только «из молящейся души» (тут Рубцов приоткрывает тайну своего творчества и всей жизни!) может явиться диво дивное на земле страданий и борьбы. Как когда-то вначале Бог создавал Словом дивнее дивного – наш мир и человека, так и человек должен творить из молитвенной души: «Да будет так», т.е. как велит и творит Бог. В труде, как Бог, и ради Него Бога, стяжет он Благодать Святого Духа и войдет в Царство Небесное навсегда. Поэт же, этот словесный художник, должен возвышать до Небес все Божие, чтобы человек не впадал в грех, а если бы и впал, то, не забыв Бога, встал и снова начинал жить и творить во Славу Божию. Жизнь на земле дана для того, чтобы из земно-небесного человека стать с помощью Бога подобием Ему – небесно-земным человеком, то же что Ангелом и более того. И тогда все для нас на земле, кроме, разумеется греха и дьявола, станет очень дорогим, священным, святым.
Но продолжим о поэте К.Н.Батюшкове. Можно смело утверждать и другое – время так называемого «сумасшествия» К.Батюшкова на самом деле было не мертвым ни для него, ни для поэзии, ни для России. Посмотрите на портрет поэта во время «болезни» - на нем не лицо сумасшедшего, а сосредоточенный лик с углубленным в себя взглядом, а цветок на лацкане свидетельствует об одном: небывалом духовном сосредоточии и нацеленности на одну Красоту и Гармонию, которой уже не может помешать мир и злоба. Батюшков, как никогда ранее, молился Богу и Матери Божией о всех и вся. Результат такого подвига известен – Русскую Поэзию ХIХ века считают самой выдающейся за все времена и даже Святой! Именно эта Святая Поэзия Батюшкова, Пушкина, Лермонтова, Тютчева, Фета, Блока встретила безбожников с их псевдопоэзией и победила их! Более того, миру был явлен новый поэт величайшей проникновенности и силы, поэт Голгофной Крестной Руси – Николай Михайлович Рубцов!!
Духовные стихи Матушки Таисии весьма высоко ценил отец Иоанн Кронштадтский, считая ее талант данным от Бога. Часто Матушка Таисия посылала отцу Иоанну новые стихи еще в рукописи до публикации. На одно из таких стихотворений, посланных к Рождеству Христову в 1898 года, батюшка отозвался: «Прекрасные стихи Пресвятой Матери Деве! Да, матушка! Пять талантов дал тебе Господь и сторицею ты их возвращаешь» или «По сладким плодам любви твоей и я знаю тебя вот уже около 35-ти лет. За все это время любовь твоя о Христе изливалась постоянно чистою струей – неоскудно везде и во всяких видах: то в приготовлении прекрасных риз, то – митр, то – тонкого белья, то – разных книг душеполезных… Но особенно ты утешала меня своею беззаветною преданностью Христу Спасителю…» (9.07.1907). Такая оценка стихотворного творчества ко многому обязывает поэтов, имеющих не от себя, а от Бога талант и дар. «Долг писателя - не одно доставленье приятного занятья уму и вкусу; строго взыщется с него, если от сочинений его не распространится какая-нибудь польза душе и не останется от него ничего в поучение людям» (Н.В.Гоголь).
У праведного отца Иоанна Кронштадтского есть немало святых изречений о полезности слова. Так в своем знаменитом труде «Моя жизнь во Христе» Всероссийский пастырь пишет:
- самое обыкновенное дело – слову воплощаться. Мы говорим членораздельными звуками: что это, как не воплощение слова? Мы начертываем слова на бумаге: что это, как не воплощение слова?
- когда во время устной молитвы дьявол будет подтачивать слова дождем тончайших мыслей, говори: владычество Спасителя во всяком слове и звуке:
- во всякой мысли, во всяком благом слове – весь Христос;
- весь человек, из души и тела состоящий, называется одним словом, например, Иоанн – в означение того, что человек приведен в бытие Словом Господним, Которое просто;
- надо чтобы слова выходили как ключ воды из родника своего, - чтобы они были искренним голосом сердца, не были чужою заимствованною одеждою, чужими руками;
- имей величайшее уважение к слову и не трать его по пустому, тем более, не употребляй его в орудие лжи – осудит Господь говорящих ложь;
- слово в устах одних – дух и жизнь, а в устах других – мертвая буква. Мы образы Бога Слова.
Уже праведному отцу Иоанну Кронштадтскому было очевидно, что Матушка Таисия – святая. Он очень высоко ценил ее: «Кланяюсь тебе, святой старице, и целую твою священную главу, мыслящую непрестанно, яже суть Божия» (1.01.1907). И если в начале их переписки святой Иоанн называл себя духовным отцом игумении, то в конце – духовным сыном. При всей очевидной важности, особенно в наши дни, поэзии, как одного из видов искусства и культуры в человеческом обществе, все же будем помнить, что источник ее заключен в Святом Евангелии, Которое матушка Таисия с юности своей знала наизусть: «Каждое слово Евангелия так приятно и отрадно для души, что мне хотелось его всегда иметь при себе, а так как с книгой не всегда удобно быть, то я вздумала заучить все, тогда всегда оно будет при мне в моей памяти». Пусть сектанты поучатся у православного народа смиренным знанием и, главное, исполнением Евангелия всей жизнью своей в Церкви. Без библеизма нет и не должно быть никакой поэзии, а одна ее профанация. Этот путь закрепил в нашей Русской Поэзии К.Н.Батюшков и его продолжили далее все великие русские поэты. Русскому православному библеизму чужд дух начетничества и нарочитого поучения, конструктивизма и отвлеченного символизма, узколобого сектантства и вообще дух мира сего. В поэзии, как высшем виде искусства, это особенно проявляется и чувствуется. Всего одна живая, задушевная строка способна воспламенить души людей и воодушевить их на подвиг жизни. О Солнце Правды – Христе Н.Рубцов говорил так: «И все лучи, как сотни добрых рук, Мне по утрам протягивало солнце». Бог любит всех и всем желает спастись и протягивает нам руки с Креста, но чем заняты мы, как относимся к Воскресшему Христу? Значит, так и живем, винить надо себя…
Мы уже писали об оси: Москва-Вологда-Череповец-Бабаево-Петербург, которая и географически и духовно связала имена Батюшкова, матушки Таисии и поэта Рубцова, и не только их одних. Когда-то село Братково (нынешняя станция под Череповцом – Чебсара) принадлежала роду Батюшковых. Интересно, что под Устюжной, что рядом с Бабаево, находится не только батюшковское Даниловское, но и устюженское Леушино… А в Тихвине, что в Ленинградской области, на пути из Вологды в Петербург произошло совершенно предивное с Матушкой Таисией, о чем она сама рассказывала со страхом и трепетом: «Видится мне, что я вхожу с южной стороны в какую-то небольшую церковь или часовню (не знаю). Посреди, как бы обратясь к иконостасу, или чему-то вроде того, стоят трое, равные и ростом, и одеждой, и по всему одинаковые (не знаю, как их назвать); имеют они подобие людей, только головы их как бы в тумане, я их почти не вижу. Кроме меня и их, никого нет, - церковь пуста. Меня заинтересовали эти существа, и я довольно смело стала подходить к ним то с той, то с другой стороны, стараясь рассмотреть, кто они. Когда подошла справа, то стоявший с этой стороны обратился ко мне с вопросом: «Какой это монастырь?» Я отвечала: «Введенский». Он снова спросил: «А сколько лет ты здесь живешь?» Я ответила: «Три года». На это Он говорит мне: «Три года ты живешь в монастыре, а не знаешь, какое имя твоему монастырю». Я стала оправдываться и утверждать, что хорошо знаю, что имя моему монастырю «Введенский». Тогда Он подозвал меня поближе к себе и продолжал: «Если ты не знаешь, какое имя этому монастырю, то я скажу тебе: он – Крестокрещенский». Я и тут противоречила Ему, продолжая спорить, и даже возразила, что «и слова-то такого (крестокрещенский) нет». В это время я увидела главу Его, как главу Спасителя, как она пишется на иконах; в левой руке Своей Он держал огромный деревянный крест, на который Он как бы опирался, а правой рукой Он слегка касался моего плеча и, ударяя ей по плечу, продолжал: «Говорю тебе, - Крестокрещенский; не понимаешь, - так слушай, Я объясню тебе: как христианский младенец крещается водой и Духом, иначе не может быть христианином, так и младенец-монах крещается крестом, - иначе не может быть монахом. - Разумеешь ли теперь?» -прибавил Он. Я (уже и во время речи Его) познала в Нем Господа и в умилении и радости воскликнула: «Так, Господи, разумею, что надо все терпеть ради Твоего Креста». Я проснулась в величайшей радости и умилении; плечо мое еще как бы ощущало на себе прикосновение ударявшей его слегка руки. Я совершенно обновилась духом, и все мрачное настроение мое исчезло, как небывалое».
По своему смирению Игумения Таисия не утверждает, что она видела Святую Троицу, но читающим это видение, становится понятным, что речь идет о Святой Троице – явлении трех Лиц, в одном из Которых она узнает самого Господа. В Церкви известно всего двое святых, котором являлась Святая Троица – это Авраам в ветхом человечестве и преподобный Александр Свирский в новозаветном времени. Таким образом, игумения Таисия (Салопова), вполне возможно, является третьим, кто видел Святую Живоначальную Троицу.
Чему бы следовало особо поучиться у Игумении Таисии, так это почитанию ею Пресвятой Владычицы Богородицы. Вымоленная у Матери Божией родной матерью, настоятельница Леушино постоянно и слезно обращалась к Небесной Матери. Вот ее стихотворение об этом:

                Что Тя наречем, о, Благодатная!

 Какими чистыми устами
 Тебя мы, Дева, ублажим?!
 Какими песнями, хвалами
 Тебя, Пречистая, почтим?!
 О, Дева, Дева, чудо девства,
 Чудо нетленной красоты,
 Ты - Параклитова Невеста,
 Ты - совершенство чистоты!
 Ты - Дщерь Небесного Отца,
 Ты - Матерь Сына, Бога Слова,
 Ты - Храм пресветлый Божества,
 Палата Духа Пресвятаго!
 Ты - всей вселенной украшенье,
 Ты - горних ликов похвала,
 Ты - земнородных обновленье,
 Ты - ликов девственных краса!
 И падший человек возстанье
 Тобою, Дева, получил;
 Он обновил свое призванье,
 Свободу сыновства вкусил!
 И пот Адамова труда,
 И слезы, литыя женою,
 Отерла нам Твоя рука
 Богомладенца пеленою.
 Ты одесную Бога Слова
 В сияньи чудном предстоишь;
 И нас небесного покрова,
 Твоих собратий, не лишишь!
               

«Природная способность наша - говорить - дана нам, прежде всего, для того, чтобы славословить Творца нашего, благодарить и прославлять словом», - наставляет Игумения Таисия. Поэтому и пишет такое славословие:

 Спаситель, Спаситель! согрей мою душу
 В молитве любовью к Тебе,
 Чтоб ум не метался заботою чуждой,
 Безумным пристрастьем к земле!
 И чтобы молитва к Тебе возлетала,
 Как чистый, святой фимиам;
 Земной оболочки она бы не знала,
 Свободно неслась к небесам!
 Спаситель, Спаситель! Ведь нет Тебя краше,
 Нет сладче Тебя никого!
 Зачем же так горько земное пристрастье
 Тревожит беседу с Тобой!?
 То скорби, невзгоды душу смущают,
 Молитву уныньем томят;
 То счастье и радости меры не знают,
 В молитве пустое твердят!
 Спаситель, Спаситель! согрей мою душу
 Святою любовью к Тебе,
 Чтоб ум, воскрыленный свободою духа,
 Легко возносился горе!..

Праведный отец Иоанн Кронштадтский обращается к Игумении Таисии: «Ты, по слову Господню, из глубины благого сердца своего износишь благое слово, потому что душа твоя полна благими чувствами. Это - твое духовное богатство, которым были богаты все нетленные подвижницы» (16.01.1907). Вот ответ всем противникам Святой Поэзии Руси – благое слово может износиться только из благого сердца и из души, полной благими чувствами. Поэтому напрасны попытки изображать великих русских поэтов в черном виде и отделять их благое слово от их гениальной благой личности. Ничего не получится, не выйдет. Нетленная поэзия на Руси принадлежит только нетленным поэтам! Слова праведного отца Иоанна Кронштадтского свидетельствуют о несомненной святости игумении Таисии и важности ее духовных подвижнических трудов, в том числе поэтических!
Конечно, к восприятию Духовной Поэзии России нужна подготовка, знания и вера, иначе Ее Божественная суть не будет понята и усвоена нами, и мы к Ней останемся равнодушными. Мы быстро увлечемся внешними красивостями в мирской поэзии, и никакой пользы от этого не получим. Мир не от Бога – это паук, незаметно втягивающих в свои сети бездумных и безвольных в отношении к Богу людей. Не отрешившийся от дел мира, что напишет такого, чтобы оно дало всходы в дальнейшем? Речь идет не о том, чтобы полностью отрешиться от житейских попечений, но чтобы отложить житейское и вспомнить о Боге, жить по Божьи и писать Божественное. Святитель Игнатий Брянчанинов писал: «Истинный талант, познав, что Существенно-Изящное один Бог, должен извергнуть из сердца все страсти, устранить из ума всякое лжеучение, стяжать для ума Евнгельский образ мыслей, а для сердца Евангельские ощущения...»
Православие – это не елейность и подчеркнутая благообразие, но простота, кротость и смирение. Бог, конечно, есть Любовь, но эта Любовь не может долго терпеть выходки отъявленных грешников и попускает им впасть в собственную злобу для поругания, а то и погибели. Нужны едкие нашатырные истины, которые и дает Православие, чтобы человек пришел в себя, отрезвился и перестал работать безобразному всегубительному.
Не оттого ли так много сегодня стихов отличает именно бездуховность и немолитвенность, что в сердцах авторов нет ни молитвы, ни духа. В них нет ни настоящего горя, ни пережитой радости, ни сладкоголосого пения, одним словом, глубоких нравственных переживаний, волнующих большинство человечества, а в лучшем случае набор чувств, внешние наблюдения и некоторые размышления, мало затрагивающие то, что действительно волнует многих. Современные стихи полны плотской самости, а это худшее, что может быть в поэзии. «Потому-то и стало так безумно холодно в мире, что многие захотели быть Пушкиными и забыли про нянь и святых» (писатель С.Фудель). Подлинный поэт – всегда юрод, всегда инок (иной), ибо он более привязан к Небу, чем к земле. Небесная Поэзия, то есть Бог, внушает творцу на земле небесные песнопения, чтобы люди не забывали про Вечную Жизнь и презирали грех и его жало - смерть. Незабываемые песни с Неба невозможно забыть. Божественные стихи – это плод духовного делания творца, а не произвольное излияние переполняющих стихотворца чувств и мыслей, пусть даже по-своему занимательных, но к высшему искусству не имеющих никакого отношения. Отчего много стихотворцев? Если бы стихотворцы на самом деле были убеждены, что за каждое праздное слово дадут ответ перед Богом, то большинство бы бросило писать и обратилось в сокровенной жизни во Христе.
В родном Бабаево сегодня идет возведение храма во славу преподобного Гурия Шалочского. Это тот самый подвижник, который в Богородичной обители преподобного Ефросина Синозерского освятил храм Благовещения Богородицы, был сподвижником святого Ефросина. Преподобный Гурий Шалочский, сомолитвенник и друг преподобного Евфросина, поселился вместе с ним в Старой пустыни. Затем он ушел с прежнего места и при впадении р. Шалочи в р. Мологу основал Успенскую Шалочскую пустынь около 1603 года. В 1613 году она была также сожжена поляками. Шалочская пустынь именовалась Домовой патриаршей Шалочской обителью, Гуриевой пустынью. В 1690 году была приписана к Воскресенскому Череповецкому монастырю; по штатам 1764 года упразднена. В 1837 году на месте деревянных церквей построили каменную церковь Рождества Христова (не сохранилась) над мощами преподобного Гурия, и до настоящего времени находящихся под спудом.
К строительству бабаевского храма (с 2007 года) в вполне подходит молитвенное поэтическое слово Игумении Таисии:

 Не оставь же нас, Всесильный!
 Сам на помощь к нам приди,
 И могучею Десницей
 Храм себе сооруди!

Христос есть Слава Отца, без крестных заслуг которого в мир не был бы послан Дух – Утешитель,  а святые – это Слава самого Господа. Уверен, что и Николай Рубцов, неоднократно бывавший в Бабаево, и Константин Батюшков, живший неподалеку от бабаевских мест, одобрили бы строительство нового Божиего храма. Если храм построен на переживаниях, слезах, на милости и при народном участии, то в нем и молиться будет легче. Возможно, кто-то, как матушка Таисия, узрит нечто небесное прямо в храме «Запели Херувимскую песнь; сердце мое трепетало радостью; но я сдерживалась и продолжала регентовать, чтобы и не выдать себя, и не нарушить внимания других. Запели «Всякое ныне житейское», я ненамеренно подняла глаза кверху, и увидела что-то, чего не только описать, но и вообразить последовательно не могу; увидела, будто бы и наверху храма, над солеей, вверху перед Царскими вратами совершается тоже священнодействие, – как бы идет Спаситель, окруженный Ангелами, что-то совершается, но что и как, я решительно не могу передать; хотя и видела и слышала нечто, но необычное. Я при начале видения чувствовала себя как бы исступившей из обычного состояния; как допели Херувимскую, как совершился Великий вход, я ничего не видала и не понимала; как передался камертон из моих рук в руки регентши, я тоже не знаю и не помню. Пришла я в себя, когда пели последние прошения ектеньи перед Символом Веры; слезы катились из глаз по всему лицу». Необычайного храмового видения, как мы знаем, удостоился Прохор Мошнин, будущий преподобный Серафим Саровский, когда после провозглашения прошения в храме видел Спасителя в окружении Ангелов, Который особым образом благословил его.
Нередко приходится сталкиваться с мнением между людьми, что, мол, поэзия – это удел оторванных от жизни и практики людей, «они мечтают, а надо результаты» и пр. в том же лукавом духе. Но именно горькая практика показывает, что многочисленные враги поэтов очень тщательно следят за их жизнью и творчеством и изучают каждое слово, понимая силу его воздействия. Да и все великие поэты наши занимали определенные государственные должности: Державин – губернатор, Ломоносов – ученый, Пушкин в Департаменте иностранных дел, Лермонтов – офицер Царской Армии, Тютчев – дипломат, Фет – судья и помещик, Блок – первый председатель Союза поэтов, участник первой мировой войны и пр., Есенин – участник первой мировой войны и где только не работал, Рубцов – прошел службу во флоте, работал на рабочих специальностях, был женат. Большинство поэтов были женаты, имели детей. Доходит до того, что великих, святых поэтов Руси обвиняют в «утонченных грехах», «безнравственности», что якобы «стихи поэтов одно, а их личность – это совсем другое» и т.д. и т.п.. Утверждают, что святые Церкви де «осуждают поэтов» и «обходятся с ними сурово». Но по прочтении ответа праведного отца Иоанна Кронштадтского Игумении Таисии (Салоповой), все становится на свои места: «Твои духовные литературные занятия не только не греховны, но и полезны, лишь бы они не отвлекали тебя от важнейших дел, от единого на потребу… Помни, что надо твердо обосновываться во всех своих произведениях на Св<ятом> Писании и Св<ятом> Предании (7 марта 1895. Кронштадт).
«Не весте ли, яко храм Божий есте, и Дух Божий живет в вас» Поэт от Духа пишет из храма своего сердца, который он хранит от всего внешнего, греховного, наносного, злобного, расточая даром доброе хранимое. Внутренняя же храмовость приобретается не вдруг, но немалыми трудами - слезами, исповедью, оказанием милости к другим, молитвой, посещением служб, чтением Евангелия, постом, памятью Божией, терпением обид и многим другим. Кто любит такие труд, тот становится счастливейшим и блаженным человеком, настоящим творцом самого совершенного и полезного в любом виде деятельности. Итак, важна только Храмовая Поэзия и лучшая Поэзия Руси именно такая – Святая, Молитвенная, Храмовая! Протоиерей Александр Шменан замечает в дневнике: «В Вечности же уже только: «Свят, свят, свят…». Только слова хвалы и благодарения, моление, белизна полноты и радости. Поэтому и слова только те подлинны и нужны, которые не о реальности («обсуждение»), а сами – реальность: ее символ, присутствие, явление, таинство. Слово Божие. Молитва. Искусство» (6.04.1973)
Поэт Константин Николаевич Батюшков и его сестры были прихожанами Спасо-Мяксинского прихода. Интересный факт – родители великого русского поэта Николая Михайловича Рубцова были прихожанами Спасо-Преображенского прихода. Можно быть уверенным, что, как дворянский род Батюшковых, так и крестьянский род Рубцовых, вносили немалую лепту в содержание и благоукрашение своих родных храмов, в которых были крещены и венчаны их пращуры и около них же нашли последнее упокоение. Одна из сестер Батюшкова - Варвара Николаевна Соколова покоится около стен храма Рождества Христова. Святой праведный отец Иоанн Кронштадтский писал: «Храм Божий – плавильня для переплавления греховного естества..., баня для омытия скверн плоти и духа, училище для поучения, врачебница, святилище, рай земной, таинственная гора Синай, здесь вся Церковь». Грех – это не то, что свойственно человеку, а «порождение дьявола», «лютая язва», которую невозможно исцелить самому человеку, но только верой в Христа. И как раз наши лучшие подвижники духа – священники, монахи и поэты показывают пример духовного блаженства, так как если бы они были заражены грехом и не каялись, то ничего бы сокровенного не написали, их бы давно забыли, как забыты тысячи пишущих не от Духа, но от своего помраченного сознания. «Блажен человек, в чьем духе нет лукавства».
Самое время вспомнить о смерти. Помнить о смерти – это не значит бояться смерти, а, зная, что жительству на земле придет неизбежный конец, готовиться к Вечной Жизни. На земле мы учимся одному – Любви. Здесь ради любви терпим и страдаем от зла, «покой нам только снится» (А. Блок). Страх же «полного уничтожения человека» внушают бесы, чтобы сломать его сознание и заставить жить по принципу: «Ешь, пей, веселись, ведь завтра умрем» и «от нас ничего не останется». И, как ни странно, это безумие все больше и больше захватывает людей, заставляя их быть рабами чего угодно – денег, вещей, славы и прочих временных химер, но только не свободными личностями во Христе. Потеряв всякий полезный и спасительный страх, они не только грешат напропалую, но берутся оправдывать всякий грех, как нечто вполне «нормальное» и даже «присущее человеку». Толерантность к греху – вот нынешнее состояние человечества, которое насаждается всеми силами и приветствуется культиваторами пороков и грехов с очевидной целью – сделать многих зависимыми от греха и посредством этого управлять всем миром, как можно дольше. Матушка Таисия, будучи богоугодной жизни, сподобилась видения, в котором праведный отец Иоанн Кронштадтский предсказал ей кончину. Но большинству такая милость неведома, и они, увы, умирают неподготовленными к отходу в Вечность. «В чем застану, в том и сужу», «внезапно Судия придет и каждого деяния обнажатся», то есть приходит кончина, и взвешиваются на весах Небесной справедливости добрые и злые дела человека, каждое слово и дело. Можно в это и не верить – Бог дал такую свободу человеку, но от этого Суд не отменяется, потому один даже праведный человек не может судить другого, ибо сам грешник, «се бо в беззаконии зачат есмь и во гресех рожден». Прародительский грех смывается Святым Крещением, а другие грехи покаянием и делами любви.
Теперь, смотрите, что сделали с Леушинским монастырем враги Православия внутри и особенно вне России, что они сотворили с народным поэтом Рубцовым в ночь на Крещение Господне и как издевались над поэтом Батюшковым… Неужели неясно, что все это делалось намеренно, специально, назло Святой Руси и здравому смыслу. Подобно тому, как Христос был предан на поругания и муки, так и Россия в лице своих лучших представителей подверглась беззаконном преследованиям и гонениям, многие измордованы и убиты. Простит ли русский народ эти преступления? Нет, конечно, и ответит новым стоянием в Христе, жизнью в Православной Церкви.
Когда пишут и говорят, что поэт – это то же, что помазанный на Царство, то говорят правду. Но таких поэтов, основывающих свои мысли и чувства только на Священном Предании и Священном Писании Православной Церкви, не так уж и много. Жить и писать по-церковному – это духовный подвиг, это заклание себя и своего слова в жертву, благоприятную Богу. Тут «отдай кровь и примешь дух». И не словам, пусть даже самым искусным, внимает читатель в гениальном стихе, а сердцу в нем. Самому поэту нечего и мечтать, что он сам сможет написать такое, что не канет в Лету. Это дело милости Божией, которая почиет на творце, очистившим свое сердце немалыми трудами покаяния посредством молитвы, и только тогда возможным станет для него писать подлинно народную Божественную, Евангельскую Поэзию, Которую он не без страха берется продолжать как общее дело всех до него писавших так же духовно и правдиво. «Не я, мой друг, а Божий мир богат,/В пылинке он лелеет жизнь и множит» (поэт А.Фет) Миссия поэта в этом мире трагическая и подобна пути Спасителя. Он напоминает нам о главном – Царстве Небесном, он благовестит и зримое и незримое Божие, чтобы мы вспомнили для чего рождены в мир и куда и к Кому идем. Если бы люди с помощью Божией не боролись со злом внутри себя и вокруг, то зло давно бы уничтожило мир и людей. Поэтому только борющимся добром против зла боголюбцам мир обязан своим существованием.
В самом широком смысле всякий любящий Бога и ближнего и есть поэт, хоть может он и не пишет стихи. Всякое ради Бога искусно сделанное дело и есть настоящая поэзия! Но все-таки мы привыкли величать великое искусство владения словом именно поэзией, памятуя о важности каждого доброго слова и пагубности злобных слов. Стихотворство становится поэзией после того, как творец исполнится волей Божией (по Пушкину!), имея твердую веру и упование на Святую Троицу. Далеко не каждый человек удостаивается великого дара веры и любви, а только тот, кто решился исполнять не свою, а Божественную волю. Знать кое-что о Боге, несколько заученных молитв, иногда посещать храм – это еще не вера. Вера – это когда не можешь жить и думать без Бога, чтобы помогать и другим жить в Боге. Так издавна поступали великие русские поэты, тем более, русские иноки и инокини. Без поэзии и музыке в душе не будет ни настоящего священника, ни истинного монаха. Скромна, но велика вера людей с поэтической душой, верной Богу. А как выражена в безсмертных стихах! Поэт – «дитя добра и света и весь свободы торжество»!! О стихах матушки Таисии писатель В.Крупин отозвался так: «Она помогает нам осознать и понять безсмертие русского слова. Вместе с тем стихи ее представляют собой молитву. В них необыкновенная чистота, сила, прозрачность и вера. Вера - это слово, которого нам так не хватает в нашей литературе». Вот все и соединилось в нашей поэзии и русской жизни посредством Любви!
Протоиерей Геннадий Беловолов, настоятель Петербургского Леушинского подворья, пишет: «Вспомнил одну статью, посвященную игумении Таисии, написанную еще в начале ХХ века. Там было отмечено, что в начале ХХ века не было ни одного женского монастыря в России, в создании которого не принимала бы участия игумения Таисия Леушинская. И поэтому возникло особое определение матушки Таисии как игумении всея Руси» Но есть и другие признаки такого всепочетного звания Матушки Таисии: 1) в «Акафисте Пресвятой Божьей Матери в Честнаго Образа Ея Леушинскаго» особо отмечены заслуги «преподобней матери нашей Таисии, верной служительнице Твоей» (Икос 4) - «Преблагословенная Царице Небесная, новый удел земной зде основати и в явлениех Твоих преславней матери нашей Таисии возвестила еси волю Твою и милости твои инокиням и миряном обильно источила еси» (Икос 5); 2) духовные старания Игумении Таисии были оценены Святой Царской Семьей: в 1904 году она была представлена Императрице Александре Федоровне. До этого, в 1885 году, матушка удостоилась наивысшей церковной награды, доступной настоятельнице, – золотого наперсного креста с украшениями из кабинета Его Императорского Величества. Конечно, сама она не считала, что заслужила подобные почести и награды, во всех своих дела видя только славу и силу Божию; 2) известно, что Игумении Таисии особо покровительствовал святой праведный отец Иоанн Кронштадтский. В то же время встречаем в одном из писем Всероссийского пастыря, подписывающего письмо к матушке Таисии - «Ваш сын и брат»; 3) духовные видения Старицы Таисии, в том числе Святой Троицы, неоднократные Господа, Матери Божией, Архангела Михаила, Симеона Богоприимца (которому матушка Таисия составила Акафист), Святителя Николая и др.. Кто из русских святых удостаивался чего-либо подобного?! Но главное – это оценка трудов игумении Таисии самим праведным отцом Иоанном Кронштадтским: «Ты подобна преподобному Сергию Радонежскому, изводишь из сестер своей обители настоятельниц и учредительниц других обителей, искусных инокинь, которые по слову апостола «довольны будут и других научити» – великая тебе за это награда от Господа» (30 июня 1902 года после освящения церкви в Парфеновском монастыре). Под влиянием издания «Записок» Матушки Таисии известным подвижником отцом Серафимом (Роузом) в Америке было открыто пять женских монастырей. Игумения Таисия – единственная святая подвижница, оставившая свои духовные труды и рассказы о своей жизни, в которых по примеру отца Иоанна Кронштадтского «Моя жизнь во Христе», изложила свой духовный опыт, который очень востребован особенно в нынешнее время, полное скорбей и страданий.
Особо следует отметить явление в России накануне страшных событий 1917 года  ЧУДОТВОРНОЙ ИКОНЫ ПРЕСВЯТОЙ БОГОРОДИЦЫ «ЛЕУШИНСКАЯ» - «АЗ ЕСМЬ С ВАМИ, И НИКТОЖЕ НА ВЫ».
Начнем с того, что Матушка Таисия была вымолена верующей матерью, которая после небесного вразумления решила не перечить решению дочери стать инокиней. Еще в юности Матушке Таисии было видение: «Виделось мне, что я вместе с матерью моей нахожусь в ее комнате; подошед к окну, вижу толпу народа, по дорогам со всех сторон идут и бегут еще люди всякого возраста и пола и присоединяются к этой толпе. Взоры всех и каждого устремлены кверху, все смотрят на небо, крестятся и молятся. По воздуху несут икону Богоматери, и несущие ее поют в честь Пречистой песни, мне неведомые. (На воздухе, как известно из книг, явилась Икона Богоматери Тихвинская.) Небо голубое, совершенно безоблачное, солнце светит высоко, как в полдень, повсюду звонят во все колокола, звон колоколов сливается с небесным пением. На земле среди столпившегося народа видны и хоругви и кресты, точно бы совершается крестный ход и внизу и на небе, я стала просить матушку, чтобы она и меня отпустила туда же, но она не пустила меня, и, указывая на образ Казанской Богоматери, висевший (действительно) в ее киотном угольнике, сказала: не пущу никуда, молись здесь, и без того много ханжишь?» (это обычное ее выражение). Сказав это, она сама вышла из комнаты, заперев меня в ней на замок. Оставшись одна в запертой комнате, я бросилась на колена пред иконой Казанской Богоматери и горько зарыдала. Вдруг, не знаю, каким образом, чрез дверь ли или иначе, я очутилась среди толпы под самой иконой, несенной по воздуху, и Владычица с высоты сказала мне: «Ну, вот и ты у Меня, - не плачь!»
В 1893 году, по сведениям, предоставленным в Святейший Синод, в Вологодской епархии находилось 26 почитаемых Чудотворных икон, семь из них – в храмах Вологды. Чудотворными иконами Божией Матери Череповецкой епархии считаются Воронинская из Успенской Воронинской Пустыни (в 2018 году исполнилось 500 лет) Устюженская, Печерская из Воскресенского собора, Тихвинская из села Носовского, Казанская из Казанского храма Устюжны и другие.
Но все же главной Святыней Череповецкой-Белозерской епархии и всей Вологодской Митрополии, одной из самых почитаемых в России и в Православном мире считается именно Леушинская Чудотворная икона Пресвятой Богородицы! «Радуйся, земли Российския отрадо и всему миру прибежище и утешение», - поется в «Акафисте Леушинской Иконе. Всенародное почитание Леушинской Святыни неоспоримо. И вот 23 апреля 2002 года Священный Синод Украинской Православной Церкви Московского Патриархата принял решение о прославлении этой Иконы, был установлен день празднования, утвержден тропарь, составлены молитва и акафист. Образ был внесен в месяцеслов Чудотворных Икон Божией Матери.
Именно в Северной Вологодской Фиваиде суждено было явиться Русской и Мировой Одигитрии – Леушинскому Чудотворному Образу Пресвятой Богородицы «Аз есмь с вами и никтоже на вы». В Святой Северной Руси воссиял Небесный Рай! И наше родное Бабаево также чудесно покрывается милостью Матери Божией Леушинской! И, конечно, явление такой Чудотворной Иконы непосредственно связаны не только с именами Игумении Таисии и русских поэтов Батюшкова и Рубцова, но каждого верующего христианина. Ведь Матерь Божия буквально держит Своей Благодатью, как на руках, всех ее любящих так, что они чувствуют себя радостно и спокойно. Если Матерь Бога с нами, то кто против нас! Если Пресвятая Богородица будет в наших сердцах, то кто же устоит против нас! Восстающий на Матерь Неба, не воюет ли с самим Небом.
Почему Леушинский Чудотворный Образ Матери Божией «Аз есмь с вами и никтоже на вы» был явлен в начале ХХ века? Накануне грядущего и мнимого торжества злобы Матерь Божия решила утешить своих детей и укрепить их в вере в преддверии Русской Голгофы. Можно сказать, что Матерь Божия была и есть при каждом кресте христианина-мученика, как это было при Кресте Сына ее Единородного Христа. Напомним, что при затоплении водами водохранилища были затоплены монастыри, около 50 храмов, почти 800 деревень, 27 тысяч хозяйств (причем десятки жителей города Мологи добровольно ушли из жизни, запершись в затапливаемых домах).
Четырежды являлась Пресвятая Богородица Матушке Таисии. В благодарность за покровительство Пресвятой Богородицы над Россией и над обителью, Игумения Таисия возводит главный собор в Леушино в честь Похвалы Пресвятой Богородице. Более того, она собирает списки чтимых Чудотворных Икон в своей обители, предвосхищая славный собор Всех Чудотворных икон Матери Божией в Дивеево. «Радуйся, Иверию, Афон, Киев и Дивеево Леушином продолжившая» (Икос 1). Дивеево будет поругано безбожной антиправославной властью, но воскреснет и восстанет. Такая же участь ждет и Леушинский монастырь – он воскреснет, и летом будут петь Пасху!! В этом и состоит Великая Леушинская тайна по подобию Дивеевской.
По благословлению Леушинской Игумении Таисии в обители совершался чин Неусыпающего Акафиста – 24 часа в сутки непрерывно читались Богородичные Акафисты!  «Хотяще Человеколюбец Господь спасти человека от вечныя смерти даде в помощь и заступление Матерь Свою. И никто не отыде тощ и неуслышан от образа Твоего, «Азъ есмь с вами и никтоже на вы» именуемого; сия убо ведующе преподобная Таисия в обители своея учреди чин неусыпаемого чтения акафистов, дабы ангелоподобно всяк час прославляти Тя, Дево и Матерь Всевышнего» (Кондак 7). В специально возведенной для этого часовне и собирались списки с Чудотворных Икон Матери Божией» (Кондак 7). Можно с уверенностью сказать, что подвижническая жизнь настоятельницы Леушинского монастыря Игумении Таисии была воплощением акафиста Пресвятой Богородице! Поэтому Акафист Леушинской Чудотворной Иконе и величает Игумению преподобной, то есть святой жизни.
Главной Святыней Леушинской обители был чтимый образ Похвалы Божией Матери. Произошло самое настоящее чудо Пресвятой Владычицы Богородицы, когда Ее Икона была явлена накануне прихода власти безбожников всех стран, а прославлена после падения ненавистного безбожного интернационала злодеев. Чудотворная икона «Аз есмь с вами и никтоже на вы» - первый Образ Богоматери, прославленный в третьем тысячелетии. В субботу на пятой неделе Великого поста Святая Церковь торжественно возглашает молебное пение Акафиста, или Благодарственной Похвалы Пресвятой Богородице. Этот праздник установлен в IX веке за неоднократное избавление Константинополя помощью и заступлением Пресвятой Богородицы от нашествия врагов.
Поэтому вовсе не случайно что Леушинский Образ величают «СПАСИТЕЛЬНИЦЕЙ РОССИИ»! Молитва перед Образом особенно помогает при разрешении различных конфликтов, особенно военных; в духовной брани против врагов Отечества и дьявольских злокозней. «О Всеблагая Заступнице рода христианского, Мати вся держащего десницею Свою Христа Бога нашего! Излей на ны милости и щедроты Его, и да не убоимся и не устрашимся враг видимых и невидимых, яко рекла еси уповающим на Тя: «Аз есмь с вами и никтоже на вы». Спасает же Россию Бог и Матерь Божия, все святые и все, кто верит в Царство Небесное и идет в него исполнением заповедей от Бога. За любящих страдальцев Сам Бог, а кто сможет противостоять Богу? Не прах ли и пепел смертный – сегодня гордится и величится, а завтра прах и пепел несут на кладбище недвижимым и безгласным – нагим пришел нагим и уходит из этого мира.
«Если Бог за нас, кто против нас?» (Рим. 8:31). Да, могут убить тело христианина и убивали, и продолжают убивать христиан до сего дня, но душу воскресшую разве можно сгубить для Царства Небесного? Если сам человек не втопчет душу в грязь, никто не может помешать ему уподобиться Богу и наследовать не вечное осуждение, но Вечную Жизнь. Христианская жизнь, исполненная цели – стяжание Благодати Святого Духа, не мирское безцельное существование. Тут нужен подвиг любви.
Поэтому при случающихся скорбях и преодолении трудностей не стоит впадать в отчаяние: «Что же унывать нам, Ваше Боголюбие, аще Бог за ны, кто на ны – их же бо – предъуведе сих и предъизбра, их же предъизбра сих и освяти, их же освяти сих и прослави – сих и блюдет, что же унывать…» (преподобный Серафим Саровский).
В начале 1860-х. гг. ее пожертвовал в храм св. Иоанна Предтечи в Леушино гатчинский купец Гавриил Медведев. В честь этой иконы Игумения Таисия воздвигла величественный Похвальский собор (1889 г.). «Проповедница великаго и неизреченаго милосердия твоего явися богопросвещенная игумения Таисия, иже внимая велением Твоим, Всесвятая Богородице, благословила инокиню Алипию дивный образ Твой на дсце написати и Духом Святым вдохновляемая икону сию «Азъ есмь с вами и никтоже на вы» нарекла еси» (Кондак 6). С нее в иконописной мастерской монастыря под руководством монахини Алипии делались списки. Один из них находился в иконостасе Леушинского Подворья в Петербурге. Особый список был сделан для праведного отца Иоанна Кронштадтского, на котором по благословению Игумении Таисии и была сделана надпись «Аз есмь с вами, и никтоже на вы». Дорогой Батюшка сам освятил его. «Праведный Иоанн Кронштадтский благословил верных чад своих духовных почитати новоявленный образ Твой Леушинский, да не оскудеют в нас любы, вера и надежда « (Икос 7). Впоследствии отец Иоанн благословил этим образом купца Василия Муравьева, родом из нашего Вологодского края будущего старца Серафима Вырицкого, и предсказал, что он будет молиться пред образом за Россию 1000 дней. При этом отец Иоанн назвал этот Образ  - «Спасительница России». Старец Серафим исполнил благословение праведного Иоанна Кронштадтского и вымолил победу России пред этой Иконой. Ныне этот список, находится в Свято-Георгиевском монастыре Черниговской епархии. Наряду с Державной, Песчанской, Валаамской, Свято-Крестовской иконами Богоматери - Леушинская также является одной из Икон последних времен, которыми Всемилостивая Заступница заступает за род христианский. Примечателен и другой факт – если Матушка Таисия отличалась введением непрерывно читаемых акафистов во славу Пресвятой Богородицы, то праведный отец Иоанн Кронштадтский известен непрерывным литургисованием во Славу Божию! Так в достопопчтимом Леушино неразлучно соединились два великих святых подвижника и пребывают так и на небесах.
«О, Всепетая Мати, Похвало Леушинская и всего мира Надеждо и Утешение, для утешения страждущих великаго Искупителя преславно рождшая, от нас недостойных сии мольбы с любовью приими, десницею милости Твоея к страждущим сердцам милостиво простри, слезы плачущих отри, всем ищущим материнския помощи Твоея, даруй благие щедроты любвеобильнаго сердца Твоего: да во святых дивных добродетелех Твоих восхвалим Отца Вседержителя, Сына Божия Искупителя, и Духа Святаго Утешителя, воспевая : Аллилуиа. Аллилуиа. Аллилуиа» (Кондак 13 «Акафиста Пресвятой Божьей Матери в Честнаго Образа Ея Леушинскаго»).
Как же быть христианину, тем более, христианину-творцу в последние времена? Ответ ясен из святой истории Леушино – нужно всеми силами духовно противостоять злобе, молитвенно пребывая в Господе и в Матери Божией. Пример тому – знаменитые Леушинские стояния. Цель их – не только возрождение внешних стен и былого величия Леушино, но возрождение наших слабых во Христе душ.
Поэт К.Батюшков писал: ««Конечно, есть другая жизнь за пределом земли и другое правосудие; там только ничто доброе не погибнет: ЕСТЬ БЕЗСМЕРТИЕ НА НЕБЕ!» («Воспоминание о Петине»). А если есть такая вера, как у поэта Батюшкова, или, как у Матушки Таисии или, как у поэта Николая Рубцова, как у миллионов русских и иных людей, то чего бояться и унывать – Бог с нами! Россия не погибнет и поможет другим народам в спасении от власти антихриста в трех безобразных видах – мира, плоти и дьявола.
Духовная жизнь Леушинского монастыря после его закрытия перешла в Петербургское подворье. В центре города под видом прихода почти 10 лет реально существовал женский монастырь. 18 февраля 1932 года последние леушинские монахини были арестованы. Келейница Матушки Таисии и ее преемница Игумения Агния приняла мученический венец 25 января 1937 года. Ставится вопрос о причислении мученицы Агнии к лику святых Новомучеников ХХ века. Бывшее четырехэтажное здание Леушинского подворья в Санкт-Петербурге в советское время занимал… областной психоневрологический диспансер. Вся страна с подачи воинствующих безбожников-иноверцев была объята адским пламенем «научного атеизма» и противления Богу. В советское время храмы закрывались, зато росло количество психлечебниц и интернатов для душевнобольных в них, как и тюрьмы с колониями для несовершеннолетних. Насколько безбожной власти были недороги люди настолько же возрастала потребность в психдомах. Но Бог поругаем не бывает. 9 октября 2007 года Леушинское подворье снова было освящено и открыто. За день до торжества из Георгиевского монастыря на подворье привезли точную копию Леушинской Иконы Похвалы Божией Матери «Аз есмь с вами, и никтоже на вы», Которая была освящена в день своего возвращения и «стала своего рода благословением на рождение подворья». В часовне подворья продолжается традиция Леушинского монастыря – собирание списков чтимых Чудотворных Икон Пресвятой Богородицы.
В связи с этим как не вспомнить о поэте Батюшкове, восставшему против общего безумия – поклонения тленному и писанию ради тлена. Вот чрезвычайно интересный портрет Батюшкова периода 1847 года оставил поэт и художник Н.В.Берг, приезжавший в Вологду вместе с историком Шевыревым: «Темно-серые глаза его, быстрые и выразительные, смотрели тихо и кротко. Густые, черные с проседью брови не опускались и не сдвигались... Как ни вглядывался я, никакого следа безумия не находил на его смиренном, благородном лице. Напротив, оно было в ту минуту очень умно»
Поэт столкнулся с могущественными силами, пытавшимися столкнуть Русскую Поэзию на европейский, так называемый «просвещенный» путь, что по сути дела означало бы ее духовное уничтожение. Православие должно было быть изгнано из литературы и поэзии и заменено социальными и прочими вопросами, наподобие герценовских «что делать» и «кто виноват». Грозная туча инославного влияния давно уже поднималась на Святую Русь и грозила Ей великими бедами. Батюшков не только видел предстоящие скорби, но сделал важнейший шаг на пути антихристианскому влиянию в России – он прекратил работать на мир журналов и газет и полностью предал себя в руки Божии, посрамим своих гонителей и вымолив у Бога новое русское слово.
С явными и тайными гонениями в самом стане безбожной литературы в СССР пришлось столкнуться и поэту Николаю Рубцову. Гениальные стихи игнорировались, печатались в местной печати или с большими препятствиями отрывочно во всесоюзных изданиях. Поэт исключался из Литинститута, был окружен завистниками, из числа которых не замедлил явиться убийца. Иначе и не назовешь заклание великого поэта в ночь на Крещение Господне, как делом сугубо дьявольским, по сути дела, вызовом всем честным и набожным рабам Божиим, дескать, смотрите, как силен грех и сатана, раз происходит такое на Руси.
Не избегла скорбей и раба Божия монахиня Таисия, столкнувшаяся с происками и хитростями противников основания на Руси Женской Леушинской Лавры. Она «ужасалась, скорбела и, наконец, выбилась из сил», решив в какой-то момент оставить общину. В это решающее время следует Небесная помощь и поддержка. Матушке Таисии явилась Сама Божия Матерь. Во сне матушка Таисия увидела некий пожар в обители, знаменовавший полыхавшие в общине страсти и скорби: «Вся монастырская площадь как бы объята пламенем; по небу ходят грозные огненные тучи...». Келейный корпус, в котором находилась матушка с сестрами, грозил вспыхнуть в любое мгновение. Матушка Таисия предалась молитве и в этот момент увидела в окне Икону Божией Матери, Которая оказалась образом «Скоропослушницы», причем Матерь Божия была изображена на Иконе вместе со Святым Иоанном Предтечей. Царица Небесная обратилась к Таисии со словами: «Чего вы все смущаетесь, и ты чего боишься? Мы с ним всегда храним Свою обитель! Не бойся, больше веруй!» Это дивное явление и многознаменательные слова Небесной Заступницы открыли матушке Таисии тайну Покрова Божией Матери над Леушино и укрепили подвижницу в несении креста устроительницы монастыря.
В благодарность Царице Небесной Игумения Таисия пишет стихотворение

Перед Чудотворной иконой Божьей Матери
 
 Как хорошо в твоем храме, Владычица,
 Как сладко душе и светло!
 Свободно, спокойно в нем каждому дышится,
 На сердце легко и тепло!
 И лик Твой, Божественной славой сияющий,
 Безмолвно вещает сердцам:
 «Придите, молитесь мне, вам внимающей,
 Я все, всем отраду подам.
 Молитесь убогие, бедные, сирые,
 Ведь я для вас Мать и Покров!
 Молитесь и вы, сего мира счастливые,
 Познайте в сем счастье, любовь.
 Молись и ты, старчество дряхлое, хилое,
 Молись и ты, юности цвет.
 Молитесь и вы, малолеточки милые,
 Я всех вас покрою от бед!»
 О милосердная Мати Пречистая!
 Безмерна Твоя к нам любовь.
 Ты наша заступница в скорбях пребыстрая,
 Ты наша Мать и Покров!
                О! не оставь же нас, Мати любимая,
                Молиться Тебе - вразуми;
                И с верою теплой Тебе возносимые
                Моления грешных прими!

Пусть никто не подумает, что православный русский и иной народ решил восстановить одни стены ради стен поруганных инославием монастырей и храмов. Простой деревенский люд в основной своей массе был против поругания обителей и церквей и не принимал в этом богохульстве участия. Но как всегда находились иуды, «смотрящие в рот» безбожной власти, постановлениями уничтожавшей православные приходы на Руси. Летучие карательные отряды из городов жестоко подавляли волнения и протесты. Множилось число новых Русских мучеников и исповедников.
Восстановление разрушенных обителей и храмов нужно нам не столько для восстановления исторической и религиозной справедливости и  менее всего, как памятников архитектуры, но для восстановления поруганных дьявольским грехом наших душ и телесных храмов. Об этом свидетельствует преудивительное видение Игумении Таисии: «После вечерни, которую я слушала в церкви, будто бы я осталась в ней поправлять лампады (чего на самом деле никогда не делала, потому что не несла послушания свечницы). В церкви сумеречный полумрак, глубокая тишина, никого нет, я одна хожу с лампадами то к одной, то к другой Иконе. Вдруг я увидела у себя на руках младенца, весьма малого, но такой неописанной красоты, светлого, прозрачного, и сказать не могу, как он хорош, но, к великому моему изумлению, он кажется мне мертвым, и я ужасаюсь этой мысли и думаю: «Откуда он взялся у меня на руках?» На это слышу ответ, не знаю, чей: «Из недр сердца твоего» Чтобы лучше налюбоваться им, ибо я понимала и чувствовала, что он не простой младенец, а Богомладенец, я поднесла Его к иконе Богоматери, помещавшейся точно так, как в Иверском монастыре Иверская икона, на колонне позади правого клироса, пред каковой горели особенно ярко лампады. Чем более я любуюсь Им, тем сильнее убеждаюсь, что это – Богомладенец Иисус; я начинаю ходить с Ним по церкви, радуюсь, что никого нет, и я заперта в церкви, следовательно, никто не отымет Его от меня, умиляюсь, обливаю Его слезами, прижимаю к сердцу с величайшим благоговением, лобызаю Его ручки и ножки и вдруг, обратив внимание на то, что Он лежит на моих грязных от лампадной копоти и масла руках ничем не покрытый, обнаженный (совсем без одежды), я подумала: «Как же это я держу Богомладенца такими грязными руками, да и рукава моего подрясника грязны и засалены, и все белье на мне грязно» Я хочу переодеться и ищу, куда бы мне на время положить Богомладенца. Иду опять к Иконе Богоматери, против которой у противоположной колонны стоит скамья, на которую я и положила Его. Поспешно стала я раздеваться; но, увы, – ничего чистого не оказалось со мной, так что пришлось надевать на себя все прежнее, только что снятое с себя, и я еще более огорчилась, сознавая, что еще более загрязнила руки о нечистую свою одежду. Вдруг мне вспомнилось, что у меня в кармане есть новые платки чистые. Я тотчас достала их и одними покрыла рукава подрясника, начиная от плеч, другими обернула руки, чтобы снова принять Младенца. Обернувшись к колонне лицом, я стала на колена, чтобы взять Младенца, но и тут, пораженная Его красотой, я все еще любовалась Им, и вдруг увидела на колонне, бывшей белого цвета, надпись красными кровяными буквами: «Агнец, за мир закланный» Это еще больше убедило меня и в том, что Он действительно не простой Младенец, а Богомладенец Иисус, и в том, что Он мертв, а не спит. Еще с большим благоговением, поклонившись Ему, я лобызала Его святые стопы и, простирая руки, чтобы взять Его, воскликнула: «Коима рукама прикоснуся нетленному Твоему телу, Агнче Божий?» И что же? Мертвый Богомладенец милостиво, ласково взглянул на меня и произнес: «Теперь ты чувствуешь, каково принимать неочищенною совестью Агнца, за мир закланного»
О чем же идет речь в этом поражающем наше воображение видении, как не о Святом Причастии! Благоговейное принятие Святых Христовых Тайн Тела и Крови Христовых – одно Оно может избавить нас от всякого зла и воодушевить на духовные подвиги. Всякий берущийся за перо излить настроения и чувства да не мнит, что он что-то сможет без Бога написать действительно гармоничное и, как говорят в народе, Божественное. Ничего не получится «все это будет ложь» (Н.Рубцов). Рубцов пишет о Жизни, как о «центростремительной силе»! Что это за сила, как не Любовь! Но не та доморощенная, ограниченная, плотская для продолжения рода, но Всеобъемлющая, Всесодержащая и Всесозидающая Вечная Непобедимая адом Небесная Любовь Божия. И не Поэзия зависит от людей, а мы от Поэзии, Которая вольна и свободна, как ветер. Поэтому поэт любит ветер «больше всего на свете» - «что сам не можешь, то может ветер сказать о жизни на целом свете». Святая Правда – это Любовь, на Которой все и стоит на свете. Но может ли человек прожить так, чтобы постоять за все святое? Увы, колеблется душа человеческая от помыслов, как добрых, так и злых, и согласно принятию тех или других, поступает по-доброму или злому. Избравшие злое, не найдут покоя ни на земле, ни после смерти. У поэтов с великой душой совсем другое безпокойство – как долго еще торжествовать злобе, как спастись и как помочь другим избежать «безжизненного, ровного и скучного пути». «О чем писать? На то не наша воля!» - восклицает Рубцов. «На все воля Божия, кроме зла», - так отвечает вместе с народом великий поэт! По Рубцову мы живем «в святой обители природы» под управлением Божиим, потому что ничего не можем без Бога – без Бога мы умираем ежедневно и перестаем любить. Чем нам гордиться, если мы очень многого не можем в святой обители? Кто из нас прибавит себе роста или сможет запретить солнцу, ветру? Кто избегнет греха и смерти? Поэтому будем благоразумны и приступим к Богу в максимально возможной чистоте, чтобы не стать отверженными.
Святое Причастие и воспитание в Святом Духе – вот для чего нам нужны восстанавливаемые с таким трудом обители и храмы. Отчего Православная Вера такая веселая, народная и радостная? Да оттого, что в Православии Бог с нами, а не в религиях человеческих. Бог с нами только в Святом Причасти и больше ни в чем! Поэтому Рубцов и восклицает о Поэзии:

Теперь она, как в дымке, островками
Глядит на нас, покорная судьбе, -
Мелькнет порой лугами, ветряками -
И вновь закрыта дымными веками…
Но тем сильней влечет она к себе!

Мелькнет покоя сельского страница,
И вместе с чувством древности земли
Такая радость на душе струится,
Как будто вновь поет на поле жница,
И дни рекой зеркальной потекли…

Вчитаемся в эти таинственные рубцовские строки. Поэтического от Бога становится все меньше на земле болей и страданий, так что остаются в буквальном только островки Божественного (в другом стихе Рубцов пишет «острова свои обогреваем», то есть то что свято, то и дорого, то и надо хранить всеми силами) От умножающегося безбожия Поэзия отходит, оставляя людей беззаконных и безчинных. Вот откуда  дымка. Но это одновременно и как бы таинственный покров, за которым Святая Поэзия укрывается от беззаконников и грехолюбцев, которые не в состоянии Ее рассмотреть. Но тем сильней Она влечет к себе любящих Божественную Гармоничную Красоту. И тогда Поэзия открывает Себя буквально во всем и волнует неизреченно, и утешает, и радует.
Но как войти в наше сердце Божественному? Только ли от одной природы? Очень многие любят природу и берутся описывать природное, однако даже если это получается великолепно, спасает ли это человека от адовой злобы? Хорошо, если человек вдруг задумается, да и последует за Виновником земной и Небесной Красоты Богом, а если нет?! Даже следование за Богом может быстро прекратиться, если человек столкнется с неминуемыми скорбями и трудностями, то есть духовной борьбой и бранью. Какой же выход? Благой исход предлагаем не человек, а Богочеловек – Христос. «Придите и ядите Тело Мое, придите и пейте – сия есть Кровь Моя» Слышите ли вы, надсмехающиеся над Святыми Дарами, что мы, христиане, пьем Божественное, а не как вы человеческое в погибель, «во оставление грехов». А если Бог оставляет грехи человеку в Таинстве исповеди, то и свят человек! И тогда увидит человек в святой обители природы одно чистое, а против нечистого будет стоять богодарованной чистотой, но никак сам по себе:

Снега, снега… За линией железной
Укромный, чистый вижу уголок.
Пусть век простит мне ропот бесполезный,
Но я молю, чтоб этот вид безвестный
Хотя б вокзальный дым не заволок!

Пусть шепчет бор, серебряно-янтарный,
Что это здесь при звоне бубенцов
Расцвёл душою Пушкин легендарный,
И снова мир дивился благодарный:
Пришел отсюда сказочный Кольцов!

От Святого Причастия, от причастности Чистоте и Праведности Божией и рождаются в народе нашем великие поэты Руси. И если это не так, если пишущие самонадеянны без оглядки на Бога и без того, чтобы исполнить заповеди Божии, то труд их жалок и напрасен. И становится не по себе от такого умопомрачения.

Железный путь зовет меня гудками,
И я бегу… Но мне не по себе,
Когда она за дымными веками
Избой в снегах, лугами, ветряками
Мелькнет порой, покорная судьбе…

Поэзия от Бога – Небесный Ангел в веках, является там, где хочет, вернее, где Ее жаждут, и отходит оттуда, где попирается любовь. Далеко не случайно творцы поэзии изображаются с приходящим к ним Ангелом. Есть и Ангел Леушинской обители и Ангел Леушинских мест, пребывавшим с великим поэтом Руси Константином Батюшковым. Он сам уподобился равноангельскому состоянию, поскольку стал родоначальником легкого и гармоничного языка в нашей Поэзии. Легкость языка дается громадным нравственным трудом и требует всего человека. Приведение же слов в гармонию и вообще гармонизация – это дело таинственное, Божественное, уподобление Творцу.
Та Поэзия легкая и гармоничная, которая пропевается и служит Божьему делу. Рубцов поет: «И вот пою про уголок Руси…» и желает другим петь «во все свои земные голоса»! Ведь кто поет самозабвенно и не ради выгоды, тот и добр, тот и не унывает от временных скорбей. Одна злоба бесится от вдохновенного пения, но это уж ее проблемы. Бог-Творец всего видимого и невидимого через поэтов затрагивает струны нашего сердца, и оно приходит из окаменелого состояния в движение и начинает петь Богу, хотя бы поначалу и глухо и не в такт, но по мере исполнения Любовью станет петь все чище, вернее и запоминающее.

Вот так поэзия, она
Звенит – ее не остановишь!
А замолчит – напрасно стонешь!
Она незрима и вольна.

Прославит нас или унизит,
Но все равно возьмет свое!
И не она от нас зависит,
А мы зависим от нее…

Верное Богу слово всегда звенит! Как его остановишь? Подставьте вместо слова «поэзия» у Рубцова слово «Бог» и будет то же! Добрые стихи заставляют нас отказаться от себялюбия и придти на помощь другим. Они гонят нас из уюта в мир боли и печали, часто на заклание злобствующими и помешанными на одном временном и тленном безумцами. Но Бог-Любовь все равно возьмет Свое, ибо кто отменит Божие из смертных людей? Бог сказал, и стало, а человек дал слово и забыл про него. Мы целиком зависим от Любви, а не Она от нас, но чтобы Любовь начала действовать внутри нас, нужно приложить много труда души и сердца. Многие просто-напросто не хотят трудиться над собой – ни молиться, не каяться. Зато хватаются за ручку и начинают строчить бездарное и безчеловечное, за что, конечно, дадут ответ. Поэзия любит сильных духом и осознающих свою немощь перед Всевышним, то есть смиренных. Таким и подается дар слова. И хоть графоманы не унимаются, они тем вернее выдают себя с головой – за ними нет ничего Божьего.
«Придите ко Мне» - безмолвно вещает с Леушинского Чудотворного Образа Богомладенец – Сама Любовь Божия и протягивает к каждому ручки. Неужели же снова отвернемся или, не приведи, Господи, отведем ручки от себя?!... Тогда нам грош цена, мы хуже всякого скота и твари, мы недостойны Небесной Любви и Поэзии.
В конце 1880-х годов один богомолец принес из Соловецкой обители в Леушинский монастырь список Чудотворной Иконы Божией Матери, именуемой «Хлебная». Сестры торжественно встретили Святую Икону и, пройдя с Ней крестным ходом, поместили в пекарню. Заступничеством Царицы Небесной монастырь, знавший разные времена, никогда не оставался без хлеба. Вспомним видение Игумении Таисии, где она идет к обители через хлебное ржаное поле, которая она должна сама выжать… Возможно, речь идет о небесном предстоянии Матушки пред престолом Божиим, чтобы ее молитвами спасались бы люди и восстановлен был монастырь. На Святой Иконе «Спорительница хлебов» мы как раз видим изображенную Пресвятую Богородицу с воздетыми к Небу руками, а внизу хлебное поле со сжатыми снопами. Если мы будем обращаться к Матери Бога во всех обстояниях, то все в нашей жизни будет идти не наперекосяк и кое как, а спориться и ладиться. Матерь мира явила Хлеб Вечной Жизни – Христа, принимая Который, мы освящаемся и получаем прощение грехов. У поэта Рубцова мать-старушка говорит: «Родимый, хлеб сам себя несет» Человек, как Божия пшеница, должен перемолоться в скорбях, чтобы вышел хлеб чистый и святой. Без Бога наступит такая жара, что все без Любви зачахнет, угаснет в сердцах милость, все погрузится в сон, как гениально писал Рубцов в «Жаре». В советское время он не уставал напоминать о милости – «Соображаю, как же так – Я дать не в силах человеку Ему положенный пятак?» и безсмертии – «И не верю настойчивым слухам, Будто все перейдет в забытье…».
Без Бога все неминуемо погрузится в смерть, могилу, ад. И снова перед глазами Леушинская Святыня, с Которой Богомладенец устами священства ежедневно в храме взывает: «Приимите, ядите: сие есть Тело Мое, еже за вы ломимое, во оставление грехов». Без Небесного Хлеба – Христа мы отравимся греховным ядом мира, скрытым под мирскими сластями и погрузимся в вечный сон адского незнания Бога Святой Троицы, потому что неразрешенные на исповеди грехи будут тянуть нас на адово дно.
Православие – это не вера, состоящая в том, чтобы исполнить все обряды и продолжать жить по-своему, но действенная Любовь. Если бы Христос только прекрасно и необычно учил (как полагал писатель Л.Толстой) и делал иногда чудесное, то дело спасения не было бы совершено. Но Христос привлек к Себе тем, что добровольно по любви к нам взошел на Голгофу и этим привлекает к Себе – то есть и нам нужно через Голгофу – «многими скорбями» войти в Царство Святой Троицы. Иначе нам нечего будет сказать и не для чего жить, разве что для одного брюха. Великий русский поэт Николай Рубцов так сказал об этом крестном, но радостном пути: «А ТЫ ЛЮБИ И ЖАЛЕЙ»! Если будешь любить не одними словами и намерениями, а помогать другим («рыжиков вам принесу» Н.Рубцов) и жалеть, что означает никого не осуждать, то и спасешься во Христе. Многие земные поэты пишут Бог весть о чем, но великие небесно-земные поэты пишут любовью сердца, а любовь есть высшая молитва, которая никогда не перестает.
«5 марта 2003 года впервые после закрытия Леушинского монастыря чтение Неусыпающего акафиста совершалось перед Хлебной Иконой Божией Матери. В течение трех дней непрерывно читались акафисты, совершалось освящение хлебов и сухариков. Богородица в эти дни явила особе знамение. В храм пришла раба Божия по имени Людмила, которая рассказала, что ей три дня назад приснилась Матерь Божия и повелела испечь пирожки, вручив при этом накладную, в которой значились 150 пирожков. Раба Божия, проснувшись, недоумевала, для чего и для кого нужно испечь эти пирожки. Вечером она услышала по радио рассказ о Хлебной Богоматери и принесении Ее Иконы в храм Леушинского подворья. Она решила, что именно Богоматери она и должна приготовить пирожки. Каково же было ее удивление, когда она, увидев Икону Божией Матери Хлебную, узнала в ней явившуюся ей в этом образе Богородицу. Принесенные 70 пирожков были священны и благословлены всем богомольцам. На другой день Людмила принесла еще 80 пирожков, исполнив, таким образом, послушание, данное ей во сне. Кто-то вспомнил, что преподобный Серафим Саровский благословил на канавке в Дивеево читать именно 150 раз «Богородице Дево, радуйся». Наверное, и количество пирожков Хлебной Божией Матери было не случайным».
Конечно, «случайного» ничего в мире нет, но все промыслительно и назидательно, о чем не устает вещать Церковь и Русская Духовная Поэзия. Так празднование Иконы Пресвятой Богородицы «Хлебной» приходится на 21 сентября по новому стилю, то есть на праздник Рождества Владычицы нашей Богородицы и Приснодевы Марии. В этот день празднует свой день рождения моя родная сестра Татиана… Покойный родной брат Алексий был трудником Никольского храма во Владычней слободе города Вологда и долгое время выпекал святые просфоры в храме… Во всем, в каждой детали, в частном и в целом, мы видим Любви связующую нить.
В Царском Селе, носящем теперь имя великого поэта Святой Руси А.С.Пушкина, на Казанском кладбище погребены дети родной сестры Татианы – Сережа и Максим. Царское Село видело не только всех русских поэтов, но и ученицу Леушинской школы, уроженку Череповца Анну Демидову. Она знала несколько иностранных языков, играла на фортепиано. По семейному преданию, Императрица Александра Федоровна заинтересовалась ее рукодельем на выставке рукодельных работ Леушинского монастыря в Ярославле, и таким образом Анна попала на службу комнатной девушки при Царской Семье в 1901 году. После Февральской революции 1917 года Анна остается с Царской Семьей и следует за Царственными Страдальцами в ссылку в Тобольск, а затем и в Екатеринбург. Была жестоко убита вместе с Семьей Николая II и другими оставшимися с Семьей слугами в Екатеринбурге в ночь с 16 на 17 июля 1918 года в подвале дома Ипатьева (поэт Николай Рубцов также был убит ночью на 19 января в праздник Крещения Господня). В 1981 году Анна Демидова была вместе со всеми жертвами екатеринбургского убийства была канонизирована Русской Православной Церковью за рубежом. Поэтому дело ее канонизации в Русской Православной Церкви Московского Патриархата – дело лишь времени. Царской Семье была представлена известная Леушинская иконописица Алипия (Герасимова). Именно ей приписывается написание Иконы Божией Матери «Аз есмь с вами, и никтоже на вы». Эту Икону называли еще «Объятия Отчи».
Чудотворную Леушинскую Икону Пресвятой Богородицы считают первой Богородичной Иконой третьего тысячелетия. Она явлена в наше неспокойное постсоветское время для утешения и поддержки верующего православного народа, потому что сегодня Россия непосредственно противостоит дьявольским устремлениям и воцарению антихриста. Святая Русь вместе с Ее священством, монахами и поэтами – всеми духовными словесниками и есть Та Удерживающая Сила, благодаря Которой антихрист еще не явился в мир, и есть возможность креститься в Святую Троицу для спасения души от ада. Если бы люди, хотя бы кратко, про себя, молились Матери Божией, то мир бы давно не был таким, каким сегодня предстает в зверином, антихристианском обличии – в оправдании самых мерзких грехов и преследовании христиан по всему миру путем революций, переворотов и реформ. Возьмите великих русских поэтов, начиная с того же Батюшкова, - все они за литературную деятельность не заслужили не то, что официальных наград, но были часто гонимы за поэтическое творчество со стороны тех, кто со времен Крещения Руси «точил» на Святую Крещенскую Русь «зуб».
Существует келейная молитва перед Леушинским Чудотворным Образом Пресвятой Богородицы: «О, Пресвятая Госпоже Владычице, Богородице, Похвало Леушинская и всего мира Надеждо и Утешение, на всех путях жизни нас не оставляющая! К Кому молитвы вознесу, если не к Тебе, Утешительнице грешных чад Твоих! Вот и ныне я стою пред Образом Твоим Святым со своими страданиями и заботами. Я пришел к Тебе, Мать и Госпожа Наша, исполненный надежды, что Ты поможешь мне во всех обстоятельствах моей жизни и разрешишь все мои проблемы. Поэтому я усиленно прошу Тебя даровать мне сильную веру, надежду и любовь, чтобы я всегда помнил о Твоем Божественном Сыне, источнике и смысле человеческого бытия. О, Премилостивая и Пречудная Заступнице Наша, прими под свою опеку мою семью, мою страну и всю Церковь Христову. О, Преблагословенная Дева Мария! Избавь и освободи сердце мое от гнева, немилосердия и сомнений и наполни его миром и любовию. О, Преславная Царице Небесная! Ты знаешь то, в чем я более всего нуждаюсь, и потому прошу Тебя: возьми меня под Твое могущественное покровительство на земле, а после моей смерти – приведи меня в Царствие Сына Твоего Иисуса Христа! Аминь»
Кстати, преподобный Серафим Вырицкий, молившийся о спасении России перед Леушинским Образом Матери Божией, написал следующее пророческое стихотворение:

                Пройдет гроза над Русскою землею,
                Народу русскому Господь грехи простит
                И Крест Святой Божественной красою
                На храмах Божиих вновь ярко заблестит.

                И звон колоколов всю нашу Русь Святую
                От сна греховного к спасенью пробудит,
                Открыты будут вновь обители святые,
                И вера в Бога всех соединит

Будет и такое - прежде невиданное, когда каждый Ангел будет трубить в том месте, которое охранял на земле. Будет трубить и над Хантаново, и над Мяксой, и над Леушино, и над Бабаево, над всей Россией, над всей землей… Каждая граница страны, граница области, края, села, каждый город, каждый монастырь, все имеют своего Ангела. И каждый Ангел будет трубить над тем местом, которое вверено ему было хранить в веке сем на этой земле. И когда вострубят трубы, которые рассекут воздухи, которые разверзут могилы, которые разбудят умерших от века! В мгновение века они облекут их в плоть из четырех стихий, из которых состояло тело человеческое: из воды, земли, огня и воздуха. Эти трубы пройдут сквозь землю и дойдут до дна адова, чтобы воззвать всех духов, всех бесов и всех грешников! Это будут те трубы, которые и ввысь будут трубить, разверзнут небеса, и превыше всех небес дойдет глас их, чтобы призвать всех Ангелов без числа и все лики праведников на Суд. Тогда исполнится слово великого пророка Давида, изреченное Духом Святым: призовет небо свыше и землю снизу, разсудити люди Своя (Пс. 49, 4). И тогда Господь призовет Небо - все силы ангельские: все Ангелы сойдут с Неба при гласе трубном, а когда говорится о земле снизу, это значит – всех людей от сотворения мира и всех духов злобы, обитающих в воздухе, на земле и в аду. Призовет, чтобы рассудить людей Своих. Тогда Он отделит праведников от грешников, как говорит Писание, как пастырь отделяет овец от козлов (Мф. 25, 32). И пойдут сотворившие добро в упокоение и наслаждение вечное, а сотворившие зло и не покаявшиеся – в мучение и осуждение вечное (см.: Мф. 25, 46; Ин. 5, 29).
И да сподобимся тогда все мы наследия Божия, чтобы в будущем нестареющем веке быть с Богом и со всеми благоугодившими Ему верой и делами. Аминь.

P.S. 10 сентября 2018 года состоялось заседание Архиерейского Совета Вологодской митрополии, на котором епископ Череповецкий и Белозерский Флавиан  выступил с сообщением о проведенной  Комиссией по канонизации подвижников благочестия Череповецкой епархии  за четыре года работе по сбору  материалов, необходимых для рассмотрения вопроса канонизации  игумении Таисии (Солоповой). Владыка   представил на рассмотрение участников совещания:
 - публикации, документы архивов, свидетельствующие о жизни игумении Таисии;
 - документы,  свидетельствующие о почитании игумении в наше время, о чудесах и молитвенной помощи по ее предстательству.
Архиереи Вологодской митрополии единогласно приняли положительное решение о передаче всех собранных документов в Синодальную комиссию по канонизации святых, в случае положительного решения которой,  по благословению Святейшего Патриарха Кирилла, на Священном Синоде возможно будет принято решение о причислении матушки Таисии к лику святых.
Слава Богу за все.