Котэ и Кысь

     Жили-были два друга, две противоположности. Белый и чёрный Котэ и Кысь. Впрочем, почему жили? Они и сейчас живут-поживают, добра наживают.

     Котэ белый, вальяжный, дородный, с голубыми глазами. По мордочке его, как веснушки, разлита рыжина. И на солнце, если присмотреться, он не чисто белый, а с лёгким рыжим отливом, будто тончайшая рыжеватая тонкая прозрачная ткань накинута на его мех. Котэ плюшевый, как медвежонок, шерстинка к шерстинке. Рука так и тянется погладить, а когда погладит – утопает в его густом длинном мехе.

     Кысь ещё котёнок. Пока был совсем маленьким, шерсть его торчала во все стороны. Всю пыль к себе притягивал, все соринки и пушинки. Стал постарше, улеглись шерстинки в красивую атласную чёрную шубку. В детском возрасте был чёрным, как уголёк, ни пятнышка. А со временем образовались у него красивые кофейные подпалины по бокам и кофейного цвета воротник на шее. От его сиамской мамы в наследство окрас достался. Только лапы, морда и хвост всё такие же угольно-чёрные.  Глаза у Кыся зелёные, близко поставленные к носу, характер беспокойный, исследовательский. Одно у котофеев общее – хвосты. Пушистые, толстые, с человеческую руку. Когда идут котобратья – хвосты вверх, и колышатся шерстинки, как перья на опахале.

    Котэ уже взрослый кот. Ему бы поесть да поспать. А Кысю надо побегать, поноситься да Котэ позадирать.

     Вот и бушует каждодневно война добра со злом. Это Мама так их битвы называет. Наборются Котэ с Кысем, померяются силушкой богатырской. А потом оба к Маме бегут.

    Котэ на коленки ложится. А Кысь мордочку в ладошку уткнёт – гладь! Или на плечо запрыгнет. Или привстанет на задних лапках и носом в Мамино лицо ткнётся – поцеловал! И лапками за шею обнимает. Ну чисто не котёнок, а ребёнок.

     Утром, пока Мама спит, спят оба и смиренно ждут, когда же наступит час кормления. Вот Мама проснулась. И со всех ног бегут за ней на кухню две голодные души, обгоняя друг друга и путаясь у сонной Мамы под ногами.
Котэ спокойно ждёт. Не пристало ему, взрослому солидному котяре, метаться у Мамы под ногами и клянчить. Кысь же весь искричится, избегается: «Ну когда же? Ну давай уже! Есть хочу!!!».

     И вот лакомство в мисках. Котэ спокойно ест. Он свою миску знает. Кысь же мечется от миски к миске. Вроде вот она еда! А в чужой миске вкуснее! Наконец, успокаивается и ест, попискивая от удовольствия. И не приведи Боже в этот момент отобрать у него миску. Лапой цапает не жалеючи.

     Вот наелись, облизались. Котэ спать хочет. А Кысю играть надо. Он подкрадывается к другу, бросается из засады. И покатились два шерстяных колобка по квартире, сшибая всё на своем пути, сдирая занавески и оставляя за собой клочки белого и чёрного пуха.

     А потом, наигравшись, обнимаются и начинают друг друга вылизывать, обихаживать. Да так и засыпают.

     Мама уходит на работу – Котэ за старшего остаётся. От такого доверия Котэ и правда старается соблюсти порядок в доме. Мама с работы пришла – оба бегут встречать. Подставляют спинки под руку, тянутся подбородками, катаются на спине, подставляя нежные брюшки.

     Однажды уклад жизни двух друзей был нарушен. Мама принесла с улицы Кису. Изголодавшуюся, измождённую, с диким взглядом и очень тощую. Да ещё и ко всему с плешью у хвоста. Киса долго удивлённо металась по квартире, очумело заглядывая в зеркало, смотрела на своё отражение, и в её раскосых жёлтых азиатских глазах читались и недоумение, и неверие в собственное везение – я дома? Я в тепле? Меня накормят? Мне не придётся больше скитаться? Когда она, наконец, наелась, то свернулась клубочком и уснула. Спала она почти всё время. Просыпалась, чтоб поесть и сходить в туалет. Лоток, сразу признанный ей, указывал, что Кисе не чуждо воспитание и интеллигентность. Была она, как и Кысь, чёрной, но не пушистой, а гладкой. Шёрстка от хорошего питания заблестела, и Киса выглядела шёлковой маленькой пантерой.

     Котэ вскорости решил показать, кто в доме хозяин. При виде Кисы он надувался, как шар, грозно урчал, бил хвостом и мелкими шажками шёл в атаку на Кису. Киса же, несмотря на субтильность и некоторую внешнюю слабость, сразу начинала истошно орать, защищая своё личное пространство.

     Вы слышали когда-нибудь крик павлина? Так вот, Киса кричала именно так. Истерично, заполошно, сразу с лёгкостью беря самые высокие ноты. И била Котэ по голове. Котэ, не ожидая такого ответа, ошалевал и притормаживал. Это позволяло Кисе удрать с места конфликта и спрятаться где-нибудь в более надёжном месте.
А вот с Кысем Киса подружилась. Не сразу, со временем. Шальной которебёнок был открыт для мира, любознателен, игрив. Его ли непосредственность или материнский инстинкт Кисы сыграли свою роль, но вскоре Киса уже вылизывала шёрстку Кыся и вела себя, как заправская мама.

     Идиллия продолжалась недолго. Вскоре приехала дочь Мамы. Кошек она не любила. Кису восприняла в штыки. Кысь мог натворить шалостей, сделать лужицу – доставалось Кисе. Девушке не нравился сам внешний вид Кисы. И худая она, и облезлая, и вся-то какая-то не такая. Котов дочь тоже не привечала. Считала источником шерсти на одежде. Гоняла из своей комнаты и всячески притесняла.
 
     Однажды Кису увезли. Якобы в деревне нашёлся ей хозяин. Но это было неправдой. Увезли её в родной дом Мамы. Там она и живёт по сию пору, пытаясь подружиться с другими кошками. Старается удержать своё хрупкое кошачье счастье и благодарит Кошачьего Бога за удачу в её судьбе.

     А что же наши два друга, два котобрата, белый Котэ и чёрный Кысь? Ребята живут всё так же день ото дня, провожая Маму на работу и ожидая её, живут в своих кошачьих заботах и переживаниях, с перерывами на сон. Пока есть Мама, у них всё будет хорошо.