Про деспотизм и свободу личности

Надысь не случилась у меня дискуссия на тему свободы личности, деспотизма и генетического рабства. Ну не случилась и не случилась. Тем белее, что аргументы у обеих сторон на уровне веры. К тому же, если перефразировать кумира восьмидесятых-девяностых – фейсбучные споры – последнее дело. Чего-то меня сегодня на Макаревича тянет.

Я к чему всё это. Водил сегодня жену в поликлинику, жену в глубину запустил, а сам в прихожей устроился. Небольшой такой вестибюльчик, метров десять-двенадцать всего будет, пяток креселец малых (килограмм на сто не больше), пара пожарных шкафов и все, в общем-то. А на стеночке, возле пожарных шкафов, висит корзинка с бахилами. Кто заходит, берёт, обувает. Одна дамочка при выходе горсточку хапанула и на улицу пошла. Ну, свободный человек, делает  что пожелает, пока на свободе.
Так вот. Под корзинкой с бахилами урна стоит, чтобы значит, использованные бахилы в неё складывать. Нам на двенадцать сорок было назначено, много людей перед нами прошло – урна полнёхонькая уже. Народ разувается, кто аккуратненько сверху пристроит, кто просто, не глядя, швырнёт. Бахилы падают на пол. Кто-то подберёт, сверху кучки пристроит, а кто, даже не оглянется. И тут бабулька подходит. Уж не знаю, сколько ей лет, но, если мне шестидесятилетнему она бабулькой показалась, немало ей годков, поди, блокаду пережила.  Снимает свои бахилы, и спокойненько так кучку в урну утрамбовывает, урна оказалась наполовину свободной. О как! И с полу вокруг всё собрала. Наверняка, думаю, бабушка Сталина помнит, боится гнева народного, потому и ведёт себя прилично, а не как свободная личность, за которой «специальные люди» должны подбирать. Про специальных людей я тоже впервые здесь, в Питере, услышал. Тогда я ещё не знал, что голубая мечта раба – иметь своего раба. А свободный человек подтирается сам. Это я теперь уже сопоставил.

Сижу дальше, время уже минут на двадцать просрочили, а жену к врачу так и не пускают. Ничего не попишешь – время отпусков. Чего же, врачам в отпуск не ходить, если свободная молодёжь вместо мединститута идёт на Лёшин митинг. Врачи тоже люди. Так вот, бабулька эта напомнила мне притчу, что отец рассказывал. Классе в пятом я был, а помню, что не в первый раз слышу эту историю.

Поссорились два помещика соседа. Ну, дело-то житейское, поссорились – помирились, чего не бывает. А тут, не успели они помириться, как у одного из них сын женится. Тут, как ни крути, второго в гости звать нельзя, пусть он   жениха ещё мальчонкой на руках качал. А тому обидно, что его не приглашают, аж кровь из носу пошла. И вот посылает он своего дворового подсмотреть кто придёт на свадьбу да сколько всего человек будет. Поздно за полночь возвращается мужик и докладывает барину:
 
– А никого людей – говорит – не было. Токмо одна старушка.
– Как так? – удивляется барин. Да верно ли ты посчитал? Ну-ка, рассказывай подробно.
 – Дык, я пораньше у ворот спрятался, а в калитку полено бросил. Такшта, прямо посерёдке дорожки. И с собой ещё пару-тройку держу, чтобы значит подбросить, ежели кто уберёт. Одна старушка  и убрала. Наклонилась, подняла, да и отбросила в сторону. Хорошо, я успел пригнуться. Ну, вот и всё, барин.  Остальные гости шли, как бараны, спотыкнуться и дальше идут.

Тут жену к врачу позвали, глядь, а урна опять полная. Стыдно мне стало. Встал я пошарил за пожарным шкафом, палочку нашёл. Ею и утрамбовал бахилы в урне. Перед кем мне стало стыдно? За кого? Не знаю. Такая, видимо, у меня рабская натура. На генетическом уровне.

З.Ы. Наконец бахилы в корзинке закончились – много народу там проходит за день. Бахилы закончились, а пациенты – нет. Заходит ещё одна бабулька. С костылём-тросточкой. Ноги еле передвигает, видно – не слушаются они её. Смотрит бабулька: бахил нет. Так она целую минуту, своими непослушными ногами коврик тёрла. Тоже, наверное, из того поколения – рабского.