Вспоминая Мишеля Монтеня

13 сентября 1592 года этот мир покинул удивительный человек, гасконский дворянин, дважды избиравшийся мэром города Бордо, Мишель Монтень.  Он в течение двух десятков лет писал «Опыты» – книгу, прославившую его имя на века. 

Вот как писал о нем Ф. Ницше:
«Жизнь на земле  стала более богатой от того,  что писал такой человек. С тех пор как я соприкоснулся с его мощным и свободным интеллектом, я люблю повторять его собственные слова о Плутархе: «Едва только я взгляну на него, как у меня вырастает новая нога или крыло». Заодно с ним был бы я, если бы дело шло о том, чтобы поуютнее устроиться на земле».

Поскольку сам М. Монтень писал, что «самое плодотворное и естественное упражнение для нашего ума – по-моему, беседа. Из всех видов жизненной деятельности она для меня наиболее приятный», наш медиум набрался храбрости и мысленно задал великому человеку несколько вопросов,  вступив, таким образом, в диалог. 


М. – Считаете ли Вы, уважаемый  Учитель, что любая жизнь есть несомненное благо?

М.М. – Жизнь сама по себе – ни благо, ни зло: она вместилище и блага, и зла, смотря по тому, во что вы сами превратили ее.

М. – Конечно, иногда мы сами своим неразумным поведением портим себе жизнь, но ведь бывают превратности судьбы. Есть мнение, что любое бедствие посылается свыше, чтобы нас испытать или научить чему-то. Следует ли в таком случае уклоняться от подобных уроков?

М.М. – Все средства – при условии, что они не бесчестны, – способные оградить нас от бедствий и неприятностей, не только дозволены, но и заслуживают всяческой похвалы.

М. – В наше нелегкое время искренность не в цене – преуспевают люди, мягко говоря, лукавые и не обремененные совестью. Стоит ли, несмотря на это, оставаться правдивым и непосредственным человеком?

М.М. – Непосредственность и правдивость своевременны и уместны в любой век, каким бы он ни был.

М. – Это, действительно, ценные качества, однако для достойной жизни этого недостаточно. Настоящий человек должен духовно возвышаться над суетой и тщетой жалкого прозябания.

М.М. – Ценность души определяется не способностью высоко возноситься, но способностью быть упорядоченной всегда и во всем.

М. – Если характер человека оставляет желать лучшего, значит ли это, что его плохо воспитывали? Можно ли изменить природные качества правильным воспитанием?

М.М. – Природные склонности развиваются и укрепляются воспитанием, но изменить и преодолеть их нельзя.

М. – С возрастом иные люди становятся не то что мизантропами, но явно предпочитают уединенный образ жизни. Вы тоже в зрелом возрасте оставили службу и предпочли жить на свободе в своем замке. Как Вы это объясняете?

М.М. – Мы живем среди людей и вступаем с ними в разные отношения; если их повадки несносны для нас, если мы гнушаемся соприкасаться с душами низменными и пошлыми, ...то нам нечего вмешиваться ни в наши собственные, ни в чужие дела: ведь и частные и общественные дела вершатся именно такими людьми.

М. – Но ведь надо участвовать в жизни своей страны, иметь активную гражданскую позицию, занимать достойное место и быть, как у нас любят говорить, успешным и состоявшимся человеком.

М.М. – Что же касается красиво звучащего изречения, которым прикрывается честолюбие и стяжательство, а именно: «Мы рождены не для себя, но для общества», то пусть его твердят те, кто без стеснения пляшет со всеми другими под одну дудку.
 Но если у них есть хоть крупица совести, они должны будут сознаться, что за привилегиями, должностями и прочей мирской мишурой они гонятся вовсе не ради служения обществу, а скорее ради того, чтобы извлечь из общественных дел пользу для себя.

М. – Вы подумайте! А ведь произносятся высокие слова о свободе, народе, защите прав и тому подобные. Разве «элита» действует не из самых благородных целей?

М.М. – Бесчестные способы, с помощью которых многие в наши дни возвышаются, ясно говорят о том, что и цели также не стоят доброго слова.

М. – Вы правы. Лучше уединиться и читать хорошие книги. Однако многие люди читают для того, чтобы при случае поразить собеседников своей многосторонней эрудицией и, таким образом, упражняют свою память. Считаете ли Вы, что так и следует поступать?

М.М. – Чтение служит мне лишь для того, чтобы расширять мой кругозор, будить мою мысль, чтобы загружать мой ум, а не память.

М. – Какую роль играют книги в Вашей жизни?

М.М. – Книги сопровождают меня на протяжении всего моего жизненного пути, и я общаюсь с ними всегда и везде. Они утешают меня в мои старые годы и в моем уединенном существовании. Они снимают с меня бремя докучной праздности и в любой час дают возможность избавляться от неприятного общества... Чтобы стряхнуть с себя назойливые и несносные мысли, мне достаточно взяться за чтение; оно завладевает моим вниманием и прогоняет их прочь... Они – наилучшее снаряжение, каким только я мог обзавестись для моего земного похода, и я крайне жалею людей, наделенных способностью мыслить и не запасшихся ими.

М. – Правда ли, что больше всего на свете Вы цените свободу?

М.М. – Благодатная свобода, так долго ведшая меня по моему пути! Пусть же она доведет меня до конца! Я стремлюсь ни в ком не иметь настоятельной надобности.

М. – Люди всегда зависят от своих ближних – разве это не естественно?

М.М. – Тяжело и чревато всевозможными неожиданностями зависеть от чужой воли. Мы сами – а это наиболее надежное и безопасное наше прибежище – не слишком уверены в себе. У меня нет ничего, кроме моего «я», но и этой собственностью я как следует не владею, и она, к тому же, мной частично призанята.

М. – «Призанята», вероятно, у Ваших любимых философов. Что дает Вам приверженность к философии?

М.М. – Я стараюсь воспитать в себе крепость духа, что важнее всего, и равнодушие к ударам судьбы, чтобы у меня было на что опереться, если бы все остальное меня покинуло.

На этой мужественной мысли, высказанной замечательным человеком, закончилась беседа…