Гей-парад пошёл... Часть 1. Часть 2

Часть 1.

Алексей

- Здрасьте, - в дверь просунулась копна соломенных волос, за ней показалась «сажень в плечах», а затем появился и весь….я! Как всегда опоздавший, слегка разгоряченный от быстрой ходьбы.

И полетели, полетели навстречу улыбки, защебетали мелодичные, смешливые, звонкие птичьи голоса, вдруг повеяло терпкими ароматами тропических цветов. Задвигались стулья, всплеснулись руки, пространство закружило и приняло меня в объятия взглядов, запахов, ласковых причитаний и всхлипований…Сотрудницы офиса разом бросили все свои дела и принялись радостно приветствовать меня, как будто мы не выходные не виделись, а полгода моих странствий в чужих землях.

- Ах, Лёшенька пришел! – Какая радость, дорогой! – Входи быстрее, мы без тебя чай пить не садимся! – А что у нас сегодня вкусненького есть для Алёшечки! – Ну, наконец-то! (последняя фраза сквозь зубы, но с заметной дрожью в голосе  принадлежит нашей начальнице О.В., которая так встречает каждое моё опоздание).

А ежедневное опоздание на 20-30 минут стало моей визитной карточкой. Ну, не могу я с утра с собой ничего поделать! Тянусь до последнего, плескаюсь в душе до посинения, потом бегом до работы – и вот, результат. Мне это и самому странно, учитывая недавнее славное спортивное прошлое. Но сегодня я превзошел себя! Сорок минут… О.В. недовольно оглядела вышедшую из повиновения трудовую ячейку (но всем-то на неё наплевать, это видно невооруженным взглядом) и строгим голосом новоиспеченного руководителя призвала меня в свой кабинет.

Входя в кабинет, я по спине её  понял, что буду «пропесочен». А именно сегодня мне этого особенно не хотелось. Ночью я так неожиданно для себя упоительно летал во сне, что первыми ощущениями при пробуждении были распирающая всё моё тело свобода, легкость и протест против действительности. Ну, никак не прёт менять утренний настрой, выслушивая надоевшие нравоучения О.В., смотреть на её бледное лицо высушенного мышонка, корчить и выдавливать из себя раскаяние и «никогда больше не повторится». Да, какое всё это имеет ко мне отношение! Я появился в конторе случайно, временно и необоснованно. Просто закончился учебный год, наступало лето, я оставался в городе один («родаки» свалили в столицу для обустройства нового семейного гнезда) и, чтобы зря не убивать время, матушка устроила меня по знакомству сисадмином к своей институтской подруге… Да, я получал какие-то деньги «на хлеб и молоко», получал порцию женского внимания и свежей выпечки «для Лёшеньки» и даже приносил какую-то пользу конторе… но «я»! «я»-то тут при чём!!

Это лето наступило для меня внезапным осознанием своего одиночества и начала новой жизни: вся моя четырёхлетняя учеба, спортивная карьера казались сейчас какими-то иллюзорными и отдельными от меня самого. Я вдруг стал смотреть на себя с особым вниманием, как бы изнутри, дольше обычного задерживался у зеркала,  будто видел совсем незнакомого человека. Каждое утро  просыпался с внутренней тревогой и ожиданием чего-то необычного, важного, что должно было обязательно случиться. Может, думал я, это от того, что  впервые так надолго остался один дома, без родителей, без рутинного общения и контроля. Но чувство внутреннего обновления не покидало.

И к конторе это не имело никакого отношения! Чтобы пресечь неизбежное насилие над своей личностью, я молниеносно выкинул трюк, сбивший О.В. с толку и с назидательного настроя. Войдя в кабинет (я следом), О.В. как много раз до этого, театрально развернулась на каблуках посреди комнаты и приняла позу обвинителя. Вместо того чтобы почтительно остановиться на пороге и повесить голову, я прошел вперед и, в момент «разворота»,  влетел в неё по инерции, впечатался всем своим жарким телом в её кости.

- Прости, не ушиб тебя?- баритонировал я, касаясь её уха губами, обхватив чуть повыше локтей. От этого «ты», неожиданной близости и обожженного уха, О.В. впала в ступор и перестала дышать. Опять трюк удался, и я мысленно поставил ещё одну галочку в графу «Беспроигрышных приемов для покорения женского пола». Видимо, существуют какие-то отключающие точки выше локтей, раз все бабы на это реагируют одинаково.

Не дав ей опомниться и начать дышать, я слегка приподнял её  и поставил на место. Отойдя к шкафу, рассматривая книжную полку и стоя к ней спиной, я сразу начал говорить, что вот опять доставляю ей огорчение и разочарование, но что же я могу поделать: живу один (выделил паузой), «брошен родителями», по утрам меня некому будить, а спит моё молодое тело очень крепко и будильник не слышит. Не могу же просить кого-нибудь звонить и будить меня каждое утро!

Существо сзади задышало, откашлялось и виновато простонало:

-Ну, что Вы, Алексей,… я по другому поводу…,-пауза, внутренняя борьба с собой и внезапное озарение. – Да, я хотела Вас попросить помочь …. отнести… ну, вот эти коробки ко мне домой… вечером,… если возможно, и Вы не заняты, или, может, в другой раз….

-С превеликим удовольствием! – я поймал волну и решил сыграть до конца. – Всё, что хочешь (я специально придерживался «ты», чтобы продлить интимность момента)…. договорились, - и выскользнул из комнаты.

***

Обычный трудовой день за ширмой компьютера прошел незаметно, как и два месяца лета. Но сегодня я решил убить двух зайцев: урвать незаслуженный отпуск с августа и отточить мастерство обольстителя и, быть может, получить удовольствие. Дело в том, что я перестарался в описаниях О.В., как сухого,  костлявого, занудного существа. Если объективно, ей не больше двадцати восьми, она робка и пуглива, но судьба неожиданно назначила её управлять коллективом, в котором  ещё три месяца назад она работала на общих основаниях.  Коллеги не воспринимали её всерьёз и, со смехом и издёвками, позволяли «руководить», т.е. отдуваться перед Вышестоящим.
Пожалуй, было ещё одно - выиграть недавний спор с человеком, перед которым я не мог упасть в грязь лицом. И это был Дэн.


Дэн

Да, это был Дэн, с ним я летал сегодня во сне! - вспомнилось внезапно.

Ровно в 18:00 все "птички" – Галочка, Вика, Леночка Михайловна,  вспорхнули с веток и понеслись по домам, подмигивая, улыбаясь  лучисто мне на прощанье. О.В. засела в кабинете и боялась выйти. Я взял на себя всю трудную работу – вошел без стука, деловито осмотрел две коробки из-под бумаги А-4 и стал перематывать их скотчем.

-Ну, что, в путь? - не глядя на неё,  подхватил коробки, играя мускулами. Она засеменила следом. Не успели мы выйти на улицу, как я уже стал сам себе противен: и надо тебе тащиться к непонятной бабе домой, пыжиться и строить из себя супермена, тратить драгоценные эмоции на уже надоевшие ритуалы!? Но, отпуск, Лёха, отпуск! Свобода, ничегонеделание, дача! И она подпишет и пробьет его у начальства.

Шли молча. Я «сдулся» и ничего из себя уже не строил. На углу улицы, возле бочки с квасом боковым зрением увидел знакомые вихры. Дэн и «шайка» дули квас, гогоча и матерясь. Не нравилась мне его компания – слишком громко, слишком вульгарно… Хотя, среди них иногда мелькали примечательные персонажи: сам Дэн, например, не по возрасту высокий, худой, выше их на голову в прямом и переносном смысле. И Мэри, его девочка, с которой он везде ходил - именно ходил, потому что больше ничего «криминального» за ними я не замечал. Он тоже увидел меня и смотрел пристально на наше шествие. На моё многозначительное подмигивание он резко повернулся спиной и больше не оборачивался. Солнце уходящего дня осветило его стриженый выгоревший затылок. Тут моё сердце вдруг сорвалось куда-то вниз и затихло на мгновение. Я внутренне сжался, забыл вздохнуть и …. споткнулся. Сердце бешено подскочило к горлу и встало на место. Фу, чёрт… а ведь это уже не первый раз! Я угрюмо зашагал дальше, пытаясь объяснить необъяснимое.

«Это всё твоё упрямство, желание выпендриться, сопляк,- ругал я его, оправдывая свои сердечные «неполадки» некоторой обидой на резкость парня, на то, что часто, ни с того ни с сего, он поворачивался ко мне спиной, прекращая разговор, молча, без объяснений уходил. «Это твой дурацкий, стриженый затылок, малявка… Обрезать такие волосы!»

Я вспомнил, как впервые приветствовал нового соседского мальчишку пару лет назад, когда они с матерью поселились на нашей лестничной площадке. Пока наши мамаши перебрасывались парой дежурных вежливых фраз, я подошел познакомиться с ним – машинально запустил руку в его пепельные спутанные кудри по плечи, потрепал за загривок, как обычно тискают щенят. Я всегда так приветствовал новобранцев в нашей городской футбольной команде на правах бессменного капитана и кандидата в мастера спорта.  С тех пор так и повелось: встречаясь, я не церемонясь, запускал пятерню в его кудри, прижимал голову книзу, а потом резко отпускал. Когда это происходило на людях, Дэн был особенно доволен, всегда важно здоровался и сиял от счастья, что такая знаменитая личность водит с ним дружбу.

Но в этом году, после длительных зимних каникул, я почувствовал в нем перемену, мимолётное ощущение отчуждённости. Если раньше он сам тянулся ко мне, как гусь за яблоком, то теперь, стоило мне занести ладонь над его шеей, как он ловко уворачивался и с вежливой лучезарной улыбкой протягивал руку. А к лету вдруг взял, да и коротко остриг кудри. Взрослеет парень, что ли?- думал я. Сейчас ему семнадцать, позади десятый класс. Может, стесняется «телячьих нежностей»… Ну, и хрен с тобой! Зато спор ты проиграл!

Неделю назад мы случайно встретились у бочки с квасом, я – после трудовой повинности, он – с тренировки. Мы болтали, обсуждали новости спортклуба (я уже год как был в «отставке», на заслуженном отдыхе и редко бывал в родных пенатах). Мимо проскользнула О.В., как всегда смущенно глядя под ноги. И тут я впервые завел разговор на «взрослую» тему.

-Начальница моя, - сообщил я. – влюблена в меня по уши и боится, как огня. Сделал бы её, может отпуск даст, но…  лень.

Дэн вздрогнул и посмотрел мне в газа так, что я невольно заморгал и отвернулся.

-Нет, такая не даст. Только зря время тратить, - был его ответ.

-Ну, это не про меня, - парировал я.- Уж что-что, а в математике и в этом деле я шарю отлично. Дэн усмехнулся понимающе - по-соседски и по слезной просьбе его матери я занимался с ним, оболтусом, математикой раз в неделю. А что касается моих амурных похождение, то все пацаны от 16 до 42 (наш тренер) были в курсе и почитали меня безоговорочно. «Дал же Бог такую внешность!»- ворковала надо мной Наташа, парикмахер из соседнего салона, после борьбы с моей копной волос. «И зачем мужчине такие ресницы…», - она же, склонившись надо мной в полумраке спальни. После,  рассматривая себя в зеркале, я искренне пытался увидеть, что же такого  «прекрасного» видели все мои женщины: ну, ресницы, белесые, густые, растущие вниз, ну, глаза – морская волна, кожа, как у всех блондинов, загар во всё тело, выгоревшая на солнце щетина…. Вот фигура, я понимаю, спортивная, жилистая, ни жиринки, рост приличный (хотя я стал замечать, что Дэн-малолетка почти на одном уровне со мной, акселерат).

-Нее, не выйдет, - Дэн явно напрашивался…

-Спорим! Проиграешь, будешь два раза в неделю ко мне на математику ходить.

***

Вот и весь разговор. И зачем я на математику тогда поспорил, - думал я, шагая к дому О.В. Всякое настроение покинуло меня окончательно, и я понял, что отпуск я, может быть, и выбью, но, что касается удовольствия, то вряд ли….


О.В.

Мы вошли в маленькую квартирку. Она включила свет, и я увидел почти такую же обстановку, что и у парикмахера Наташи, и у операционистки Юлечки 32 лет и у некоторых других одиноких девушек, что я посещал в часы неприкаянности и безделья. Цветы в беспредельных количествах, безделушки, плюшевые игрушки – ни одной свободной поверхности, чтобы глаз отдохнул….И ещё одна галочка ушла в графу «Быт одинокой женщины», и тоска, тоска…

Пока я озирался, ища свободное место для коробок, уже зашумел чайник, захлопала дверца холодильника... «Ну, всё, сейчас меня будут кормить, потом поить, варенья собственной варки, потом душ, кровать…» - стал я перечислять про себя с безнадёгой.

-Алексей, не хотите чаю? – Ну, что за бред, а то не ясно, с чего все начинают. Я вошел на кухню. О.В., вся пунцовая и неловкая, копалась в холодильнике, и я заметил бутылку вина, одиноко болтающуюся на дверце.

-Ой, только не чай, Ольга Валерьевна (я опять перешел на «Вы», чтобы усложнить ей задачу, а то, ишь, обрадовалась раньше времени). – В такую жару чего-нибудь холодненького. Я выхватил бутылку у неё из-под руки, опасно касаясь бедра. Дело было сделано, она опять перестала дышать и молча хлопала глазами. Профессионал, я тут же вычислил расположение бокалов и штопора. Взяв О.В. за плечи, я усадил её на табуретку, вырвал пробку из упирающегося горлышка и налил по полной. Не давая ей опомниться, я стукнул борта наших бокалов друг об дружку и стал заглатывать содержимое. Ей пришлось последовать за мной в бездну опьянительной жидкости. Мгновение, и я почувствовал покалывание внутри и приятное послевкусие - слава Богу, вино не приторно  сладкое, а кислятина, как я люблю.

-Ну, допивайте, допивайте - приказал я ей с нетерпением, наливая себе еще пол бокала.

-А покушать, Лёшенька…,- и тут же осеклась, так как предательское «Лёшенька» не оставило никаких сомнений в её надеждах относительно  меня. Она поднялась к холодильнику, но я стоял на её пути, как скала, близко-близко, не давая места для маневра. Единственный шаг, который она могла сделать – это только шаг ко мне. И она его сделала.

И вновь, обхватив за локотки, как сегодня в кабинете, я слегка приподнял её, повернулся вместе с ней и поставил перед холодильником. Когда я опускал на твёрдую землю  бездыханную О.В (в смысле, что опять она не дышит!),  её тело сползло по моей широкой груди, пока на мгновение не застряло и недвусмысленно не повисло на непреодолимом препятствии. Послышался «ох», после чего я выпустил её и уселся на табурет.

-Да, давайте чего-нибудь перекусим и поболтаем, – сказал я спокойным-спокойным голосом удава (если бы он мог говорить).

Вино расслабило и обмануло мой внутренний голос, который настойчиво пытался прорваться сквозь пелену. 


Как ни странно, разговор удался. И всё это время мы говорили... о цветах! Узамбарские фиалки ровными розетками покрывали кухонный подоконник. Признаться, и об этом никто не догадывается, кроме моей матушки,  я прекрасно разбираюсь в жизни этих неуравновешенных созданий. Моя матушка болеет «фиалочной лихорадкой»: то есть, раз купив цветущую фиалку, она не смогла остановиться. Пришельцы заполонили всю нашу квартиру, и только по настоянию взбесившегося отца-аллергика, коллекция переехала на дачу (благо, та находится в 30 минутах езды от города). Но шестикласснику Алёше было интересно не только смешивать химреактивы из Юного Химика, но и возить тонкой беличьей кисточкой по тычинкам и пестикам. Так появился на свет и прижился «сеянец А. Ольховникова» (кстати, А. Ольховников – это я, забыл представиться). Позже, выполняя «материнскую повинность» ухаживать за цветами во время её отсутствия на конференциях, я проникся к капризным  цветам и даже ездил на выставки в Московский Дом фиалки, где и узнал, что самые лучшие селекционеры – это мужики. Один Костя Морев чего стоит!

Мы склонились над подоконником, я придирчиво осматривал каждую розетку, наши руки и плечи  касались друг друга, но интимность исчезла без следа, чем мы были даже довольны. Моё восприятие О.В. поменялось кардинально и сразу. К фиалкам не было никаких претензий, а это многое говорит о хозяине: внимательность, педантичность, верность и много чего другого требуют эти привередницы (попробуй не заглянуть  им в душу хотя бы раз в неделю! – получишь и мучнистую росу, и корневую гниль и другие «радости» деградации).

Правда, я без зазрения совести использовал момент для своих корыстных целей и пожаловался, что в связи с переездом матушка обязала меня каждые выходные перевозить коллекцию в Москву, а это так утомительно! Вот, если бы отпуск!

-Я тоже иду на следующей неделе. Хотите, Алексей я помогу Вам цветы упаковывать, -  робко предложила О.В.

-Прекрасно! Конечно! Если буду «зашиваться», непременно обращусь к Вам! Мне бы отпуск с четверга, а…?

Когда «фиалочная» тема исчерпала себя, я направился помыть руки, а из ванной сразу же шмыгнул в коридор. О.В. намёк поняла  и пошла проводить меня. Пока она не включила свет в коридоре, я нащупал её плечи, обхватил, поднял невесомое создание, так, что мои губы касались её уха и прошептал задушевным голосом:

-А больше коробок у Вас в офисе не осталось?

Тут логически должно было быть продолжение, закрепление, так сказать, эффекта. Но голос внутри меня категорически заявил, что целовать её я не должен ни при каких обстоятельствах, что завтра подпишу заявление на отпуск, а после него ни за что больше не вернусь в контору….

Перед тем, как поставить несчастную на место, я провел её телом по своей мускулатуре, как по стиральной доске, но уже безо всяких ощутимых препятствий (хмель выветрился, и моё достоинство не собиралось никак себя проявлять). Дёрнул входную дверь, клетка распахнулась (О.В. позабыла закрыть её на замок в порыве страсти), и юный сокол стремглав вылетел на улицу.   

***

Я нёсся домой. Ещё не было и девяти часов вечера, и я спешил заглянуть к Дэну, чтобы  возвестить о своём «подвиге» (не важно, что там было или нет, ему не проверить).

Дверь открыла Мария Васильевна, мать Дэна.

-Добрый вечер, Марь Васильна! А Дениса можно?

-Денис, это Алексей, - крикнула та в глубину квартиру. В ответ ни гугу, потом чуть слышный шорох прошелестел по коридору на цыпочках по направлению к ванной, а через мгновение из неё раздался придушенный голос Дэна:

-Я в ванной, маа, скажи – потом.

Мария Васильевна недоуменно пожала плечами?

-Извини, дорогой.

-Ничего, ничего. Вы передайте ему, пожалуйста, что я приглашаю его в поход в эту субботу, на три дня, если Вы, конечно, не против, и… что он проиграл!
М.В. удивленно уставилась на меня:

-Проиграл!? Что?

-Да это по математике. Мы поспорили о теореме Виета, и он проиграл.

-Ааа, ну, конечно! (М.В. понятия не имела о теоремах и безоговорочно верила в превосходство четверокурсника физтеха). А в поход с тобой пойдет обязательно! Нечего зря по улицам болтаться. Я передам…

«Не захотел со мной разговаривать, понял, что продул, не спортивное у него поведение», - ворчал я про себя, закрывая дверь квартиры. О себе я так не думал, хотя сам хотел надуть, беднягу, и умолчать о несостоявшемся обольщении.
 

Что это было, блин!?

На следующий день я отнёс безропотно подписанное О.В. заявление на отпуск кадровичке. Та удивлённо вскинула на меня глаза (два месяца отработал и уже в отпуск, халявщик!), но ничего не сказав, поставила свою закорючку и отправила бумагу «наверх». Утром О.В., стараясь не встречаться со мной глазами,  пообещала слабым голосом, что с Руководством всё уладит.

Ни на какие отпускные я не рассчитывал, так как работал на птичьих правах, по знакомству. А значит, ещё два денька и – свобода! Я твёрдо решил не возвращаться сюда после отпуска и никому об этом не сообщать, пусть матушка сама всё улаживает, как хочет….

Время вдруг понеслось быстро-быстро, что-то переключилось в моем внутреннем хронометре, и где-то в районе диафрагмы я чувствовал разрастание пустоты, невесомости и какого-то мандража в ожидании неожиданного.

Наконец, в среду к концу рабочего дня я оглядел всех своих барышень прощальным, особенным сладким взглядом, припасённым мною для самых трудных случаев, бросил всем: «Пока, девочки мои!» и переступил другую реальность….

Вечером, едва выйдя из душа, я услышал звонок в дверь и, натягивая на ходу спортивные шорты, с голой мокрой грудью, бросился открывать. На пороге стоял Дэн. Увидев тетрадку в его руке, вдруг вспомнил - сегодня же среда! День наших занятий по математике! Чёрт, а я и забыл совсем и не вспоминал о парне эти два дня (ну, точно, что-то со мной происходит!).

Он тоже ошарашено смотрел на меня, не ожидая увидеть в неглиже (вообще-то, я не позволяю себе встречать гостей голышом - издержки воспитания...).

-Входи, чё встал! – грубовато приветствовал я. И с удовольствием заметил, как он пожирает меня взглядом, как загораются в его болотных глазах золотые искорки. «Завидки берут, салага, и с кем ты вздумал спорить!». Все матушкины аспирантки обожали меня и считали Аполлоном Бельведерским, и как минимум,  мачо и секси. Даже тренер, в душе спортивной раздевалки, где все мужики равны и голы, где с громким гоготом все плескают друг в друга холодной водой и бросаются мочалками, даже он, мистер Невозмутимость, не раз хлопал меня по плечу своей медвежьей лапой: «Ну, ты и конь!» И я без смущения воспринимал это, как должное (кроме всего прочего, ФК ЦСКА – наши шефы). Поигрывая мускулами, я прошел в комнату, накинул домашний халат и плюхнулся в кресло профессора математики.

Дэн сел напротив, положил тетрадку на стол, но открывать не стал. Мы тотчас поняли, что заниматься сегодня не будем. Я даже не стал делать попытку…

-А когда в поход? – спросил Дэн.

-А в субботу, могёшь?

-Да, давай, - тут же согласился он.

Помолчали.

-Кстати, с завтрашнего дня я в отпуске, как и предполагалось, - не выдержал я.

-Я уже понял, - срывающимся голосом промямлил Дэн,  встал и пошёл к выходу.

В дверях он бросил на меня короткий, как мне показалось, больной взгляд и испарился, не прощаясь. Мне стало не по себе: зря я не удержался, напомнил о нашем споре, может, ему неприятна эта скользкая тема. И чё я перед ним строю, какого рожна мне было самоутверждаться… Почесав затылок, я направился на кухню, открыл шкаф для вина и достал бутылку брют (моя слабость) – надо же отметить отпуск и новую жизнь!   

Как я потом понял, одной бутылкой не обошлось. Я свалился вечером в кровать, как был, в халате, спортивных шортах и всю ночь мы с Дэном лазили по горам, срываясь в трещины и пропасти, но каждый раз, хохоча, ловили друг друга за подвернувшиеся части тела: то за ухо, то за мизинец, то за ногу вверх тормашками, и даже…тьфу ты, напасть,…за мужское достоинство пару раз.

Я с трудом очнулся, ошарашенный ночными видениями и от безжалостного звонка в дверь. На ощупь, с закрытыми глазами, я подполз к двери и открыл. Дэн, в спортивной форме, стоял, как ни  чём не бывало:

-Привет, сегодня районные, ты помнишь? Приходи к одиннадцати.

И исчез. К одиннадцати? А сейчас сколько? Мерзавец, разбудил меня ни свет, ни заря. И точно, на часах 8:45 и …  две бутылки под столом…..

Я бросил своё тело в кровать «долёживать» Но заснуть уже не мог и стал размышлять: не переборщил ли я с двумя бутылками? и с чего я так сорвался, ещё «спортсмен» называется. Ворчун изнутри проскрипел: «А давно ли ты выходил на пробежку, парень?» Точно, последние два месяца я бегал только, чтобы не опоздать на работу, со сбитым дыханием. И как хорошо, что я додумался взять отпуск с сегодняшнего дня, а не со следующей недели. И как раз у Дэна сегодня соревнования и я могу спокойно пойти, как уже давно обещал. А не потому ли четверг вертелся у меня в голове, когда я просил отпуск? Чего не сделаешь ради друга, даже с работы уволишься, усмехнулся я.


Я сидел на трибуне, на своём любимом 5 ряду, обдуваемый теплым утренним ветерком. 1 августа, а я уже на свободе! Внизу, у стартовой черты разминались районники. Дэна было видно издалека. Он не искал меня глазами, не смотрел в мою сторону, он просто был абсолютно уверен, что я на месте, и иначе быть не может. Бегунов пригласили на старт стометровки, и Дэн, не глядя, приветственно вскинул руку вверх в мою сторону: «Вот, ведь, и не сомневается даже. . что я мог не прийти…» 

Красиво бежит, стервец, я бы сказал, так бегают афроамериканцы, а не европейцы. Первый. Кто бы сомневался. Это с моей лёгкой руки Дэн стал заниматься лёгкой атлетикой в нашем спортклубе. Несмотря на его долговязость, я сразу углядел в нём спортивные задатки, крепкий скелет и гибкие связки, о чем и сообщил его матери. М.В., почему-то доверявшая мне безоговорочно, притащила его за уши в секцию, а вскоре он и сам был рад и счастлив, так как бонусом к занятиям спортом были прогулы школьных занятий во время соревнований.

Через некоторое время - двести метров, и опять впереди. Молодец! А ведь ребята из районов лучшие из лучших….Я стал подниматься, чтобы пройти  в раздевалку поздравить. Но Дэн с поля не уходил, а подошёл к столу регистрации. Это ещё что? Я плюхнулся на место.

Когда объявили бег на средние дистанции, и Дэн встал на старт 1500-метровки, я не поверил своим глазам. Он, что -  многостаночник!? И куда это тренер смотрит, мешать спринт со средними. Сорвётся парень, ему ведь ещё завтра в район на второй этап, надо с ним серьёзно поговорить. Я вдруг понял, как давно мы с Дэном не разговаривали по душам, и я почти не знаю, чем он дышит сейчас, чем интересуется. А ведь раньше, ещё полгода назад, он «сливал» мне всё-всё-всё, вплоть до поллюций по утрам, прости, господи… Я так волновался, что всё время забега просидел на краешке сидения в напряжённой позе, даже мышца затекла, а в животе свело, как перед экзаменом на первом курсе. Я видел, просто ощущал нутром, что два раза он срывал дыхание, что проваливался в ямы, но вытягивал себя и к финишу пришел третьим. Я с облегчением выдохнул. «А ты бы так не смог»,- сказал голос внутри, и я не стал спорить.

Небольшое лирическое отступление. Да, я часто разговариваю сам с собой. Но голос внутри не ощущается как что-то отдельное и чужое. Просто есть «я»-дурак и «я»-супермен. И часто внутренний голос проявляется тогда, когда я стою на грани фола. Пару раз в своей жизни я пытался не подчиниться, отмахнуться от него, но всегда попадал в глупое положение и спрашивал себя: «И зачем я это сделал!?» Мой внутренний голос или отдаёт точную команду, как наш тренер, или выводит  резюме происходящему, с которым не поспоришь.

В раздевалке душно и шумно - родная конюшня! Кругом знакомые лица, приветствия, улыбки. Я ещё «звезда», городская легенда, ещё узнают… Ищу глазами Дэна и вижу его макушку у зеркала. Парень стоит ко мне спиной, старательно приглаживая непослушную чёлку. Я пробираюсь сквозь толпу и подхожу сзади. Он только в спортивных трусах, с голой спиной, не замечая меня, причесывается. И вот опять, ну надо же,.…сердце срывается, как пиджак с крючка, и отскакивает назад. Я будто оглох, ничего не слышу вокруг. Шарю глазами по его загорелой шее, плечам-вешалкам с выступающими костяшками, нежно розовой обнаженной спине. Не могу отвести взгляд от полукруглого перехода загара к белой коже, всегда прикрытой футболкой. Не выдерживаю, вскидываю руку и кладу её на это трогательное место и… «Дыши уже!» - подсказывает голос внутри. Я судорожно вдыхаю и вижу в беспристрастном зеркале, как Дэн смотрит на меня через него. В этот раз он не увернулся, не сбросил мою руку, а с лёгкой ироничной улыбочкой наблюдает…и тут же, сзади – моё смущенное, покрытое красными пятнами лицо, бегающие глаза. К счастью, людская волна оторвала меня от него, перевернула, захлестнула шумными возгласами приветствий. Мои ребята! Как же я им рад, будто вечность не виделись!  «Не ври, обычно ты встречаешь их каждое утро на пробежке. Просто сейчас они прикрыли твою задницу от позора».

Через четверть часа я вывалился из ворот стадиона вместе с толпой. Дэна с «шайкой» увидел на перекрестке. Он, как всегда, повис на плечах своей Мэри. Стоит лицом к выходящим, но или не видит меня, или делает вид, болтает с ребятами. А Мэри смотрит мне прямо в глаза…

***

Бутылка покатилась под диван... сумерки…жарко… «И что это было со мной сегодня, блин!» - вспоминая прошедший день, подумал я перед тем, как отправиться в страну снов… «Надо бы к кардиологу…»


Мэри

Утром  я  твёрдо решил вести правильный образ жизни. Во-первых, с шампанским – перебор (да и отец не обрадуется, увидев ополовиненный ящик для вина). Во-вторых, возобновить пробежки. В третьих, срочно на дачу, иначе фиалки засохнут без надежды на реанимацию. Помыть авто. Позвонить родителям и поинтересоваться, живы ли они. Наташке-парикмахеру давно обещал в кино…,  да и подстричься надо.

Пробежку отложил на завтра, так как всё утро  размышлял над выше перечисленным. Начать решил с авто, запыленного и забытого в гараже. Родаки – на полдник, ну а кино – на вечер. Дача – завтра, в субботу, и на всю неделю. Ах, да! Я же Дэну обещал в поход! - мелькнула мысль, и тут же вспомнилось вчерашнее «недомогание», так обтекаемо я стал называть непонятные мне ощущения.

Матушка опередила меня своим звонком, сразу наорав мне в ухо (как «кричалка» в Гарри Поттере) всё, что она обо мне думает. Ну,  не впервой: отключившись на это время, после я стал по пунктам объяснять происходящее. Да, я рад, что они живые и активные. В отпуск – по настоянию Руководства, кто их разберёт. Маам, позвони тёте Тамаре, плиз, скажи, что я больше туда не выйду. Основание – помочь ведь надо вам с переездом,  и в клубе предлагают помощником тренера погонять первогодок. Цветы – отлично! только что полил. Еды полно. Читаю. Один.

Фу, кажется, пронесло… Ну, и прекрасно, совесть чиста, времени – навалом.

Надраив до блеска фамильный Ягуар (отец купил лет пять назад на госпремию), забежал домой в душ и переодеться. Наташке заранее звонить не стану, пусть будет сюрприз. Наводя последние штрихи к портрету, оглядывая себя в зеркало (узкие белые брюки, не оставляющие никаких сомнений, поло в обтяжку брусничного цвета, выручалочка для всех блондинов, соломенные волосы по плечам – ну, Питер Берлин, в натуре), услышал звонок в дверь, пошёл открывать.

Мэри смотрит мне прямо в глаза. Не смущается, но явно выговаривает приготовленную фразу:

-Добрый день, Алексей! Я зашла за Денисом, а никого нет дома. Решила узнать у Вас, где он. Ведь Вы его лучший друг…

-Да на финале, в районе, - отвечаю, по-гусарски подперев проём (а то ты не знаешь лучше меня, где он).

Молчит. Белая блузка застегнута под горло, шотландка – конфетка-девочка. Смотрит так, что всё понятно.

-Зайди, пожалуйста, а то дует. - Это мне-то дует... Но она сразу поверила и вошла.- Я тут обедать собрался, присоединишься? Сейчас принесу.

«Лучший друг! Ха!» - ворчал я, копаясь на кухне. Ну, не яичницу же жарить. Больше предложить было нечего,  и я притащил в комнату очередную бутылку брют, лимон и сыр (почти по этикету, но, что уж Бог послал...)

Сразу заметил, что две верхние пуговицы её блузки перестали дружить с петлями. Хлопок. «Ой!»  Вжалась в кресло, смеётся. Я рад её видеть, честно. Мне она нравится: небольшого роста (всегда болтается подмышкой у Дэна), чуть полновата, но пропорции идеальные, огромные глаза. Чего ему ещё надо! Почему я так подумал? А потому, что только в компании этот чувак вис на ней всем телом, тискал за плечи, облизывал шею. Но когда я видел их одних на улице, они всегда шли рядом, на расстоянии, даже не держась за руки. Не говоря уж о поцелуях и позе влюблённых жирафов в подъезде. Нет, не для этого она ему нужна, я был уверен. А для чего - хрен его знает!

Ассортимент, предложенный к обеду, немного удивил Мэри, но бокалы налиты, чин-чин и понеслось….

Она-то была в «кондиции» уже после первого бокала. А я не мог остановиться. За расспросами о том, о сём, как долго они с Дэном и какой он молодчина был вчера, я благополучно допил бутылку. Девочка, вся ярко розовая, расслабленная, смотрела на меня, не отрываясь. И внутренний голос телеграфировал, что я ей нравлюсь, серьёзно и уже давно.

Я спрашивал, она отвечала. Но не о ней самой, а всё о Дэне, вокруг Дэна и по его поводу, как будто это единственное, что было у нас общего. Да, так оно и есть.

-…хотя бы таким  другом, как Вы.

-Что, что? – не расслышал я.

-Хотела бы я быть ему таким другом, как Вы, - повторила Мэри немного заторможено.

-Зачем другом, девочка моя, будь подругой! – плоско сострил я. – Понимай его, поддерживай, люби…

-Нет, понимай, принимай, как есть и прикрывай, - слишком громко и с вызовом  сказала она.

Что бы это значило? «Принимай, как есть и прикрывай», - мысленно повторил я её слова. То, что дело здесь не чисто, я уже понял. Но разбираться было неудобно, да и голова моя начала шуметь. Мэри сидела, как на иголках, явно чего-то от меня ожидая. Наступал финальный момент, и нужно было решить, насколько я «лучший друг». Я поднялся. Мэри встрепенулась навстречу. Подошёл поближе и тут же был окольцован её руками, крепко-крепко, так, что даже в шее что-то хрустнуло. Изловчившись, я застегнул все пуговицы на её блузке доверху. Одёрнул задравшуюся юбочку и сказал:

-Ну  вот, так хорошо. Поехали, доставлю тебя домой в целости и сохранности.

***

Долго пришлось выруливать по дворам до её дома, так как центральные улицы были не про меня (пить надо меньше!). Мэри угрюмо сидела рядом, отвернувшись к потемневшему окну. На меня смотрит в отражение, заметил я. У подъезда она  оглядела импозантного улыбающегося блондина и его блестящую машину, совсем сникла и пошла домой.

Я засыпал с чувством хорошего человека, выполненного долга и лёгким сердцем.

«Твой. Теперь он точно твой до самых потрохов, - проговорило что-то внутри, - твой лучший друг»….


А поход?

Не открывая глаза, опять тянусь к входной двери. Ну, что за напасть, я в отпуске – а встаю ни свет, ни заря…будет мне покой или нет! Я не сразу понял, что это Дэн - огромный рюкзак без спросу вломился в прихожую.

-Ты что, офонарел!

-Так ведь в поход идём, - улыбается.

-Ну уж нет, братан. Я – досыпать. Брось свой баул в коридоре и сиди тихо, как мышь, пока я не проснусь. Это серьёзно.

Я рухнул в кровать, отвернулся и закрылся с головой простынёй. Сон снова вернулся в разбитое алкоголем тело. Вокруг - тишина.

Когда открылся мой левый глаз, за окном то ли рассветало, то ли вечерело. Будильник прямо перед мордой показывал 16:59. Я что же, весь день проспал? Повернулся и увидел в кресле рядом с кроватью спящего Дэна, перевесившего ноги через подлокотник (вот умора, долговязый). Пара книг валялась на полу. Его голова лежала на другом подлокотнике, совсем рядом с моей койкой. На затылке прыгал солнечный зайчик. Я подполз поближе и уж не знаю, с чего бы это, придвинулся к нему, почти касаясь губам и носом жёстких стриженых вихров. И осторожно стал вдыхать его запах…. Его волосы пахли неуловимым, далёким, знакомым запахом, не мужским и не женским… Какой я когда-то позабыл и сейчас пытался вспомнить. Внутри меня зашевелилось пространство, свело дрожью колени и….

-Щекотно, вообще-то, - сказал Дэн и почесал затылок, задев меня по носу рукой.

Я вскочил, как ошпаренный. Дэн тоже развернулся в кресле и с ехидной улыбкой осматривал меня. А посмотреть было на что. В одних полупрозрачных трусах (Наташка любит такие),… с упрямо выпирающим из них достоинством и жёсткими светлыми завитушками,…красный, как рак.  Я стоял, как на подиуме во всей красе, а он рассматривал меня наглым, совершенно не сонным взглядом с ног до головы. Я озирался по сторонам, пытаясь вычислить, где халат, но тщетно и поздно.

-Вот, чёрт….

Наконец, я узрел халат на столе, схватил, завернулся плотно, как в доспехи и со словами «Я в душ» вылетел из комнаты.

Позорник! идиот! и чего тебе вздумалось обнюхивать его. Ты бы ещё на вкус попробовал. Завёлся, как на бабу, - отчаянно ругал я себя, стоя под ледяной водой. А заводился я и вправду, ни с того, ни с сего. Несмотря на внешний образ кобеля, я до сих пор не разобрался со своей сексуальностью (как и с некоторыми эстетическими пристрастиями). С возрастом я не матерел, оставаясь внутри мальчишкой-тинэйджером, скорее романтик, чем секси. И заводят меня совсем разные вещи: запахи, музыка, возня на поле с мячом. Да, во время матча я всегда был возбуждён и рельефен. И это даже устрашало противника, когда на него мчался разъярённый самец. В душе, после разминки, тренер говорил, что у меня хороший тонус, правда через некоторое время, понаблюдав за мной, он заявил, что тонус, пожалуй, немного повышенный и с этим надо что-то делать. А с женщинами я всегда пью вино, поэтому тут, как у всех. Но стоит алкоголю испариться, как я сразу теряю интерес и впадаю в тоскливо-пассивное состояние, что воспринимается женщинами по-своему, как особое к ним расположение – вот он весь ваш, лежит перед вами, делайте с ним, что хотите.

Дэн без стука открыл дверь. От такой наглости я онемел, тем более, что он был совершенно голый.

-Давай быстрее, мне тоже надо!

Он запрыгнул в ванную и тут же вылетел обратно.

-Охерел! Ледяная же….

Я послушно стал регулировать воду.

-Вот тебе, тёпленькая пошла. Дэн влез обратно и встал напротив меня.

-Лей! -  приказал он, глядя мне прямо в глаза.

Сердце, моё бедное сердце, ёкнуло, я вдохнул и не смог выдохнуть, так и стоял с комом воздуха в горле. Глядя ему в лицо, я стал поливать его шею и грудь из лейки душа. Глаза в глаза, я зацепился за них усилием воли, мне было страшно моргнуть, так как я знал, что иначе мой взгляд начнёт опускаться всё ниже и ниже. «Дыши, дурило!» - проворчал голос внутри. Я вздохнул, и стал поливать ниже: тёмные соски, живот…. Потрясающе, думал я, разглядывая его - рельефный и сухой. Пожалуй, даже у меня не такой. Захотелось провести рукой, пересчитать каждый «кубик», как раньше мы делали с мальчишками в «качалке». За тёмным ободком волос я заметил некоторое шевеление, почка начинала раскрываться от тёплой воды, росток, свернувшийся внутри, неумолимо раскручивался, на мгновение зацепился за пах и вдруг…раскрылся стремительно по направлению ко мне и задрожал…, как выстрелившая пружинка.

Мы оба расхохотались. И мгновенно прошло напряжение. Мы, как в спортивном душе, где нагота не воспринимается предвзято, стали выхватывать друг у друга поливалку, брызгаться и материться.

-А у меня длиннее, - заявил Дэн (как в детском саду).
-Ну, уж нет. Ты что, линейкой мерить будешь? У меня и длиннее и толще, - хохотал я.

-Не линейкой, но измерить можно…

Дэн вдруг придвинулся ко мне вплотную,  взял моё, успокоившееся было, достоинство в руку и плотно прижал к своему «эталону». Мы опустили головы и тупо смотрели вниз,  не дыша. Какая мягкая рука, только и подумал я. Пауза затянулась.

-Да, ты прав,- согласился он. – Как у коня…

Он отпустил меня, выпрыгнул из ванной и с гоготом понёсся по коридору, унося с собой моё полотенце. Я торопливо закрутил кран и бросился вслед за ним, поскальзываясь в лужах,  грозя убить наглеца и вора.

Дэн лежал на животе поперёк кровати, уткнувшись лицом в полотенце. Его маленькие ягодицы блестели от капелек воды под лучами косого вечернего солнца. Я плюхнулся рядом на спину, не касаясь его, глядя в потолок.  Полежали минуту.

-Слушай, Дэн…

-Заткнись, - приказал он, забрасывая на меня коленку, прижимаясь лбом к моему плечу. Я затих.

-Послушай, Дэн, - начал я опять. – И что нам теперь делать?

С одной стороны, вопрос риторический: что это с нами было и как нам с этим жить дальше? С другой стороны – чисто технический. Как это делать с женщинами я знал досконально, но нам-то… как? Дэн понял вопрос правильно:

-Алекс, а как тебе хочется….?

И беспристрастный голос внутри, принимая во внимание всю мою биографию и вдруг обнаруженный, доселе неведомый мне инстинкт, отдал приказание: «А вертись-ка ты на живот, парень!» И я подчинился.

***

Наверное, в ожидании неизвестно чего, я забылся на некоторое время. Когда открыл глаза, в комнате был полумрак.  Я был укрыт пледом, но чувствовал, что под ним я голый. И тут же стал прислушиваться, сканировать своё тело: не нарушена ли его целостность и сохранность? Нет, ничего такого…Дэна рядом не было. Но он был здесь, я слышал его шуршание на кухне. Я встал, нашёл плотные плавки, натянул футболку и длинный спортивный костюм, даже носки надел и вышел на кухню, как в броне. Дэн накрывал на стол. Ну, конечно же – завтрак-обед-ужин холостяка – яичница и всё, что он нашёл в холодильнике. Не глядя на него, я уселся перед тарелкой и молча начал есть. Дэн поглядывал на мелькающую картинку телевизора.

-А в поход что…завтра, Алекс?

Я глянул на часы -  20:05.

-Почему завтра. Вот сейчас и поедем. Поход – это дача, Дэн. Я собирался съездить с тобой на дачу, если ты ещё хочешь…


В поход

Я не верил своим ушам. Он называл меня по имени! Как радостно было слышать нежное звонкое сочетание звуков: Алекс, Алекс, Алекс…. Никогда раньше он не обращался ко мне по имени: ни при приветствии, ни на прощание, ни прося о чем-то. «Здорово!», «Бывай», «А можно мне...» Всегда безличными фразами. Теперь у меня было новое имя и место в его жизни. 

-Мне всё равно… куда…я хочу… ты же знаешь, Алекс.

Доев, Дэн без разговоров встал к раковине, а я помчался собирать сумку. Побросал туда вещи, проверил окна, отключил что надо. Выходя, напоследок забежал на  кухню, выгреб последние три бутылки шампанского из отцовского винного шкафа и какую-то «элитную» консервную банку и бросил сверху на вещи.

Не сговариваясь, мы тихонько на цыпочках проскользнули по лестничной площадке, чтобы Марь Васильна случайно не заметила наш столь поздний отъезд.

Машина стояла перед подъездом, как я её вчера бросил - поперёк дороги, занимая сразу два парковочных места. «Вот, пьянь!» подумал я про себя. Мы бросили вещи на заднее сидение, запрыгнули внутрь и понеслись…. Всю дорогу нам был только зелёный свет, и я посчитал это хорошим знаком. Ягуар мчался по опустевшим улицам, приближая нас к чему-то неотвратимому. При каждом резком торможении Дэн сильно наклонялся вперёд и хватал меня за коленку. И это, признаюсь, стало расслаблять меня и отвлекать от дороги.

-Пристегнись уже, хватит мотаться….

Дэн пристегнулся, демонстративно отодвинувшись к окну. По его губам порхала лёгкая полуулыбка.

С тихим шуршанием Ягуар прокрался к воротам старой профессорской дачи. Соседи, кто был, уже спали. Мрак. Стрекотание. Кнопкой открыл ворота. Наше прибытие отсалютовали многочисленные светодиодные фонарики, как по волшебству включающиеся друг за дружкой по всему участку. Ошарашенный Дэн вылез из машины.

-Ух, ты!

-Хватай свой рюкзак. Мне, что ли, его тащить. - И пошёл открывать «умный дом».

С виду дом казался «тупым» и деревянным, но внутри – поумнее любого из нас. Отец хорошо вложился в его «мозги» и с помощью своего голландского коллеги установил невидимую начинку, управляющую всей нашей загородной жизнью. Отец мой не был наивным и прагматично тратил все премии и гранты, заработанные своими собственными  мозгами и подневольным трудом аспирантов на самое необходимое в данный момент: на новую машину, на оплату стажировки любимого ученика, на «умный» дом для умной жены, которая собиралась перебраться сюда на пенсии, на нужный позарез его лаборатории лазерный инструмент, ну и на излишества всякие нехорошие, типа классного французского шампанского Рюинар , к которому он также питал слабость, особенно после годового преподавания во французском университете.

Отключив сигнализацию, я потыкал в пульт управления за дверью, и внутри всё сразу заурчало, ожило и осветилось приветливыми огнями. Включился бойлер, холодильник, свет и т.д. и т.п. Пока Дэн озирается по сторонам, обомлев и присмирев, я с заправским видом разжигаю камин, стараясь поразить его в самое сердце: тепло замыкает невидимые концевички, и по всему залу раздаются задушевные голоса итальянских теноров, подобранные матушкой для себя, любимой. 

Мы стали распаковываться. Первыми на круглый обеденный стол были выгружены бутылки шампанского, лежавшие поверх моих вещей. Дэн присвистнул, лукаво глянул на меня с усмешкой и выставил в ответ три банки тушенки из рюкзака. Я хлопнул по столу банкой «элитки» (как оказалось, матушкина фуа гра), он – мешком чёрных сухариков. Я – последним огурцом из холодильника. Дэн смущенно вытащил из целлофанового пакета бережно упакованную форму с шарлоткой и поставил на край стола. Я издал радостный вопль:

-Вот это я понимаю! Спасибо, Марь Васильна!

Убрав всё лишнее в холодильник, оставил три бутылки посреди стола. Торопливо открываю первую:

-Чего-то я продрог, давай-ка по одной сразу… Ты как привык греться? – и смущенно опускаю глаза под пристальным взглядом Дэна, который откровеннее слов.

Выпили по одной, по второй. Уже одиннадцать часов, хмель начинает действовать. Мы стоим друг против друга, разделённые круглым столом, пьём, перебрасываемся словами. Случайным поиском из тайных динамиков откуда-то сверху Алессандро Сафина запел свою «Luna». Я постепенно перестаю чувствовать границы своего тела, внутреннее пространство внезапно расширяется до такой степени, что я боюсь взорваться, мелодия будоражит… Тепло от камина окутывает мои плечи, я сбрасываю спортивную куртку прямо на пол. Стою в белоснежной футболке в обтяжку, покачиваюсь с пятки на носок, плыву… Опять меня понесло:

-Ты, как, не устал?

-Да нет, - мужественно отвечает  захмелевший парень. – Ещё и по третьей могу….

Слабак ты, думаю, ткни сейчас пальцем и завалишься. Но уже тянусь за второй бутылкой. Потеплевшее шампанское громко хлопнуло пробкой. Она звонко ударилась о потолок и  рикошетом свалилась Дэну в капюшон толстовки.

-Ах, ты! – завопил он, и мы бросились друг за дружкой вокруг стола. В меня полетела подушка с дивана, вторая…., игры кентавров не предвещали ничего хорошего. Обежав несколько кругов, я взмолился о пощаде и плюхнулся в кресло с недопитым бокалом в руке. Дэн, хохоча, на четвереньках подполз ко мне и уселся рядом в ногах. 

«Где-то это уже было», - подумал я, вспоминая то ли виденный фильм, то ли читанный давно роман. Я откинулся в кресле и прикрыл глаза.

«Раз это у кого-то уже было, значит, так и должно быть!» - резюмировал голос внутри.

-Ну и ладно, тогда…, - обреченно ответил я ему вслух.

-Что? - переспросил Дэн.

-Ничего.

Я открываю глаза, Дэн сидит в той же позе у моих ног, но уже с голым торсом, в одних джинсах и босиком, смотрит на огонь в камине. Красноватые блики прыгают по его плечам. Нестерпимо захотелось дотронуться до них, просто положить сверху руку.

-Жарковато стало, - поясняет он и прижимается к моей коленке.

***

Мелодичный звонок проинформировал, что бойлер нагрелся.

-Бойлер готов, - объясняю я Дэну. – Ты не против горячего душа перед сном?

-А то, - последовал неопределенный ответ.

Я встаю и веду его на второй этаж.

-Там спальни и душ, - стараюсь говорить спокойно, но голос дрогнул.

И хотя наш бойлер литров на восемьдесят, и два взрослых человека могут спокойно, не особо экономя, вымыться с ног до головы, я почему-то предупреждаю:

-Только, горячая вода ограничена….

-…ну, значит, придется мыться вместе и быстро, - продолжил фразу Дэн.

Пароль – Ответ.


Мы

Мы поднимаемся по лестнице. Показываю своё прибежище – раскрытый диван на пол комнаты, небольшой книжный шкаф, высокий потолок, мягкий пол, зеркало во всю стену. Матушка хотела устроить здесь гардеробную, но потом передумала,  «зеркало какое-то не такое», и ограничилась тем, что поменьше, отражающее лишь верхнюю часть её полнеющей фигуры. А мы с зеркалом сдружились, и оно служило мне для разработки мышц, когда я занимался культуризмом.

-Вот, можешь спать здесь, если нравится, а я - в кабинете, - предлагаю равнодушно, стараясь не смотреть на него.

Достаю постельное бельё, педантично упакованное матушкой по комплектам в целлофановые пакеты.

-Душ напротив. Разденься там, иди первый, пока я стелю, - и бросаю в Дэна полотенцем.

Он и не думает выходить. Начинает стаскивать джинсы прямо передо мной, что-то насвистывая под нос. Наглец, ну и молодёжь пошла, - ворчу я на его отражение. Заправляю простынку, поднимаю глаза и вижу в зеркале полностью обнаженного Дэна. От неожиданности (я всё-таки уговаривал себя, что стриптиза не будет) присел на край дивана, молча смотрю на него. Хочу что-то сказать, сострить плоскую шутку (это у меня особенно хорошо получается), но только открыл рот и моргаю…

Дэн, будто не замечая, поворачивается спиной и скрывается за дверью. Я ещё сижу, слушаю, как хлопнула крышка унитаза, потом полилась вода….

… а может, и нет ничего? с чего это я так разволновался? о чём я думаю! мальчишка мне полностью доверяет – вон, вплоть до трусов открыт... может, я всё понимаю в меру своей испорченности…ну, наглый, ну, провокатор…почему я решил, что то, что я жду с таким нетерпением с начала лета должно случиться именно сейчас и связано с ним? а ты не подумал, что ему только 17, и ты на четыре года его старше, значит ответственность  - твоя! а он следует за тобой, как за своим кумиром, не подозревая о твоих гнусных мыслях…да, правильно мать говорит, что я эмоциональный
кретин…

С этим «кретином» - вот, какая история. Я и в правду никогда и ни к кому сильно не привязывался. Девушки часто жаловались слезливо, что «не научился ты ещё любить, Лёшенька», а матушка поняла это давно. У меня полно талантов, внешность (как все говорят) и прекрасный характер, но мать, боясь, что я зазнаюсь и, не  дай Бог, подумаю о себе слишком хорошо, всегда говорила при всех, чтобы и я слышал: «Всё прекрасно, но мой сын эмоциональный кретин!» Но должен же быть хоть один недостаток…. 

Я сидел и отчитывал себя, как взрослый ребенка.

-Алекс, ты скоро? – послышалось из душевой.

Пожалуй, надо поторопиться, а то, действительно, воды не хватит.


Волки

Я стою в трусах перед дверью душа. Не вхожу. Я дал себе слово не входить… Слышу, как прекратила литься вода, как Дэн зашлёпал голыми ногами по полу. «Сейчас откроется дверь, у тебя есть одна секунда, чтобы уйти». Шаги стихли. Дверь не открывается. Я прислушиваюсь и понимаю, что Дэн стоит за дверью напротив меня и ждёт. Я слышу его паровозное дыхание…

«Ну, беги же…». Ноги не слушаются, разум отключает свои рычаги.

-Алекс,… войди, …пожалуйста.

Я медленно опускаю ручку двери. Когда я вхожу, Дэн уже стоит в душевой кабинке ко мне спиной, крутит кран смесителя.

-Сними трусы хоть, - говорит, не поворачиваясь.

«Он что, затылком видит?»

Дэн развернулся, и я увидел, что его ракета стоит на старте. Губы подрагивают. Болотные глаза потемнели и распахнуты мне навстречу. Я - посреди комнаты, в белоснежных труса, ноги на ширине плеч, руки скрещены на груди, не двигаюсь. Я вцепился сам в себя от страха упасть, потерять равновесие и не понимаю, что выгляжу со стороны надменным истуканом, каменной стеной рук, отгородившимся от него, такого доверчивого и беззащитного.

Дэн бросает лейку душа и выбегает мимо меня из ванной. Его щёки горят от стыда. Я прикрываю воду, сбрасываю трусы и встаю вместо него. Холодная вода выводит меня из оцепенения, снимает дикое напряжение. «Хватит дурить. Сейчас ты остынешь, соберёшься с мыслями и пойдёшь спать вниз. А завтра, всё будет как раньше» - уговариваю сам себя. Я выхожу, прохожу мимо спальни. Дверь – нараспашку. Дэн лежит лицом к стенке, укутавшись простынёй. Рядом с ним слишком много свободного места.

-Спокойной ночи, Дэн, - в ответ - тишина. – До завтра.

Выключаю ему свет и бросаюсь вниз по лестнице. На последней ступеньке я слышу истошные всхлипывания потерявшегося в лесу волчонка:

-Алекс, не уходи… ну, прошу тебя…..

Внутри всё скрутилось в комок невыразимой жалости, и я, как отец-волк, бросаюсь обратно наверх, чтобы найти, спасти, защитить.

Сознание прекратило посылать мне импульсы,  первобытный инстинкт бросает меня на колени перед Дэном. Я крепко обнимаю его, прижимаю его голову к своему плечу. Плечо становится мокрым от слёз. «Секунды показались ему часами» - так пишут в книгах. За эти секунды что-то щёлкнуло, и невидимый стрелочник перевёл нашу жизнь на другие рельсы. Мы валимся на бок на диван, переплетаемся ногами, руками, вжимаемся друг в друга, будто хотим прорасти, слиться в одно тело.

И был поцелуй. Солёный - от его слёз и сладкий - от моей зубной пасты.

***

И я реально увидел «небо в алмазах». Дэн резко выгнулся назад, как в волейбольной подаче, запрокинул голову и то ли застонал, то ли засмеялся. Уличный фонарик-маячок, всегда горевший по ночам, осветил сквозь окно его влажный полуоткрытый рот. Я стал быстро-быстро целовать  припухшие губы, подбородок, шею, как птичка клюёт зёрна. Почувствовал, что внизу я весь мокрый. Дэн ослаб, отстранился от меня. Посмотрел вниз и смущенно прошептал:

-Прости, Алекс…я же говорил снять трусы, - и стал осторожно стягивать с меня влажные плавки. Потом вытерся ими и бросил на пол.

-Наглый ты, - говорю, распластавшись на спине. Он прижимается к моему боку, голова подмышкой.  Берёт меня снизу своей мягкой-мягкой рукой и сжимает, сжимает.  Его длинные тонкие пальцы касаются и гладят, будто это я сам себя. Гладят, прижимают к животу и перекатывают. От этого последнего ощущения я впиваюсь ногтями в простыню, начинаю рычать, как зверь, всё громче и громче, голова мотается по подушке в исступлении. Я выгибаюсь чугунным мостом, забрасываю его сверху, прижимаю и изливаю на него всю свою любовь… «Неужели ЭТО зовут любовью…», - мелькает в голове  «Да», - отвечаю сам себе с дурацкой уверенностью.

-Даа… ты не конь, ты – тигр, - улыбается Дэн в темноте.

Мне липко и мокро. Выбегаю в душ. Что-то сегодня я моюсь каждые три часа…
 

Надо запомнить

Когда я возвращаюсь, Дэн уже громко сопит. В комнате резкий запах. Я приоткрываю окно, бросаю на парня плед. Захватив свои скомканные трусы, спускаюсь вниз, одеваюсь и давлюсь тёплым шампанским.  Дико хочу есть. Дико хочу курить, вот тебе раз! Знаю, у отца зарыты сигары для знакомых голландцев… Нахожу их, закуриваю. Пара затяжек и я понимаю, что это всё-таки не моё… Вскрываю тушенку и бросаюсь на неё, как голодный котёнок на Вискас. Уже около трёх, а сна нет. Мне хочется подумать, разложить всё по полочкам, чтобы начать завтра жить.

Как же так произошло, что я сразу, не задумываясь, без стыда залетел не в те ворота? «Голубок ты наш» - усмехается голос внутри.  «Голубок» - самоё лёгкое из того, как назывались «такие» в нашей раздевалке, а ведь есть слова и похуже, и поточнее….Может, от того я так спокоен за себя, что никогда не любил навешивать ярлыки. В споре мне всегда интересны обе точки зрения. Я спокойно наблюдал, как ребята остервенело бьются за свою правоту, отшучивался: «У каждого - своя правда». Неужели теперь это - моя правда? А может, от долетавших до меня родительских разговоров перед приездом некоторых друзей «оттуда»…Запах сигар вдруг оживил воспоминания, как голландский коллега отца часто наезжая к нам в гости, вечно таскал за собой своего ученика, скромного субтильного парня в очках (и с гордостью говорил, что он очень талантливый!). Как матушка, стеля им в одной комнате, поясняла: «Они очень скромные люди, не хотят нас стеснять…» Это у нас-то мало места! И искренние подарки голландцев -  «по интересам» - альбомы с фотографиями Питера Берлина, немецкого фотографа Альбрехта Бекера с обнаженной натурой, предусмотрительно изъятые матушкой из домашней библиотеки и перевезённые на дачу подальше от подрастающего поколения. Но я всегда нахожу то, что спрятано – это ещё один мой «талант». И альбомы тайно перекочевали в мою комнату, где я рассматривал их с лупой в руках, подсчитывая «кубики» моделей и вымеряя с линейкой их пропорции без всякой задней мысли. И тут меня осенило, почему был устроен для них праздничный ужин в прошлом декабре, с чем поздравляли их родители, и матушка даже испекла торт (нет, не ради Рождества!), и как смущённая пара демонстрировала нам свои одинаковые перстни с бриллиантами. «Раз голландцы, значит – бриллианты» - додумал я тогда.

«Дааа, простофиля ты, Лёха. Что-то слишком долго искал ты в этот раз то, что было
спрятано в тебе совсем неглубоко».


Утром я встретил его завтраком на правах хозяина «заведения»: тосты с фуа гра и джемом, кофе с молоком, слава Богу, что яиц нет.

-Как французы это едят, - искренне удивляется, - сплошной холестерин!

Он внимательно приглядывается ко мне: вдруг я не помню ничего, или не хочу помнить, вдруг посчитал всё сном, не стану ли читать нравоучения… Я всё вижу и начинаю расспрашивать, как он жил эти полгода. Мы так соскучились друг по другу, не можем наговориться. Мне очень хочется узнать, как он пришёл ко вчерашнему дню своей жизни, как и когда почувствовал, что он «такой». Но Дэн рассказывает о школе, друзьях, спортивных успехах – победил, ведь, на коротких в финале (а я даже не удосужился поинтересоваться вчера!) И  я отключаюсь, уже не слышу о чем, а просто - как он говорит, растворяюсь в его голосе, смотрю на него…

-…, да?- спрашивает Дэн.

Я смотрю на него, улыбаюсь, ничего не говорю. Дэн понял, что я его не слушаю и готов обидеться, но мужественно повторяет:

-Ведь мы теперь вместе, да?

-Да, - эхом отзываюсь я, то ли отвечая, то ли повторяя за ним последнее слово вопроса. А про себя: «Сегодня – да! В эту минуту – да! А после? Мне не ведомо…» Ну, не дано мне видеть-предвидеть будущее, только на поле с мячом. Даже обидно!

-Давай-ка мы вместе …  прошвырнёмся.  Покажу тебе посёлок, - предлагаю я что-то реальное. Мы гуляем по грунтовым дорожкам, каждая дача – это полигон прошлого и настоящего науки, одни громкие имена. Мы заходим в сельмаг, затариваемся на мои деньги продуктами. И я, зачем-то, пока Дэн не видит, покупаю пачку презервативов и прячу её в кармане брюк.

Потом по следу лисичек мы забредаем в лесок и, бросив сумки на мягкий мох, исступлённо целуемся, подпирая сосны. Настолько заводимся, что нет сил сдерживаться,  опрометью бежим в дом. В прихожей сбрасываем куртки, брюки и, как есть, в носках и футболках, скрещиваем наши мечи в рыцарской схватке. Три, четыре, пять ударов, и мы  изливаем друг на друга всю свою нежность, в изнеможении падая на колени. Дэн поскуливает, как щенок, а себя я не слышу, наверное, опять ору и рычу (что я себе ни с кем раньше не позволял…).

Дэн убегает наверх в душ, сверкая задницей, как-будто теннисные мячики ни с того ни с сего сами запрыгали  вверх по ступенькам. Я – во второй душ внизу. Когда я, наконец-то, выполз, Дэн уже собрал и развесил наши брошенные  вещи и возился с кофеваркой, пытаясь заставить её заработать. Мне сразу бросилась в глаза пачка презервативов, демонстративно лежащая посреди пустого стола. Стервец лукаво смотрит, еле сдерживаясь, чтобы не съязвить по этому поводу.

-Ну, ведь зачем-то их производят…,- смущенно бурчу я, хватаю пачку и зашвыриваю её в буфет.

-А я-то думал, для чего это, - не выдерживает Дэн.

-Я и вижу. Мозги включи, - указываю ему на кофеварку и пихаю в плечо. Делаю нам кофе. Развожу огонь в погасшем камине. Дэн с чашкой подползает к нему поближе, садится на пол. Не пойду к тебе, думаю, но уже через минуту плюхаюсь рядом. Мы сидим, вытянув ноги, молча смотрим в огонь, прислонившись к креслу. «Это надо запомнить, забить в память, сохранить. Может, больше никогда…», думаю я.

-Надо запомнить, - вдруг говорит Дэн.

***

И я чувствую, что сейчас я – это он, а он – это я, не мы, а в единственном числе.


Инстинкты подскажут

Мы словно прилипли друг к другу. Не могли и минуты протянуть, чтобы не касаться руками, плечами, не осталось ни одного кусочка тела, который бы мы не исследовали, не выцеловали друг у друга. «А ведь никто раньше так меня не целовал» - банально, но - правда.

Хорошо, что я додумался сразу полить цветы. Потому что дни пролетали стремительно, и только в понедельник вечером я опомнился – нам же домой пора! Я ведь отпрашивался у М.В. на три  дня… Дэн и не вспоминал.

Мобильник Дэна разрядился, а свой я забыл в ажиотаже сборов. Но на даче был городской телефон. Дэн позвонил матери и с восторгом рассказывал, как это здорово - бродить по лесам, ночевать в палатке, искать грибы. Потом я взял трубку и спросил безо всякой надежды, позволит ли она задержаться ещё хоть на два дня.

-Да, хоть до конца недели, - сразу согласилась М.В., даже не удивившись, откуда это в лесах телефон. – К пятнице вернётесь?

Мы прыгали, как малолетки, от счастья.

И жадно набросились друг на друга, будто были отчаянно голодны. С каждым днём, как бы ненароком, мы оказывались у буфета, то взять посуду, то положить. Пачка презервативов несколько раз падала на пол, мы закидывали её обратно. Но всё было очевидно – нам хотелось экспериментов. Да, когда мозги отключены, а две молодые особи не обременены никакими обязанностями…. «Не загружены!» часто повторял отец, видя, как кто-то мается от безделья.

И вот мы сошлись, не сговариваясь, у буфета. Молчим, смотрим на «неё». Дэн первый не выдерживает и открывает дверцу.

-Как бы не забыть, а то твои родители очень удивятся….

И суетливо поднимаемся «к нам». Мы лежим на боку напротив друг друга. Между нами – синий квадрат. Оба в напряжении, как перед вбрасыванием, кто быстрее схватит, тот и выиграл.  «Интересно, знает ли он, как это использовать?» И тут меня охватывает ревность, а вдруг – уже знает….

-Инстинкты подскажут, - смущенно шепчет Дэн, будто слышит мои мысли.

Я знаю заранее, что не стану затевать никаких соревнований. Ведь с моими размерами это было бы чистым изнасилованием, насколько я мог теоретически судить о технике процесса…

-Считаю, - говорит Дэн, - раз, два, …..три, - и хватает квадратик.

Я даже не пошевелился, с улыбкой смотрю на него.

-Ты что? – удивляется.

-Да, вот, даю тебе фору. Я всё-таки старше и совершеннолетний. Подожди, - срываюсь с дивана и достаю из шкафа большую банку Вазелина, настоящего, американского, с тонким приятным ароматом.

Я лежу на животе, уткнувшись в подушку. Меня трясет от страха и ожидания. Я слышу, как Дэн возится с презервативом, как открывает крышку Вазелина. Садится мне на лодыжки и целует внизу спины, там, где ягодицы расходятся, как тектонические плиты. Гладит по ним, потом по бедрам, по ямочкам под коленками… «Так вот, где мои эрогенные зоны!» Ещё немного и я улечу на Луну… И опять ревность шепчет: «Он знает, он знает…как…» Его ладони поднимаются вверх, сжимают мои половинки и едва заметно раздвигают каньон. Я поднимаюсь на колени, руки сзади, как у раба, держат ягодицы. Его тонкие пальцы дотрагиваются до скрученного бутона, и я вздрагиваю всем телом от неожиданности.  Мягко, как по маслу (как по Вазелину, я бы сказал) скользит он вокруг цветка, начинает тяжело дышать…и роза раскрывает ему навстречу свои лепестки. Он тычется в её глубину, как шмель в цветок, один…два раза… Потом вдруг всхлипывает, долбит головой в спину, хватает сбоку мой меч, жёстко, стремительно, не в силах больше сдерживаться, врывается в моё нутро…

«Ну, поскакали…» Я сотрясаюсь от внезапной боли внутри и снаружи. Он сам орёт от неожиданности. Послышались чмокающие, чавкающие звуки (наверное, презерватив порвался). Они не смущают меня, я не стесняясь, слушаю их, впитываю, они заводят меня до предела. Мне горячо и больно и сладко.

-Алекс…Алекс…ааа…ааа….люблю...тебя…ооооо!

Мы падаем плашмя на диван. Дэн, отстрелявшись, обессилено выскальзывает. Порванный презерватив летит на пол. Секунду лежим, не двигаясь. Я так хочу к нему, что поворачиваюсь и утыкаюсь мечом ему в бок.

-Возьми….

Он садится между ног, держит меня за руль и ведёт мою лодку к заветным берегам. Я обхватываю его руку двумя руками и помогаю…, так мы выруливаем к пристани. Лежим, ошарашенные и притихшие. Пульсирующая боль постепенно затихает. Я зову её, пытаюсь удержать, запомнить на всю жизнь. «Неужели этого тебе не хватало?»

-Пойди, включи воду, брат…

Я хочу побыть один пару минут, собрать себя по кусочкам, понять, цел ли я опять или разбит вдребезги.

Он возвращается, и я ковыляю в душ. Моюсь долго, мои мысли не могут собраться в целостный клубок последовательностей. Когда я выхожу, блестящий, выбритый (и даже зубы почищены, Аполлон, да и только), Дэн уже спрятал презерватив и простыни в целлофановый пакет, застелил новое бельё  и сидит в трусах на краю дивана, напряженно всматриваясь в меня.

-Алекс, ты как?... прости, не удержался….очень больно?

Он бросается передо мной на колени, обхватывает за ноги и прижимается щекой к моему животу. Я глажу двумя руками  его отрастающие кудри, лицо….

-Да, ты профи, братан, …. мне было приятно…

***

Жить вдвоём оказалось весело и довольно удобно. Мы могли и не разговаривать.   Дэн набросился на мою библиотеку (здесь были собраны самые любимые мои книги и альбомы с фотографиями),  я возился с цветами, воткнув в уши наушники с Мьюз или  Малером («Что за фигню ты слушаешь?» - удивлялись ребята, когда не слышали долбежку из моего плеера), готовил впервые с желанием и удовольствием, чтобы зверёныш был сыт. Единственно, что оказалось невозможным – это спать с Дэном! Обычно я сплю, как разведчик, очень чутко. Дэн же, как щенок, дергает ногами и руками, болтает во сне, без конца ворочается и забрасывает на меня конечности. Каждую ночь я был вынужден сбегать от него вниз на диван, на что парень каждое утро обижался и дул губы вплоть до завтрака.

Неизбежно, разговор зашел о личном.

-Алекс, скажи честно, как ты ко мне относишься? – Ну, вот, всё, как у людей, будь ты голубой или розовый, или чёрный, или жёлтый…

-Как к брату, братан, - смеюсь я.

А самому очень хочется узнать, откуда он всё знает о себе и обо мне. Я чувствую себя, как только что вылупившийся цыплёнок - ведь это он меня «соблазнил», подвёл к неизбежному, подчинил мои мысли и, простите, поставил раком!

-А у тебя было уже с кем-нибудь?

-Даа, один раз было, но мы только целовались и тут же разбежались…..

Стали говорить о «шайке» - нет, они не в курсе, а то дело плохо, о Мэри…(я решил ничего не рассказывать о нашем с ней «свидании», да и нечего было рассказывать, если всплывёт что, потом выкручусь как-нибудь, решил я).

-Она, наверное, любит тебя…

-Нет. Она всё обо мне знает, она мой самый лучший друг.

-Да? Лучший друг? А я тогда – кто?

Дэн перестал есть, тихо и нежно говорит:

-А ты…..- моя любимая….

И тут же летит со стула, сброшенный одним ударом моей могучей руки.

-Ты, что, очумел, братан?

-Вот именно - братан. Какая я тебе любимая. – Отшвыриваю свой стул и бросаюсь на него, луплю подушкой по голове. Когда мы устали возиться, Дэн обнимает меня за плечи:

-Раз я на тебе, значит – любимая…

«Резонно», - соглашаюсь я про себя, и доказывать обратное у меня нет сил и желания.


Гей парад

Наш отрыв от действительности завершился плавным приземлением во дворе. Выгружаясь из Ягуара, я услышал громкие возгласы и гоготание с дальней лавки. «Шайка» убивала вечер трёпом и пивом.  Дэн, не прощаясь, прошмыгнул в подъезд. Закрыв дверь квартиры, я вдруг обрадовался тишине и одиночеству. Постоял немного посреди коридора, вспоминая, что я тут делаю, сделал шаг в объективную реальность, и всё пошло своим чередом.

Ещё неделю мы были неразлучны: утром пробежка, разбегались только, чтобы переодеться, потом завтрак, вместе на стадион, вместе в магазин. К счастью, М.В. всё время была на работе (она зав эндокринологией  в нашей городской больнице) и не присматривалась к нашей парочке.

Но мы чувствовали окончание лета нутром, цеплялись за него и друг за друга. Иногда весь день проводили на диване, просто лежали, обнявшись или, стараясь не шуметь на весь район, любили друг друга до слёз.

***

Мы идём, щурясь от заходящего августовского солнца, иногда сталкиваемся плечами, и в эти моменты взглядываем  друг на друга и улыбаемся.

-О, гей-парад пошёл! – громко раздаётся с соседней лавки, где обитает «шайка».

Внезапный ветер подхватил слова, закружил их  и вместе с опавшими листьями унёс в другую сторону, не донося до нашего сознания, не оскорбив ими наш слух.

Мы идём и не знаем, что нас ждёт впереди…  Сейчас мы счастливы…

Конец
(для оптимистов)
                ***
                ***

Эпилог
(для пессимистов)

«Несколько минут изменили всю его жизнь», - так тоже пишут в книгах. Дома я убедился в этом, слушая на автоответчике чёткие указания матушки относительно моей дальнейшей судьбы. Пункт первый: чёрт возьми, почему я не могу дозвониться до тебя вторую неделю! Пункт второй: отец договорился со знакомым деканом университета о переводе, поэтому с пятого курса я буду учиться в Москве. А далее следовала подробная информация, какие документы и справки я должен собрать, и сроку мне на это – четыре дня, а потом я обязан немедленно предстать перед их светлыми очами. «Ну, вот, теперь ты загружен», - говорит голос внутри, не проявлявшийся последние недели. И я почему-то сразу успокаиваюсь – всё за меня решено, и изменить ничего нельзя.

На следующее утро я ещё раз прослушал автоответчик, написал себе список дел и документов и отправился в институт. Дэн увязался со мной. Я ничего ему не сказал. Отшучивался: «Вот, оставляют на второй год!» В институте декан сообщил, что ему обо мне уже звонили и сокрушенно подписал моё заявление. Документы получил минут за тридцать.

Зверёныш сразу заподозрил неладное и по дороге домой выспрашивал и выпытывал, пока я не сдался и не выложил всё, как есть. Он не поверил: «Брехня это…», и мне пришлось дать ему прослушать автоответчик. После этого он, ни слова не говоря, выбежал из квартиры.

Несколько дней  мы не виделись, а сам зайти к нему я не решался. Переделал все дела, ещё раз съездил один на дачу, по-быстрому, чтобы не вспоминать… Наладил цветам капельный полив, самых ценных счастливчиков захватил с собой. Подходя к дому, остановился, взглянул на окна его квартиры, может тень мелькнёт… Но свет не горит, и я поднимаюсь к себе. Не успел закрыть дверь, как приходит Дэн (значит, высматривал меня). 

-Что делаешь?

-Да, вот, собираюсь потихоньку, завтра…

Повисло напряжение. Мы не выдерживаем и бросаемся друг к другу. Как соседи пережили и не вызвали милицию!? Дэн, как с цепи сорвался, агрессивно, яростно, жёстко. Он бросал, вертел меня, поднимал на руках – и откуда в нём проявилась такая сила?  Я позволил ему всё, понял, что от отчаяния, что это, может, последний раз…

Рано утром уже катил к Москве. Правда, отцовскую просьбу захватить хоть три бутылки шампанского выполнить не удастся (брать уже нечего), но совру, что забыл…  Зато матушкины любимцы тряслись в коробке в багажнике.  И я почувствовал, что очень соскучился по родичам, что хочу снова «воссоединиться» и подчиниться их «доброй воле».


Я, как голодный, набросился на учёбу. Программа в университете отличалась, хотелось соответствовать и не подвести отцовского кореша-декана.  Первый семестр пролетал быстро. Я сразу возглавил факультетскую волейбольную команду (всё, что делают с мячом, я делаю прекрасно), сдружился с ребятами почти со всех курсов. Но ни к кому «не проникся», и к девушкам тоже. Мне нужен был только мой Дэн.  Это острое желание часто внезапно охватывало меня в самое неподходящее время, и я опрометью бежал в университетский туалет или дома в душ:

-Это… останется…с тобой… навсегда…ааа….ааа…ааа, - ритмично твердил я себе в такие моменты.

Родители пытались привлечь меня к переезду, но я всячески отнекивался. Матушка, возвращаясь со старой квартиры, рассказывала, что видела Дэна пару раз.

-Что, привет передаёт?

-Да, нет…

Однажды, после очередной поездки за вещами, она  сообщила, что Дэн в больнице:

-Говорят, очень сильное отравление. Но Мария Васильевна подробности не говорит. Сказала только, что боялись, не выкарабкается…

Я позеленел, на мгновение потерял сознание и осел на корточки. Мать всполошилась:

-Да сейчас уже лучше. Ты бы съездил, проведал…

-Нет, - глухо отозвался я.

-Но,….

-Нет, нет и нет. Не грузи меня, мать.

Она недоуменно поджала губы:

-Но, почему!? Мария Васильевна сказала, что вы очень хорошо общались этим летом. Ну, как сам знаешь. Только… по жизни друзей хороших – мало.

И больше не заводила разговор. Отец, до которого всегда поздно доходит всё, что касается отношений, пытался заставить меня помочь с вещами, но был затащен матушкой в комнату, и за закрытой дверью она громким шепотом что-то втолковывала ему, после чего он вышел, взглянул на меня и недоумённо пожал плечами, так ничего и не поняв. Но тоже отстал. И скоро все успокоились.

Не знаю, заподозрила она что или нет…? Мне было всё равно. Я её единственный сын, и до скончания жизни она будет любить и прикрывать меня, если я, конечно, кого-нибудь не убью…

А на следующий год я стал замечать в университете Мэри.

***

«Прошло несколько лет» - ещё одна книжная фраза. Но, это будет потом. А сейчас никто не знает о моих ночных слезах, кроме избитой подушки…



Часть вторая

1

И всё же прошло несколько лет, и никуда от этого не денешься. Я уже аспирант. На стажировку к отцу пока не пошел. Остался у нашего декана, милейшего и умнейшего чувака, лет за пятьдесят, который «положил на меня глаз», как на будущее своей лаборатории, а может, и ещё как…

Я всё ещё привлекаю всеобщее внимание: отрастил рыжеватую английскую бородку (тебе что, мужественности не хватает, брюзжит матушка - как всегда видит меня насквозь!), спорт не бросаю, в хорошей форме.

В университете учится Мэри, и мы иногда пересекаемся. А парень… он, обмолвилась матушка, как бы между прочим, поступил в военно-медицинскую академию в Питере.

Родители, отчаявшись увидеть меня с постоянной девушкой, решили сдавать старую квартиру. И на майские праздники, задвинув пару дней учёбы, я вызвался обновить её, сделать небольшой ремонт.

Навозившись первые два дня с побелкой, съев сразу всё, что мать дала с собой, я выбегаю в магазин, в старом спортивном костюме, небритый, с пятнами белой краски на лице. Пронзительные весенние лучи выкалывают глаза, они слезятся. Щурясь, ругаюсь с солнцем. Впереди возникает силуэт высокого, стройного молодого мужчины. «Как тебе этот?» - ни с того, ни с сего спрашиваю себя.  «Неймётся тебе…»

Дэн останавливается передо мной, улыбается, протягивает руку. Он узнал меня первым.

-Здорово!

Стою, молчу, не понимаю, что за «пришелец» на мою голову.

-Да, - отвечаю на приветствие.

-Ты куда?

-Да, в магаз - жрать нечего.

-Ну, это у тебя, как обычно. Пойдём, провожу.

По дороге он спрашивает, я машинально отвечаю. В магазине стою посреди зала, не могу вспомнить, зачем я здесь, озираюсь по прилавкам.

-Ты здоров? – он внимательно приглядывается ко мне. - Тебе что надо?

Не дождавшись ответа, Дэн бросает мне в корзинку именно то, за чем я и пришёл. А я рассматриваю его – зауженные тёмные брюки, шикарные ботинки с блеском, удлинённый лёгкий тренч, волна волос зачёсана назад, сама элегантность.  Он, и не он.

На обратной дороге, собираясь спросить, как он живёт, по Фрейду говорю – с кем?

-Живу с одним парнем, - просто отвечает Дэн. –Ну, а ты, всё так и не определился? Не женился ещё?

Вот именно, не определился! И откуда, по каким признакам он это просёк!? Всегда обо мне всё знает, лучше меня самого.

-Нет пока…, - мямлю.

-А мне сегодня на поезд... Вот, побыл с матерью неделю, завтра – уже занятия.

Мы поднимаемся на наш второй этаж. Я еле переступаю ногами. «Неделю! Значит, знает, что я уже три дня здесь (Мария Васильевна видела меня издалека, кивнула даже). И не зашёл ни разу. Не захотел…»

-Ну, бывай, брат! А заешь, жалко, что математика не пригодилась, - улыбается Дэн, закрывая дверь.

***

Я сижу и пью водку. Жру и не чувствую вкуса.

Потом меня сильно тошнит. Я выбрасываю из себя всё, что от меня осталось, все свои прежние воспоминания. Засыпаю, где упал – грязный, всеми брошенный, никому не нужный бомж…


2

Как ни странно, но проснулся я рано. «Вот и всё! Он уехал…» - первое, что я сказал себе. Посмотрел в зеркало – небритая, заросшая морда, глаза уставшего человека, по всему лбу - капли белой краски, волосы торчат в разные стороны.  «Ну, раз всё, пора тебе с собой что-то делать!» - голос внутри бодро призывал к активным действиям.  «Повеситься что ли?» - ехидно спрашиваю сам себя. Есть не хотелось совсем. И я решил устроить разгрузочный день, говорят, помогает от всего. 

Прежде всего, я сбриваю бороду, до единого волоска. Добегаю до ближайшей парикмахерской, где парикмахер-таджик, особо не заморачиваясь, стрижет меня, как себя, то есть очень коротко. Делаю лишний круг спортивным шагом вокруг двора.

Подбегая к подъезду, вижу краем глаза,… как Дэн стоит, как ни в чём не бывало, на своём балконе и курит. И снова, как раньше, сердце забилось в горле, дыхание сбилось… Он остался. Здесь. Ради меня! (поверил сам себе сразу, безо всяких сомнений).  Когда вбегаю в подъезд, до меня долетают слова:

-А не вспомнить ли молодость?

«Вспомнить! Вспомнить! Вспомнить!» - твержу я, через две ступеньки взлетая наверх, легко, как раньше. Меня взрывает радость ( какое это всё-таки грубое чувство).

С остервенением моюсь, сдираю  «старую» кожу. Быстро одеваюсь, собираю вещи. Дэн знает меня, как облупленного и звонит ровно через полчаса. Я тут же выхожу, звеня ключами от машины.  Мы молча несёмся вниз.

Всю дорогу не говорим ни слова. Только смотрим друг на друга долгими взглядами.

Врываемся на дачу; наверху я, как есть, толком не раздевшись, отдаюсь ему на «нашем» диване. Дэн успевает по памяти схватить старую банку Вазелина из шкафа. Я чувствую, что он повзрослел не только годами. Всё так же яростно, но сдерживает себя - дольше, дольше, и это то, что мне надо. Не выдерживаю раньше него… и снова я тигр… Моё тело перепоясано его руками, он шарит по нему, вспоминая, проверяя, тот ли я, …. его любимый. Мне почему-то кажется, что это ещё возможно. Он ловит мой нектар своими ладонями,  прижимает к лицу (я это чувствую спиной) и следует за мной со стоном радости вновь обретенного рая. Я жутко завидую его парню…

Ну, что сказать,…как описать день нечаянного счастья? А я был именно счастлив, я чую счастье по запаху. Дэн сидит, обхватив меня всего сзади, как раковина. Я глажу его кудрявые ноги.

- Всё в порядке?

- Всё хорошо, спасибо тебе. Ты знаешь, я вернулся…

-Обращайтесь, пациент, -  он подсмеивается надо мной, но я не обижаюсь. Он, действительно, реанимировал меня, теперь я вижу реальность, как она есть, а не отстранённо из темноты. Я пытаюсь объяснить ему, что чувствую…

-Даа, брат, типичные симптомы шизофрении..., за тобой глаз да глаз. 

Наша мокрая одежда сушится на батареях. Мы – на ковре у камина, обёрнуты полотенцами, как юбками. Всё это было, было – как же давно! Но кто посмеет теперь сказать мне про  одну и ту же реку.

Я вспоминаю, что вижу Мэри в университете.

-Я знаю, она мой тайный агент, - улыбается он спокойно. – А ты женись на ней, Алекс. Она в тебя влюблена. И зачем ты волосы сбрил? – он трётся щекой о мои колючки.

-Даа, всё равно… скоро лысеть начну. Послушай, Дэн, а может нам вместе…?

Не выпуская меня из рук, он слегка отстраняется, внимательно смотрит со стороны:

-Да, я, вроде как, определился. Уже не могу…

Ну, вот и всё…. «Не могу» - это даже не «не смогу», где звучит сомнение. «Не могу» - это уже серьёзно, это осознанный выбор, это значит, что у него есть обязательства… «Так тебе и надо. Получи по заслугам» - безжалостный голос внутри вырывает мне сердце. «За то, что бросил его тогда, лишил надежды, вычеркнул из памяти.  Не приехал, когда ему было плохо» - но спрашивать сейчас о том, что с ним было я боюсь. А ведь его могло бы не быть сегодня рядом! Запомни это мгновение.

-Надо запомнить, - шепчу ему в шею.

Дэн ничего не говорит.

***

Как бы издалека, из другой жизни звучит чистейший голос Карузо (Una Furtiva Lagrima – моя любимая, древняя запись 1904 года) - вынимает душу, мне и так плохо….

-Прикинь, … а я стал в Мариинку ходить… после тебя (вот, спасибо! – после меня).

Долго не могу подняться в обратный путь, меня развезло от уныния.  Я сижу, опустив лицо в ладони, чтобы он не видел слёз.

-Я не хочу без тебя,… понимаешь?

-Я понимаю, понимаю, - он успокаивает меня своим голосом. – Я знаю….

Врач – пациента.

«Да, он-то знает. Он с этим жил».

Мы упираемся в подъезд в пять утра. Целуемся  в машине долго, долго. Я ни за что не прерву этот поцелуй первым. Одна минута, вторая…Пора, Дэн молча выскальзывает из авто, спешит домой за вещами. По дороге он успел вызвать такси на вокзал и забронировать билет. 

Я педантично паркуюсь, выверяя каждый сантиметр, мне теперь некуда торопиться.
Дома, стоя за дверью, слушаю, как Дэн тихонько выходит, не задерживаясь на площадке, быстро спускается вниз. Прикрыв глаза, я вижу его перед собой: красивый, стройный молодой мужчина сбегает от меня в свою жизнь,…чужой… и любимый,…  оставляя меня с моими мыслями…

…песок сквозь пальцы … секунды в вечность … «я» - в новые перерождения…


И ещё

И ещё немного внимания. Как я тогда не угодил в психушку… Только благодаря активности родителей, которые пихнули меня в йогу, и…  Мэри. Не знаю, может, это Дэн попросил её присматривать за мной. Но она умудрялась и учиться, и пасти меня. Мы женаты  три года. У нас всё как-то срослось. И я рад, что не вспоминаю Дэна, когда занимаюсь с ней любовью. Я Дэна вообще не вспоминаю. Не потому, что забыл, а потому что помню.

И я знаю, в моей жизни наступит момент, когда Машка поймёт, примет, как есть и… простит…


2015 г.