Вершина

                С поклоном
                Марии Прохоровне Никитиной


        Долго живу. Иногда кажется, что слишком долго. Не дольше всех, конечно. Но дольше многих из моих знакомых. Более того, дольше многих из тех, кого я ни за что не хотел бы пережить, и кого мне уже не догнать. Более того, - дольше многих людей, которыми в прошлом был я. Дней рожденья (о которых я знаю) у меня пять. Один записан в паспорте. О втором рассказывала матушка. Я этот второй день рождения не запомнил: то ли мал ещё был, чтобы такое запомнить, то ли не придал значения этому событию, то ли запретил себе это вспоминать, иначе не смог бы жить и вырасти до последующих своих дней рожденья. Ещё три дня рожденья помню прекрасно. Отчётливо. До таких мелочей, на какие обычно не обращаешь внимания.
Что характерно, каждому дню рожденья предшествует смерть. Настоящая. Кто-то назовёт её «клинической» или ещё как-то. Всякие такие названия придумывают люди, которые там не были. Которые были, они названий не придумывают. Потому что никак это не называется. Нет таких слов. Одно слово — смерть. Но и это слово не соответствует. Потому что это — до или после слов. Всякие аудио-видео-эффекты — голоса, ангельские пения, адские какофонии, мультики всякие — они тоже происходят до или после. ТАМ… Там всего этого нет. ТАМ… нельзя сказать, что там ничего нет, но невозможно сказать, что же там есть. Есть некое… как бы сказать… некое не-бытие в небытии, небытие, сгустившееся до небытия небытия, некое присутствие. Снова не хватает слов. Так их и не хватит, в любом случае.  Возможно, если бы меня хоть раз пустило туда дальше или глубже, то понял бы что-то ещё. Но — не пустило. Поэтому и говорить не о чем. Могу сказать только одно. Возвращаться оттуда сюда никогда не хочется. Здесь всегда поначалу, пока не привыкнешь, больно, холодно, шумно, беспокойно и неприятно. И уходить туда тоже не хочется. Потому что сам процесс ухода всегда сопряжён со всякими неприятностями и неудобствами. Ну их.
Каждый раз, когда наступает день рожденья, некоторое время не отпускает удивление. Непонятно, невозможно, нереально, что я ещё жив после того, что произошло. Особенно долго удивлялся после первой своей осознанной смерти. Потом как-то … привыкаешь?… нет, смиряешься. Значит, кому-то или чему-то так надо, если не отпустило. Не мне решать.
И ещё одно понял. Каждая смерть — окончательная или промежуточная — это не просто прерывание жизни. Она — за-вершение жизни. Именно — Вершина. Вся жизнь день за днём приводит к этой вершине. Всё, что я накопил за жизнь, в этот момент выплёскивается в бездну небытия. Смерть всегда достойна жизни. Не умрёт хорошо человек, который жил плохо. Человек, проживший достойно, не умрёт недостойно. Здесь не имеет значения, нравится ли окружающим моя жизнь, или не нравится им. В зачёт идёт только внутреннее, истинное достоинство человека. Здесь не обманешь. Не оправдаешься. Да — да, нет — нет. Смерть — всегда честная. Она намного честнее, чем жизнь. Может, потому меня ещё не   пустило ТУДА… не знаю. Не дорос ещё, вероятно, до  своей смерти.
Выводы? Выводы каждый для себя сам делает. И, опять же, ни с кем этими выводами не поделишься. Слов таких нет. Только жить после каждой очередной смерти начинаешь как-то иначе... Одно могу сказать. Не то, чтобы не боюсь смерти. Умом можно бояться или не бояться, а тело живое всегда держится за жизнь изо всех сил — для этого оно и дано, чтобы жить и держаться за жизнь. А вот как-то не верю в смерть всерьёз.. Не, оно-то понятно, что когда-то пустит меня дальше и глубже, чем до сих пор это бывало. Все умирают. Во всяком случае, так нас в школе учили. Но. Что-то мне шепчет, что вслед за смертью наступит следующий день рождения. И от этого ощущения избавиться не могу.