5. Безвременье

Обломки империй, элементы систем,
И тот, кто был всем, тот станет никем.
Рок-группа «Lumen»

Инъекция псевдопатриотизма подействовала как яд.
 Из газетной статьи.

I
Можно ли сказать, что Антон Хибарин был свободен в выборе жизненного пути? Вполне даже можно! Ведь он же сам выбрал поступление в МЭТИ, а после вылета из него – в тот институт, в котором учился со мной. Никто ему ничего не навязывал! Если же вспомнить времена более давние, его учёбу в школе, то там, в средних классах он также сам выбирал, кому уподобляться – или Авдееву с Колчановым, или Ермилиной, или Зухре Мургасовой - напомним, что он выбрал первый вариант без колебаний. Всё это он выбирал свободно, он разве что только не мог сделать так, чтобы не было преследований мамы по школе и прочих подобных ужасов. Но при всей этой свободе Антон предстаёт перед нами каким-то несчастным и обездоленным. Что же это – патологическая неспособность к разумному выбору?

Да, Антон был свободен, мог выбирать путь, и можно согласиться со словами государственного гимна:
                Широкий простор для мечты и для жизни
                Грядущие нам открывают года.

Но этот простор для Хибарина был подобен простору пустыни, а свобода – свободе заплутавшегося в ней. В пустыне также можно выбрать любое направление движения, но вот только беда – неизвестно, какое направление тебе действительно нужно, ибо со всех сторон всё одинаково, нет никаких указателей и ориентиров! В качестве последнего, правда, может служить солнце, но если оно не закрыто песчаной бурей и если путник помнит, с какой стороны он вошёл в пустыню. Так что заблудившемуся путнику ничто не мешает двинуться в любом направлении, но не может он знать, какое направление верное.

В том месте, где Антон прожил первые пять лет жизни, его общение с другими детьми было, можно сказать, полноценным. «Валин с Игорем мальчик» никому не казался ни застенчивым, ни букой, ни, тем более, психом. А его общение с девочками имело даже свою специфику – он общался с ними так, как не общался с мальчиками. Например, когда одна шла по бревну, удерживая равновесие, он протянул ей руку для поддержки. С этой же они бегали, держась за руки. Когда другая забиралась на горку, он забирался с другой стороны, где скатываются, чтобы встретиться наверху. А третья девочка однажды сообщила ему, что сидит на диете, так он стал при каждой встрече интересоваться, что она сегодня ела.
Всё резко оборвалось с переездом в пять лет… Так что этот перелом в его жизни был не менее значительным, чем приснопамятный облом в восьмом классе.

Но это всё переломы в жизненном пути отдельной личности. Происходили они на фоне событий в масштабах всей страны, если не всего мира.
 
Пятилетнему ребёнку, конечно, незачем было знать, что происходит в стране – всякие там путчи и шоковые терапии. Он, правда, стал повторять слово «приватизация», но чисто механически – это слово без конца твердили по телевидению. Вскоре он получил интересную бумажку – приватизационный чек, или по-другому – ваучер. Хоть и не знал он назначения этой бумажки, но было интересно, что он ещё такой маленький, а у него уже какой-то свой личный ваучер! Да так и не узнал Антоша, в чём его значение и быстро о нём забыл.

 Мама ходила с Антошей в какой-то подъезд, который назывался «биржа труда», там ходили по разным кабинетам. Но вдруг, зайдя в один из них, мама расплакалась. Ребёнок насторожился, но понять всё равно ничего не мог.

Он уже ездил с мамой в организацию «Добро» в центре Москвы, но однажды мама сказала, что ездить туда пока не придётся. В центре Москвы шла война, катились танки, чтобы расстреливать здание Верховного Совета. И дитя сидело дома в связи с чрезвычайным положением. Некоторые из танков Антон с мамой даже успели увидеть воочию. Так что история взаимоотношений с Натальей Ивановной началась так давно, что даже танки в неё въезжали!

Ещё однажды, уже учась в первом классе, Антон увидел в новостях много дыма и пламени, а в углу экрана прочитал, поднатужившись, незнакомое слово «Чечня». Ещё много раз показывали новости с этим же словом в углу, и опять там что-то горело, огонь заливался то так, то эдак, опять бегали и стреляли. Наконец, уже приезжавшие бабушка с дедушкой спрашивали: «Про Чечню ничего не смотрели?».


А в чём был исток всех этих событий, воспринятых ребёнком фрагментарно и неосознанно? В стремлении к той самой свободе, к «широкому простору», когда не указывают, что жить надо вот так и только так, не допуская никаких отклонений от партийной линии. Когда не придумывается одинаковое для всех светлое будущее, а каждый сам находит свой вариант его.

Страна, в которой родился Антон Игоревич Хибарин, называлась Союз Советских Социалистических Республик. И семья его была вполне советской. Антоша читал множество детских книжек о Ленине и уже в три года прицеплял к одежде октябрятский значок, нисколько не сомневаясь, что станет октябрёнком.

Но узнавал ребёнок кое-что и про религию. В полтора года его крестили в селе Треполье, там же, где его отца. Бабушка Галя учила его совершать крестное знамение, складывать три пальца и приговаривала, в случае если он, шутя, крестился одним пальцем: «Бог накажет, если неправильно крестишься!». Ребёнок впервые узнал об Иисусе Христе благодаря… мультсериалу, который назывался «Суперкнига». Позже, после переезда, у Антона появилась и сама эта книга – детская Библия, её раздавали в одном детском театре. И никоим образом Антоша не мог видеть каких-то противоречий между коммунизмом и христианством. Ведь обе эти мировоззренческие установки учили детей, абстрактно говоря, быть хорошими, то есть – послушными, трудолюбивыми, правдивыми, отзывчивыми, защищать слабых и прочее. И не мог даже предположить Антоша, что коммунизм и православие являются противоборствующими воззрениями.

Про развал Советского Союза кто-то говорил: «Продали великого Ленина!», кто-то: «Россия очищается перед лицом Господним!», кто-то принимал сразу оба эти воззрения, как Галина Архиповна, кто-то – ни то, ни другое. Спектр воззрений в постперестроечной России был необъятен. Мы же указали на два из числа самых основных, оставив в стороне всякие маргинальные, экстремистские и сектантские воззрения.

В периоды смуты, отсутствия ценностных ориентиров в религии всегда особо выражен элемент фанатизма. Под этим словом мы понимаем человеконенавистничество, могущее быть прикрытым «любовью к Богу» и потому также истолкованным как любовь. Тогда фанатизм проявлялся, во-первых, в распространении множества сект (в России самой жуткой, если не считать сатанистов, являлось «Белое братство»), во-вторых – в озверении некоторых представителей официальной Церкви, в которых оставалось только одно «божественное», но ничего человеческого.

Также расплодилась шайка «целителей» различного ранга и калибра, во главе с Кашпировским и Чумаком. Эти занимались «целительством» посредством телевизионного ящика.

Это всё, что касается духа. Но кроме него у мироздания есть и другая составляющая – материя. Самой ценной разновидностью материи для многих стали  деньги. Отсюда и «финансовые пирамиды» как хитроумный способ отнять у простого народа последние сбережения, и криминальные войны, связанные с переделом собственности между бандитскими кланами, и опять же секты!

И как все хотели свободы! Пока с экранов телевизоров провозглашалось стремление России к свободе, кое-кто захотел свободы и от России. Это были её отдельные национальные регионы. Самым трагическим был случай с Чечнёй – началась война. По её завершении сепаратисты, по сути, получили, чего хотели, хоть и погиб их лидер. Не было только лишь официального провозглашения независимого чеченского государства. Но что там происходило после Хасавюрта – целая отдельная тема и снова печальная…

Всё это бурлило, закипало. А дети росли… Осталось выяснить, что за свобода досталась им. Взрослые, при всей серьёзности своих проблем – экономических, жилищных и прочих – не замечали, насколько отдалялись от своих детей. Они стали находится с ними в каких-то разных мирах, лишь временами пересекающихся. В мире детском, не ведающем значения таких понятий, как «приватизация», «жилищные субсидии», «инфляция», «обвал экономики», «дефолт» и прочие, направляющую роль играли фантазии. Поначалу ничего страшного в этом не заключалось. Не требовалось титанических усилий для того, чтобы представить игрушку своим живым другом, дерево – высокой башней, лужу – морем для бумажных кораблей, лежащую покрышку – колодцем, и тому подобное. Фантазиям столь юного ума, в крайнем случае, могли помочь сказки и ещё что-либо из багажа мировой культуры, творений человеческого духа. Но вот что можно сказать не о сказочниках, а о взрослых, находящихся вроде бы поблизости, о родных? Они по-прежнему пребывали в мире своих проблем, который влиял на отношение к детям – когда поласкают, посюсюкают, а когда и сорвутся на них.

Дети продолжали расти. И свой отдельный мир им уже нужно было обустраивать как-то по-новому. Ведь сказки-то уже надоедали! Фантазии ещё оставались, но вот только становились уже злее. Воображали себя детишки крутыми героями боевиков и начинали издеваться над теми, кто слабее. Они могли и всецело перенестись в некую «сказку» с помощью какого-нибудь белого порошка, «травки» или пакета, в который выдавлен клей…

Таковы были разные стороны, проявления мрака, опустившегося на страну в девяностые годы. В годах же двухтысячных, или нулевых, этот мрак приобрёл всё-таки чуть более мягкое выражение – он превратился в серость. Ни мрак, ни свет, а что-то такое обычное, среднестатистическое, нормальное. Нужно было быть нормальным, чтобы не быть больным, ослом, дауном и ещё кем-то в этом роде. «Нормальный» – это значит «как все». «Как все» – это значит ориентирующийся на толпу, умеющий общаться абы как, переливая из пустого в порожнее, находить или делать что-либо «прикольное», перебирать убогое содержание песен, фильмов и клипов, бывать на сходках на дискотеках и дачах и дрыгаться под музыку. Увлекаться классикой довольно странно, а уж кто задумывается о том, зачем живёт, находит в своей жизни какие-то этапы, тому уж точно надо лечиться.

Смена мрака серостью отобразилась и в политике. Если в девяностые годы в новостях из страны часто встречались такие слова, как «кризис», «обстрел», «бандитская вылазка», «заказное убийство», «дефолт», то в последующем десятилетии, хоть и встречались подобные мрачные явления, но в лексиконе федеральных новостей все прочие слова вытеснило слово «стабилизация». И действительно, слово это было к месту – огромная масса населения стабильно оставалась нищей, народ стабильно вымирал, подрастающее поколение являло собой стабильную, однородную, тупую массу потребителей. И Антону Хибарину в возрасте двенадцати лет всё это, можно сказать, нравилось.

В мире среди государств остался только один полюс силы – Соединённые Штаты Америки. Когда-то этих полюсов было два, когда-то побольше, но теперь – только один. Правители Америки из числа так называемых «ястребов» стали явственно ощущать себя и правителями всего мира. Назначение Америки стало заключаться в том, чтобы учить все прочие страны, как им жить. В странах, где правители дружили с ней, она признавала наличие некоей демократии. Демократия – это то, что нравится Америке. «Демократические» – это почётный титул, которым США награждали дружественные страны. Уважал Америку и русский подросток Антон Хибарин. Ведь американцы, думал он – самая крутая в мире нация, демонстрирующая крутизну во всех своих боевиках. И американцы могут научить крутизне и другие народы, в том числе и русских, при условии, если с ними дружить. И отчего вдруг с ними не дружить? Совершенно не интересовался подросток тем, что против них имеют всякие пенсионеры да коммунисты. «Чего они там вообще вякают?».

Таким образом, мы видим параллель между мировыми событиями и событиями в жизни  Хибарина. Как либеральные правители России в девяностые годы всячески пытались подстроить страну под Америку, не желая разбираться в специфике народа, так и подросток сделал главной целью жизни уподобление крутым сверстникам.

II
И вот, однажды, как известно читателю, явилось событие, ставшее крупнейшим, разве только наряду с переездом, переломом в жизни Хибарина – его облом в восьмом классе. Суть его состояла в том, что обрушился его неколебимый план уподобиться крутым одноклассникам. Он не сразу, но всё же осознал причину – «большое видится на расстоянии». Его разоблачили в том, что он выдаёт себя не за того. И причём, разоблачили официально – на уроке биологии это сделала учительница. Простой учитель биологии Надежда Любомировна Бондарева и не предполагала, какую колоссальную роль она вдруг сыграет в жизни Хибарина. В этом и есть суть безвременья, хаоса, когда один человек переворачивает всю жизнь другого, нисколько не подозревая о том. Облом, конечно, мог произойти и по-другому – одноклассники Антона сами давно уже его разоблачили, но не возвещали о том, желая, чтобы он дальше пробовал уподобиться им. И именно Надежде Любомировне выпала роль довести до конца облом Хибарина.

Чтобы со всей ясностью показать значение облома, мы скажем так: если бы у Хибарина не произошёл облом, то о нём бы не была написана эта книга! Если читатель желает, то может увидеть все звенья причинно-следственной цепочки. Если бы не облом, за ним бы не последовали два противоположных пути выхода, образовавших новые этапы жизни – тядупоумный и крахидальный сезоны, если бы Антон не увидел бы однажды эти этапы, то не стал бы через них постигать свою личностную суть (он начал постигать её и в крахидальном сезоне, но ещё не глядя в прошлое, а только отрекаясь от него); если бы он так усердно не постигал свою суть, то не воспользовался бы надомным обучением, которое сделало его затворником, и не начал бы писать рукопись; в затворничестве он не стал бы сходить с ума от мрачных воспоминаний; если бы не воспоминания, он не перестал бы учиться в МЭТИ, порвав студенческий билет; не перестав учиться в МЭТИ, он не поступил бы в гуманитарный вуз вместе со мной, не заговорил бы со мной, не посчитал бы меня достойным слушать рассказы о его жизни и о нём бы не была написана эта книга!!

Осознав причины облома и решив больше ни под кого не подстраиваться, раздумывая о том, каков он сам по себе, а не в какой-то «тусовке», Антон стал презрительно относиться к массовой культуре (но только не к «Терминатору», не к первым его двум частям, в которых он обнаружил скрытым нечто, наводящее на размышление). Может, мы воскликнем вместе с Валентиной Викторовной: «Зачем ему далась эта массовая культура, что плохого кому сделала попса?». И действительно – попсовики не обворовывали народ, не взрывали жилые дома и поезда, не захватывали заложников! Но беда в другом – они создавали для молодого поколения такой фон, на котором ему всё это становилось безразлично! Ну, захватили где-то заложников – меня же или моих близких среди них нет! Ну, взорвали дом, пусть даже соседний – всё равно же не мой! Примерно так Игорю Михайловичу всё было безразлично от футбола. Когда начался экстренный репортаж о заложниках, захваченных в Москве, в театральном центре, он вскоре начал возмущаться тем, что так надолго прервали матч Лиги Чемпионов, указывать на то, что по другим каналам не говорят об этом так долго, всячески обзывать работников этого канала.

Радикальная смена мировоззрения Антона коснулась и его политических взглядов. Если в двенадцать лет он был настроен прозападно, то в пятнадцать лет превратился… в коммуниста! В смысле, стал разделять коммунистические убеждения. Кому-то может показаться странным – ведь коммунизм делает опору на массы, а Антону он приглянулся из неприязни к массовой культуре. Подросток понимал, что коммунизм направлен на единение, но это единение особое, одухотворённое, направленное к светлому будущему, в таком единении все будут понимать друг друга как личностей. При советской власти Антон прожил первые три года своей жизни и за эти годы, естественно, не мог составить представления о ней. Но зато он составил мнение о последующих годах в стране – он однозначно ненавидел хищнический капитализм, когда всем правит доллар, в том числе попсой, которая, в свою очередь, управляет молодым поколением. Таковы варианты воздействия денег на молодые умы – либо непосредственно, либо через попсу, либо через секты.

Всё началось с прочтения Антоном найденного в коридоре и подобранного старого номера газеты «Советская Россия». В этом номере давался взгляд на погромы, устроенные футбольными фанатами на Манежной площади летом две тысячи второго года, во время чемпионата мира по футболу. Подросток помнил, как в этот день бабушка, лёжа на диване, слушала старинное радио, принимавшее только одну волну. Она держала его у самого уха и вдруг сказала: «Хе-е! Проиграли!...» – а затем воскликнула: «А фанаты-то чего творят!». О дальнейшем Антон узнал по телевидению… Теперь, по прошествии полугода, он читал о тех событиях в «Советской России», и очень по душе ему пришлось то, как они освещались. Особенно зацепила фраза: «Инъекция псевдопатриотизма подействовала как яд». Действительно, как торжественно возвещалось приближение этого чемпионата ещё с февраля! В этот период футбол возводился в ранг национальной идеи за неимением другой. И вдруг – проигрыш кому-то невыдающемуся!

Впоследствии Антон Хибарин начал всё серьёзнее проникаться коммунистическими идеями. Ведь доллар распоряжается всем, вплоть до человеческих жизней! В период идеологии лидеров Антону для дружбы нужно было, помимо прочего, имущественное состояние. Ведь как унижают в школе тех, кто из бедной семьи! А понятие «личность» – совершено пустое! И вот, в юной буйной голове разыгрались представления об ещё одной социалистической революции, о том, какое активное он бы в ней принял участие. Парень жалел, что ещё не достиг совершеннолетия и не может принять участия в выборах президента страны, а то бы он всенепременно отдал бы свой голос за Зюганова!

Он также представлял, как может когда-нибудь вступить в какой-нибудь Союз Коммунистический Молодёжи и от лица этой организации позвонит тем, кто победил в телепроектах по созданию из людей штампованных товаров под названием «звёзды». Им ведь звонили и задавали тупо-восторженные вопросы навроде: «Как вам это удалось?». А те отвечали, желая успокоить: "Да мы обычные люди!". Антон воображал, как в случае, если ещё когда будут изготовлены новые «звёзды», он позвонит им сказать речь с такими фразами: «Да, вы – обычные и даже слишком обычные, вот всё, что вы показали!.. На вас и держится этот строй, вы сами тупы, и отупляете своё поколение!.. Знайте, что я из Союза Коммунистической Молодёжи, и когда мы сделаем своё дело – вы пожалеете о своём занятии!». Свои политические взгляды подросток отображал и в своей рукописи, утверждая, что целью её написания является ещё одна октябрьская революция. Добавлял он даже такой недалёкий пафос: «Да здравствует моя рукопись!! Да здравствует дело для человечества!!». …Хорошо понесло юную голову!

Разве что только напрямую не высказывал Антон своих коммунистических воззрений. Да и высказывать что-либо он мог только домашним, поскольку находился в затворничестве. Но отец однажды всё же что-то такое заподозрил, судя по тому, что тот любил читать «Советскую Россию». Он по этому поводу спросил с ехидством, лёжа на матрасе:
– Что, нравится эта газета?
– Ну… В общем, да! А что?
– А это всё жёлтая пресса, коммунистическая пропаганда.
– И что с того?
– Да ничего, – тряхнул головой отец. – Вот они семьдесят лет строили что-то, и что они построили? – начал он допрашивать сына.
– То, что потом разрушили! – нашёл ответ парень.
– Да, а если бы не построили, то и не разрушили бы. А из-за кого была революция, гражданская война? – продолжал спрашивать Игорь, тряся головой от ехидства. Его целью было просто подтрунить над Антоном – указать ему на его неосведомлённость и легковерие. И Антон уже задумался.
– Но это всё в прошлом осталось, зачем вспоминать? Теперь они другие. И вообще это просто газета! – недоумённо воскликнул Антон от такого допроса.
– Ну да, писать-то можно что угодно, бумага всё стерпит… – употребил Игорь фразу из известного советского же кинофильма.

Антон не то, чтобы омрачился, но на некоторое время отложил газету «Советская Россия».

А действующая власть тем временем вела свою пропаганду – антикоммунистическую. Во множестве документальных и художественных фильмов советская эпоха представлялась сплошным ужасом, террором и нищетой, советские военачальники – подобными животным по тупости и жестокости. В новостях также выступали различные жертвы советского режима и борцы против него, именующиеся правозащитниками. Как будто это всё делалось специально для Антона, будто в средствах массовой информации решили: «Беда! Подросток проникся красными идеями! Нужно незамедлительно действовать, отвадить его от них!». Антону же такое изображение большевиков и советского строя поначалу было противно. Он задавался вопросом: «А что нынешняя власть может предложить взамен? Какой путь для молодого поколения?».
Среди предков Антона пострадавших от большевиков и советской власти вроде бы не находилось. Только вот единственно отец как-то не любил коммунистов, впечатлившись сведениями о сталинских репрессиях и коллективизации.

В итоге подросток ещё пару лет внутренне исповедовал идеалы коммунизма, но затем стал отходить от них. С чем это стало связано – точно не скажешь. Его не стало привлекать какое-то другое направление в политике, он вообще отошёл от этой сферы бытия, перестал связывать поиск своей сути с политикой. Никаких резких перемен в его сознании не было, но когда уже настали в стране те выборы, в которых он уже мог участвовать, то он просто не знал, за кого голосовать…
В разговорах со мной он только лишь вскользь касался политики, равно как и других сфер жизни – образования, культуры. О религии только он говорил с напряжением. И при всех своих метаниях, при всех пройденных кругах земного ада чувствовалось, что он в каком-то отношении ожил. У него не пропал интерес, помимо всех указанных сфер жизни, ещё и просто к жизни. Ведь есть же в липецкой деревне тропинка через чудный лесок, есть облака, багровеющие на закате, есть девочка Ксюша…

III
А теперь мне хотелось бы обратиться к Вам. Да-да – что Вас так удивляет? – к Вам, Вы же мой читатель! Разговор получится хоть и необычный, но он получится! Пусть я Вас не знаю, не вижу и не слышу, но Вы почувствуете, что говорю я именно с Вами!

Прежде всего, я выражаю Вам глубокую благодарность, делаю низкий поклон за то, что Вы – мой читатель! Хоть Вы читали эту мою писанину с самого начала, хоть только что открыли её, «методом тыка» попали на эту страницу и не отбросили её, посчитав за бред сивой кобылы, – Вы уже мой читатель!

Первое, что я Вам предлагаю – это… посмеяться. Не правда ли, делать мне больше было нечего, как писать про жизнь какого-то, как говорят в народе, «шизика», который не может жить, как все! Отчего этому Хибарину не жилось, как все живут? Ходил бы на какие-нибудь общественные мероприятия, наподобие дискотек, общался бы на нормальные темы – нет, ему надо было, запершись дома, размышлять над какой-то своей особой сутью и назначением! Нашёлся к тому же и тот, кто задумал написать книгу про такого «шизика». Видимо, автор – такой же «шизик», другого объяснения нет! Можете посмеяться над этим от души! А не хотите – не смейтесь, моё дело – предложить!

Теперь я бы хотел узнать, чем Вы занимаетесь. Прекрасно! Я хоть и не слышу Вашего ответа, но одобряю любое Ваше дело, которое Вы можете сочетать с прочтением этой книги! Ещё раз поясню, что чем бы Вы ни занимались, какой бы ни были профессии, какой национальности, каких религиозных, политических и прочих взглядов, для меня главное Ваше свойство в том, что Вы – мой читатель!

Перейдём к сути. Она состоит в объяснении, зачем я это всё написал. Я очень прошу Вас не думать, будто я хотел дать Вам какие-то наставления, предложить какой-то новый способ жить и размышлять, ничего подобного нет! Если в какой-то момент прочтения Вам так показалось, поверьте, я этого не хотел! Моей задачей было только лишь ясное, чёткое и всестороннее описание некоего явления. Это стало нужно мне затем, чтобы у Вас выработалось своё собственное отношение к этому явлению. Моя задача – исключительно описывать это явление, а уж оценивать его, вырабатывать к нему отношение я предоставил возможность Вам.

Это явление называется БЕЗВРЕМЕНЬЕ. Сколько бы я не написал, всё описанное сводится именно к этому безвременью. Я встретил человека, в жизни которого потрясающим образом явились сразу все возможные составляющие, все грани безвременья. И этот человек – Антон Игоревич Хибарин – вызвал у меня такой интерес, от которого я переродился и решил написать эту книгу. Он дал мне взгляд на жизнь как бы с изнанки, когда по-иному выглядят все те явления, ценность которых провозглашается официально – семья, школа и, пожалуй, религия. И Вам я хотел дать возможность такого же взгляда на мир – изнутри страдающего человеческого существа.

Конечной своей целью я имел предложение Вам дружбы! «А с чего это вдруг такой странный способ? – удивитесь Вы. – Можно было просто на работе, на учёбе завести друзей, которых видишь!». Соглашусь, способ необычный. Но те способы заведения друзей не так прочны, ведь люди мельтешатся кто куда, часто не понимают друг друга. Я же протягиваю Вам руку дружбы после того, как побывал в самом эпицентре безвременья, встретившись с Антоном. Всё, что я здесь понаписал – это было средство, а цель – предложение Вам искренней дружбы. А столько бумаги я измарал затем, чтобы показать Вам, что я сполна постиг эпоху безвременья и теперь протягиваю Вам руку дружбы так же, как протянул её Антону. Это было чудо. Даже двойное: для него – в том, что кто-то вдруг оказался способен понимать его, для меня – в том, что я встретил человека, в котором сфокусирована вся эта тёмная эпоха, в котором можно понять её всю, предварительно испытав просветляющий шок…

Ну, что Вы скажете, читатель, неплохой разговор получился у нас с Вами?

Эпоха представляет собой водоворот – водоворот желаний, стремлений, мыслей, идей, убеждений, верований… Просто разные люди находятся в разных частях водоворота – кто-то ближе к самой воронке, кто-то дальше. Кто-то может за что-то ухватиться, кому-то не за что, кто-то ухватывается, но ненадолго – все выхватывает из рук сила хаоса, коловращения. Кто-то практически и не замечает водоворота – настолько надёжно тот успел зацепиться за край, найти пристань в крепкой семье, достойной работе, творчестве, стабильном бизнесе, а может и в монастыре… Что до Хибарина, то про него не следовало бы говорить, что он близко к воронке, он – в самой воронке, в эпицентре водоворота, он не может ни за что ухватиться на время дольше одного мгновения. Предполагать о том, куда эта воронка затягивает – слишком жутко, сразу будешь парализован. Его задача – просто держаться на плаву, цепляться хотя бы за саму же воду.

На собственные силы в водовороте рассчитывать не приходится. Остаётся дожидаться одного из двух вариантов – либо когда водоворот прекратится сам по себе, чему, естественно, нет никакой гарантии, либо когда кто-то протянет руку. Из рук вырываются неодушевлённые предметы, а чтобы протянули другую руку, нужна чья-то добрая воля. Нужна воля к тому, чтобы задержать руку в воронке и дать взяться за неё находящемуся там. Со стороны же последнего усилие должно заключаться в том, чтобы давать знать о себе, о том, что здесь кто-то находится, что там, где, казалось бы, абсолютное ничто, пустота, чёрная дыра, кто-то всё-таки живёт, дышит, чувствует и даже способен любить!

В дальнейшем тот способен даже вытаскивать остальных, если вдруг окажется, что в этой воронке он был всё-таки не один, и так все родственные души по цепочке друг друга вытащат и даже попробуют избавить весь мир от этого водоворота…

Но только не помогут никакие великие идеи, если они безразличны к отдельной личности. Кто делает утверждения от лица Абсолютной Истины, от того жди очередного насилия над человеческим родом. Ничто так не преобразовывает мир, как понимание того, кто рядом…