Квартира 38! Посторонним вход воспрещен. Часть 4

Глава 4

  – Тебя что, никогда не обманывали родители: «…за папу, за сестрёнку…», а сами вместо каши вкусные пироженки лопают, – на меня нахлынули воспоминания дошкольного детства. – Не рассказывали про интернет-фею, которая его отключает, причём ровно в восемь часов. А ещё мне мама сказала, когда учила читать, что если не научиться, то обязательно исчезнет голос. Так вот, еду к деду в Прибалтику, на Куршскую косу. Погода была прекрасная, перекупался тогда до высокой температуры, горло сковало, говорить вообще не мог. Я – в библиотеку, и самую толстую книгу взял, и чтобы без картинок, и заметь, вылечился. Важен не факт обмана, а цель. Чего ты хочешь добиться, кому ты желаешь добра – себе или другим.

  Наташа сидела на столе учителя в классе ИЗО и беззаботно болтала ногами. Я встретил её в коридоре второго этажа и, узнав, что завхоз по прозвищу Гингема, вручив ключи, поручила найти большую банку красной краски, решил помочь. Я лазал по шкафам и ящикам, осматривая все закоулки, а она сидела на столе и чутко мной руководила. Найти краску в кабинете рисования оказалось тем же самым, что… нет, не иголку в стоге сена, – там хоть можно магнит использовать.

  – А меня родители, когда я не хотела есть рыбу, из-за того, что не могла выговорить это слово, убедили, что это такая китайская курица. А так как она китайская, то очень низкого качества. Но приехала бабушка и сдала их с потрохами.

  Дверь слегка скрипнула и в щель просунулась взъерошенная голова Сашки. Он окинул нас подозрительным взглядом и всё-таки сформулировал вопрос:

  – А чего это вы тут делаете? Ключ с вахты взяли. А у меня здесь ценная картина хранится.

  – Краску красную ищем. Гингеме понадобилась.

  Сашка залез в один из многочисленных шкафов и извлёк оттуда что-то накрытое плотной тканью. Развернул стул к себе спинкой и поставил это что-то на него. А потом снял плотную ткань. Под ней, как и ожидалось, была его картина. Первое, что очень насторожило – то, как он это сделал, – как бы нехотя, словно показывает что-то зазорное. Вот Ксюха, к примеру, устроила бы настоящее представление, Серёга к месту стих приплёл бы, Наташа – для неё и одной улыбки хватило. А он как жабу показывает.

  – Вот эта да! – Восхитилась Наташа. – Я недавно в музее имени Пушкина такое видела.

  – Классический голландский натюрморт: лимон, ткань, гжель, бокал вина, – ничего особенного. Тема разработана давно, в ней можно всего лишь продемонстрировать технику. А её – не густо.

  – Саш, а тебя когда-нибудь обманывали родители?

  – Это вы к чему сейчас? Вы типа мои родители, вам картина не понравилась и вы мне сейчас врёте?

  – Да ты что, картина действительно хороша! Даже есть игра света и тени, – поспешил я исправить положение и блеснуть познаниями в живописи.

  – Это моя гордость, – оживился Сашка. – Всегда приятно, когда хвалят по делу.

  – А мне эти лимоны не нравятся, у них кожура толстая, и жёсткие они, их только на цедру. Я в нашем сельпо всегда помягче выбираю.

  – А по поводу обмана, – Сашке явно понравилось замечание Наташи о лимонах и он решил поделиться сокровенной историей. – Меня однажды обманули, но наоборот. Были в детстве, ещё в детском саду, у меня черепахи, обычные красноухие черепахи. Я их очень любил, а родителям они не нравились – воняли по-страшному, если аквариум вовремя не почистить, конечно, а я в то время ещё тот ленивец был. Папа постоянно грозился их в Дон выпустить: они там выживут и вонять перестанут. И, видимо, допекло. Прихожу как-то домой, а их нет. Спрашиваю: «Где?», отвечают: «Отдали в детский сад. Ты-то уже в школу ходишь, вот пусть детишек, что поменьше, радуют». Я был уверен, что в реку отпустили, а врут, чтобы не так горько было.

  – Ну и жесть.

  – А в чём наоборот?

  – Через три года я узнал, что они черепах действительно в детский сад отдали. Я там от худкружка кукольный спектакль оформлял. Смотрю, мой аквариум, и черепахи подросли немного, меня узнали. Там их любят, ухаживают за ними, вода в аквариуме прозрачная, при мне такого не было. Так что хорошо им там, – закончив свою историю, Шурка взъерошил волосы и добавил: – пойду на охрану, возьму бумагу обернуть. Только вы никуда не уходите. Ключ у вас.

  – Ладно, хватит прохлаждаться, давай, за работу. Перемена не резиновая. Вон в том шкафу посмотри.

  Теперь Наташа стояла около картины и своим указующим перстом обозначала жертв для обыска. И уже во втором шкафу обнаружилась искомая банка. Какой-то умник перелил краску в банку из-под бустилата. Двухкилограммовая высокая туба с маленькой резьбовой крышкой.

  – Поставь её у дверей, дождёмся Шурку и отнесём на второй этаж, – скомандовала Наташа.

  Мне бы за дно взяться. Посреди класса крышка – она была присохшей – отделилась от самой банки. И та в свою очередь устремилась к полу. Булькующе-чавкающий звук – и по полу начинает растекаться кроваво-красное пятно. Я с несвойственной для меня ловкостью отскочил в сторону и краска, разлетающаяся брызгами, мне никак не навредила. На звук падения обернулась Наташа и локтем слегка зацепила стул. Толчок был совсем слабый, но и его хватило. Картина медленно, как при замедленной съёмке, развернулась и плашмя плюхнулась в разлитую краску. И почти мгновенно пропиталась насквозь.

  Дверь застонала. Раздумывать, обсуждать, договариваться некогда, решение само нашло нас. Мы встали плечом к плечу, загораживая место преступления. Сердце колотилось так, будто пробежались с первого этажа на пятый с полным рюкзаком учебников. Стыд за содеянное красит красным до корней волос.
Сашка, увидев нас такими, замер и округлил глаза, и после нелепой паузы выдавил, шумно сглотнув:

  – Прошу прощения, – и мгновенно исчез за дверью.

  – Спорим, он подумал, что мы целовались? – Выдал я самую правдоподобную версию его поведения, – сейчас мы этим воспользуемся.

  Я подскочил к двери и, высунув в коридор только голову, заговорщицки прошептал:

  – Слушай, Саш, сходи куда-нибудь на минутки четыре.

  – Да не вопрос, – Сашка покраснел как помидор, моя догадка оказалась верной.

  – Я надеюсь на твою скромность.

  Я вернул голову в класс. Наташа сидела на корточках перед картиной и большие капли слёз срывались с глаз. Сердце сжалось. Но не время сейчас нюни распускать. Я, взяв её за предплечья, поднял на ноги, приблизив её лицо к своему, заглянул в глаза, пытаясь передать свою решимость. И тут, как после мощного удара ногой, с грохотом распахнулась дверь.

  – Кто смеет обижать мою любимую Наташеньку? А ну, руки прочь!

  Ксюха. Вот кого нам не хватало для полного ощущения катастрофы. Наташа глазами, полными слёз, показала на пол.

  – Вы что, Сашкину картину испортили?

  – Молчи, может что-то ещё можно сделать.

  Мы все трое уселись на корточки. Наташа потянула край подрамника, вверх, пытаясь оторвать его от пола. Краска, распадаясь на сотни щупалец, не собиралась вот так просто расстаться со своей добычей. Но когда это удалось, взору предстала прекрасно выкрашенная в ярко алый цвет поверхность.

  – Всё, что можно сделать, это назвать её по-другому. Например, «Побоище помидорами на Красной площади», – Ксюха констатировала факт полной и безоговорочной капитуляции. – А Сашка думает, что вы здесь целуетесь.

  – Вот трепло!

  – Что делать-то? – Наташа в полном отчаянии.

  – Сознаваться. Повинную голову меч не сечёт. Сейчас он вернётся.

  Долго ждать не пришлось. Почти сразу поскреблись в дверь. Наташа подняла свои заплаканные глаза и посмотрела в мои. Через мгновение она уже была около двери. И силой втащила Сашку в класс.

  – Саш, ты только не волнуйся. Это я во всём виновата, – Наташа решила взять всю вину на себя. Не выйдет.

  – Это я во всём виноват! Это я разлил…

  Продолжать не было необходимости, Сашка всё увидел сам: и краску, и плавающий в ней подрамник с натянутым на него прекрасно выкрашенным методом погружения в красный цвет холстом. Как ни странно, он не стал кричать, ругаться. Он остался абсолютно спокойным. Сел на корточки и два раза ткнул в подрамник пальцем.

  – И я тоже виновата, – Ксюха не могла остаться в стороне. Когда кто-то виноват, то она виновата в сто раз больше.

  – Да ты-то в чём виновата? Тебя здесь вообще не было, я тебя в коридоре встретил, – Сашка выбрал на ком сорвать злость.

  – Ты ещё тогда сказал, что они целовались, – злобу сорвать не удалось.

  – Лучше бы целовались, – обречённо вздохнул Сашка.

***

  – Это самый важный конкурс в этом году. Первые пять лауреатов получают приглашение в любой художественный колледж, даже ВГИК их признаёт. Поэтому так важно хотя бы там засветиться. С этим натюрмортом я не вошёл бы даже в двадцатку. Но…

  Сашка совсем поник. Девчонки утешали его как могли. Я же отпрашивал всех с уроков, убирал разлитую краску, получал нагоняй от завхоза.

  – Но мне не нравилась эта работа, я её выдавливал, как медсестра выдавливает кровь из пальца. Долго, больно и красного цвета. Ещё в Ростове я увлёкся графикой, а тут такая модель подвернулась.

  – Так выстави графику, – нашлась Ксюха.

  – Придётся. Хотя это не формат, не любят там рисунок. Говорят, хотя бы акварель, – и мгновенно взбодрившись: – но не время впадать в уныние. Теперь надо ещё домой бежать. Приём работ заканчивается в три часа. А туда ещё и на метро добираться.

  Я вызвался помочь и отпросился с остальных уроков, за мной увязалась Настя. В нашей школе мне можно всё. Помощь моя оказалась кстати, выбранный рисунок был сделан на картоне, Сашка сказал, что хотел попробовать что-то новенькое, а грунтованный картон в магазине оставался только восемьдесят четыре на шестьдесят. Он был просто огромным. И Настя пригодилась: прикладывала карточки в метро, открывала двери и орала на несознательных граждан, мешавших нашему передвижению.

  Заявки на участие в выставке принимала пожилая женщина с очень усталыми глазами, её просто перекосило, когда её взгляд наткнулся в заявлении на габариты и слово графика. Сашка чуть не полез от стыда под стол. Я же из последних сил удерживал Настю, чтобы та не высказала всё, что она думает о ней и о её мнении, что можно выставлять, а чего нет. Меня радовало только отсутствие Наташи и то, что она не испытывает душевных терзаний – её это убило бы.

***

  Результаты конкурса не объявлялись через Сеть, а сообщались только лично, причём только тому, кто подавал заявление. Да и рисунок нужно забирать, оставляли только первые пять. Поэтому пришлось совместить неприятное с необходимым. Из-за его габаритов Сашка в день выдачи работ стал собирать команду. Первыми согласились я и Наташа. Мы до сих пор чувствовали свою вину и решили подсластить пилюлю хорошим кофе и кусочком торта.

  – Я давно хотел спросить, что вас связывает с Ксюхой? – Внезапно спросил Сашка, когда мы расселись в кафе. – Отчего вы так дружны? Правда, Лёха, понятно, мир спасает от этого инферно, а вот тебе, Наташ, это зачем? Вы, по сути, две абсолютные противоположности.

  – Ну, как известно, противоположности притягиваются.

  – Такое бывает только у магнитов и только на уроках физики. Вот вы с Лёхой разные. Но не противоположные. Вы подходите друг другу.

  Наташа вспыхнула, как маков цвет, и я поспешил ей на помощь, постаравшись сменить тему. Лучшего способа, чем начать задавать вопросы, пока не придумали.

  – Но ведь тебе тоже нравится общаться с ней?

  – Я – совсем другое дело. Она мне жизнь спасла. Не будь её, лежать мне в холодном подвале.

  – Если б не она, ты бы туда и не попал.
 
  – С ней не то чтобы весело жизненно, – Наташа попыталась сформулировать своё отношение к Ксюхе, – ощущаешь, как жизнь через тебя проходит. Не мимо, а именно через тебя. Это как идти по городу и видеть свадьбу, радость и веселье жизни, а ты проходишь мимо…

  – А с Ксюхой вся жизнь – это свадьба, крестины и похороны в одном флаконе. Притом она во многом может вообще не участвовать, а быть эдакой тенью отца Гамлета.

  – Я заметил, – Сашка улыбнулся, видимо, что-то вспоминая. – Да, будет что вспомнить на свалке.

  – И ещё Ксюха не так проста, – мне захотелось предостеречь от поспешных выводов в её отношении. – Это не заметить сразу за всеми её выходками и неуместным пафосом. Она намного глубже, и эту глубину предпочитает демонстрировать поступками, а не словами. Был такой случай. Играли они с какими-то восточниками. Играли у нас, и мы все пошли смотреть, поддержать своих. А Ксюха ведь только тренируется с одногодками, играть её ставят в старшую команду. Мало того, она там ещё и лидером считается. Восточники изначально знали, кто забивал, и сначала два раза в грудь локтем ударили, а потом по рукам, как шлагбаумом, и это была только первая минута. Били её тогда нещадно, а она знай забивает. Наши тоже не церемонились. Вот только та отвечала, и в самый нужный для команды момент села с шестью предупреждениями. Наши тогда выиграли. Ксюха не схватила ни одного штрафа, ни разу не отмахнулась, играла крайне аккуратно. А после игры сказала: «Так нужно было для команды». Восточники были намного сильнее. Плюс двух восемнадцатилетних выставили. Представляешь, в пятнадцать против таких играть…

***

  – Я пойду к организаторам. Узнаю, где выдают работы. Будьте на связи.
Сашка открыл дверь, за которой скрывалась масса народа. Стало понятно, что это надолго. Мы решили посмотреть победителей – интересно же, что должно быть на порядок лучше голландского натюрморта. Идя по стрелке, вошли в коридор, слева которого были залы для экспозиции. Настя и Серёга уже были здесь. Мы их увидели издалека. Они с изумлением пялились на что-то. Этим чем-то оказался наш енот. Нарисованный, конечно, но спутать было достаточно сложно. Я не видел рисунка, который Сашка отдал на конкурс. Но ошибиться было невозможно.
 
  – Но если это Сашкина работа, а в этом сомневаться не приходится, тогда что он там делает? – Попытался я сформулировать вопрос.

  – У меня вообще есть подозрение, что он победил, – Серёга не мог оторвать взгляда от до боли знакомой мордочки.

  – Там же написано: первая премия, – Настя ткнула пальцем на табличку.
В зал вошёл Сашка, ещё более взъерошенный, чем обычно. Подошёл к рисунку и, приблизив лицо почти вплотную, начал изучать. После пяти минут, за которые он, наверное, сантиметр за сантиметром изучил всю поверхность, повернулся к нам с растянутой до ушей улыбкой.

  – Ребята, а я конкурс выиграл, – потом запустил обе руки в волосы и в порыве полного смятения выдавил: – как?

  – Сейчас всё узнаем, – обнадёжила его Настя, – Серёга, давай.

  Младший из близнецов закрыл глаза, потом прикрыл их рукой, и через мгновение на нас смотрел совершенно другой человек, эдакий ботан-художник, в глазах читалась оскорблённая гениальность. Он подошёл к пожилой даме, бейджик которой утверждал, что она организатор выставки. Заискивающе посмотрел в глаза и быстро и сбивчиво заговорил.

  – Первое место – графика, как можно? Это же не формат, это просто как карандаш! Как можно вообще сравнивать живопись с рисунком углём?

  – Пускай, графика, пускай, не формат, но техника. Передано настроение художника, а главное – образ, – видимо, женщина с разбега вскочила на любимого конька. – Вы же художники, присмотритесь, этот енот – живой, у него есть история. Он – пират, долгие годы злые люди держали его в клетке, но благодаря друзьям он вырвался на свободу и теперь мстит, разбойничая на дорогах.

  Меня пробил холодный пот. Наташа окаменела, превратившись в соляной столб. Близнецы тоже были поражены не меньше нашего. Пожилая дама, довольная произведённым впечатлением, удалилась. Ещё минуту я боялся пошевелиться.
 
  Казалось, что сейчас с потолка как горох посыплются злые омоновцы, чтобы под пыткой выведать, где мы прячем несчастное животное. Первыми от шока отошли близнецы.

  – Задаётся мне, старушка много знает, – Настя сделала недвусмысленный жест, чиркая по горлу рукой.

  – Да, зажилась бабулька, бритвой по горлу – и в колодец, – поддержал сестру Серёга.

  Сашка, переварив и поняв, что это всё о нём и ошибки никакой быть не может, вновь запустил обе пятерни в волосы и простонал:

  – Счастье, вот оно какое, – потом сделал глубокий вдох и обратился уже к нам: – я ещё что-то должен знать о еноте?

  – Эти ненормальные, – Настя кивнула в мою сторону, – украли его из зоопарка. И даже нас не дождались. Мы тогда по Италии на велосипедах ездили.

  – Из зоопарка украли? – Сашка поразился как в первый день знакомства. – Ну вы даёте! Меня можно сажать уже только за одно знакомство с вами.

  – Ты ещё не знаешь, что они творили в детском саду!

  Сашка расхохотался. Было видно, что он счастлив. Потом, посерьёзнев, с глубоким чувством проговорил:

  – Я так рад, что вы уничтожили тот натюрморт. Так что с меня причитается.

***

  Вечером Сашка зашёл ко мне домой, держа в руках какую-то книгу.

  – Я хочу отдариться. Рассказал отцу про твою методику, ту, что ты называешь мозговым штурмом.

  – Это логика обычная. Я как-то брошюрку по ней осилил.

  – Вот и отец сказал, что это логика, вот только необычная. Наговорил кучу умных слов, ты-то, может быть, и понял бы, а вот я ни бельмеса. Ясно одно: такое критичное отношение к себе мешает тебе чем-то увлечься. Говорит, отнеси ему книгу, пусть почитает, может, понравится.

  – А что за книга?

  – Введение в теорию игр.

  – Ты же знаешь, я этим не увлекаюсь и играю только на голубятне, только в очко и только на деньги.

  – Да тут не про игры. Не смогу объяснить – сам не знаю. Но вроде всё основано на математическом анализе. Начни читать и узнаешь.

  Почитать я решил на сон грядущий. И никак не мог остановиться. Повторял часов до двух ночи: «Ну вот, ещё страничку и всё». И уже с оглавления понял: вот оно – настоящее, правда, боясь спугнуть удачу, так и не назвал это увлечением.