Неродные места

          Родные места становятся неродными без родных людей – к этой мысли я мучительно шел десять лет. С тех пор как мы вместе с бабушкой, двоюродной сестренкой и тетей Таней перестали каждое лето ездить в деревню Рязанской области.

          Умерла бабушка, умерла мама, дважды успела переехать тетя Таня. Прошла молодость. Прошла… Тридцать три года – ее конец даже по официальной, государственной версии. «Жилье для молодой семьи», участвовать могут семьи, в которых возраст одного из супругов не более тридцати пяти лет, работающие в бюджетной сфере, еще что-то. Молодые до тридцати пяти. Потом не молодые – и это верно.

          Без родных людей что мне делать в той деревне!

          А становятся ли родными никогда не родные и не любимые мной места, если там родные и близкие люди?


                ***

          Теплая и абсолютно прозрачная вода Черного моря, в которой кувыркается старшая дочь. Вера становится на руки на бархатный чистый песочек дна, и я через маску вижу ее с развевающимися в воде волосами, в купальнике и с загаром на руках. Моя Вера растет красивой девочкой – высокой, правильно сложенной.

          Когда выросла моя дочь? Как жаль, что пять лет я не брал отпуск и никуда ее не возил. А младшая Надя так радостно лепечет: «Пойдем на море. Купаться с кругом. Ракушки собирать». Наверное, только родные могут разобрать лепет двухлетнего, понять, о чем говорит ребенок.

          Они любят море. Моя жена, моя старшая дочь. Моя младшая еще, наверное, не осознает. Она готова идти, куда скажут. В зоопарк, на море, в песочницу. Если дома нет конфеты, ей достаточно сказать: «Папа купит», и она радостно повторит: «Папа купит конфетку», и все хорошо. Может завтра купит, а может и через неделю, но главное сказать: «Папа куит котяку», и – нет проблем. Но и у нее уже есть предпочтения, и она уже говорит: «В садик не надо, мама». Любит ли она море? Она идет с нами, вернее едет в коляске, она собирается, уже зная, куда идем. Значит – море ей нравится.

          Я не люблю море, я вырос на море, но никогда его не любил. Это не было равнодушием с моей стороны, это была именно осознанная нелюбовь. Я всегда противопоставлял воду суше. Как было любить мне море и большие реки, если сердце звало в уютные березовые рощи, к полям и деревянным домикам русских деревень. К сосновым лесам, растущим на песке, согретом теплым летним солнышком, а зимой засыпанным глубоким искрящимся на закате снегом.

          Рощи абрикосов на юге, светлая пыль дорог среди кукурузных полей, волны с белыми барашками на бескрайней водной глади и легкий запах йода от выброшенных на берег водорослей – были не для меня. Ветер и мелкий дождик над серой галькой пляжа на Балтике, соленые брызги морской воды и температура около нуля в декабре – как не любил я их вместе с пустыми узкими улочками курортных городков Калининградской области, вместе с электричками в четыре вагона, тоже пустыми и редко ходящими в осенне-зимний сезон.
 

                ***


          Сильно загорелый сухощавый мужик в коротких шортах и с голым торсом едет на велосипеде среди южных сосен по дороге, ведущей на пляж. Ему лет сорок пять – пятьдесят. Каждый день он едет купаться мимо палаток, торгующих мороженым и рыбой, мимо развалов купальников и «капитанских» фуражек, каждый день он вдыхает запахи шашлыка и видит горы абрикосов и черешни. Он ведет здоровый образ жизни и, наверное, доживет до восьмидесяти лет. Он загорел и подтянут, он не курит и крутит педали, скорее всего он следит за питанием и получает множество витаминов из сочных южных фруктов, таких доступных по цене и удивительно вкусных.

          Какой контраст с жителем наших северных областей, который ест вредную и калорийную картошку с мясом и имеет избыточный вес. Который так редко видит солнышко и, в среднем, доживет до шестидесяти пяти. Какую судьбу я хочу для себя – мне было понятно до тридцати трех лет своей, уже не молодой, жизни. Каким предательством родных с детства берез и полей было бы выбрать судьбу этого поджарого любителя моря и фруктов.


                ***


          Когда-то, уже много лет назад, я в шутку говорил о себе «дауншифтер». В шутку ли, ведь я переехал из Калининграда, города европейского и благоустроенного, в маленький городок Средней полосы России. Я считал это шуткой, потому что настоящий дауншифтер обычно переезжает на моря.


          «От колыбели и до могилы
          Мы хмурые как небо над Тагилом…» (с) Каста.

          Ну разве не предательство – оставить родной «Тагил» и работу на благо Родины или ближнего ради легковесных южных морей, песка, жары и пляжа? Разве не предательство это родных берез и осин – уютных грибных перелесков, где такой туман ранним утром в конце августа?

          Не знаю.

          Раньше знал наверняка, а сегодня уже стал не уверен. Потому что старшая дочка так любит море, да и младшая готова ехать на коляске «соиать ауши», то есть собирать мелкие ракушки на песке, которых так много на пляже Джемете близ Анапы.
А ради кого мы живем, если не ради наших детей. И что важнее – устроить судьбу трехсот беженцев Донбасса на холодном севере России или солнечным жарким днем видеть радость дочери, кувыркающейся в теплых водах южного моря?

          Не знаю. Хотя раньше знал наверняка.

          И, может быть, это значит...
          Что настоящий дауншифтинг еще впереди.
          Что еще  рано ставить точку в долгом уже, к моему немолодому теперь возрасту, списке родных городов.
          Что впереди новые места, которые, может быть, станут родными…

                :)