Карабах

(Медиумическая повесть, написанная при помощи "яснослышания".)


Прошли ученья. Сегодня третий день как стихли орудия.
  - Теперь не скоро.
  - Как знать.
  - В прошлый месяц было так же, в этот…
Тут командир прервал разговор.
  - Строиться!
Шеренга ждала. Полковник с адъютантом показались на плацу.
  - Смирно!
  - Два шага вперёд, кто пойдёт в разведроту. Нужны восемь человек.
Нехотя из строя стали выходить.
  - Шесть. Ещё двое.
  - Ты, - полковник ткнул пальцем в низкорослого парня, он его знал по предыдущей компании: крепкий, деловитый – брал уменьем и ловок был, - фамилия?
Полковник запамятовал.
  - Анисимов.
  - А сам он сказать не может?
  - Ранен, - добродушный прапорщик прикрывал своих как мог, но Анисимов в поддержке не нуждался.
  - Пойду, - и вышел из строя.
  - Так, семь, хорошо, через десять минут прибыть в штаб.
Команда «вольно» прозвучала, как только полковник ушёл. Адъютант ещё переговаривал что-то с поручиком, осторожно трогая его за локоть. Речь шла о резервном полке, но разговора никто слышать не мог. Адъютант резко закончил:
  - Жду вас сегодня, - он поднял часы, открыл крышку, - через двадцать минут, - откозырял, и быстрым шагом стал догонять полковника.
  - Заминка будет, отказываться нельзя, отправят приказом. Убьют, - поручик вздохнул, он этого ждал, но не сейчас, когда появилась Варя, Варвара Самойлова, Варенька, - эх!
Варя Самойлова жила по соседству. Он квартировал у старушки Софьи Михайловны, вдовы. Оставались сыновья, но никогда не писали. Приехал только один, ненадолго, уехал, не сказал куда – ждать иль нет. Работа такая у него: что год, что два – уедет неизвестно куда, а когда вернётся и сам не знает. Софья Михайловна догадывалась про секретность, но не спрашивала, чтоб не ставить в неловкое положение сына – не расскажет, а мать жаль огорчить. Вот и поминает Ильюшу в молитвах. Другие два, как канули: нет ни писем, ни весточек от друзей. Запрос отослать, да боится: вдруг «секретные», как старший – ждёт, молится и ждёт. Пенсию за мужа имеет, ни в чём не нуждается, а скучно ей вот и «приголубила» поручика, похожего на младшего Колю, такой же сноровистый, быстрый: что одеться – миг, что поесть. Говорит: «Во всём успеть надо, а это (еда, сон) время занимают», - такой он, квартирант. Она познакомила с соседкой Варварой, внучкой приятельницы. Добрая девушка: ладная да статная, ни гроша за душой, а характер мягкий – улыбчивая.
  - Что мне деньги, - говорит, - Софья Михайловна, я сама золото, всему обучусь и танцам и манерам, - а сама смеётся.
  - Обучись, милая, а я тебе жениха найду. Тут много из дворян: полк стоит, неженатых много.
И обе смеются.
  - Матушка мне обещала: найду, говорила, тебе подходящего по роду-племени, а сама умерла. И болела недолго, - девушка расчувствовалась, вытерла платком глаза, - а потом, как батюшки не стало, Серафима Львовна забрала к себе. У неё, - «не сладко» -  говорить не стала, сказала, - строго всё, ну да я привыкла, - и улыбнулась.
Какая Серафима «строгая» соседка знала: никто знаться не хотел с такой задирой. Только Софья Михайловна могла уговорить да успокоить её, но не теперь, когда появился поручик.
  - Ты эти шашни брось, не женится, а брюхатую выброшу вон!
Эта угроза могла осуществиться, но Варя строгая девушка, грубого и слишком ласкового обращения не позволяла. А встречи были только в присутствии соседки Софьи Михайловны. Пили чай и разговаривали, смотрели на друг дружку и влюблялись – больше ничего.
И вот посылают на смерть: это было ясно из назначения. Переброска войск к самым границам могла означать только одно: будут военные действия. Полк из резерва переходит к активным действиям.
  - Через два дня снимаемся.
Это значило конец встречам с Варварой Самойловой, Сергей посмотрел исподлобья на старушку: время прощанья наедине выпрашивал.
  - У меня тут дела, Серёжа, посижу за столом, почитаю газетку, а вы пошепчитесь – смотреть не буду.
Уходить из комнаты она не решилась, соседке обещала присматривать: Вареньке от этого только польза будет. Сергей кивнул, он рассчитывал на другое, но старушку понимал. Да и Варя должна будет замуж выйти, если его не будет. «В последний раз», - прошептал он про себя.
Вечер был унылый. Варя всё поняла. Они сидели позади стола, прижавшись друг к другу. Варя руки не отнимала, он сжимал запястье и гладил ладонь.
  - Приеду не скоро, - последнее слово он говорил медленнее, давая понять причину, - если бы я был здесь, рядом, смогли бы вы стать моей женой?
Варя молчала, слёзы блеснули в глазах, она пыталась совладать с ними.
  - Нет, не могу. Вы не знаете, Сергей Николаевич, ведь я сирота – девушка без приданого. Меня не берут родственники, я содержанка у бабушки.
  - Только-то? – Сергей улыбнулся. – В этом вся причина?
  - В чём же ещё? Я сразу полюбила вас.
Варя не стала жеманица, Сергею и раньше нравилось в ней простое чувство, сейчас это было кстати: разговор шёл в своём русле, по-военному.
  - Так значит, если я сделаю вам предложение, вы согласитесь?
  - Да.
  - Я делаю вам, Варвара Васильевна, предложение. Согласитесь ли вы стать моей женой, осчастливить, так сказать?
  - Я даю вам своё согласие, Сергей Николаевич, Серёжа. Я буду вашей женой.
  - Ну, вот договорились, - это голос Софьи Михайловны, её спина выдавала движения в сторону молодых, но удерживалась ещё, - а то ведь плохо без жены, в опасности некому молиться, а что будет, так на пенсию проживёт. Заест старая, а умрёт, в завещании не скажет, есть ещё дети, они не простят.
Ситуацию в семье соседки Софья Михайловна знала хорошо. Много детей Серафима Львовна нарожала: семь человек. Двое в люди вышли, остальные разъехались. Дочь от первого брака Мария вышла замуж за отставного поручика, не слушая мать. Её-то и не простила сильная женщина: посмела перечить матери. Умерла быстро, дочери Варе семь лет всего было. От отца ничего не осталось: проигрался до нитки. В шестнадцать лет Варя приехала к бабке, та пожалела сироту, приютила у себя. Работать не заставляла, но куском попрекала, держала в строгости. Разрешила к соседке ходить, та обещала с женихом познакомить, но Серафима Львовна не верила в удачу: кому бесприданница нужна?
Варя, девушка смелая, сама решала свою судьбу: предложение отклонила, но с уговором – согласилась. Выведает – откажется, если узнает про приданое, а ей боль: переживёт ли? Сергей был подтянут, на службе на хорошем счету: об этом говорила старушка-соседка. Лично она, Варя, была влюблена давно: только въехал к соседке поручик, так и ахнула – он! Теперь родители его: согласятся ли?
  - Некогда спрашивать, Варя, - назидательным тоном уговаривал её Сергей.
«Мой Серёжа», - говорила она про себя.
  - А вот бабку твою спрошу, над тобой она главная, её мнение надо знать мне. Хотя… - он посмотрел смеющимися глазами на суженую, - украду, если откажет.
И оба рассмеялись. Софья Михайловна ставила чай и радовалась с молодыми.
  - Вот ведь как пошло, не думала, что согласится…
Варя задумалась.
  - Не смотри так, Варюша, вон какие барышни вились у ворот, только вы не замечали. Вот и хорошо. А приданое? Наживёт ещё, - и засмеялась.
Вечер испорчен не был.
  - Пойдём Варвара к бабке твоей, познакомиться надо, обо всём договориться.
  - Не сегодня бы: уж очень строга весь день ко мне.
  - Варя, мне строгость твоей бабушки не страшна: у меня знаешь какой полковник?
Варя засмеялась: Сергей изобразил на лице сурового полковника.
  - Вот ведь молодые, всё смехом у них. Идите уже, уж сумерки, не примет.
  - Примет, Софья Михайловна, меня примет: я счастлив.
События разворачивались быстро. Едва успели получить разрешение на брак в штабе, обвенчались в походной церкви.
Не стала Серафима Львовна допрашивать внучкиного жениха кто он и откуда: погоны – годится! Главное – берёт, а уж там – сами. Убьют, ну что ж, с голоду соседка не помирает и эта не помрёт. С шеи долой!
  - Софья, - говорила она, - уважила, спасибо. Я за Варей ничего не оставила, ей ты помогла. Пусть тебя благодарит, скажу.
Но Варя сама знала, целовала руки благодетельнице, просила ещё помочь.
  - Что, Варенька, чем помогу? – встревожилась Софья Михайловна.
  - Придите на венчание, просим. Сергей занят по службе, мне вот денег дал: «Оденься, - сказал, - да не трать много, - в шутку. А потом все деньги получишь». Не хочу, чтобы его убили, без него жизни моей не будет.
  - Ладно-ладно, дочки у меня нет – ты будешь, Варвара.
Они обнялись.
  - Платье подберу, есть модистка, шьёт на заказ, и так платья висят – кто отказал заплатить. Есть, найдём.
К вечеру всё было готово. Сборы заканчивались, ротного отпустили. Все офицеры были приглашены, кроме дежурных. С факелами, на лужайке, скатерти постелены на ящики, и чем бог послал – было всего много, что сумели достать за короткое время. Шампанское, вино – не много: утром выступать.
Служба была короткой. Венчал поп не впервые, а венчал так:
  - Господи, прости за короткий молебен, надобно обвенчать рабу твою Варвару с рабом Сергеем – многое лета…
За краткость его прозвали: «Оп», но любили по-своему.
Молодых отпустили сразу: одна ночь для них – все понимали.

Утром, слёз не утирая, молодые прощались.
  - Всё остальное напишу, Варя. Матери расскажешь, всё как было, а письмо передашь, если сам не смогу…
Варя плакала.
Из окна махала рукой Софья Михайловна. Почти бегом Сергей шёл к своим: на марше он первый.
Через три дня пришло письмо с нарочным. Сергей писал, что поход будет длинным, если устанет ждать, винить не будет. Горечь в письме.

Варя научилась жить без Сергея. К матери его ехать не хотела: как примет? Благословения не давала, Серёжа всё сам решал. Жила у тёти, так теперь она называла Софью Михайловну.
  - Приедет сын, уеду.
  - Да уж приедет, поместимся.
  - Нет, мне нельзя, Серёжа наказывал…, - потом вспоминала письмо, и глаза краснели.

Через месяц узнала, что беременна – плакала от радости. Надо ехать к матери. Написала ей. «Что ж, приезжай», - был ответ. Что Сергей написал матери, она не знала, письмо, что везла, не читала, уговор помнила. Сергей с дороги ей писал, а что в нём? Может, не любима, пожалей? Новая жизнь открывалась неизвестными гранями, Варя готовилась к худшему.
Денег Сергей оставил достаточно, и жалованье отдал: «Зачем мне? Тебе нужней будет». Варя деньги не тратила попусту, их у неё не было никогда: одежду носила, какую родственники оставляли, первая её покупка – свадебное платье. К счастью было отказное платье, подгонять не пришлось, а той узко оказалось. Сейчас платье купила, чтоб в обносках к матери не заявиться, да и живот будет видно – посвободнее надо.
Ехать долго не пришлось: имение матери Сергея находилось в девяноста верстах от их городка. Странно, что Сергей об этом не обмолвился: она от кучера узнала.
  - Не растрясу, - заметив живот, успокоил кучер.
В дороге поинтересовался, к кому барыня едет.
  - Я те места знаю. Всех, кто там живёт. Отпущен, вот моя кобыла и я, - засмеялся.
Варя достала листок, она ещё не выучила имя своей родственницы, прочитала:
  - Софья Николаевна Тверская.
Кучер присвистнул.
  - Ого! Я с тех краёв, моя барыня была. Вот теперь здесь, а тогда ей служил. Сын отпустил, Сергей Николаич, он, сказал: «Чтоб духу твоего не было», - и вольную дал. Это я потом в город перебрался, извозом занялся, лошадку выкупил, сейчас сам – барин себе, - и усмехнулся. – Кто она, - смерил взглядом молодую барыню, свободную в обращении, не такую надменную, как его бывшая госпожа, - вам, милая барынька?
  - Мне, - Варя покраснела, - родственница, - и уточнила, - мать мужа.
  - Сергея Николаича супруга будете? – кучер был потрясён, он не ожидал увидеть в почти ребёнке свою возможную госпожу.
Варя выглядела и была молодой: семнадцать лет только исполнилось. Кудряшки на лбу подчёркивали её возраст, улыбка, почти не сходившая с её лица, показывала доверчивость и открытость, доброту.
  - Понятно, почему Сергей Николаевич выбрал такую, - но продолжать не стал, молодая барыня обидеться могла. – Я тут не всё сказал, - надо было признаваться и лучшего момента представиться не могло, - вольную он мне не дал, беглый я. Служил у барина, потом… - он помолчал, -  я работаю, - он показал мозоли, - детям помогаю, а там, вернусь, - и замотал головой, мысленно проговаривая сказанное.
Варя молчала: имение ещё далеко, а она уже знает историю крестьянина, беглого от её мужа. Теперь она барыня над ним.
  - Хорошо, как тебя? – она взяла строгий тон, бабка её спуску никому не давала, сейчас ей это было на руку.
  - Ефим, - кротко ответил мужик.
  - Договоримся, довези, прощать не буду: не от меня бежал. Сергей Николаевич из похода вернётся, ему замолвлю за тебя словечко, а пока вези, - и уже смелее стала расспрашивать, - ты говоришь, Софья Николаевна строгая барыня?
 Ефим покачал головой.
  - Не жалует нашего брата. Невмоготу стало – бежал. Чуть зазевался – в батоги. Просто у неё, - поправился, - барыни Софьи Николаевны.
  - Муж?
  - Помер, давно помер, в войну ещё. Сергей Николаевич, Серёжа, маленьким был, не помнил отца. Ладный, со статью был, барин в него пошёл. Как помер, изменилась супруга, стала наказывать за любую провинность: меня, дядьку, в батоги стегать. Терпел, да не выдержал: Серёжа в армию пошёл – я сбёг. Теперь вот по дорогам. Не попадусь, хорошо. А вот что барыню свою везу, не догадался. Сергея Николаича любил, дядькой при нём приставлен был отцом его, пока…, - договаривать не стал, мотал головой.
Варя слушала, не перебивая, сказанное, пыталась осмыслить. Потом прервала молчание.
  - Я отпишу, Ефим, Сергею Николаевичу твой рассказ. Не всё, только самое главное, что хочешь вернуться. Сергей… Николаевич добрый, поймёт.
Ефим не отзывался, видно «в бегах» не сладко пришлось, хотел домой, а там батоги: забьёт строгая барыня до смерти.
  - Серёжа, ведь он какой был? – Ефим вдруг оживился. – Бежит вроде к маменьке, а потом юрк, и ко мне на руки, чтоб покружил. Смеётся, а маменька баловником называет…
Много из дядькиных воспоминаний услышала Варвара, не останавливала, улыбалась только.
Приехали затемно. Ефима выдавать не стала, заплатила и отправила в город, сказала:
  - Или заночуй, найди кто примет.
«Ишь раскомандывалась, барыня», - но вслух сказала:
  - Поезжай, поезжай, нечего здесь постой себе устраивать. А ты, - Софья Николаевна обратилась к жене сына, - слезай сама, некому прислужить, угождай сама.
Так состоялась первая встреча свекрови с невесткой.
Не хорошо пошло, сразу понимала Варвара, но и лучше вряд ли было бы: бесприданницу взял сын, обрюхатил и отправил к ней.
Мать быстро подсчитала срок, сверила с бумагой, нет, честность невестки под сомнение ставить не взялась. Зато сироту расспросила обо всех родных, и что с бабушкой жила выведала.
  - Не любит тебя? – не без ехидства спросила Софья Николаевна.
  - Она такая, строгая, - улыбнулась в ответ Варя.
  - Что с тобой поделать, живи. Вот сына родишь, посмотрим.
Разговор закончен. Варя одна-одинёшенька, бабка и та словом с ней перемолвиться могла, книжку попросит почитать, а Софья Николаевна, как чужая: не замечает будто, как мимо идёт.
Варя составила распорядок: прогулки, они ребёнку нужны, ела немного, но всегда вовремя, читала, вышивала бисером, времени себе не оставляла на тоску. Мать всё замечала, не радовалась, но и упрёков больше не слышала Варя. «Жалеет? – думала она. – За внука боится, сына не хочет огорчить».
Однажды за столом она всё же сказала:
  - А хорошо Серж женился, перед походом, мать обрадовал – внук будет. А если б не женился, куда пошла?
  - У бабушки Серафимы Львовны осталась, не гнала меня, она счастья моего хотела, да не верила. Я бы ждала вашего сына из похода, сколько нужно ждала, - Варя чуть не разрыдалась.
  - Не надо, Варвара, слезами не поможешь. Убьют, ну, так есть, кому оставить – сын вырастит, расскажешь, какой был отец.
Разговор не хотел продолжаться, но женщины не уходили, сидели молча. Посуда убрана, свечи на столе догорали.
  - Ну, иди, Варвара, пора внуку спать.
  - А если внучка? – Варя решила узнать, к чему быть ей готовой, если родит дочь.
  - Будет, - она показала на живот невестки, - внук.
Все последующие вечера были похожи на этот.
Пришло письмо от Сергея. Матери он не писал, но в письме приписка: «Целую ручку, маменька, берегите здоровье. Ваш сын, Сергей».
  - Уже хорошо, - Софья Николаевна улыбнулась, - что пишет Серёженька.
Варя рассказала, что идут бои, был ранен, идёт на поправку, но приехать не может. Ранение не тяжёлое, в строй. Опуская личные строчки, зачитала:
«Пишу потому, чтобы ты не волновалась за меня. Мать слушай…»
  - Он не знает про… - она показала на живот, - а письмо моё ещё не получил, - и продолжила:
«Хорошо, что ты поехала в наше имение, тебе будет хорошо, милая. Софья Михайловна через свои связи передала мне, я рад. Прощай, дорогая Варварушка, нежно тебя целую. Твой муж, Сергей».
Через неделю ещё одно письмо от командира полка…
Плакали обе в голос – Серёженька погиб.

Скоро случился обморок, Варя упала. Вызвали доктора, роды проходили тяжело.
  - Сомлела, не может родить, - доктор старался, паники не допускал.
Понимая, что умрёт Варя, умрёт внук, Софья Николаевна вошла в комнату, где лежала обессиленная роженица и крикнула:
  - Рожай, Сергей приедет, у него нет жены и сына – рожай!
Она криком заставила Варю открыть глаза:
  - Рожай! Я приказываю тебе – рожай!
Роды закончились. Мальчик лежал на столе с обёрнутой пуповиной и кряхтел. Первый крик, огласивший вестибюль, был встречен радостными возгласами дворни, им разрешили ждать здесь.
Софья Николаевна давала распоряжения и была занята.
  - Варю…, барыню оденьте в это, - она совала в руки горничной кружевную рубашку, - и не смейте мне…, - потом передумала, - чаю, голубушка, чаю мне потом.
Варя лежала красная от потуг, но живая. Улыбка не сходила с губ:
  - Мальчик, Серёженька.
  - Хорошо, пусть Серёжа будет. Я думала, Николаем назовём, как отца Сергея, но ты лучше нашла, - и засмеялась.
Через два часа ребёнок сосал материнскую грудь. Варя сразу отказалась от кормилицы: «Сама выкормлю».
В доме царило оживление. Софья Николаевна то устраивала детскую, то приходила посмотреть на внука.
  - Вылитый Серёжа, и ямочка его.
Обе женщины рассматривали ручки, пальчики, целовали.
  - Проси что хочешь, Варя, за внука не пожалею ничего.
  - Ничего мне не надо, Софья Николаевна, - потом вспомнила, - если только Ефима простите.
  - Ах, это он был. Я знала, что в городе где-то прячется, искать не хотела только, а ты нашла.
Варя рассказала, как было, пошутили, посмеялись.
  - В честь внука прощу, но поваду давать не стану впредь.
Ефима вернули, нашли. «Барыня велела вернуть тебя, внук родился, прощенье твоё».
Год с небольшим прошли, как день, Серёжа подрос, научился ходить. Дядьку ему поставили в услужение, Ефима – Варвара Васильевна упросила.
  - Стар уж, - но упрямиться не стала, - пусть послужит барчуку, деду ещё служил. Но бороду сбрею сама.
Без бороды Ефим выглядел моложе, и усердия прибавлял.
  - Такой же пострелец! – радовался дядька.
Письмо. С нарочным прислал некто, служили вместе. В нём подробно было описано пленение отважного поручика Тверского. Тела не нашли, записали погибшим: знали горькую судьбу Варвары Васильевны, пенсию вдове оформили. А будет отпущен иль нет, уже в божьей власти и командования: погибали и в плену. Писал он затем, что велись переговоры с пашой, в списках значился поручик Сергей Тверской. Будет ли выкуп назначен за всех или за одного? По одному выкупали и вместе, в складчину. «Сейчас ваше решение с выкупом, ответьте тот час с нарочным».
Софья Николаевна отписала: «На выкуп согласны. Просим указать сумму…. Не надо ли приехать?» А нарочному дала денег и просила передать Сергею Николаевичу Тверскому, что его ждут мать и жена с сыном Сергеем. Тот обещал.

Три дня спустя семью навестил тот самый знакомый, от которого пришло известие. Он рассказал, как поручил передать сообщение раненому поручику, теперь он в госпитале на излечении. Деньги не понадобились: наши сделали вылазку и пленили их генерала-пашу со всей свитой – вот и выкуп. Много рассказывал о предпринятых усилиях, но не все могли дожить до освобождения. Поручик Тверской, он лично не был знаком, освобождён под поручительство графа, а тот, в свою очередь, рисковал имуществом, оставленным под залогом. Вырисовывалась картина странного пленения, «…но об этом он и сам расскажет».
Гость погостил немного, и, видя сборы, дамы обе собирались ехать в госпиталь, предупредил: «Нехорош пока, вы бы повременили с поездкой», - но настаивать не стал. Услышав предупреждение, сборы ускорились, дамы не пожелали слышать об отсрочке. Следом за гостем и тронулись в путь. Ребёнка не взяли, оставили на кормилицу: молоко стало пропадать, и мать настояла. Кормилица была хорошая, добрая: выкормила не одного ребёнка, своего отставила от груди – большой, но молока бы хватила обоим. «Молочная баба», - констатировала Софья Николаевна, но не позволила сыну кормилицы «отнимать» молоко у внука.
Теперь обе женщины, наспех собрав в дорогу необходимое, сидели в карете и обсуждали поездку. Гость не выдал главного: кто такой граф, и почему он взялся за поручительство. Выяснилось лишь одно: он был лично заинтересован в ходе обмена пленными, какую роль Сергей играл в этом предприятии, узнать не удалось.
Софья Николаевна, сопровождала невестку, сама бы, наверняка, не поехала. «Врачи вылечат», - сказала бы и стала ждать возвращения сына – такой характер. Но дочь, мысленно она так называла Варю, наделает глупостей, а может до беды довести её прямая простота. «Доверчива до глупости», - так она характеризовала невестку, не зная, что её новая родственница без истерики и слёз не навредила бы себе и мужу сумела бы стать подспорьем: характер у Варвары Васильевны был сильный.
Ехали долго. До границы несколько раз посылала послов в своё имение узнать о кормилице и ребёнке – всё складывалось хорошо, отвечали быстро, на то был уговор. Варвара Васильевна смотрела на свекровь с благодарностью: сердце её разрывалось за мужа и за маленького Серёженьку – светоч в её глазах.
Вот и граница, где-то здесь госпиталь.
  - Перевели, уж как суток пять, вон у него спросите, - санитар указал на главного доктора.
Он ходил в грязном от крови фартуке и курил на ходу: маленький перерыв.
  - Семён Аркадьич, - позвала Софья Николаевна, она быстро освоилась со здешними обращениями, - я к вам. Прошу познакомиться мать отставного поручика – Софья Николаевна Тверская, моя дочь, - запнулась и поправила себя, - Варя – невестка, супруга поручика Тверского, он ранен.
 Доктор показал руки: причина, по которой светские правила соблюдены не будут. Софья Николаевна махнула рукой.
  - Где мой сын?
  - Во-первых, не отставной, никто не отставлял ещё, а во-вторых, голубушка Софья Николаевна, его здесь нет: отправил поближе к вам. Здесь стреляют и вылазки, а он тяжёлый, - Семён Аркадьевич помотал головой, давая понять, что не жилец, - однако силён, узнал о внуке вашем, сыне, - он кивнул Варе, - ожил, есть стал – надолго ли?
Он не хотел обнадёживать близких ему женщин: с таким ранением выживали на его памяти единицы, может и ему удастся. Развороченный живот никому не оставлял надежды: резаные раны – исполосован весь. Доктор дал адрес, по которому, возможно, «буде жив», найдут они своего родственника и ещё раз покачал головой.
Варя приуныла. Софья Николаевна напомнила о сыне, «ради него встанет, если бог есть».
Ночевать не остались, и когда уж совсем стемнело, отправились в путь. Военные не рады гражданским: зачем им здесь быть, под пулями? Было тихо, но предупреждению вняли. Дорога прошла спокойно, только огибая «мыс», так называли уступ скалы, разведка предупредила о приближающемся отряде: с той стороны шли люди, пока неизвестно мирные или нет. Контрабандисты проходили отрядами, их не трогали: везли чай, фрукты, вооружены были, но сами не стреляли – боялись за себя.
Велено было, не сбавляя ход, вернуться на проезжую часть – там, где тянули орудия, было безопаснее. Лошади выбивались из сил, но ехали без остановки. Только сейчас Софья Николаевна поняла, в какую ловушку они чуть не попали, поспешили. Новости ждали в уездном городе Д: поручик жив и скоро переведут в городскую больницу. «Здесь лечат хорошо, - заверили, - и доктор служил, видел ранения».
Дамы устроились на постой. Лошадям требовался отдых, одна покалечилась, хромала.
  - Надо бы пристрелить.
  - Умелый конюх вылечит, дойдёт до дома. Куплю здесь в пару, если понадобиться.
  - Понадобится, этот не ходок, а до дому дойдёт. Там пристрелишь, - уже себе под нос пробубнил помощник конюха или назвался им.
Хлопот с устройством оказалось много: единственная гостиница с местами кишела клопами. Женщины от такой отказались сразу: не таясь, средь бела дня, они ползали по стенам и потолку номера. На стенах виднелись кровавые следы от «битвы» за спокойный сон.
Нашлась старушка, подсказала:
  - Анофриевы сдают, если ещё не сдали. К ним идите, здесь недалеко, - и показала дорогу.
  - Пойди-ка сама, скажи.… Как тебя звать-то?
  - Поликсевой звать.
Старушка бойко отвечала, видно было старила себя сама.
  - Иди к этим самым Анофриевым, скажи, если сдают ещё, пусть ждут. Да есть ли место лошадям?
  - Вон там ставят, ваших поместят и дворовому места найдут.
Поликсева, сгорбленая с виду, вдруг распрямилась и пошла походкой, не уступающей молодой. Дамы переглянулись. Зарабатывает так?
Поликсева вернулась быстро.
  - Примут, сказали. Езжайте туда, - махнула рукой, - ворота увидите.
Получила рубль и убежала угождать другим нервным постояльцам.

Дом был приличным. Хозяева не показывались на глаза, если их не спрашивали. Постели чистые, еда приготовлена – ждут. Этот промысел в диковинку не был: напустят клопов, а сами постояльцев перенимают. Но Софья Николаевна была этому только рада – преимущества были налицо: чистота, тишина. Она хотела оставить Варю, та выглядела усталой, а самой ехать в больницу, но та отказалась.
  - Поеду. Никуда от меня не денитесь, Софья Николаевна.
Они, как подружки, взявшись под руки, нашли извозчика, свои лошади нуждались в отдыхе, и поехали осматривать городок в поисках больницы. Нашлась: в здании царила суматоха, привезли больного – сразу на операционный стол. Никто ничего толком не знал – все заняты, ответить некому.
  - Беспорядок у вас, - строгим замечанием Софья Николаевна пыталась привлечь к себе внимание.
  - Некогда, милая, - пожилая сестра милосердия пыталась облегчить боль мальчишке, его привела тётя.
Разговорились.
  - Бежал, не слушает. Вот я отцу расскажу! – она адресовала это мальчику восьми лет.
Он был бледен и постанывал.
  - Нет у меня бати, умер, а она говорит – скажет.
Мальчик силился не заплакать, но слёзы текли по щекам.
  - Терпи, барыня вот видит, как ты плачешь.
Сестра скоро освободилась.
  - Доктор скоро осмотрит. Перелома нет – ушиб, - констатировала она со спокойствием опытной сестры, видавшей переломы и ушибы. А вашего больного нет у нас, - сказала она, вернувшись к бумагам на столе. Перелистала журнал, - нет, может, везут или этот…
Она, будто вспомнила, - Новенького мы не записали, Марфа Андреевна? – крикнула куда-то в сторону, в открытую дверь.
  - Нет ещё, будут операцию делать, потом запишут.
  - У доктора все документы. Спустится, передаст. Вы подождите, если хотите.
Ждать пришлось три часа, женщины не уходили. Сидели молча, наблюдали за входящими, провожали глазами белые халаты.
Вышел доктор.
  - Вот, вас дожидаются, - сестра перевела взгляд на двух дам.
  - Уже? Быстренько, - и обратившись к старшей по возрасту представился, - Полозов Сергей Юрьевич, главный над всем этим, а вы, позвольте узнать? Никак родственники? – он мотнул головой, показывая в сторону операционных блоков.
  - Я Тверская Софья Николаевна, моя невестка Тверская Варвара Васильевна, ждём ответ: здесь находится наш сын и муж? – она кивнула на Варю. – Здесь нам до сих пор не могут сказать, три часа, - она добавила строгим, привычным для себя тоном.
  - Здесь, - доктор почесал щетинистый подбородок, - но в очень тяжёлом состоянии. Что мог, я сделал, но не всемогущ, не господь бог.
  - Не надо быть богом, чтобы ответить: будет жить?
  - Нет, до утра не дотянет: плох, очень плох. Всякого видел, но это.… Зачем везли-то? – добавил он с горечью. – Там, - он указал на дверь, - ваш сын и муж, - отведут, теперь можно.
Женщины с отяжелевшими то ли от долгого сидения, то ли от неизбежной потери, ногами двинулись по коридору вслед за приёмной сестрой. Открывшаяся картина ещё более оказалась ужасающей: их Сергей был обезображен. Весь в бинтах, лицо осунулось до неузнаваемости, но это был их Сергей. Он давно не приходил в сознание, солдат, приставленный к нему, только махнул рукой. Варя не выдержала, заплакала. Софья Николаевна сжала губы до белизны, подошла к сыну, дотронулась до руки – холодная. Испуганно посмотрела на служивого.
  - Жив, холод держим, - он откинул одеяло, на проступившей крови, поверх бинтов, лежали бутыли с холодной водой, - доктор приказал, - он заботливо укрыл одеялом, - пусть спит.
Прозвучало удручающе.
  - Голубчик, принеси стулья, - с мягкостью в голосе, непривычной для Софьи Николаевны, она попросила поставить их по обе стороны кровати.
Солдат, увидев плачущих женщин, сам расчувствовался.
  - Давно уж так, везли, без чувств был, а тут доктор сжалился: посмотрю, сказал, вот теперь…
Солдат не видел пользы от вмешательства доктора: ничего не изменилось, раненый офицер умирал.
  - Если так, я заберу его, - но вспомнив про хромоту своей лошади, добавила, - потом…
Варя отказалась уходить от мужа, она сидела, прижавшись к его руке. Слёзы понемногу перестали литься из глаз, незаметно Варя уснула, уткнувшись в плечо мужа.
Софья Николаевна не оставила себя без дела: расспросила сестёр, где что у них, сказала – будет помогать. Солдата не отпустила, он вертелся вокруг неё, выполняя поручения: подушки надо было поднять, ноги согреть: «Это не живот». С доктором разговор оказался тяжёлым, вернулась расстроенная, веры он ей не оставил: «Много крови потерял и раны все тяжёлые, одной бы хватило, а тут вон сколько».
Софья Николаевна отправила солдата предупредить, что постояльцы на ночь не придут, пусть не беспокоятся. И попросила потом приготовить чай, дала денег. Варя спала.

Утро наступило тревожное. Доктор пришёл рано. Варя проснулась.
  - Жив?
  - Дышит, - ответил солдат.
  - Софья Николаевна поправляла подушки, Варя держала голову мужу.
  - Он сказал – вернётся, - Варя уже рассказала свой сон матери Сергея, - доктору постеснялась повторить, не поверит.
  - Уже то чудо, что дожил до утра, какая силища! – но сам восторга не испытывал.
Отдал распоряжения. Сёстры стали готовить больного к перевязке, женщины ушли, им не следовало смотреть.
Варвара Васильевна осталась стоять у двери, Софья Николаевна ушла – ночь на ногах, в тревоге, дали о себе знать.
  - Пришлёшь, а нет – сама приду, - обе поняли.
Больной застонал, это Варя услышала за дверью.
   - Сергей! Серёжа! – крикнула она, но врываться в палату не стала.
Через несколько минут вышла сестра и сказала:
  - Будет жить, но пока без сознания.
  - Доктор не верил, - Варя плакала бесшумно.
  - Обнадёживать не хотел, такие умирают.
Сестра ушла. Из приоткрытой двери слышались звуки переворачиваемого тела: солдат пыхтел, после перевязки перестилал постель. Варя хотела помочь, но он отказался.
  - Уж сам.
Делал он всё аккуратно, Варвара Васильевна не стала настаивать. Доктор отозвал её в сторону.
  - Ну, что ж, Варвара Васильевна, не хочет ваш супруг помирать, ну и ладно, но радоваться ещё рано. Пойду, больные ждут.
Доктор ушёл задумчивый, но заметного воодушевления не обнаруживал. Варя не захотела тревожить Софью Николаевну, пусть поспит, солдата тоже отправила отдохнуть, на нём лица не было, устал. Сама села рядом с Сергеем и говорила:
  - Серёженька, миленький, дай я тебя обниму. Не уходи от меня, миленький. Я нужна тебе, не уходи.
  - С кем ты разговариваешь, Варя? – Софья Николаевна стояла рядом. – Он не слышит тебя, и долго не будет слышать, доктор сказал – ещё долго.
  - Доктор сказал, Софья Николаевна, что Сергей не выживет, а он живёт, - она опять заплакала, но без горести.
  - Хорошо, Варя, говори. Я вот зачем пришла, мне приснилось: «Мама, иди ко мне».
Варя подняла на свекровь заплаканные глаза.
  - Он так сказал?
  - Да, Варя, ты знаешь – я не верю в неведомое, а тут…
Она подробно рассказала сон, в котором сын просил мать прийти. Женщины настороженно ждали, когда Сергей откроет глаза, но он спал.
  - Иди, Варя, я посижу. Пришлю за тобой, когда откроет глаза.
  - А если он не за тем звал, проститься? Нет, Софья Николаевна, не уйду.
Свекровь отговаривать не стала. Кругом суетились: привезли ещё раненых. Двух офицеров поместили в палату Сергея: один был ранен тяжело, но выживет, решил доктор.
  - Почему сюда? – Софья Николаевна пыталась возмутиться, а потом махнула рукой: мест не было.
Солдат больше не приходил, ему нашлась работа. Женщины ухаживали за всеми. Познакомились быстро. Капитан им был известен, его видели на границе – сейчас он лежал без сознания. Молодой поручик приходил в себя после операции: пуля прошила позвонок, но ствол позвоночника не задело – рука двигалась. Были ещё «царапины», он только смеялся:
  - Ещё бы немного, и инвалид.
  - Вы лежите, Пётр Андреевич, вам не велено вставать: рана ещё может себя показать, так доктор сказал.
Он послушно ложился. С завистью поглядывая на Варю, прижавшуюся к руке мужа, он говорил:
  - Хотел жениться, но…
  - Вы молоды, Пётр Андреевич, женитесь ещё.
Сергей не приходил в себя. Женщины меняли друг друга по очереди: отдых требовался. Только раз Сергей застонал, дежурила Варя.
  - Варвара Васильевна, голубушка, проснитесь, ваш муж стонать начал.
Варя, уткнувшись в подушку, спала, но проснулась сразу.
  - Я слышала сквозь сон, не могла проснуться.
Сергей больше не издавал стонов. Варя проснулась, поправила мужу подушку. Взгляд упал на соседнюю кровать.
  - Мёртв? – она отшатнулась.
Сухое лицо было мёртвенно-бледным – штабс-капитан умер. Она крикнула сестру и показала на покойного. Появилась ширма, больше Варя не смотрела в его сторону: так могло быть и с её мужем. Пётр Андреевич молчал, потом попросил разрешения закурить, Варя кивнула.
  - Он не был мне другом, но мы знались по службе: хороший был командир. Он мне помог…
Поручик продолжал курить, но разговаривать больше не хотел. Варя хлопотала возле мужа: будет перевязка. Солдат явился с охапкой простыней, часть из них принадлежала соседу по палате. Варя вышла. Вернулась Софья Николаевна, отдохнувшая и расстроенная, она уже знала о смерти штабс-капитана.
  - Ничего, Варя, Серёжа сильный – выживет.
Это подтвердил и доктор.
  - Раны затягиваются, - он обращался к одной Варе, - теперь только ждать.
Поручика попросили к доктору в кабинет, когда тот освободился: нужно было уточнить данные капитана. Он долго отсутствовал, пришёл нервный, расстроенный. Софья Николаевна отправила Варю переодеться, привести себя в порядок, сама села на краешек стула. Сергей открыл глаза.
  - Где Варя? Я слышал её голос.
  - Варя! – не свойственным громким голосом, Софья Николаевна позвала дочь.  – Варенька!
Варя стояла в дверях испуганная, но увидев мужа, смотревшего на неё, кинулась к нему. Софья Николаевна постояла, потом взяла графин с водой и вышла.
  - Сменю…
Следом за ней вышел в коридор поручик.
  - Вот ведь как, Софья Николаевна: один умер, ему бы жить, другой – с того света вернулся.
  - Сын её ждал, а мать… - она устало махнула рукой.
Они стояли в коридоре, пока заплаканная и счастливая Варвара Васильевна не позвала их в палату.
  - Он хочет вас видеть, Софья Николаевна.
Так продолжалось до вечера: разговоры, смех, женщины то и дело вытирали слёзы.
  - Я заберу тебя, Сергей. Как только доктор разрешит, сразу заберу: дома веселей выздоравливать, да и Серёжа, твой сын, заждался.
  - Мне Варя рассказала о нём.
  - Разве тебе не говорили о нём раньше? Я был без сознания, мама, не помню.
  - Утешал, видно нас господин Почухаев, ну да бог с ним. Он обнадёжил нас, Сергей, мы поехали за тобой, - и снова рассказала, подробней, все мытарства.
Сергей только морщился, представляя, какую опасность пережили две дорогие ему женщины.
  - Через два дня, не раньше, - заключил доктор, - ему рано трогаться в путь, пусть полежит здесь. Через два дня скажу точней. Голубушка, Софья Николаевна, нельзя ему сейчас в дорогу – растрясёт, кровотечение может открыться, что тогда?
Убеждения возымели своё действие, женщины согласились подождать до выздоровления. Однако лечение затянулось, и месяц прошёл. Сергей мог вставать, но ходил с поддержкой. Кривился от боли, стараясь не выдавать страдания. Варвара Васильевна расцвела рядом с мужем.
  - Какой красавицей ты стала, Варя, - восхищался Сергей.
  - Это от того, что ты рядом, Серёжа-милый.

Поездка заняла двое суток и Софья Андреевна убедилась в правоте доктора. Сергей постанывал на ухабах, лицо было бледное.
Кучер слушал замечания барыни и ехал медленно, прибавляя ходу на ровном участке. Хромая кобылка бежала рядом, её нагружать не стали: Софья Николаевна купила другую лошадь в пару. Доехали ещё засветло. Дворня выбежала встречать, кормилица с розовощёким барчуком стояла на крыльце. Встреча отца с сыном длилась недолго: Сергею Николаевичу требовался отдых. Послали за доктором, он приехал быстро: осмотрел рану, покачал головой – она упорно не заживала.
  - Вылечим, Сергей Николаевич, - уверенно констатировал он, - дорога, бинты не сменены вовремя, вот и раскрылась.
Было так или по-другому, но Сергей сутки пролежал не вставая. Выздоровление шло медленно, родные стены не помогали. Варя старалась угодить, но только мешала: характер Сергея Николаевича менялся не в лучшую сторону.
Пришло известие о награждении поручика Тверского за проявленную храбрость и верность Отечеству, утверждённое самим императором, повышен в звании.
Однажды, находясь наедине с Варей, Сергей задумчиво посмотрел на жену.
  - Знаешь, Варя, я не рассказывал, но ты должна знать, мне нужно будет уехать, ненадолго, - видя её встревоженный взгляд, добавил, - я всё ещё на службе.
Последующие события только подтвердили Варины догадки: её муж не сумел справиться с ранением, оно оставило свой след – психическое расстройство. В последние полгода Сергей вёл себя странно, излечение шло медленно, оттягивалось по неизвестной причине: вдруг открывалась рана, кровоточила. Доктор лишь пожимал плечами: «Не должно быть, Варвара Васильевна, всё затянулось, рана была чистая».
Однажды Варя заглянула в спальню мужа, он спал теперь отдельно, сам попросил, и оторопела: на полу лежали испачканные бинты. Сергей ковырял рану, просовывая вглубь ножницы. Варю он увидел сразу.
  - Зачем ты зашла? Я просил меня не беспокоить! – голос звучал грозно. – Ещё раз! Ещё раз…, - он заплакал, не переставая тыкать в рану остриё.
  - Ты мог убить себя, Серёжа.
  - Я мёртв. Как ты это не понимаешь?
Варя никому не сказала. Служанка догадывалась, но молчала: кровавые бинты появлялись регулярно, она сматывала и уносила в отсутствии барина. Варвара Васильевна дала знать, чтоб молчала, увидев её за занятием сматывания бинтов, сама в это время пополняла аптечку новыми.
Софья Николаевна ни о чём не догадывалась долгое время, но замкнутость невестки стала настораживать:
  - Варя, девочка моя, что с тобой? На тебе лица нет, дорогая моя.
Варя расплакалась, но рассказывать не решилась.
  - Ничего, Софья Николаевна, справлюсь.
Понимая всё по-своему, свекровь успокоила:
  - Жив твой муж! Что ещё?
Варя улыбнулась.
  - Ну, вот! И утри слёзы, Варюша, всё будет хорошо, я мать – знаю.

Некоторое время Сергей ценил выдержку жены: она не «разболтала» матери, но потом упрёки сыпались градом – он не простил ей раскрытие своей «тайны». Варя молчала. Серёженька-сынок подрастал, учился ходить – всё время уходило на него. Муж всё более отдалялся.
Доктор стал выписывать Сергею Николаевичу успокоительные лекарства: догадывался. Но Варвара Васильевна выслушала спокойно неутешительный диагноз мужу.
  - Главное жив, - повторила она слова матери, - справимся, Пётр Ильич.
  - Вредит себе он, - но посмотрев на Варвару Николаевну, сказал, - ну, как знаете.
«Возвращения» так и не состоялось: Сергей умер. Сам не захотел жить. Оставил записки: наставления сыну, жену умолял не трогать гроб.
  - О чём это он просил, Варенька? – убитая горем Софья Николаевна не могла взять в толк, что стоит за этими словами сына.
  - Это могло значить только одно, Софья Николаевна, не оживляйте меня больше.
Похоронили без лишнего шума – были только свои, да соседи. Доктор дал справку: «Умер от ранения». От себя добавил: «Последствия неустранимы». Похороны с отпеванием, как полагается.

Только поздно вечером, поминая в молитвах покойного супруга, она явственно различила его голос: «Я покоен, Варя».
Варвара Васильевна задула свечку, уснула без слёз. Утром рассказала матери, они помолились вместе.