Предательство коварной измены

  Предательство   коварной  измены    (фантастическая  сказка  для  взрослых).

На  тёплом,  жёлтом  песке  берега  моря,  бечпечно,    пировала  большая  компания  странных  людей,  в  одеждах  не  свойственной  этой  местности.   Десятка  два  местных  слуг  владельца  побережья,  щедро  угощали  зарубежных  гостей  спиртным,  янтарным  напитком,  который  гости    пили  без  меры.  Сам   хозяин,  высокомерно,  чванливо,  поглядывал  на  пьяных  иностранцев,   спесиво,  громко,  гортанящих  песни,  упиваясь   вольной,   свободой  действий.  Шум,  гам,  пьяные  бахвальства,  перемешались  с  шумом  морского  прибоя,  смехом    десятка,  молодых,  привлекательных  куртизанок,  похотливо,   развязно веселивших  заезжих  гостей. 
«Пробуй  вино,  Патра,  пей!  В  твоём  холодном  краю   такого  вина  нет!»,  Толстый  хозяин   считал  гостей  купцами,  прельщал  приезжих  своим  товаром,  красивыми  куртизанками,  самым  выгодным  инструментом  достижения  своих  целей.  В  золочённом  камзоле,  напудренном  парике, он, старательно,  увещал  молодого  юношу,  довольно  скромно    одетого  в  просторную,  белую  рубаху,  подпоясанную  кушаком,      полотняный  картуз,  поверх  штанов  из  дорогого,  синего  материала.   Рядом  с  Патрой,   проворно,     вертелся  высокий  простолюдин,  на  хмельном  лице  которого,  выделялся  большой,  хрящевой  нос  с  высокой  горбинкой,  напоминавший  нависший  клюв.  Патра  отстранил  руку,  назойливого  хозяина,  с  чашей  вина.
«Не  могу  больше,  тошнит!»
«Ветерок  с  моря  прохладный,  хмель  скоро  развеет!»
«Мне  надо    весточку    ладушке  моей  написать!»
«Государь,    ты  ей  вчера  писал,  через  день  письма  шлёшь,  поди  уже  и  зачиталась  ими   царица  нвша, Анастасиюшка!»
«Цыц,  опять  проговорился!,-
Обозлено,  оттолкнул  его  Патра,  увидев,  как  насторожился  вельможа  в  золочённом  камзоле,  -сказано  тебе,  я   здесь  тайно,  для  всех,  просто, просто  проезжий   купец!»
«Прости,  батюшка,  обмолвился!»,
Простолюдин  угодливо  вытер  пот  со  лба    молодого  Патра.  Быстрый,  хитрый  прищур  жёлто-ядовитых  глаз  хозяина  приморских  угодий,  неприятно  вонзился  в  душу  молодого  гостя.  Приплясывая,  подошла  красивая,  стройная  куртизанка,  с  обнажёнными  прелестями  соблазна,  сделала  попытку  обнять  Патра,  тот  резко,  пьяно,  отстранил  её:
«Никого  нет  милей  Анастасии,  пошла  прочь!»
Куртизанка,   
кокетливо,    
подняла  глаза  к  небу,  игриво  засмеялась,  плавно  покачивая  бёдрами.  Её  искрящийся  синий  цвет  глаз  синхронно,  переливался,    с  заразительным,  грудным  смехом. 
«Батюшка,  разреши  с  ней  позабавиться, 
Век  благодарен  буду.  Уж  очень  хороша  девка!»
«Отстань,  Алекса,   спать  хочу, веселись,  коль  люба!»
Вельможа  в  золочёном  костюме,  подмигнул  куртизанке,  та  повисла  на  шее  Алексе,  как бы,  невзначай,  прилипла  на,  мгновение,  к  вельможе,  шепнула  в  ухо:
«Готовы  гости,  тёпленькие,  с  ядом  всё  зелье  выпили!»
Алекса  рванул  женщину  к  себе:

«Ты  с  ним  или  со  мной?»
«С  тобой,  конечно!   Твой  говор  плохо  понимаю!»
«Такое  дело  и  без  говора  понятно,  иди  сюда!»
Смех  куртизанки  призывно  рассеялся  по  побережью.  Пьяные  гости  придавались  утехам  без  стыда  и  утайки.
Хозяин  в  золочёном  костюме  ухмыльнулся,  поднялся,  брезгливо  оглядел     сборище  мужских  и  женских  тел.  Всё  шло  по  продуманному  плану.  Не  пройдёт  и  недели,  как  большая  часть  гостей  расстанется  с  жизнью,  у   остальных  замутится  разум  и  память. Особа  в  золочёном  камзоле,   удовлетворённо,  обвела  взглядом  затихающее,  пьяное  буйство,  гавкнула:  «Вау!»,
От  чего  встрепенулся  засыпающий,  молодой  гость,  он  рывком,  сел  и  тоже  оглядел,  напившуюся  вином,  компанию.
«Ух,  ты!», 
-вырвалось    непроизвольное  восклицание,  казалось,  юноша  осознал  наивную  доверчивость  иностранному  вельможе.  Патра  протёр  глаза  кулачком,  совсем,  как  проснувшийся  ребёнок,  огляделся.  Отяжелевшая  голова  болела,  вспотевший  лоб,  словно,  трескался  на  части,   испарина  покрывала  всё  тело.  Удушающе  тошнило  и  мутило  в  груди.  Тяжёлая,  вязкая,  пронизывающая  слабость,  растекалась  по  всем  членам организма,  сковывала  движения.  Алексы  рядом  не  было.  Беспомощно    обвисли  руки.  Патра  глянул  на  вельможу  и  осекса  в  вопросе,  он  запамятовал  имя  хозяина,  однако,  тот    понял  гостя  и  вкрадчиво  подсказал:
«Я,    граф    Вольграф,  владелец  этих  земель  и  побережья  моря.    Вижу,  такая  попойка  для  тебя  впервые,  чувствуешь  себя  паршиво,  даже  память   затуманилась.  Это  ничего,  Бывает   с  непривычки,  скоро  пройдёт.  Вот  выпей    отрезвляющий  напиток!»
Граф  протянул  полную  чашу  солёного  раствора,  который,  по  вкусу,  на   Родине  Патра,  называют  «рассолом».  Патра  допивал  последние  глотки   солёного  раствора,  когда  с  берега   послышались  крики.  Все  обернулись  в  сторону  моря.  Высокие,  пенистые  волны  несли  на  белых,  бурлящих  гребнях,    человека,  который  размашисто  плыл,  но  взмахи  рук  его,    были  явно  обессилевшими.   Тело  болтало,  как  щепку,  непонятно  смотрелось,  как  этот  человек  ещё  держится  в  вздымающихся  волнах.    Несколько  слуг  графа  бросились  на  подмогу  пловцу,   отчаянно  боровшемуся  с  огромными  волнами.   Напористые  водяные  волны,  рьяно,   угрожающе,   с  шумом,  сбливали  их  с  ног,  но  они  всё-таки,  вытащили  человека  на  берег,  понесли  к  хозяину,  оставляя  за  собой  след  стекающих,  солёных  струй.   Спасённый  был  высокий  мужчина,  в  возрасте,  ближе  к  среднему,  тёмноволосый,  кареглазый,  с  большими,  выпуклыми  глазами.  Незнакомец  явно  обессилил,  лицо  и  руки  сводили  судорожные  подёргивания.  Обветренное,  смугловатое  лицо  говорило  о  морской  закалке,  характерной  для  моряков  и  пиратов.  Очевидно,  он  уже  давно  был  в  море  и  только  сила воли  и  закалка  помогли  ему  доплыть  до  суши.   Граф  подал  ему   бокал  крепкого вина,  при  этом ,  удивлённо  вскинул  брови.    Спасённый  очень  походил  на  молодого  купца  из  северной  страны,  только  был  немного  старше,  выше  ростом  и  шире  в  плечах.    Однако,  цвет  глаз  немного  разнился.   У  Патра  тёмные  глаза,  густо  буровато-  серые,  подёрнуты  нежной  поволокой,  словно,  у  женщины.   Не  было  такой  пучеглазости. Пока  обхаживали  спасённого,  в  голове   графа   менялся  план  отношения  к  северянам,  не  стоило   гостей  убивать  ради  торгового  товара,  гораздо  большая  выгода   светила  от    других,  хорошо  обдуманных  обстоятельств.    Не    оправившийся  от  похмелья  Патра  не  заметил  быстрых,  обменных  взглядов  между  спасённым  и  графом.    Неискушёный  в  лицемерии,  верил,  наивно,  запредельной  лжи.    
«Ты  кто  и  как  твоё  имя?»,
-спросил    Вольграф.
«Я,  Анатолио,   португалец, был  монахом  в греческом Анатолиевском  монастыре,  попал  в  плен  к  пиратам,  когда  вышел  в  море  на  рыбалку, сбежал  с  пиратского  судна!»
«У  нас  пиратов  вешают!»
«Знаю,  но  я    был  на  судне  рабом,  прошу  милости  и  пристанища!»
«Откуда  знаешь  наш  язык?»
«Был  в  закованной  связке  с  рабами  из  приморских  и  северных  стран.   Набрался  слов    от  разных  народов,  понимаю  речь,  но  говорю  плохо!»
«Наш,  северный  говор  знаешь?»,
Вмешался  в  разговор  Патра.
«Понимаю  хорошо,  говорю  плохо  Мой  напарник    по  гребле,  был  славянином!»
«Согласен  быть  в  моей  дружине?»
«Верой,  правдой  служить  буду!»
«Да  вас    дружинники  перепутают!»,-
Насмешливо  раздалось  рядом.  Алекса,  Держа  за  руку    свою  куртизанку,  подошёл  незаметно  и  вслушивался  в  разговор.  При  слове  «перепутают»,  граф
  Снова  насторожился,  приветливо  улыбнулся,  обратился  к  куртизанке:
«Катрина,  приласкай
Анатолио,  вдохни  в  него  жажду  жизни!»
«Прошу,  господин,  не  забирайте  Катрину  у  меня,  я  женюсь  на  ней!», 
Грохнулся  на  колени  перед  графом  Алекса.  Вольграф  смачно  рассмеялся,  перевёл  взгляд  на  Патра.
«Я  тоже  прошу  за  обоих!»,-
Не  очень  уверенно  вставил   северный  купец.
«Что  ж,  прошу  всех  в  замок,  там,  окончательно,  договоримся,  а,  пока,  Катрина  обласкает  всех,  на  кого  я  укажу!   Пойдём  и  ты,  португалец,  и  помни  мою  милость!».
Алекса  подхватил  пошатнувшегося  моряка,  пытавшегося  бодро  вскочить  на  ноги.  С  другой  стороны  его  подпёрла  Катарина..  В  тот  же  момент  к  Патре  подскочил   юркий,  плотный  дружинник,  зашептал  на  ухо  так,  что  было  ясно,  о  чём  шла  речь:
«государь,    без  дружины  мы  вас  не  пустим  одного!»
«Государь?, 
с  напускным  удивлением  воскликнул  граф,-
Не  купец,  а  государь   северной  страны?  Какой  сюрприз!  Такая  честь  моему  дому!  Найдётся  место  и  дружинникам!  Подлечим  похмелье,  не  оставим  без  утех,    В  дворовых  постройках,  предусмотрены  места  для  воинов.  Мои  слуги  разместят  вашу  дружину!»
«Алекса  и  я  пойдём  с  вами!»,  -
загородил  Патра  телом   юркий,  плотный  человек.
«Я  и  Шеин  пойдём  с    нашим   господином!»,-
Подтвердил  Алекса, у  которого  от  взгляда  графа,  вдруг.  свело  судорогой  челюсти,  тонкие  губы  дёрнулись  в  нервную,  кривую  улыбку. 
Граф  добродушно,    рассмеялся и  с  почтением  к  царственной  особе,  добавил :
    «Я    приглашаю   в  покои   вас  вчетвером,  Катрана  станет  вам  прислуживать!»
Хозяин  побережья  был,  на  редкость,  гостеприимным.  Его  слугт,  буквально.  Сдували  пылинки  с  гостей.  Правда,  дружинники  не  просто  болели,  а  умирали  один  за  другим  в  тяжёлых  муках.  Неизвестная  болезнь  нещадно  косила  северян,  что  вызвало  подозрения  у  Шеина  и  Алексы.  Анатолио  быстро  поправился,  был  не  отлучен  от  Патра,  завлекал  молодого  государя  пиратскими  приключениями,  а,  заодно,  просил  рассказать  ему  о  царском  дворе,  его  близких,  нравах  и  обычаях  северян.  От  двух   сотенной  дружины  Патра  осталось  несколько  человек,  но  и  те  не  оправились  от  болезни.   Заболевание  дружинников  списали  на  местный  климат,  заразных  комаров,  не    знакомых  северянам.  Таковы  непредсказуемые,  не  ожидаемые  превратности  судьбы       По  совету  графа,  Шеин  решили  направить  на  Родину  Патра  за   охранными  дружинниками  из  «потешных»  полков    воинов,  с  которыми,  с  детства,  любил  забавляться  Патра.   Через  час  после  отъезда,  на  развилке  дорог,  Шеина  окружила  группа  смуглых  всадников,  не  похожих  на  местных  жителей,  в   дикарской   одежде,  поверх  которой,  натянута  форменная,  расстегнутая   военная  куртка  личной  охраны  графа,  украшенная  блестящими  брюликами,  сверкающими  петлицами,   яркими,    большими  пуговицами.   Куртка  переливалась  украшениями,  отражая  дневной  свет.  Это  были   Курхи,   наёмники  индийского,  горного  племени,  целью  жизни   которых  была  война,   они   жили  войной, не  боялись  смерти,  отличались  жестокостью  и  беспощадностью.  Натиск  наёмников  походил  на  психическую  атаку.  Плотным  кольцом  всадники  медленно  наступали  на  дружинника.   Шансов  спастись  не  было. Гонец  холодел  только  от  одного  взгляда  на  них.  Конь  под  Шеиным  дыбился,  ржал,   пятился, пытался  сбросить  седока.  Конники  ,  с  мучительным  равнодушием  и  ожесточением,  подошли  вплотную.  Под  их  мрачными  взглядами,  Шеин  спешился  и  покорился.      Конники  погнали  его    в  небольшой, охотничий  домик  в  глубине  леса.   Напуганный  Шеин  и  не  думал  сопротивляться.   Он  чувствовал  запах  смерти,  щекотавший  его  ноздри.       Бледный,  поникнувший,  смиренный,  он  вошёл  в  домик  за  своими  похитителями.
Здоровенный  лакей,  в  ливрее,  схватил  пленника  за  шиворот,  поволок  в  комнату,  с  силой  ударил  между  лопатками  и  Шеин  упал  на  колени,  чуть  не  уткнувшись  носом  в  сапоги  графа.  Предательская  дрожь  сжала  Шеина  в  жалкий  комок,  распластавшийся  у  ног  хозяина  побережья.
«Ну,  гонец  в  северные  земли,  рассказывай,  зачем  тебя  туда  послал  твой  царевич!  Соврёшь,  на  кол  сядешь!», -
- медленно,  чётко,  спокойно,  чеканил  слова  господин.
Шеин  выложил  всё.    С  подобострастием,  охотно,  отвечал  на  все  вопросы  о  потешных  войсках  царевича,  описал  амуницию,  вооружение,  численность  и  где  находятся  потешные  полки.
«Полки  имеют  боевой  опыт,  подготовку?»
  «О,  нет,  мой  господин!  Полки  созданы  для зрелищной   утехи  царевича,  постращать кого, попугать,  ловушки  для  зверья  в  лесу    устроить,    дичь  погонять,  развлечься  на  охоте»
«Отразить  нападение  могут?»
«Учить-то  их  тому  учили,  но  воевать  полкам  не  приходилось!»
  Вольграф  получил  все  нужные  ему  сведения,  затем  встал  с  тронного  кресла,  пнул  пленника  в  опущенное  лицо,  властно  произнёс:
«Поедешь  с  моими  курхами,  перебьёшь  все  потешные  полки  своего  царевича,  за  что  получишь  награду  и  жизнь.  Мои  люди  ждут  тебя    у  крыльца.  Предашь,  лично,  посажу  на  кол!»
  Граф  брезгливо  сплюнул  на  Шеина,  поднялся  и  вышел.  Тот  же,  здоровенный  лакей,  вновь,  поднял  Шеина  за  шиворот,  несколько  раз  встряхнул  и  вытолкал  на  крыльцо.
Анатолио  стал  неразлучен  с  Патро,  подолгу  выспрашивал  его  о  северной  стране,  её  обычаях,  быту,  взаимоотношениях  между  людьми.  Интересовали  его  и  монастыри,  особенно,  женские,  куда  можно  было  сослать   опостылевшую  жену.  Наивный  царевич,  на  редкость,  оказался  словоохотлив,  выкладывал  всё,  что  знал,  Алекса  дополнял  рассказы.    Время  проводили  весело,  особенно,  в  присутствии  Катрины.  Куртизанка  захватывала  внимание  не  только   изящной,  пластичной  красотой  тела,  но  и  задорным  смехом,  звучащим,    чуть  ли  не   на   каждое,  произносимое  ею  слово.   Она  всё  время  смеялась  и  улыбалась,   при  этом    томно  закатывала  кверху  прекрасные,  искрящиеся  синие  глаза.   Импульсивные  жесты,  тонкие,  нежные  изменения  в  голосе,  досказывали  начатые  фразы,  когда  кончался  её  запас    слов.    Устоять  перед  такими  женскими  уловками,  было  почти  невозможно,  однако,  Патра   её  приёмы  не  сломили,  он    не  поддавался  её  соблазну.   Самолюбие  женщины,  не  привыкшей  к  отказу,  бушевало  гневом,  обидой,  порой   мстительной несдерженностью.     Однажды,  на  берегу  моря.  Патра  пробовал  научить  царевича  курить  и  пить  спиртные  напитки,  присущие  пиратам.  Патра  возмутился:
«  Не  учи  меня  пробовать  эту  гадость!  Я  принял  тебя  в  дружину  воином,  а  ты  сеешь  разврат!», 
Тон  Патры  был  так  разгневан,  что    Анатолио,  тут  же  спохватился  и  переменил  тему  разговора:
«Предлагаю,  покататься  на  лодке,  поплавать,  погода  изумительная!  Очень  хочется    вдохнуть  знакомый  ветер  парусов!»
Рассерженный  Патра  отрезал:
«Я  не  умею  плавать,  в  детстве  тонул,    потому  и  на  корабль  не  взойду,  не  то.  что  бы  в  лодку!»
«Тогда  запомним,  государь,  пенистые   лазурные   волны,  этот  тёплый,  золотистый  песок  на  солнечном  берегу!   Как  знать,  когда  мы   такое  ещё  увидим!»,
вставил  Алекса,  мечтательно  покачав  головой.  Его  рыжие  волосы,  как  огненный  венец,  засветились  в  лучах  жаркого  солнца.  Он  поднял  горсть  мелкого  песка  и  пропустил   его   струйками   сквозь  пальцы.  Катарина  заливисто  рассмеялась,  каким-то    затаённым,  загадочным  смехом,  без  обычного,  заразительного  настроя.   
Патра  наслаждался  солнечным  днём,  свежей  прохладой  морского  воздуха. Мелкие  гребешки  волн  мерно  перекатывались  по  лазурной  голубизне  моря,  уходя  в  серебристую,  бескрайнюю  даль.  На  голубом  небе  каскады  ослепительно-белых  облаков.  Вдруг,  среди  них,  Патре  показался  остов  сверкающего  белизной,  корабля,  блики  сияния  которого,  отразились  на  восторженном  лице  царевича.  Воздушное  судно,  мерно  покачивалось,  тихо  плавало   на  облачных  высотах.  Палуба  корабля   походила  на  большой, сказочный  город  с   золотыми куполами.  Напрягая  зрение,  царевич    не  смог  рассмотреть   корабль.  Тот  рассеялся  золотисто-белыми  звёздочками,  зигзагами,  расплывчатыми,  геометрическими  фигурами.  Сентиментальность  царя  не  понравилась  Анатолио.  Он  всё  чаще  и  чаще  проявлял  спесивую    самовольность,  разногласие,  полную  независимость  в  общении  с  царём,  порой  их  разговор  принимал  натянутое  напряжение,  при  этом,  царевич  чувствовал  себя  ущербным.   Ыо  избежание  распри,  Патра  смирял  себя. «Получалось  так,  как  получалось!»
Но  оставался  в  сердце  отпечаток  недовольства.   С   лица  Анатолио      исчезла  мимика  трагичности  жизни,  заменилась    хоризмой  внешнего    очарования,  иногда  признательной  угодливостью  знатной  персоне,  в  зависимости  от  ситуации.   Изменился  и  цвет    лица,   лик стал,  словно,  топлёное  молоко,  хотя   следы  морского  ветра  ещё  оставались,  но  придавали  мужчине  некую,  загадочную  привлекательнось.    Вот  и  сейчас.  Нежась  на  берегу,  в  разговоре  с  патроном,  новый дружинник  дерзнул  уколоть  царя,  увидевшего  небесный  корабль:
«Это  всего  лишь  природное  явление  иллюзии.  Галлюцинация.  Я  в  море  и  не  такое  видел.  Будем  наслаждаться  тем,  что  имеем  на  земле  здесь  и  сейчас,  небесное  потом,  оно  напомнит  о  себе  само,  узреем!»,
Поучительным  тоном    прервал   пират,  любование  Патра  небесами.  Царь  нахмурился,  приняв  замечание,  за   скрытую  издёвку.   В свите  северного  правителя,  никто  не  смел  противоречить  царственной  особе.   Настроение   царя  испортилось,  появилось  ощущение  незримой  опасности,  щемящее,  тоскливое  уныние  от  того,  что  он   не   может  наказать  обидчика,  по  царственной  привычке,   приказать отхлестать  самохвала  розгами  или  послать  на  казнь.  Самоощущение  унижения,  изнурительно  коробило   душу  самодержца.  Вмешалась  Катрина.  Эта,  с  виду,  хрупкая,  тихая  женщина,  стройная,  пластичная,  редкой,  пленительной  красоты,  с  дьявольским  блеском  в  синих  глазах,  скрывающих,  в  глубине,  нечто  большее,  таинственное,  затаённое,  даже  зловещее,  с    подвижной,  как  на  шарнирах,  головкой,  обрамлённой  густыми  длинными  локонами  медово-кремовых  волос,     владела  уникальной способностью  успокаивать  человека  прикосновением  своих  рук.  Её  завораживающие,  большие  синие  глаза,  снимали  душевную  боль,  поднимали   настроение.   Бархатистый  голос  успокаивал,  как  мурлыкание  кошки.  Вызывающий,  яркий  костюм  куртизанки,  как  всегда,  подчёркивал  её  природное  изящество,  волнительная  походка  сбивала  разум.  Она  была  великолепна,    восхитительна,  не  отразима.    Девушка  ласково,  нежно,  взяла  за  локоть  царевича,  прикасаясь  тугой  грудью.  Произнесла:   
«Пойдёмте,  погуляем  на  заднем  дворе  дворцового    шедевра!  Замок  мы  уже  осмотрели,  а  там  не  были.»
  Душевное  равновесие  царя  было  восстановлено.  Алекса,  преданно,  заглядывал  ему  в  глаза,  только  неловкое  раздражение   Патра вызывал  новый  дружинник,  который  держался  слишком  уверенно.  Царевич  чувствовал,  что  он  упускает  что-то  очень  важное  в  поведении  спасённого  пирата,  однако  услужливость,  обаяние,  спокойная,  затаённая  сила,  волевой  характер  принятого  в      дружину   воина,  заглушали  нарастающую  неприязнь.    
  Анатолио  возразил  Катарине,  он  страстно  хотел  прокатиться  на  лодке,  убеждал  Патра,  с  ним,  в  море,  царевич  будет  в  безопасности.
«Что  там,   во  дворе  замка,  смотреть,  разве  что  люки  тюремных,  заплесневелых,  мрачных  колодцев,  без  света,    со  змеями  и  лягушами  на  дне?!»,-
 Возразил  Алекса,  который  во  всём  поддерживал  нового  дружинника.
 «это  что  за  люки?»,
Насторожился   Патра.
«Там  заключённые  томятся  в  сырости  и  голоде,  без  света  и  воздуха!  Колодцы  очень  глубокие,  выбраться  невозможно!  Стража  вокруг,   на   сторожевых башнях,  зоркая,  мышь  не  пробежит!»
«За  что  такая  не  милость?»
«Бунтуют,  не  подчиняются,  налоги  не  платят,   дерзят,  ослушиваются,  да  мало  ли  за  что  туда  посадить  могут!»
«Кто  же  суд  вершит?»
  «Граф  в  своём     поместье, сам  судья,     казнит  или  милует»  «Сам   палач?!», 
как  бы  удивился  Алекса,  пряча  бегающие  глаза  от  прямого  взгляда  Патра. 
«Ну,  ты,  Алекса,  поосторожней  со  словами,  а  не  то  сам  там  окажешься.  Граф  таких  шуток  не  любит.  В  своей  вотчине  единственный  хозяин!  Не  покорных  не  жалует!,-
присёк  Алексу  новый  дружинник,  тот  сразу  замолк,
приказным  тоном,  добавил,-
-  ты  мне  кожу  принёс?»
«Зачем  тебе  кожа?»,
Удивился  царевич.  У  него  снова  набирало  силу   давящее,   щербящее, подавляющее предчувствие  надвигающегося  несчастья,    ему  вновь  показалось,  что  его  достоинство  растаптывают,  нависает  угроза  жизни.    Однако,  шарм  очарования  внешней  доброжелательности  Анатолио,  приглушил    смутную   тревогу.  Он  не  сразу  заметил,  как  преобразился  новый  дружиник.
  Выражение  лица  душевного  расположения,   Анатолио, сменилось   надменно-иронической  миной,  хищная  улыбка   промелькнула  звериным  оскалом.  Взгляд  чёрных,  выпуклых  глаз,  стал  колючим,  беспощадным,    жгучим.
«Я  делаю  из  кожи  поделки,  чаще  всего  маски  для  лица.  Пираты  их  любят  одевать,  да  и  богатые  любители  на  них  находятся,  показать?»
Патра,   невольно,  Затрясло  мелкой  дрожью,   передёрнуло  судорогой  испуга,  он  принял  это,  как  измывательский  намёк  на  себя:
«От  тебя  пахнет  кровью!»,-
Отшатнулся  царевич. 
«Вчера  резали  баранов,  я  пил   их  тёплую  кровь.  Не  скрою,  я  жажду  пить  свежую  кровь  и  люблю  её  запах!  Крики  боли,  мольбы  о  пощаде,  мою  душу  не  трогают. Предсмертные  судороги    живой  плоти,  придают  мне  бодрость  и  силу. Меня  тому  научили  в  диких  племенах  Индии,  куда  я    попал  после  караблекрушения. У  дикарей  жил  почти  два  года.  Там,  один  шаман,  закрытого  племени  Хоппи.  предсказал  мне  царскую  власть.  Похоже,  он  был  прав.  Был  выбор  стать  вождём  племени,  но  я  не  хотел,  дикарей  так  скоро  не  переделаешь  на  наш  манер.  Представляется  другой  путь  исполнить  предсказанное!  Главное,  не  упустить  шанс!»,
Анатолио  закинул  голову  и  громко  расхохотался.  Его  большой,  красный  рот,  с  крепкими,  белыми  зубами,  показался  Патра  кровавой  пастью.  Раскатистый,  булькающий  смех,  с  нотками  вырывающегося  торжества,  заставил  северянина   ещё  раз,  тоскливо,  содрогнуться.   Липкий  страх   отчаяния,  изморозью,  пополз  в  груди  странствующего  царя.   В  поместье  графа,  с  больными  дружинниками,  он  не  мог  постоять  за  себя.
 Они  вошли  на  задний  двор    старинного,    графского  замка.  В  отличие  от  великолепия  фасада,  двор  дышал    серостью,  плесенью, удручающим  запахом,  нависшей  в  воздухе,  незримой,  насыщенной,    удушающей  энергетикой  эмоций    боли,  страдания,   отчаяния,   безвыходности,  безисходности,  ужасов насильственной  смерти.  Солнечный  свет  почти  отсутствовал.  По  периметру,  высились  серые,  веющие  холодом,  молчаливые   сторожевые  башни  с   караульными  воинами  наизготове.  Вся  площадь  двора  усеяна  крепкими,  чугунными  крышками,  с  плотными  засовами  по  всей  окружности.
«Такой  пейзаж  больше  люб  моему  сердцу,  чем   призрачные   облака  на  небе!»,
Торжествующе  засмеялся  Анатолио.
 Патра   ужаснулся  натуре  похожего  на  него  человека,   обозлился  на  него, сильно  пожалел,     что,  опрометчиво,  принял,   не  управляемого   пирата-кровопийца,  в  свою   дружину.  Он  осознал  двуличность  наёмника,   ложь  и   фальш  в  его  поведении,   решил  дать  ему  отказ.  Тёмно-серые  глаза  царевича  блеснули  не  добрым  светом.  Пират  всё  понял. Резко  оборвал  смех,    вытащил  из  кармана  кожаную  маску  для  лица,      
не  обращая  внимания  на  протест  Патра,  виртуозно,      накинул  её  на  лицо   царевича.  Алекса  схватил  руки  Патра,  заломил  за  спину.  Бывший  пират  ловко натянул,     одел  маску  на   растерявшегося  Патра.    Животный  страх  в  бездне  тёмносерых  глаз  жертвы,  вызвал  зловещую  усмешку  на  тонких  губах  мучителя.    Жуткий,  зовущий  на  помощь  крик души ,  оборвался,  как  струна.  Царевич  получил  болевой  удар  в  пах,  склонился  от  боли,  и  тут,  сложным,    пиратским  узлом,   Анатолио  закрепил  маску  на  затылке  поникшей  жертвы.
«Теперь  никто  не узнает,  что  за  узник  в  тюремном  колодце»,  -
Смешком,    воскликнул    Анатолио.   Катарина  отпрыгнула  назад,  хлопнула  в  ладоши,
цинично  воскликнула:
«Маска  впечетляет!»
«Счастливо познакомишься  с  устройством  тюремного  колодца!  Царь-батюшка!»,
-сьехидничал  Алекса,  помогая  укреплять  маску  на  лице  своего  государя.  Этот  ушлый  весельчак,  поразительно,  умел  ориентироваться  в  обстоятельствах  и  всегда,  безошибочно,  извлекал  для  себя  выгоду  из  складывающихся  ситуаций.  Его  пустопорожняя  риторика  воспринималась,  как   остроумие.   Катарина  вытащила  из-под  юбки  большой  кусок  кожи  и  протянула   пирату:
«Запеленай  его,  что  бы  не  развязался!»
«Кожа  крепкая.  Выдержит  потуги рывков.  А  там  и  волосистость  бороды  и  усов,  перекроет  нос  и  горло!»,-
спокойно  заключил    пират,  кинул  тело  в  глубину  тёмного  колодца  и  задвинул  на  засов  крышку  люка.  Заговорщики  переглянулись,  озираясь  вокруг.
«Чисто  сработали,  никто  не  видел!»      
«Дружинники  искать  станут  царя?»,
Осторожно,  с  дрожью  в  голосе,  спросила  Катарина.
«Не  буди  лихо,  пока  оно  тихо!», 
-сплюнул  через  плечо  Алекса.  Анатолио  пропустил  мимо  ушей  опасения  сообщников. 
«Алекса  перережет  дружину  сегодня   ночью,  каждого по  одиночке!»,-
Ответил  Анатолио  и  резко,  властно,  бросил  Алексе,  который  вознамерился  возразить:
«Их  там  ещё  больше  десятка!»
   «Врагов  не  считают,  врагов  убивают!,-
- пират  принял    величественную  позу, с  гордо  вскинутой  головой,  высокомерно,  продолжил  тоном  приказа,-   Справишься  один.  Они  сонные  будут!  Не  смотри  так!     Присягни   мне кровью.   Мы  их  или  они  нас,  другого  не  будет.  Хочешь  иметь  княжеский  титул,  заслужи.  Теперь  я    твой  царь    и  ты  меня  представлять  станешь    всем,  как  истинного  царевича  Патра,  вернувшегося  из  поездки.  Помни,  ты  повязан  со  мной  кровью,  а  княжеский  титул  даром  я  не  даю!»
Катрана  тут  же  бросилась  на  шею  подменного  царя. 
«Потерпи,  станешь  моей  царицей!  Судьба  связала  нас  всех  воедино!  Предупреждаю,  проговоритесь, 
убью!   Не  стоит  о  нём  скорбеть!  Такой    слабый  духом  ЛОХ,   недоносок,  не   достоин  царского  звания.  Он  не способен  взвешивать  обстановку,    часто  сам  не  верит  в  то,  что  говорит,    такой не  должен  управлять  государством.  Я  переделаю  устои  страны,  меня  станут  называть  ВЕЛИКИМ  реформатором!» 
В  чёрных  зрачках  пирата  горели  волчьи  огоньки.  Внезапно   громовой  раскат,  словно,   разорвал  небо  чёткими,   огненными, стрелами  молний.    Сбившиеся  в  кучу  облака  подёрнулись     бардово-красным  покрывалом,  которое,  изнутри,    прорывалось  полыхающим,  бурлящим,  бушующим,  бурно-  кипящим,  красно- жёлто- оранжевым  пламенем,  с  белыми  разводами на  гребнях.   Пламя,  словно,  живое,  клубилось, полыхало  парусом,  рассыпалось  бесчисленными  ,  вспыхивающими,  звёздчатыми   огоньками  горящих   искр  Всполохи  сыпалось  вниз,  угрожая  жизни,    стоящим у тюремного колодца.  Катарина  и  Алекса  побледнели.  Заговорщики  отошли  в  безопасное  место,  опасаясь  сгореть  зажиао.  По  двору,  рывками,  пронёсса  шквальный   ветер  и  затих  так  же  внезапно,  как  начался.  С  театральной  драмой  в  голосе,  Анатолио,  хладнокровно, подбодрил  сообщников :
«  Я  вас  не  оставлю.   Куда  дует  ветер,  там  и  флюгер!    Это  Знак  поддержки   Небес! »,-  -пират  не  сознавался,  что  сам  верил  в  приметы  и  понимал, внезапный  знак  бушующего  пламени,  не  сулил  ему    хорошего   за  его  злодеяние.
Когда  лакей  позвал  к  графу,  Анатолио    вздохнул  с  облегчением.  Он  принял  приглашение,  не  как  спасённый  пират,  а  как  царственный  гость,  с  гордо  вскинутой  головой  и  величественной,  королевской  осанкой.   Задуманное,   осуществлялось.   Анатолио,  скорей,  принял  бы  смерть,  чем  отказ  от  воцарения  на  троне  Северного  государства.  Планы  передела  устоев  варварской  страны,  он  обдумывал  всю  ночь,  лёжа  в   постели  Патра. Он  должен  предстать  перед  всеми,    даже  не  как  царь  северной  страны,  а   как   всемогущий  император  державы.   Вольграф  встретил  пирата  в  необычной  одежде.   Пафасно, сидя  на  позолоченном  возвышении,  напоминавшем  высокий  трон.  Ястребиный  взор  хозяина  изучающее,  на  несколько  мгновений,  задержался  на    вежливо   склоненной,   фигуре  двойника, демонстративно  бравирующей  равенством  по  статусу.  В  глазах  магистра  цвета  густой  ржавчины,  застыла  льдом,  амбициозная  сила  воли  властвовать  и   управлять,  она  гнула  к  земле   безпрекословным  подчинением,  но  подменник  Патра,  внутренне,   настойчиво,  сопротивлялся.   Зал  поражал   роскошью,  имперским  размахом,    золотым   убранством,  изысканностью  интерьера, и     давящей,  внушающей  церемониальную торжественность,  обстановкой.  Необъяснимого, гипнотически,  ощущалась  всеобъемлющая,    непоколебимая,    непобедимая  сила,  полного  насилия  над  волей   и  личностью человека.   Анатолио  поднял  глаза  на  золочёный  балдахин,  расшитый  незнакомыми  символами,  знаками,  буквенными  завитками  в  золотых,  лавровых  листьях.  Вытянутое  лицо  восседавшего ,  словно,  застыло  в  восковой  маске.  Мягким,  спокойным,  проникновенно  задушевным,  покоряющим     голосом,  внушающим  безоговорочное  подчинение,  Вольграф  обратился  к  самозванцу:
«Я  магистр  ордена  «Символа  Вечности  и  Бесконечности»  в  Прусарии.  Твоего  истинного  имени  мы  не  знаем.  Для  нас  ты  мошенник  во  доверии,  последнее  твоё  преступление  перекрывает  все  предыдущие,-
 на  лице   новоиспечённого  царя, не  дрогнул  ни  один  мускул,  лишь  сжались  челюсти  желваком.  В  выпуклых  глазах  угрожающий,   чёрный,  засасывающий  смертью,   омут  несгибаемой  силы  воли  и  жёсткого  изуитского,  характера.    Магистр  понял,   Такого  так  просто  не  запугаешь,  лучше  держаться  на  равных.  Всё  тем  же   гипнотическим  тоном,  магистр  продолжил:-
  -Однако,  самозваный,  Северный  царь,  желателен  для  нашего  ордена  не  только  как  вассал,  но  и  гарант  расширения  границ  прилегающих  королевств.  Особенно    Прускарии.  Мы  позволим  тебе  править  варварским,    северным  народом,  при  условии  постоянных, родственных  связей  с  Прусарией,  возможно,  с  другими  королевскими  дворами.  О  родословной  северного  народа,  выбора  невест  для  государя,  забудь.  Не  обольщайся  тем,  что  наш  адепт,  просто  из  жалости,        укрыл  тебя  от  виселицы ,  сбежавшего  с  галер  пирата,  в    греческом,  Анатолиевском монастыре.  Тогда  нам  пришлось бы,  по  этой  причине,  спасать  полмира!  Помни,  как   мы  тебя   спасли    от  виселицы,  так  можем  и  вздёрнуть!»
    «Мой  господин,  склонил  в   изящном,  церемониальном   поклоне,  голову  Анатолио, - 
 -я  дал   на  галерах себе  клятву,  если  выберусь  из  этого  ада,   больше   никогда   не  попадать   в  рабство.    Рабами  мы  делаем  себя  сами.   Настоящий   мужчина  не  должен  бояться  крови  и  боли.  Я  выбрал  Силу  Духа  и  Воли,  а  не  участь  раба.  Я  понял,  жизнь  это  жестокое  поле    борьбы  за  выживание.  В   Анатолиевском монастыре,  изучая  Священное  Писание,  я  не  нашёл  определения  понятию  «Совесть,  Мораль»,  а  значит  нет   таких  слов,  приписанных  ими, ограничений,   к      действиям  достижения  своих   целей.  Более  того,  в  притче  о  таланах,    в  библейском  тексте,   когда  господин,  уехав,  оставил  рабам  по одному  талану,  вернувшись,  он  наградил  рабов,  приумноживших  его  богатство,  а  раба,  честно  сберегшего  ему,  данный  им,  один   талан,   за  то,  что  не  приумножил  денежный  знак,  бросил  в  темницу,  где  «скрежет  зубов».  При  этом,  способы    приумножения  денег,  никак  не  оговариваются,  а  без  разбоя,  крови,  обмана  и  воровства,   таланы  не  приумножишь.  Я  решил,  моё  пиратство  не  противоречит  Писанию,    ибо  не  дающего  прибыль  раба,  уничтожают. Так  за  что    вешают  пиратов?  Дворцовые  перевороты,  тоже,  малой  кровью,  без  убийств,  не  обходятся.  Вешают  пиратов  за  отобранное  богатство  на  кораблях,  но  ведь  вельможи    своё  богатство  праведным  путём  не  наживают!  Я  сделал  вывод,  надо  делиться,  но  не  с  бедными,  а   с   теми,  кто  тебя  сильнее». 
«Отрадно,  что  мы  поняли  друг  друга.  За  молчание,  ты    пожертвуешь  ордену  миллион  золотых,  учти,  это  малая  для  тебя  плата.   Взамен  мы  разрушим  монастырь,  где  ты  служил,  до  основания.  Однако, пока  ты  плату  не  внесёшь,  Северный  царь  останется  в  темнице.  Вздумаешь  увильнуть,   освобожу  царевича,  да  и  ещё,  в  запасе,  два  верных  свидетеля:  Катарина  и  Алекса.    Катарина,  для  страховки, тоже останется  здесь!  Ты  уверен  в  их  надёжности?»
«Уверен,  они  повязаны  со  мной  кровью,  будут  молчать!»
«»Связка  кровью  вещь  надёжная,  но  порой  молчанием  предаётся  Бог.    Бывают  случаи  раскаяния  при  мучительных чувствах  вины.  Следи  и  держи    Алексу    всегда  при  себе,  этот     неистово  вороватый,   подлый,  продажный,  завистливый  шельмец,  с  полностью  атрофированной  моралью,    опасен  для  тебя,  но  в  то  же  время,  необходим,  ибо  знаком  с  устоями,  обрядами,  условностями  законов    Северного   общества.  Княжеский  титул    завяжет  ему  язык.  Кровь  и  страх  подданных,  твоё  оружие,  опора  стабильности».
«А  как  же  Катарина?»
«С  ней  я  разберусь  сам. Она  знает,  кто  управляет  ею.    Для  тебя  опасны  все,  кто  близко  знал  Патра,  был  его  наставником,   дружинником  или    служил  в  его  потешных  войсках.     Устрани  всех,  кто  был  близок  царевичу,  особенно,  его  воспитателей,  жену,  сестру  и  мать.   Матери  письма  из  колодца,  будет  писать  сам  Патра,  так  что  в  монастырь,  к  матерее,  гонцы  принесут  подлинные  послания!  Подчерк  царя  станет  подлинным».
«Это  опасно,  могут  прочесть  правду  между  строк! Для,  отмазки,  достаточно  одного-двух  посланий. Я  казню  всех,  кто    скажет  хоть  слово    о  том,  что  я  подменный  царь!»
«Более  двух-трёх  писем,  царица  не  получит.  Патра  удушит  своя  борода  и  усы.   К  тому  же  я  не  собираюсь  кормить  его  со  своего  стола,  Вода  и  кусок  хлеба  в  прорезь  рта,  один  раз  в  день.  За  это  время  ты  должен  укрепиться  и  обезопаситься  от  воинов,  знавших  царя  лично».
Выпуклые  тёмные  глаза  Анатолио  загорелись  вожделенным  восторгом.  С  охотничьим   азартом,  он  воскликнул:
«Отдаю  должное  Вашей   ловушке  наивному  царевичу.  Уговорить  Патра  поехать  в  путешествие  не  под  своим  именем за  пределы  своего  государства  в  неизвестные  страны!  Гениально!  Кто  ж  этот  гений?»
«  Умерься  в  безрассудной  спеси!   Тебе  не  стоит  знать  поднаготную  содеянного.  Патр   задумал    приблизить  к   нашим,   культурным  странам,  есвоё   богатое   царство.  Чисто,  варварское  сообщество  процветает  на  землях,  лакомых  для  расширения  границ  западных  держав. Достаточно,  тебе  знать  того,  что  мои  люди,  из   слободы поселенцев  Прускарии,  выполнили  свой  долг  и  станут  наблюдать   и   за  тобой.  Сделай    людей  слободы,  приближёнными  к  царскому  двору.  Завтра  ты  выедешь  домой,  сядешь  на  трон   Северного  царства.  Даю  тебе  экскорд  из  верных  курхов,  дружинников  Патра  больше  нет  в  живых!  Поклянись  своей  кровью    в  верности  нашему  ордену!»
Магистр  властно  кивнул  Анатолио,  подавая    небольшой  поднос,  где  лежал  кинжал,  инхрустированный   слоновой  костью,  золотом,  драгоценными  камнями,   на   белой  салфетке  с  золотыми символами   ордена.  Не  раздумывая,  бывший  пират,  ловко  и  быстро,  полоснул  себе  запястье,  выше  кисти,    зажал  рану    салфеткой  ,  затем  громко  и  чётко  произнёс  клятву,  читая  её  с  листа,  в  руках  магистра. 
«Да  прибудет  с  нами  Власть,  Сила  и  Уверенность!»,
Произнёс  над  головой    самозванца,  магистр.  Благословлённый  подменник  тихо  ликовал.
Спеленованное  тело  Патры  плюхнулось  о   холодное,  склизкое  дно,  скрючившись  у  каменной  стены.  Связанные  за  спиной  руки  хрустнули,  ломаясь  в  нескольких  местах,  разлив  боль  по  всему  спеленованному  телу.  Царевич  потерял  сознание  от  боли,  но  пришёл  в  себя. Болела  и  ныла  каждая  клеточка,  каждый  суставчик,  каждая  мышечная  ткань.   Теряя  силы, тело  просило,   ныло, требуя  распрямиться,  потянуться,  развязаться  от  едкой  кожи,  впившейся  в  человеческую  плоть.  Боль  сломанных  рук,  разорванных  мышц,  затерялись  в  общей  ,  стонувшей,  жгучей  боли.  Маска  не  давала  дышать.  Неловкое  положение  упавшей  плоти, невозможно  было  исправить,  малейшее  шевеление  вызывало  нестерпимую  боль. Дыхание   сбивалось, забивалось гнилостнвм   смрадом. Пустота, смертельный  смрад  давил  отовсюду,  заволакивая  сознание.  Царевич  горько  понял,  он  обречён  на  мучительную  смерть,  его  никто  не  спасёт.  Отчаянный  вопль  душила  маска.  Полная  безнадёжность,   жгучие   муки  нещадной  боли  не  только  тела,  но  и  истерзанной  души.
Мысленно,  взывая  о  помощи  к  небесам,  Патра  смутно  видел    неясный  образ  рыдающей  матери  и    рядом,   залитое   безудержными слезами  отчаяния, милое,    лицо  преданной,  молчаливой,  любимой  Анастасиюшки.   Они  сердцем  чуяли  его  беду.  Патра  просил  у  них  прощения  за  свою  нелепую  смерть,  он  не  понял  сразу  свирепый  нрав  своего  двойника  и  уж  никак  не  ожидал  от  него    захвата  власти.   
«Что  станет  с  вами?  Простите,  я  не  уберёг  вас!»               Любимые  женщины  всей  мимикой  страдальческих  лиц,  словно,  пробивали  к  нему  мост  спасения  от  жестокой  судьбы.  Стянутое  кожаной  маской  лицо  царевича  ,  искажённое  мукой,  тянулось  ответным  зовом  к  родной  плоти,  но  между  ними  поплыли  огненные  полосы  в  бездне  мрака.  Нестерпимая  боль  тела  начала  неметь,  появился  нестерпимый  зуд,  колики,  тошнота.  Рвотные  массы  застревали  в  горле.  Патра  молил  Бога  о  смерти,  что бы  скорей  прекратились  его  мучения.  Ощущение  пустоты   мышления  о  спасении,  давящая  кромешная  мгла,   удушье  смрада,  стирало  грань  между  реальностью  и  небытием. Рефлекторно,  нехватку  воздуха,    организм  пытался    пополнить  захватом  губ,   но челюсти тисками  сжимала  кожаная  преграда,  оставляя  на  зубах  запах  солёной  крови  искусанных  губ.  Патра    понимал,  что  безумие    охватывает  его,  терял  сознание,  снова  приходил  в  себя,  кричал  внутренней  болью,  но  вопли  душились  маской. В  уплывающем  сознании,  вновь прояснялось  лицо  жены,   её  огромные,  голубовато-изумрудные    очи,  проникающие  в  глубину  души.   Она  внимала  ему  всей  своей  сутью,    впитывала   в  себя   его  приглушённые  крики,  привычно  отвечала,   без  слов,  коротким,  милым,  таким   мягким,  задушевным,   нежным  «Угу!»,  интонацией,  насыщенной  полным  светом   преданной   любви, тихой         радости  и  доверительного    счастья,    Он,  прощаясь,  кидался  к  ней  и  впадал  в  беспамятство. Доверчивая  наивность  души,  расплатилась   собственной  жизнью.  Нежданно,   безжалостный,  жестокий, свалившийся  Рок,  как  бы  дразнил  его   воспоминаниями  казни  подданных,  внушал  повиновение  искуплению  муками,  теперь  уже  его  страданий,  чтобы  он  знал  истинную  цену  чужого   людского горя,  отправляемых  им  на  смерть.  Теперь  он  знал,  что  такое  предсмертные  муки,  это  не  просто  кровавое  зрелище  для  любопытных,  а    тотальные,  безудержные   взрывы  эмоции  энергий  самой  сущности  плоти,  нередко  отзывавшейся  возмездием.  Сейчас  ему  не  нужен  был  трон,  богатство,  почитание  его  величия,  он  жаждал   свежего  воздуха,  глотка   чистой   воды,      жизни,  освобождения  от  изнуряющих  оков  Боль    уходила  вместе  с  мутившимся  сознанием.  Узник  понимал,  что  вступает  в  Вечность  небытия. Над  головой  несчастного,   собиралось  светлое  облачко  энергетики  обречённого  страдания,   
оно  сгущалось   до  цвета  разведённого  молока и  поднималось  вверх.  Слабоискрящейся  струйкой,  просочилось  из-под  крышки   тюремного  колодца   и,  звёздчатым,  не  видимым  глазу,  потоком,  устремилось  вверх,  пробив,  как  стрела,  нагромождение  белых  облаков  над  побережьем.
Энергетика  неба,  Стихтни  Природы,  направила  луч-стрелу  прямо  в  модуль  машины  Времени,   Спиридона, путешественника  во  Вселенной.
Спиридон    глянул  на  яркий  огонёк  контрольной  кнопки,  фиксирующей  неизвестную  энергию  человеческих  эмоций.   Летающий   Модуль  его  машины  Времени  вынужден  был  остановиться  на  блуждающем  корабле    «Хранителей  Вселенной».  Получив  необходимую  помощь,  Спиридон  собрался  лететь  назад,  в  своё  в  будущее,  но  сигнал  бедствия  остановил  его.  Пуьешествеггик  Во  Времени,  не  мог  проигнорировать  зов  энергии,  которую  изучал.    Не  предупредив  «Хранителей  Вселенной»,  он  тут  же  помчался  на  помощь,  ибо  жизнь  несчастного  вот-вот  обрывалась. Спиридон  понимал,  ослушание  может  стоить  ему  отчуждения  и  блуждания  в  космосе,  но  у  него  не  было  времени  на  размышление,  гибла  жизнь,  а  он  считал  себя   «Спасителем во Вселенной».  Его  энергетические  показатели,   высвечивали  невиновность  человека,  попавшего  в  ловушку   свирепой  подлости, коварной  лжи,    зависти,  злобной  несправедливости.  Машина  Времени  Спиридона  вершила    воздаяния,  свершала  чудеса  спасения  во  имя    благоденствия.   Он  был   желанным  гостем  на  корабле  «Хранителей  Вселенной»,  однако,  они  просили  не  вмешиваться  в  естественные  процессы.  без  их  разрешения.  Нарушение  Закона  взаимодействия,  лишало    Спиридона  доверия  друзей.  Могло  обернуться  непредсказуемыми  последствиями.  Машина  Времени,  из  прекрасного  будующего,   отнесла  его  в  изучаемое  историческое  прошлое  своей  планеты,  фиксировала  энергетику  того  Времени  и  Пространства,  которое   его  интересовало,  как  учёного,  в  достоверной  действительности,  в  которую  он  не  имел  права  вторгаться,  нарушать  то,  что  уже  произошло.   Негодующий  взрыв  энергетики  Стихии.  Зов  его  собственной  души,  нарушили  запрет.  Человек,  которого  он  видел на  пляже, сквозь  облака,   с    корабля   «Хранителей»,  был  чист   сердцем  и  душой,  стремился  к  добру  и  свету,  а  потому,  Спиридон  не  мог  допустить  его  смерти. 
В  тёмном,  смрадном  колодце,  Патра,  вдруг,  почувствовал  звуковые  колебания,   как   звук   серебряных  колокольчиков.  Серебристые,  очень  тихие  звучания,    касались  его  тонко        едва  ощутимо,  приятной,  успокаивающей  прохладой,    улучшали  его   физическое  и  духовное   состояние. Светло-фиолетовый  свет,  сканируя,  проник  в   темницу,  осветил  узника.  Нахлынула  волна  спокойствия.  Царевич    начал  ощущать,    невесомость    своего, истерзанного  муками,  тела.  Пронзительные,  ноющие  боли  ослабели,    глушились  и  полностью  исчезли.  Разлитая  слабость,  как  клеевая  субстанция,  держала  остов  фигуры.  Пульсирующий  фиолетовый  луч,  проник  в  тело,  как  сквозь  сито.     Внутренности  распадались  на  мельчайшие  частицы,  но  оставалась  в  пределах  границ  органов.  Патра  воспринял  изменения,  как  наступление  смерти  и  смирился,     не  сопротивляясь,  благодарил  Бога   за  прекращения    жутких  мучений.  Клеточная  масса  оторвалась  от  скользкого,  холодного  дна.  Начала  подниматься  и  просачиваться    сквозь  крышку  люка.    Часовые  на  башнях  онемели,  увидев,  из под  закрытого  люка,  в  фиолетовом  свете,  контуры  выплывающего  человека.   Их  охватил  ступор.  Они  не  могли  пошевелить  ни  одним  мускулом,  двигаться,   крикнуть,  подать  сигнал  тревоги.  Они  могли  только,  безмолвно,  созерцать.  Прозрачная  фигура  довольно  быстро,  словно  пёрышко,  поднялась  вверх,  превратившись  в  золотисто-фиолетовую  точку,  которая  растворилась  в  облаках.    Пока  сторожевые  пришли  в  себя,  видение  исчезло.  Они  бросились  к  колодцу,  отодвинули  засовы,  осветили  внутреннюю  черноту.  Колодец  был  пуст.  Когда   прозрачная  фигура  обрела  плотность,  Спиридон  срезал  маску  с  лица.  Перед  ним  лежал  седой  старик,  измождённый,  бессильный,  с  искусанными   в  кровь, губами  и  просил  пить.  Мутный  взгляд  узника  бессознательно    бродил  вокруг,  не  понимая,  что  произошло,  где  он.  Числовой  указатель  идентичности  личности   модуля  Времени,   показал,  это  был  Патра,  царь  Скверного  государства,  которое  собирался  посетить  Спиридон.    Путешественник  во  Времени,  обдумывал  свой  поступок,  искал  из  него  выход.  В  его  мозгу,  внезапно,  промелькнуло  предложение,  скрыть  содеянное.  Перенести  Патра  в  безопасное  место  не  Земле,  однако,  именно,  после  этой  мысли,  к  нему  в  модуль,  вошёл  «Хранитель  Вселенной».
«Мы  наблюдали  твой  поступок  без  вмешательства,  ибо  ты  творил  его  из  чистых  побуждений,  хотя  знал  принципы  законов  Космоса.   Прошлое,  настоящее,  будущее  творения  Вселенной,  находятся  в  одном,  целом  взаимодействии
  кругооборотов  Спирали    Жизни.  Нарушение,  сдвиг  события  в  одной  цепи,  влечёт  за  собой  изменение  в  последующих  звеньях  Спирали.     Творящие  силы  подконтрольны  нам,  «Хранителям  Вселенной».  Мы  нарушили  свой  закон,  приняв  тебя  на  свой  корабль.   Однако,  на  корабле  ты    не  останешься  и  мы  никогда  не  приютим   больше  путешественников  Времени.  Суть  наших,  Творящих  Сил  --  Любовь.  Добро  побеждает  Зло.  Мы  вылечим  царевича,  внедрим  в  его   пальцы  миниустройство  ,  которое  мгновенно,  полностью  восстанавливает  жизненные    физико-биологические  процессы  в  клетках.  Он  станет  исцелять  любые  заболевания,  но  мы  сотрём  память  о  прошлом    его  жизни,  чтобы  сохранить  его  психику,   Еиу  не  следует  знать,  как   двойник  отправит  Анастасию  в  монастырь,  станет  пытаться   её насиловать,  из-за  чего    царица  покончит  с  собой.  Спустя  время,   сына  Патра  убьют,  заманив  в  лоыушку.  Вселенная  воздаёт  Возмездие  за  всё  содеянное.   Кару  понесёт  знать  и  народ,  принявший  и  возвеличивший  преступника.   Как  бы  не  старался  подменник  перестроить  страну  на  свой  лад,  страна  не  поднимется  до  уровня  высших  цивилизаций  тех  государств,  с  которыми  она  граничит.  Страна  останется  отсталой,  где   богатые   богатеют,  а  бедные  беднеют,  пока  не  восторжествует  Высшая  Справедливость,  Воли  Народа.   Народ  страны  должен  научиться  ценить    Моральные  устои,  благоразумие,  искоренить    предательство,  ложь  и  обиан. 
Старец  Патра   будет  лечить  людей,  искупать  вину  народа  своим  нищим  отшельничеством!»
«Это  слишком  жестоко,  я  понесу  за  него  наказание!  Моя  вина!»
«И  ты  понесёшь  искупление.  Твои    факты  изучаемой  истории  периода,  в  который  ты  вмешался,  не  станут  достоверными  и  не  примутся  Научным  Советом  Будущего.    Начнёшь  всё  сначала.  Если  ещё  раз  вмешаешься  в  историческую  стабильность,  погибнешь!  Вмешиваться  в  обстоятельства,  позволено  только  Стихиям.  Стихия,  бурным  воздействием,  предупреждает  Людей  и  животный  мир  об  опасности.     Реагирует  на    сигналы  Стихии,  Разум  и  Предчувствие,  Эмоции  чувств!» 
 «Моё  мнение,  такое  наказание  миллионам  людей  не  очень  справедливо!»
«Не  стану  спорить,  ибо  судьба  каждого  народа  в  нём  самом.    Взрыв  бунта  бедных  будут  сотрясать  общество.   Рок  оставляет  за  людьми  сознательный  выбор,  справедливость  или  гибель  страны  под  нашествием  врагов,  предательства,  жадности,  воровства,  алчности.  Спасти  будущее  может  только  сам  народ!»
Патра  очнулся,  молча  слушал  диалог,  понимал  смысл  телепатически. Спиридон  увидел  осознанное  выражение  лица  спасённого. Царевич  понял,  он  живой,  его  первый  радостный  взгляд  был  направлен  на  Спиридона,  только  где   он   находится,  в  раю  или  преддверии  ада,  Патра  пытался  понять.   Глядя  прямо  Спиридону  в  глаза,  Патра  произнёс:
«Я  хочу  жить  дальше!».
В  предгорьи  живописного  места,  у  тихой  заводи,  на  опушке,  окружённой  пышной  зеленью  леса  и   бурной,  разнообразной  растительности,  поселился  седой  старец-праведник  Порфирий.  О  нём  ходили  легенды  его  святого  жития,  лечебных  способностях,  доброте  и  человеколюбии.  Откуда  он  пришёл,  никто  не  знал,  так  же,  как  о  его  прошлом.  Сам,  Порфирий,  о  себе  ничего  не  помнил,  только  по  ночам, иногда,   перед  ним  всплывали  горящие,  тёмные  ,  выпуклые  глаза. Они  впивались  в  него  и  жалили,  как  змеи.   Порой,  во  сне  приходила  прекрасная,  ослепительной  красоты,  женщина  в  белом,  с  ребёнком на  руках.  Он  тянулся  к  ней,  но,  волнующий  лик,  с  нежной,  любящей  улыбкой  на  устах  был  недосягаем.  Видение  медленно  уплывало  и  растворялось  в  сиянии  звёздного  ореола.   Он  не  помнил,  кто  они,  но  забывчивость   ему  не  докучала.    По  труднодоступным,  горным  тропам,  лесным   чащёбам,  к  нему  за  советом,  исцелениям,  просто  общением  с  избранным  человеком,  постоянно,  приходили  люди,  порой  целыми  семьями,  общинными  группами.  Порфирий  никому  не  отказывал  в  помощи,  встречал  приветливо,   с  радостью,  как  близкого  родственника.   Излечивал  не  только  душу,  но  и  любые  проявления  болезни. Спал  он  очень  мало,  молился  всё  свободное  время,  почитал  Бога,  Природные  Стихии,  любил  наслаждаться  запахом  леса,  травы,  цветов,    слушал  речное   журчание,  был  нежен  к  любому  проявлению  жизни,  не  обижал  ни  малейшего  существа,    дружил  со  зверями.    Внушал  пришедшим  к  нему,  трепетное,  чуткое  отношение    человека  к  природе,  учил  читать  её  Знамения.  Порфирий  часто  смотрел  в  небо,  словно  кого-то  ожидал.    Он  мог  вызвать  дождь  на  засохшую  землю,  утихомирить  грозу,  отодвинуть  облака,  заслоняющие    солнце.   Подобных  ему  не  было,  дела  его  были,  по  истине,  чудодейственны.  Кто  он  был  в этом  мире,  Порфирий  так  и  не  узнал,  но  вошёл  в  святое  бессмертие.