Миссия сострадания. Редактор-1 18 плюс

До того
http://www.proza.ru/2018/09/10/1792

1
Редактор отложил рукопись и довольно потянулся в кресле. Ещё один графоман! Но как я его разделал! Ха, мечты престарелого идиота. Надо же такое придумать! Иногда он выбирал наугад рукопись, сейчас попалась эта, и сам правил, предвидя заранее исход. С удовольствием проходил красным, остро заточенным карандашом по корявым строчкам. И не отправлял в урну, а аккуратно складывал в отдельную папочку, чтобы потом издать очередную критическую книжку.

Здесь же ни ошибок, ни неверно построенных фраз он не обнаружил. Да это и не важно. Важно лишь то, что она раскусил автора, страдающего, страдающего…. И не жалел. Ничуточки.

Ишь, чего захотел! И пишет от первого лица. Всё прозрачно и тривиально – несчастный, неудовлетворенность, и надежда только на сострадание и милосердие. Понятно, почему и жена ушла он него. Зануда, наверное, а ещё мечтает о молодой любовнице!

То, что у него самого любовница лет на двадцать моложе, он, примерный семьянин, считал вполне естественным. Она была удобной – сама замужем, от него не зависела, и встречались регулярно, доставляя друг другу даже больше, чем просто наслаждение. Необременительная связь вносила дополнительное разнообразие в и без того насыщенную жизнь.

Постой, а если? Он написал, что среди милосердных были замужние женщины! А что, если она тоже? Нет, это исключено. Редактор уверен в своих силах, возможности и неотразимости. Завтра у них очередная встреча, и он расскажет, как разделал в пух и прах незадачливого автора. Да и жене тоже расскажет. Даже раньше.

А правда, что, тот не знает что делать? Интересно, вышел ли он из машины, или же просто трусливо смылся? Ага, надо ещё написать – «автор не знает, чем закончить произведение, что означает…». А он сам бы вышел или уехал? К чему? С ним такая ситуация просто невозможна. У него – надежный тыл, как ни тривиально это звучит, и…

Всё, домой. Его ждёт ужин, беседа с женой, общение, пусть по телефону, с детьми. А потом он поедет на очередное заседание. Редактор посмотрел на часы – ого, да он сегодня припозднился! Нет, сразу домой.

***
Он остановился у охраняемого двора в старом районе города, не выходя из машины, нажатием на кнопку пульта открыл ворота.
Консьерж приветствовал его. Пятый, предпоследний этаж, лифт. Он обычно не звонил в дверь, а открывал её сам, прикладывая таблетку.

– Маша, я пришёл! – привычное приветствие. Сейчас она выйдет к нему навстречу, привычно обнимет, он переоденется и пойдёт ужинать. И будет рассказывать. И она поделится впечатлениями о начале учебного года. Доцент-филолог, умеёт и говорить, и слушать.

Но Маша не вышла навстречу. Он заглянул в одну комнату, в другую. Никого. Наверное, ещё не вернулась, может, у неё заседание кафедры? Придётся ужинать в одиночку.

Он переоделся в домашнее и отправился на кухню. Стол был девственно чист. Только листок в центре и маленький бронзовый бюст Пушкина из кабинета жены, чтобы листок не улетел. Что он здесь делает? – подумал редактор, сдвинул его в сторону и прочел:

«… надоело исполнять роль жены и хозяйки, дети выросли, надоело исполнять супружеский долг, в котором ты так и не преуспел. Хочу пожить для себя…»
И внизу приписка: «Ужин в холодильнике»…

***
– Я… я сегодня не смогу встретиться, – редактор с трудом выдавливал из себя.
– Что, непреодолимые обстоятельства? – не без доли ехидства, хотя, конечно, у каждого мог быть форс-мажор.

Иногда свидания приходилось отменять, они – люди занятые и востребованные, у обоих собственные обязательства, но сейчас…. Наверное, Она что-то почувствовала.
– Да нет, – ответил он, – вполне преодолимые, и, совершенно неожиданно для себя, выпалил: – от меня ушла жена, и …. И встретил ожидаемо-неожиданную реакцию:

– Значит, жена – это всё, я для тебя нечто вроде десерта? – женщина, сознательно сделав паузу – что же он ответит, хотя продолжение у неё было готово.

Почему у него сорвалось с языка? Ведь они, по умолчанию, не затрагивали семейных отношений, жертвовать которыми вовсе не собирались. Теперь он должен сказать нечто, чтобы…. О её неотразимости, совершенстве, о том, как она ему необходима.
Но разве ж он не произносил подобного, сжимая женщину в порыве страсти, или просто гладя по пушистым распущенным волосам, или нечаянно прикасаясь, когда они были в обществе? Теперь же он выступал в роли брошенного мужа, что несколько меняло диспозицию и отношения. Он мог не говорить об этом, но Она, так или иначе, узнала бы. Только не сразу. И, опять-таки, поняла, что он скрывает сей весьма неблагоприятный для него факт. Так что лучше сразу, – утешал ли себя он?

– Таким десертом я мог бы не только лакомиться, – попытался пошутить он.
– Ой, ли? А как же основное блюдо? – более чем прозрачный намек, ведь для подержания формы, на которую он не мог пожаловаться, необходима ежедневная подпитка и тренировка. И себе она ограничений не ставила, семья – прежде всего. И любовник должен быть благополучным и не претендовать на большее, на безраздельное владение её прекрасным телом и душой.

И он почувствовал это на расстоянии. Она же:
– Не расстраивайся, вернется она, – зная, что подобное невозможно, нагулявшийся кот возвращается, лисичка же. Дать ему шанс? Пожалуй. Только не сразу. – У меня вся неделя занята.

– Может, тогда на следующей неделе? – нетвердо, однако, не обрезая сразу, – приезжай ко мне…

– Да, созвонимся, – тоже не сворачивая отношений, хотя могла сказать: мол, что, место вакантное? Некого пригласить? Но зачем? Она помнила его сильные объятия. И посмотрим, как будет дальше.

Телефон отключился.

***
Он сделал немало звонков и детям, и приятельницам жены. Но никто ничего определенного сказать не мог. На работе. И в университете в расписании отсутствовала её фамилия. Значит, она заранее готовилась. Позвонил на кафедру, представившись коллегой из другого ВУЗа, и узнал, что она здесь больше не работает.

Редактора не хватил инфаркт, редактор умел держать удар. И пить не начал. Однако….
Однако вернулся к раскритикованной рукописи. Как хорошо, что он не успел рассказать Маше (любовницу, как и жену, тоже звали Марией) про раскритикованную рукопись. Он сам оказался в подобной ситуации, вот в чем дело. Редактор невольно потянулся к бару, но отдернул руку. Голова, несмотря ни на что, должна оставаться чистой. Работать, работать.

Редактор обладал феноменальной памятью, и ему не нужно было видеть перед собой прочитанный текст. Страницы бежали перед его глазами, будто он переворачивал листы книги. Где же, где…. Вот оно! Совпадение? Не может быть! Надо проверить!
Он раскрыл ноутбук. Заварил кофе, невольно оттягивая момент. Так, здесь. Память не подвела. Гамма, Фасолька, Симпатяжка, и… Десертик! Кровь прилила к голове. Чашка задрожала в руке. Значит, Она – тоже? Тогда кто я? Ведь с ним Маша была нежна, ласкова, улавливала малейшие желания. И ей не хватало? И что она, с её идеальной внешностью, образованием, да и положением, могла делать в столько странном обществе? Или они, действительно занимаются подобного рода благотворительностью, и даже Маша!

А, может, она просто оговорилась? Десертик – да, именно так. Каждая встреча приносила истинное наслаждение, но о том, чтобы как-то узаконить отношения, разорвав существующие, и речи не было. С обеих сторон. Их пока устраивало положение дел. И никакой ревности. По крайней мере, внешне. Любовь любовью, а семья несколько иное.

И что могло не устраивать Машу, жену?
Мысли путались. А вдруг тот, автор, специально подсунул ему рукопись, чтобы поиздеваться? Или предупредить? Да, файл пришёл накануне, он только распечатал для правки наряду с другими, и всё. Не вчитывался. Но что бы это изменило? Маховик был запущен, и остановить его не было никакой возможности.

Грустные размышления прервал телефонный звонок. Опять сердце ёкнуло. А вдруг Маша, жена? Решила вернуться или хотя бы сообщить, где находится. Но нет. Очередной автор с надеждой на публикацию и положительную рецензию. Редактор обещал тщательно посмотреть, но «всё зависит от качества материала»… потом ещё звонок, ещё. Работа отвлекала, и это было именно то, что нужно.
В течение недели он так и не решился позвонить Маше. Несколько раз брал телефон, открывал страничку. И не решался. И причиной тому не гордость, а невозможность вернуться в недавнее прошлое.

Загружал себя работой, встречался с множеством людей, организовывал, проводил, читал рукописи, отбирал достойные публикации, неудачникам же советовал больше и тщательнее работать над текстом. Дела шли хорошо, даже прекрасно только вечером он оставался один, как бы поздно ни возвращался. И тогда начиналось…

***
В один из вечеров он возвращался с очередного заседания. Ничего путного, старые исписались, а молодые не дотягивали даже до среднего уровня. И приходилось им объяснять, что да как. Как выбирать сюжет, строить фразы. Как избавиться от шлака, что касается рассказов, как написать так, чтобы сюжет захватывал с первых строк. Но это было проблемой и для него. Да и для всех, пожалуй.

Он оставил машину на парковке, хорошо, до дома минут пять. Вечер был чудным, осень ещё не опустила на землю дождливое одеяло. В магазин надо зайти, – подумал он, сейчас покурю, и пойду. Раньше этим заведовала Маша, теперь же о пропитании приходилось заботиться саму. Хотя заниматься домом и готовить он умел.
Редактор присел на скамейку, достал сигареты.

И тут перед ним внезапно материализовалось нескладная высокая худощавая девушка в зелёной юбке, белой блузке с фиолетовым галстучком, таком же беретике, на котором сбоку две золотые, перекрещенные буковки вязью – “М и С”. И сумочка через плечо с таким же логотипом…. Сердце чудом не остановилось…

– Здравствуйте, у вас есть несколько минут, – она замялась, – времени?

Продолжение следует

http://www.proza.ru/2018/09/19/1821