Бломба

Как-то лютой зимой делала пересадку в заштатном городишке; в станционном помещении был жуткий холод, и меня, пожалев, приютила в своей служебной каморке какая-то дорожная служащая. Там было даже жарко, по стенам виднелись какие-то датчики, мелькавшие разноцветными огоньками. Это был единственный свет, так как лампочку под потолком не включали.

Я поместилась на короткой лавочке и, кое-как скрючившись, пыталась заснуть: ждать попутного поезда предстояло всю ночь. Но спать не давало не только неудобное лежбище, а и почти непрерывавшаяся беседа между хозяйкой каморки и ещё одной тётенькой – едва ли, думаю, сцепщицей (там надобились мощные мужики), скорее обходчицей. Позже узнала, что подобные осмотрщики-ремонтники пассажирских и товарных составов именуются вагонниками; не исключено, что у тётеньки в трудовой так и значилось - в пугающем мужском роде – «вагонник».

Это было низкорослое существо бочечкой, в форменной зимней тужурке на вате, в толстой шали и валенках с галошами. В морщинистом личике с постоянным выражением обиды больше всего привлекали маленькие, как шильца, глазёнки и поразительно узкий покатый лобик. Это, да ещё и крайне неграмотная речь выдавали в ремонтнице вечную в школе троечницу, а вообще-то скорее латентную двоечницу.

Насколько я поняла, почти всю ночь вагонница высказывала обиду на кого-то, кто посмел уличить её в некой нерадивости: так, в её бубнеже то и дело возникало слово "бломба". По-видимому, это была, конечно, пломба, коей запечатывают вагоны. Получалось, женщина прекрасно видела эту пломбу, когда обходила вверенный ей участок. Пломба непотревоженной висела себе и висела, а остальное обходчице было и ни к чему.
 
Бломба вместо пломбы произносилась, возможно, для пущей важности - как профессиональный жаргонизм, указывающий на принадлежность к некой высшей касте по отношению к прочим смертным, а может, по причине банальной безграмотности или ещё: из-за трудности столкновения во рту звуков "п" и "л". Простые люди подобного не любят и избегают - так, моя дачная соседка сказала, что, называя нашу деревню, ей удобнее говорить Абакумово нежели Аввакумово...

Что меня изумляло той бессонной ночью (и продолжает изумлять до сих пор), так это тот гигантский массив аргументов в свою защиту, который приводила крошечная бывшая двоечница. Бубнила она очень тихо, но, судя по возникавшей то и дело "бломбе", оправдательный монолог длился долгие часы - до самого утра! Время от времени обходчица ненадолго выходила на мороз по своим служебным делам, и за эти несколько минут у неё накапливалось множество дополнительных доводов в свою защиту.

… Вот пара взвизгов галош на морозе за дверью, клуб белого студёного воздуха с улицы, стряхиваются рукавицы, толстые крюки указательных пальцев поправляют шаль, попа ищет табуретку, а возмущённое сознание – слова.

Как мне вспоминается, там был подробнейший очерк беспорочной тридцатилетней службы на дороге с конкретными примерами, подчёркивающими эту самую безусловную беспорочность. Там были люди, сослуживцы - простые и начальники, родственники - близкие и дальние, соседи и добрые знакомые, которые никогда, ни на одну минуту не усомнились в сугубой порядочности, трудолюбии и даже самоотверженности скромной вагонницы.

Особый упор делался на профессионализм и компетентность самоадвокатши. Тут сыпались названия и маршруты тех или иных составов, видовые перечни вагонов, особые надписи на них (абракадабра этих надписей, условных значков и обозначений и меня всегда завораживала!), а главное, разновидности вагонных "бломб", в которых - уж будьте покойны! - эта обходчица разбиралась как никто другой. Само собой каждый из пунктов защитительной речи дополнялся развёрнутыми подпунктами необходимых дополнений, разъяснений и уточнений.

Не назвав поименно никого из своих обидчиков, одной немыслимой горой оправдательных аргументов маленькая узколобая тётенька умудрялась создавать из этих негодяев чуть ли не образ вселенского абсолютного зла; сама же, разумеется, представала в ангельском обличьи непорочной библейской страдалицы.

Но откуда, откуда, скажите вы мне, у подобных людей берутся такие Монбланы аргументов? Ведь будь я на месте этой женщинки, скорее всего обошлась бы тупой фразой типа: "Невиноватая я!.." Или напротив: "Извините, виновата, недоглядела".

Схожий случай, кстати, был у меня на N-ском телецентре. Я сидела в одном кабинете с главным экономистом Галиной Степановной, и вот однажды она пришла непохожей на себя, понурой и заплаканной. К нам в кабинет - узнать что случилось - сбежались дамы из бухгалтерии, кассы и приёмной. Галина Степановна сквозь слёзы стала рассказывать: директор телецентра - по блату и бесплатно (видимо, кто-то для него своровал) - добыл для неё КамАз кирпичей на дачу, но сволочи-работяги, перебрасывая их через забор, почти все кирпичи расколошматили в куски. И вот Галина Степановна - в унисон с той самой обходчицей - закатила слезливый монолог минут аж на сорок пять!

Тут было всё: поэтапный рассказ о нелёгкой жизни женщины, которую бросил муж, а на руках у неё больной, выживший из ума отец плюс две дочери, которых нужно всем обеспечить; тяжкое существование в годы торжества социализма (здесь в ход пошли цифры окладов, зарплат, жалких премиальных и отпускных - экономист она или где?), выжить в которые помогала лишь скромная дачка, состоявшая из домика-развалюшки и нескольких грядок. И так далее и тому подобное. Спустя академический час все мы были полностью распропагандированы и завербованы этими наикрепчайшими железными доводами и буквально затолкали Галину Степановну к директору. У него она пробыла ещё минут сорок, рыдая и комкая в блестящих сухих пальцах батистовый носовой платочек.

Директор, естественно, проникся - и добыл для несчастной ещё один грузовик с кирпичами, которые рабочие на сей раз разгрузили предельно бережно, как хрупкое стекло. Правда, впоследствии соседи по Галининой даче говорили, что и первый грузовик доставили аккуратно - если и побили, то совсем ничтожное количество кирпичей - ну, может, штук восемь всего. Не исключено, впрочем, что соседи Галине просто завидовали...

И опять же: как можно так быстро найтись, так молниеносно сообразоваться, чтобы приготовить целую пропасть аргументов в свою защиту? Ведь взять меня, я, может, тоже бы разрыдалась, но смогла бы промямлить лишь два слова: "кирпичи" и "разбили"...

Подумала, что, должно быть, люди, подобные той обходчице и Галине Степановне с телецентра, невероятно, фантастически, почти болезненно зациклены на самоценности материальной жизни и себя в ней.

Мой же сын  сказал, что нечего мне морочить себе голову: просто такие люди ежесекудно помышляют о собственной выгоде, отсюда и берутся все их аргументы.

Помышляют – следовательно, непрестанно мыслят, всякий миг осознают своё место среди людей и вещей, рефлексируют. Меж тем знаменитый нейрофизиолог и психолингвист Татьяна Черниговская рассуждает так: «Ученые не могут договориться на эту тему. Одни говорят, что сознание — это просто реакция организма. Но тогда, извините, оно есть и у животного, птицы, рыбы, насекомого, инфузории — то есть у всех живых существ. И у цветка, который растет в горшке у вас дома, оно тоже есть — представляете? Или скажут, что сознание — это рефлексия, осмысление своих действий. Но в таком случае сознанием не обладает 90% населения Земли, потому что подавляющее большинство людей никогда не рефлексируют, а просто живут — как трава… Что же такое сознание? Ненахождение в коме, бодрствование? Вот вы можете сказать? Я — нет».

Ну, глубокоуважаемой Татьяне Черниговской всё же не удастся запутать меня. Она – о терминологическом споре, о разногласиях учёных по поводу дефиниций. А ещё Черниговская – мастер парадоксов. Никогда не соглашусь, что мои вагонница и Галина, люди и правда не очень далёкие, живут как трава и никогда не рефлексируют – отнюдь! Они очень даже много думают и рефлексируют – может, куда больше людей развитых и высокообразованных. Иное дело – направление их мыслей; тут речь о разных ценностях. Если и не осознавая, то хотя бы смутно ощущая свою ущербность, они что есть сил борются за своё место в этой жизни и своё благополучие. Как, кстати, всё живое на Земле, начиная с той самой инфузории. Пока таких людей не трогают, не покушаются на их благополучие, они кажутся вполне безобидными и даже слегка забитыми. Однако стоит их только тронуть и покуситься, в них просыпается сила – сила весьма опасная и грозная.

По моим жизненным наблюдениям, эту скрытую до времени опасную силу тонко чувствуют разного рода начальники – видимо, это связано с их, начальников, статусом и характером деятельности. Так, в Казахстане у меня была знакомая Алла, директор краеведческого музея, единственный в этом учреждении дипломированный историк. Подчинённые – в основном женщины-казашки, малообразованные, посаженные на тёплое местечко высокопоставленными родичами. Началась смута 91-го года, Аллу к тому же угораздило возглавить славянскую ассоциацию. И вот подчинённые заслали наверх «телегу», обвинявшую Аллу во всех смертных грехах. Алла рассказывала: «телега» на шести листах – это сплошная напраслина, кошмарное безграмотное непотребство, практически поток бессвязного сознания.

- Ну так чего бояться! – рассмеялась я. – Наверху же не совсем дураки сидят, поди разберутся что к чему.

- О, нет! – грустно возразила Алла. – Как раз именно этой-то бумаге и дадут ход, вот увидите…

К несчастью и к моему удивлению, так и случилось: Аллу вытряхнули из музея после двадцати с чем-то лет отличной службы и больше никакой работы она в нашем городе не нашла, стала незадачливой челночницей, а затем и вообще съехала в глухую сибирскую деревню.

Конечно, к этой истории примешались и пресловутый «парад суверенитетов» того года, и «рост самосознания казахского народа», но в основе – всё тот же страх начальства перед тёмной и опасной силой возмущённого, готового взбунтоваться «плебса». Это подтверждается и нынешними временами, а иначе зачем бы - по крайней мере в нашей стране, в России - громоздилось столько силовых структур?

Но есть тут и ещё один нюанс, отчасти даже забавный: на мой взгляд, прослеживается явное родство «человеческих инфузорий» и существ, облечённых властью. Да-да, не смейтесь! И те, и другие зациклены на собственном благополучии, готовы беспощадно драться за него, и потому у них сходные коды, единая система распознавания «свой-чужой». И когда начальник смотрит на бумагу с безграмотной мазнёй «инфузорий», сквозь этот палимпсест для него отчётливо проступает шифровка близкого сродственника...

Прежде всего по причине этого родства власть предержащих и «пролов» и держатся режимы во всех государствах, к тому же «пролы» знают порядок и пекутся о его незыблемости. Они скорее распнут Христа, нежели покусятся на своего хозяина, пусть даже откровенного негодяя и свирепого сатрапа. Вот такая выходит «бломба».

2018 г.