Былинные земли. Белый край исповедальный

Документальный рассказ


Есть что-то общее между Лепелем и ушачским Мосором.

…Туда можно попасть, если ехать из Минска на Полоцк. С правой стороны, где граничат районы, будет указатель. Свернув на проселочную дорогу, вы вскоре окажетесь меж двух озер.

Я отправился, имея на руках документ из Государственного исторического архива Латвии – статистический отчет Витебского губернского комитета за 1891 год о землевладельцах того времени. Влекло любопытство – сразу за Мосором, на озере Бельском, говорилось в документе, располагалось село Белое, и жила в нем женщина – Забелло. Что могла означать ее фамилия, неизвестно, да и не столь важно. Однако не лишним будет сказать, что в районе Лепеля до революции существовали два населенных пункта с корнем «бель»: Изабелино и Старый Изабелин. И Лепельское озеро называлось в древности Белым, и поселения на его берегу назывались так же. И там, и тут – как белая замять...

По имени, отчеству женщину звали Жозефина Эразмовна, и обладала она высоким сановным титулом – графским. Много ли подобных фигур вы насчитаете?

Забелло в Белом владела имением и, как полагается графскому величеству - приличным: почти двумя тысячами десятин (одна десятина – примерно гектар). Одна лишь усадьба занимала 12 десятин и 800 саженей. 

Что же осталось от той роскоши?

Конечно, никакой надежды увидеть ее хоромы я не испытывал, помня с детства приключенческий фильм «На графских развалинах». Мы тогда воспитывалась в духе порицания частной собственности и барского сословия. А вместе с порицанием отринули историю – не знали, кто мы и откуда, где наши истоки.

О, Белая Русь! Интерес к ее прошлому сейчас просто зашкаливает. Мне довелось слышать, что в Национальном историческом архиве Беларуси не хватает мест для посетителей и выстраиваются длинные очереди к летописным источникам.

ЛЕТОПИСНАЯ ГРАФИНЯ

…Мне повезло. Ничто не мешало зреть бывшие графские земли, а первым человеком, который встал на дороге, чтобы помочь сориентироваться, оказалась старейшая жительница Любовь Корсак.

Я чуть не вскрикнул от удивления. Дело в том, что Корсаки и Забелло были повязаны родственными отношениями. Как пишет польский исследователь Роман Афтанази, Белое было давним наследием Корсаков, «панов из Голубич», но дважды переходило из рук в руки в качестве приданого. Сначала Анна Корсаковна, выйдя замуж в 1573 году за Николая Ниемировича-Щита, переписала на него свое добро, а уже спустя почти триста лет, в 1848 году, по смерти последнего мужского представителя этого рода, собственность снова досталась Корсаковым («дочь Эразма вышла замуж за Забелло», так пишет Афтанази).

- Знаете ли Вы, чью фамилию носите? – спрашиваю Любовь Корсак.

Она удивленно смотрит на меня. Нет, 92-летняя женщина никакого отношения к именитому роду не имеет. По крайней мере, так считает. Ее предки – простые крестьяне, и она всю жизнь свою связала с колхозом. Правда, вспоминая отца, говорит, что он был родом из Старого Села. Не знаю, как насчет Старого Села, а вот Старый Двор в 1891 году определенно был за Владиславом Павловичем Корсаком.

О панской усадьбе в Белом Любовь тоже ничего особенного сказать не может. Знает, что пани умерла и похоронена на местном кладбище, а ее сын бежал на Запад. Пустой дом после советско-польской войны разобрали... 

Когда же Белое стало графским? На востоке ранг высшего дворянства ввел Петр I, и к концу XIX века титул унаследовали свыше 300 российских родов. Забеллы получили его раньше, в XVII веке, со стороны Священной Римской империи. Они всю жизнь берегли акт, свидетельствовавший, что Самуэль Забелло удостоен графского титула императором Леопольдом I – за отличие в войне с Турцией, в боях под Веной.

ЩИТ ОТ СЛОВА «ЗАЩИТНИК»

Ясное дело, Жозефина Эразмовна унаследовала титул, выйдя замуж. Ее супругом стал один из сыновей Йозефа (Осипа) Забелло. Самый младший, Станислав, получил наибольшую часть графской собственности, и считался наследником Ореховно с шестью фольварками. Там он хранил главные реликвии предков, в том числе трофейные вещи из-под Вены, где Самуэль Забелло, командуя панцирной хоругвью, захватил шатер Кара Мустафы и поживился добычей. Набором гусарской сбруи и портретами героя был обставлен гостевой покой ореховской усадьбы, которая разительно отличалась от бельской. Гордость владельца составляла также каплица с надгробием Йозефа Забелло, гетмана литовского (военного министра).

Поместье в Белом графине Жозефине досталось тоже обустроенное. Основную долю в его создание внесли предшественники. Она была внучкой другого Йозефа - Щита, лепельского маршалка, а его род, хоть и не графский, считался тоже выдающимся.

Если почитать внимательно Писцовую книгу, составленную в результате средневекового обследования полоцких земель московскими ходоками, то обратим внимание, что информацию о Мосоре им давал «протопоп Григорий Щитов», из чего можно сделать вывод, что Щиты давно обосновались здесь. Один из Щитов вошел в историю как апостольский администратор при Могилевской метрополии. Известно также, что в 1620-м году Щиты построили в Белом церковь, а в период расцвета Лепеля Йозеф Щит, будучи уездным предводителем, возвел две католических каплицы: одну при дворе, а другую - на берегу озера, со спуском по аллее. Таким образом Щиты поклонялись своим прародителям, двое из которых занимали высокие должности маршалков господарских. Если перевести смысл на понятный язык, то это приближенные короля, должностные лица, советники великих князей. Видимо, власть опиралась на их мнение, проводя политику в белорусских областях.

Щиты представляли надежную опору. Фамилия могла сложиться из ратного вклада в безопасность отечества. Если ехать из Белого на юг и пересечь Уллу, то откроется необычное стародавнее поселение – Городенец. Необычное тем, что там, свидетельствует история, произошло сражение, перевернувшее прежнюю жизнь. Его можно считать началом Великого княжества Литовского. Якобы при Городенце в 1190 году был побит противник, в результате чего князь Мингайло присоединил Полоцкое княжество к Литве.

Так вот, напрашивается некая связь. Имением Городенец, по состоянию на 1891 год, в Городчевичской области распоряжались Августа Матвеевна Немиро и Валерия Матвеевна Томашевская – очевидно, сестры. Налицо их родственный союз со Щитами, так как Ниемировичи – одна из составляющих полной фамилии Щитов: Ниемировичи-Щиты. Сразу за Белым даже деревенька есть под названием «Немирово». 

А теперь о Томашевских. Примерно в 1790 году Юстин Щит, отец лепельского маршалка, приобрел Мосор, который уступил ему Богуслав Томашевич. Так преподносит историю шестой том польского Словника, в котором собраны все сведения о славянских краях Речи Посполитой. Так что ничего удивительного, что спустя сто лет эти фамилии соседствовали в списках землевладельцев Лепельского уезда.

Но почему Щиты обратили свой взор на край, который был «за спиной» Городенца? Казалось бы, на улльской водной магистрали, наиболее выгодное место – наиболее прибыльное: река была связующим звеном в масштабе торгового сплава, с юга на север, и наоборот.

Пришли новые поколения: с новыми жизненными позициями, с новым мировоззрением. Поле деятельности Щитов расширилось, какое-то из колен обратило взгляд на север. Не исключен и другой вариант. После вторжения войск московского царя в междуречье был подписан мирный договор с Великим княжеством Литовским, по которому граница пролегла вблизи Белого. Может, король снова рассчитывал на защитные функции прославленного рода?

БЕЛОЕ В ЭПОХУ ЗАБЕЛЛО

Давайте посмотрим, что приобрели графы. Поместье в эпоху Забелло не отличалось помпезностью и шикарностью, особняк представлял собой одноэтажное здание, выполненное из дерева, но стоял на высоком каменном фундаменте. Фасадную сторону украшали два симметричных портика, по четыре колонны в каждом. По бокам портиков были устроены из кованого железа баллюстрадки с изящным орнаментом.

Но главным достоянием считались, конечно, два живописных озера по обе стороны усадьбы, на дороге из Ореховно. К одному из них вела ухоженная аллея, тихая и тенистая. Вода настраивала на безмятежный лад, способствовала душевному покою. Озеро тоже находилось в собственности владельцев, составляя 326 десятин.

Двор пред домом был оборудован также скромно, без заграничных излишеств, парк сливался с естественным массивом леса. Гости сразу попадали к подъезду, миновав коротенькую аллею. По ней мы подъехали к историческому месту, и встали ошарашенные.

НА ГРАФСКИХ РАЗВАЛИНАХ

Пред нами открылось голое пространство, с грудой битого кирпича, слева – заколоченный от ненадобности сельский магазин, успевший послужить также танцевальным клубом, а справа дощатый частный гараж с подсобкой.

- Ничего вы тут не найдете, - остановила наше любопытство вышедшая из близлежащего частного дома пожилая женщина.

Я сказал, что хотел бы увидеть остатки помещичьего быта.

- Ничего не осталось, разве что разрушенное подсобное помещение. Но будьте внимательны. Там борщевик в рост человека, можно обжечься…

Я все же двинулся вперед. В густой чащобе высокоствольного растения утопала полуразвалившаяся каменная постройка, с расчлененными воротами и мощными железными навесами, вмурованными в красно-кирпичную кладку. Параметры обрушенных стен соответствовали хозяйственному сооружению.

Василь Хацкевич, известный лепельский изыскатель, сделал вывод, что это амбар.

Похоже, что графиня запасалась хлебом, заботясь об увеличении прибыли. Времена – конец позапрошлого столетия – были беспокойные, нарастала волна крестьянского давления. Помещики уже не ощущали уверенности в своем будущем, плодились мелкие собственники, а царская власть искала способы, как уберечь крупных землепользователей. Большую часть имения составлял фонд крестьянской земли – 2138 десятин. Правда, крестьяне хладно относились к возможности ее приобретения. В примечании к статотчету есть ссылка, что «выкуплено посредством единовременного взноса в казначейство» только 16 наделов, или 69 десятин…

МОНАСТЫРСКОЕ ВИНО

Помещичий доход складывался из хозяйственной статьи. "Навариться" можно было двояко: используя наемный крестьянский труд и продавая излишки, или производя какой-то вид продукции. В Белом была винокурня, а еще ветряная мельница, и вполне возможно, что порушенное здание - это остатки винодельческого промысла. Уместно будет сказать: к имению относились также две корчмы – характерный элемент того времени.

Ничего удивительного нет. Очагами винодельческого искусства славился весь придвинский край – от Полоцка до Докшиц на Березине. Область лесов, болот и озер издавна заполонили монастырские владения, где гнали белое вино еще с древности. В исторической хронике можно найти сведения: «Когда в 1541 году очередной король польский Сигизмунд I основал витебскую плебанию, то, с согласия Вильнюсского кафедрального собора, закрепил за ней ряд имений… а для содержания ввел монополию на продажу спиртных напитков» (по недавно уточненным данным, это произошло почти что накануне вооруженного вторжения московцев в междуречье, в 1561 году). «Епархия» Тадулинского монастыря еще в 1842 году содержала две винокурни и четыре корчмы.

Неизвестно, кто из предков Жозефины основал винное дело. Одно понятно: расцвет водочного производства пришелся на великокняжеский период, когда междуречье заполонили паны и переселенцы с запада. Они принесли с собой потребность скорейшей выгоды – навара, который достигался перегоном высокоградусного «змия» уже не из зерна, а из других растений.

А как еще было удержать крестьян в повиновении? Подневольный труд требовал разрядки… Горячительные напитки снижали степень недовольства и отвлекали от повседневных забот.

ПАНЫ ИЗ ГОЛУБИЧ

Белое считалось давним наследием Корсаков, «панов из Голубич». Так пишет польская энциклопедия – Словарь всех краев славянских. «Из Голубич» - значит из района Глубокого.

Действительно, составителями Писцовой книги перечисляется там целый ряд корсаковских владений - Варколапово, Остафьево, Заборье, Аникеево. Они словно всходы капиталистического посева. И там же, что удивительно, еще один Мосор – более знаменитый. Там небезызвестный храм Святой Анны, где хранится фрагмент мощей Святого Иустина – личный подарок папы Бенедикта XIV, привезенный в середине XVIII века. Там же, если верить польскому Словнику, находился большой дворец с королевской комнатой. А собственники менялись, что естественно: столь значимое место не могло оставаться "безнадзорным". В главном томе сказано, что там была родина Деспот-Зеновичей, затем - Паца, воеводы троцкого, потом - Марьяна Воловича, маршалка литовского, а в дополнительном названы последующие хозяева - Долмат-Изайковские, и «в настоящее время» (то есть, во время написания Словника) - Пилсудские.

Вот так! Имена – исторические, но большинство из них были порождением внешнего наплыва - господа, прибывшие в Белую Русь извне. Зеновичи, например, назывались переселенцами из свиты Боны Сфорцы – миланской герцогини, сосватанной Габсбургами для короля Сигизмунда Старого. И «мосор» - занесенное ветром слово. Как и Париж в окрестностях Глубокого, или Венеция - один из фольварков ушачского Мосора.

В исследовании полоцких земель для Иоанна Васильевича Грозного присутствие Корсаков в районе Белого не выявлено, отмечались некоторые деревни за другими панами – «за Васильем да за Максимом Левоновыми». Видимо, еще не добрались. Во всяком случае, находились рядом. Cразу после отражения восточного нашествия их роль выпукло проявилась. Так, Баркулабовская летопись – а это историческое сочинение, составленное на белорусском церковном подворье, – зафиксировала очень важный, показательный, момент: в 1576 году «пан Баркулаб Иванович Корсак, староста дисенский и ротмистр кролевский, войт дисенский, рыцер и военник добрый, славный, замок Дисну, замок Вороничи, замок Леплю, замок Чашники — тые вси замки… c паном Романом Ходкевичом сами и з своим людом позакладали…»

Что было - то было. Реестр дел, выявленный недавно в вильнюсских архивных хранилищах, подтверждает корсаковскую активность в период столкновения с восточным князем. Отмечается, что 10 августа 1570 года польский король адресовал послание Корсаку, в котором оповещал того, что "навечно подтверждает ему два дома, построенных за его счет". Предположительно, два дома были возведены в Лепеле.

Вторжение Грозного позволило Корсакам расширить своей собственности в Белом крае. Воздвигая оборонные укрепления, они одновременно осваивались на новых землях, и строили поместья. Известно, что Ореховно на Полоцком тракте около 1574 года досталось дочери Баркулаба Корсака.

Явление панов на Белой Руси – это период потрошения княжеских уделов. Электронная энциклопедия выдает, что некий Жигимунт Корсак, родом чех, поселился в Литве при Витовте. Если это так, то вполне возможно, что он был из отряда наемников, которые оказывали поддержку князьям при отражении набегов на Полоцкую землю. О том, что этот род был воинственным, свидетельствуют факты: трое Корсаковых были убиты при взятии Казани (1552 год).

Корсаки-Корсаковы стремились к укреплению великодержавных связей, прикладывали немалые усилия, чтобы породнить Москву и Вильно. Участвовали в сопровождении в 1390 году Софьи Витовтовны, жены великого князя московского Василия Дмитриевича, в столицу царства. А во второй половине XV века другой Корсаков сопровождал в Литву дочь Иоанна III - великую княжну Елену, невесту литовского великого князя Александра.

После образования Речи Посполитой они полностью на службе у короля. Обладая многочисленными земельными приобретениями, стремились с помощью новой власти обезопасить свои наделы и всячески помогали укреплять власть имущих.

МОСОР ПРИ ГРОЗНОМ

Времена шли другие. Интересно обратить внимание на перемены. Как только короли с царями начали враждовать, случилась Ливонская война. Под предлогом защиты православного населения опричники вторглись в придвинские земли, грабили панов, чинили разбой – например, в «литовском городе» Лепеле. Окрестности Белого не трогали – видимо, в связи с принадлежностью. Белое считалось «монастырской волостью», в подчинении полоцкого Петровского монастыря.

Интересно ознакомиться с привязкой Мосора (из Писцовой книги): «от Бобынич до Завечелья 20 верст, а от Завечелья до Мосара 2 версты, а от Завечелья и от Мосара до Двины реки, до устья Туровского, 30 верст, а от Мосара до Ладосны 10 верст, а в селе в Ладосне храм Преображения Господня…»

Ближайший князь – Михаил Соколенский – отмечался в селе Островно. Надо полагать, до раздела княжеских уделов именно он управлял областью.

При этом значение ушачского Мосора было существенным. На страницах старинного исследования он упоминается не единожды, причем наряду с Лукомлем, Чашниками, Ушачами, из чего напрашивается вывод о некоем особом регионе.

«Монастырская волость», принадлежавшая полоцким владыкам, с исконными православными ценностями, противостояла западной экспансии, капиталистическому давлению, исходившему из погони за прибылью.

КАЗНА ПРИ ДЕЛЕ

Нелегко было графскому сословию поддерживать плотскую жизнь. Скромность усадьбы в Белом – тому подтверждение. Видимо, монашеский образ бытия устраивал Жозефину Забелло. Именно на ее долю выпало хранить необычный церковный уклад. Читаем следующую статистическую выкладку за 1891 год:

«Мосарж (так в тексте статотчета, - авт.), (село и поселение, усадьба), принадлежит по наследству католичке Жозефине Эразмовне Забелло».

Как видим, помимо Белого, ей доверен центр религиозной волости, но она там не полноправная хозяйка. Запись свидетельствует, что она представляет интересы другого рода – рода тех же Корсаков, «во владение» которых отданы 1780 десятин и 390 саженей земли, и насчитывается 529 ревизских душ. То есть, на Жозефину «повесили» интересы родственников - соседей. И не только Мосор. Такая же картина с еще одним селом – Заборовьем.

Как же это понимать? Разве одна женщина могла потянуть столь важный регион?

Снимает все вопросы вывод: и Мосор, и Заборовье находятся «в ведении казны…». То есть, церковная собственность в подвешенном состоянии…

История, подобная лепельской, где образовалась казенная Франопольская волость на землях святомихальских виленских бернардинок. Когда Великое княжество Литовское распалось, а это случилось в конце XYIII века, то часть его отошла Российской империи, и царская власть конфисковала монастырские земли. Они были переданы в казну.

То есть, и там и тут налицо отторжение монастырской собственности. Но если с Лепелем все понятно – по территории прошла трасса Березинской водной системы, то что случилось с Мосором?

Там сложилась несколько иная картина. По состоянию на 1891 год, это - «иезуитское имение». Местечко, принадлежавшее полоцким иезуитам.

ИЕЗУИТЫ – ЦАРЮ ПОДДЕРЖКА

Всё становится на свои места, когда узнаешь историю иезуитов. Их появление предшествовало началу Ливонской войны, в которой активную роль сыграл Иоанн Васильевич Грозный. Его ратники шли освобождать православные земли от широкого наступления реформаторской волны, которая охватила Европу и могла захлестнуть московское царство.

Новый духовный орден римско-католической церкви тоже возник как контрреформация, и должен был возродить пошатнувшийся авторитет Ватикана. Орден был утверждён в 1540 году, а уже спустя двадцать три года опричники московского царя вторглись в полоцкие земли и обосновались районе Суши. Граница Сушанского анклава пролегла в каких-то пяти верстах от Бельского озера и Мосора. Речь Посполитая не хотела терять «закрома» Белой Руси, надеясь на роль иезуитов. Они, наряду с тремя традиционными обетами - бедности, послушания и целомудрия - давали четвёртый: беспрекословного подчинения Папе римскому.

Мосор в переводе с корсиканского – «показательный». Напрашивается некая аналогия с поселением, созданным для представления других мест обитания. Соседство с Белым – как своеобразный ракурс, отличие, воплощение другого образа жизни. Учитывая, что Немировичи-Щиты составляли королевскую свиту и много путешествовали, наблюдая другую жизнь, то можно предположить, что с их подачи родилось местечко с иностранным звучанием.

Иезуитское общество Иисуса, выступавшее как спаситель, взяло на вооружение самые значимые устои католицизма. Представляя из себя духовников, иезуиты распространяли полезные ценности, например, занимались образованием детей. Были организованы также миссии по обращению евреев в христианство, особое внимание уделялось исповедям.

Но был период, когда орден похоронили. И произошло это накануне распада Великого княжества Литовского и Речи Посполитой, в 1773 году. Иезуитов обвинили в казуистике, то есть, трактовке многих вещей в выгодном для их ключе. Слово «иезуит» стало синонимом хитрого, двуличного человека.

Возрождение произошло через сорок лет, уже после похода Наполеона на восток и, как ни странно, при участии полоцкого духовенства. Спасителем иезуитов стал Фаддей (Тадеуш) Бжозовский, родившийся в Кёнигсберге, в польской семье.

Упразднение ордена не везде приняли к исполнению, фактически он продолжил своё существование – причем, с помощью Пруссии и России. Екатерина II, например, отказалась распускать своих иезуитов, и Бжозовский, поселившись в Полоцке, занялся их делами.

Интересно, что период их «выживания» совпал с экономическими преобразованиями в Белой Руси. Сразу же после присоединения великокняжеских земель к Российской империи Екатерина Великая приняла решение построить европейский канал, связывавший Балтийское море с Черным.

Царь Александр I, издавший указ о превращении Лепельского региона в центральный при водном сообщении между Западной Двиной и Березиной, лояльно отнесся к присутствию католического ордена, способствовал преобразованию полоцкого иезуитского колледжа в академию, и даже даровал права университета.

ОБЪЯВЛЕНЫ ВНЕ ЗАКОНА
Но когда Фаддей Бжозовский стал руководить всем восстановленным орденом, резко возросло число обращений людей в католичество. В императорский двор посыпались жалобы православного духовенства и, как итог, царский указ – ограничить деятельность. После смерти Бжозовского иезуиты были изгнаны из России, академии упразднены, а их имущество передано в казну. Совпало это с окончанием строительства Березинской водной системы.

Но что делать с иезуитским мосорским имением, государственная власть за семьдесят прошедших лет так и не решила. Об этом свидетельствовал отчет Витебского губернского статуправления за 1891 год.

Найдем ли мы сегодня следы того необычного наследия, сохранились ли какие-то доказательства?

АИСТЫ – КАК НАСТОЯТЕЛИ

Едем в Мосор.

- Где здесь церковь? – спрашиваем прохожую женщину.

Та удивленно смотрит и разводит руками:

- У нас нет церкви. – Потом спохватывается: - Вы имеете в виду остатки храма?

Я киваю головой, и она показывает направление.

Огибаем правостороннее озеро и движемся по грунтовой дороге в обратном направлении. Вдоль дороги – безлюдные поля и кустарные заросли, нигде ни души. И вдруг с левой стороны возникает на пригорке необыкновенный силуэт. Он настолько впечатляющ, что вызывает взрыв эмоций: «вот это да!» Большое одинокое здание на фоне голубого неба, с огромным крестом на фронтоне. Глаза разбегаются, и взор выхватывает элементы классического архитектурного стиля: полукруглые арочные окна, широкие проемы, высокие пилястры, крепкую кладку стен. Возвышенность, на которой стоит здание, усиливает впечатление. Но постройка давно заброшена, нет ни окон, ни дверей, пустые проемы, а в стенных швах проросли стебли растений. На самом же верху облюбовали себе место белые птицы – аисты. Они как бы в роли настоятелей…

Боже мой! Как же так? Храм, чтобы почитать божескую волю, где читались проповеди о любви и дружбе, человеколюбии и всепрощении, закинут, заброшен и никому больше не нужен.

ЧТО ЖЕ ДЕЛАТЬ?

Понятно, что прихода здесь нет. Мосор уже не только не в ряду с районными центрами Витебщины, он уже далек от современной деревни. Жизнь здесь, можно сказать, теплится, есть дома, но сколько пустых, заколоченных!

Что же делать? Нужен ли этот уголок духовной жизни, былой культуры, нашей истории?

Может, не надо сохранять? Разобрать на кирпичи, продать населению по кусочкам или раздать, как это было сделано с помещичьими усадьбами, и забыть?

Не могу принять такой исход. Оставленные храмы – как островки прежней жизни, как центры взаимных нитей, что связывали людей в прошлом, как бесценное наследие.

Однозначно, их надо сберечь. Конечно, нужны деньги, конечно, нужны средства, чтобы возродить, но другого пути нет.

Надо привлекать сюда туристов и показывать места обитания в прошлом. Белые там жили, или красные – дело не в том. Это наша история, она уже не повторится, тем она и дорога. Не лишним будет сказать, что нынешний Папа римский – представитель того духовного крыла, тех самых иезуитов, что находились в Мосоре. Может, обратиться к нему за помощью?

В разговоре с человеком, который занимается музейными ценностями, я высказал идею, что надо распространять величественную историю среди туристов. «Так у нас нечего показывать», - был ответ.

Показывать есть что. И не только показывать. Можно о многом поведать. Бывшие монастырские земли сослужили хорошую службу еще в одном плане. 

ЕСТЬ С ЧЕГО БРАТЬ ПРИМЕР

В конце царствования Романовых волость стала испытательным полигоном, если так можно высказаться. Помимо того, что иезуитская земля была отдана во владение магнатскому роду Корсаков, так поблизости располагалось не менее примечательное имение. В Воцлавове поселились 79 домохозяев из товарищества крестьян-латышей. Лютеранского вероисповедания, они выкупили имение бывшего коллежского ассесора Василия Жарова, образовали местное товарищество, построили коллективно дома и обрабатывали более двух тысяч десятин земли – примерно по 30 десятин на каждого. Содействие оказал крестьянский поземельный банк.

Еще один лютеранин, курляндский гражданин Иван Людвигович Гордон построил усадьбу в Завечелье. Этот собственник приобрел почти три тысячи десятин. Два фольварка – Истопище и Высокая Гора достались при покупке лепельчанам Леоновичу и Иваньковичу, а фольварк Новины и застенок перешли по наследству православному крестьянину Иванову и лепельскому мещанину католику Гордиевскому. Разве это не показательный пример?

Так что, есть что вспомнить. С этой целью я и рассказал о необычной волости.

P.S. Есть еще один способ, как возвратить уникальный округ.
 
Я знаю одну богомолицу. Она русская, православная, живет в Латвии. Живет в городе, но очень часто - по нескольку раз неделю - ездит в район, в село. Не одна, а с такими же паломниками, за ними приходит автобус. Едут "к батюшке". Кто-то подарил настоятелю городского храма деревенскую землю с бывшими колхозными постройками, и он организовал там своего рода реабилитационный центр. Набожные пенсионерки охотно едут к нему, молятся и работают: не на батюшку, а в связи с благотворительностью. Духовный отец собирает "под своей крышей" всех, у кого нет дома либо желающих избавиться от вредных привычек. Разве это не похвально?

Может, и в Беларуси стоит возродить средневековый опыт, когда полоцкие соборы имели в Задвинье участки земли, владели ими и приносили пользу.   


На снимках: бывший храм в Мосоре; озеро Бельское; графская усадьба в Белом (из книги Романа Афтанази); сохранившаяся аллея к озеру.
16.09/18