Музэй...

Интересна тяга людей к выдающимся или просто замечательным людям – для каждого
мало-мальски значительного или интересного некоторому кругу людей человеку,
появляется мемориальная доска на доме, где жил, школе, где учился. Ну а жильцы-
школьники, соответственно, начинают непременно гордиться, что вот – в их-то доме-
школе… и не важно, что дом может быть вполне себе типичной пятиэтажкой, школа – одной из тысяч таких же, а может, даже менее приметной, потому, что в ней нет бассейна, и не изучают в ней углубленно языки, но вот учился в ней мальчишка… И тут автоматически повышается статус школы и взлетает за облака чувство гордости текущих учеников. Да-да... учился в нашей школе такой!

А на доске… «В этой школе с 1983 по 1993 годы учился гвардии рядовой Чистяков Сергей, представленный к ордену «За мужество» посмертно.»

Интересно, кому в голову пришла идея повесить доску почета у парадного входа?
Может, надо было повесить ее у аварийного выхода из спортзала, там где мы с пацанами курили, или непосредственно в спортзале – где мы проводили кучу времени, или на трубах теплоцентрали, которые были круглогодично теплыми и куда мы приходили, чтобы прогулять занятия или просто собраться после уроков, или на кухне у Костика Крестина, где начинали пить пиво – одну бутылку на пятерых. Нет! Ее обязательно надо повесить у входа, чтобы люди, приходя в школу обязательно видели, кто учился в этой школе. Учителя вполне могут ставить его в пример – ты, мол, хулиганишь, а он… а он хулиганил так, что вам и не снилось – он мог книги по хулиганству писать и продавать их огромными тиражами.

Иногда мне кажется, что он и в Чечню поехал, просто чтобы похулиганить. Потому, что жизнь стала казаться слишком спокойной. Но уж точно не для того, чтобы прокатиться на броне БТРа, потому, что внутри – не хватило места, хотя еще вопрос – кому было лучше – внутри или снаружи – от тех, что были внутри не осталось ничего.

Когда начинал писать, думалось мне, что надо написать про то, что вот – есть музЭи великих людей и люди ходят в них и смотрят, где стоял шкаф, а где кровать, какой беспорядок был на столе… а мысли почему-то сразу притянулись к Чечену… странно, у Сереги класса с пятого была такая кличка – Чечен, хотя был он белобрысый, блондин и вообще – ну никак не походил на чеченца, да и про Чечню мы тогда знали только из рассказов Толстого и Лермонтова, ну и конечно же – от географички, которая хотела, чтобы могли показать мыс Горн, Азию и всякие там проливы… когда у Сереги появилось это прозвище до любых официально-
новостных упоминаний о войне оставалось лет пять-шесть…

Мы были обычными – интересовались девчонками, слушали кассетные магнитофоны и
собирались на лавочке возле подъезда, откуда нас неустанно гоняли старушки и все-кому-не-лень. Нас интересовала гитара и появляющиеся компьютеры – это сейчас понятно, что могли в то время те самые компьютеры, а чего не могли, но нам тогда казалось, что мы родились слишком поздно. Нам казалось, что все открытия уже сделаны без нас и наша жизнь будет серой и неинтересной – «обычные» компьютеры, «обычные» полеты на марс и к другим планетам, «обычные» автомобили, управляемые голосом…

Потом он поступил в институт, а я пошел работать на стройку – наши пути разошлись, потому, что мы были заняты – он учебой, а я – работой. Просто было некогда встречаться и вчерашние проблемы – казались детской забавой – теперь были «серьезные» вещи, которые надо было делать или не делать.

Интересно, есть ли такая цель – прожить жизнь правильно? Серега вот, думаю,  считал, что поступает правильно, когда уезжал на войну;
чеченцы, которые устроили засаду на Серегу, когда он катил на броне БТРа на дембель – тоже считали (а может и считают), что поступили правильно...


Иногда я прихожу на школьный двор и сажусь на бордюр напротив мемориальной доски,
и мне иногда кажется, что я – тоже правильно живу.