Доня

                ГЛАВА 1

Жила - была одна девушка по имени Доня. Пушистые длинные ресницы, голубые бездонные  глаза, прямой изящный нос. Широкая русая коса до пояса, гибкая фигурка, узкие мягкие ладошки. Алые губы, жемчужно белые зубки да голос звонкий как колокольчик. Разноцветный русский сарафан, взгляд чистый немного грустный. Известное дело жизнь сиротская она как горькое зелье. Кто его пил тот знает его горечь. А кто его не пробовал тому и не дай Бог вкусить этого смертоносного яда. Но все мы в этой жизни под Богом ходим. И только  Сам Господь ведает то как Ему угодно спасать своих земных чадушек и делать из них небесных Ангелов. Верно сказано, что от тюрьмы и от нищенской сумы спасает только Бог. И если Он хочет испытать душу человека, то дает ей испить самое сильное лекарство которое она сможет принять в этой жизни. Только вот не хочется нам пить это небесное лекарство. Но что поделаешь? Если написано на роду, быть сиротой, то кто из людей может изменить течение этой быстрой реки под названием Судьба и в выборе добра и зла быть выше чем, Сам Бог?
Так случилось и с Доней. Родители ее погибли едва ли не в один год, и осталась она на всем белом свете одна - одинешенька. Отец ее Иван - казак пошел однажды на покос с мужиками стоговать сено а тут дождь нагрянул. Поспешил Иван, сбросил вилы со стога и сам спрыгнул вслед за ними в низ. А их длинное  древко  возьми да и ударься об землю так что вилы встали острием вверх. Налетел Иван - воин на них грудью и сразу скончался. Даже не успел он на последок и слова прощального сказать мужикам. Привезли его мертвого домой. Жена его Мария, как увидала его мертвым так лицом вся почернела, а ни одной слезинки не проронила. Так и просидела она не отходя рядом с его гробом  три дня.  Доне тогда аккурат двенадцать лет исполнилось. Бабье горе оно бывает горче лука. И чувство одиночества и бессилия перед роком судьбы способно иссушить целое море женских слез.   В такие моменты их тонкая душа взамен слезной  влаги беспрерывно истончается кровяным внутренним потоком мыслей об их беспредельном одиночестве на земле. Но так устроена наша жизнь. Мужчины  уходят из жизни так быстро, что их количество никогда не превышает сонма женщин. И этот божественный непреложный закон останется неизменным до конца этого мира. Похоронили Ивана на погосте рядом с его родителями. А месяцев через восемь,  в весеннее половодье, пошла Мария на реку, полоскать белье, да оскользнулась на полынной  кромке. Никто из станичников и не видел как она утонула. Только бадья полная стираного белья и осталась на  краю  полыньи. Злые языки говорили по округе, что, мол, это она сама бросилась в воду. Не стерпела, мол, искушения одиночеством. Но  по весне   ближе к лету нашли утопленницу с холщовой простыней в скрюченных руках. А где же это было видано, что бы человек решил утопиться а простыни из рук не выпустил? То - то оно и вышло что она не по своей воле  погибла. Может быть  надорванное горем сердце не выдержало а может быть на роду так погибнуть ей было написано, кто знает. Донюшке тогда за двенадцать лет перевалило. Сильно уж она горевала по любимому батюшке и матушке. Прямо таки иссохла вся от слез. Но жизнь не стоит на месте. Катится ее колесо все дальше и дальше по небосклону   времени. Соседушки милые ее утешали  как могли но что поделаешь? Родных не вернешь а жить надо. И потекла ее жизнь день за днем. Хозяйство от покойного ей отца досталось не богатое, но на прожитье ей хватало. Коровка Буренка, коза Серка, лошадка Понька да с десяток кур. А много ли ей одной и надо то было? Тяжело ей одной приходилось, а что делать? Жить то надо. Вот так и повелось у нее. Сама пашет, сама сеет, сама жнет. Все сама. Так прошло три года. Теперь она совсем видная девушка стала. Фигурка тонкая, походка ровная, лицо светлое. Одно загляденье. По улице не  идет - лебедушкой проплывает. Станичные парубки так и замирали от восхищения глядя на ее красоту. Но Доня характером вся как есть, в отца вышла. Чтоб  там какое - то  баловство допустить, что вы, не дай Бог. Все у нее в жизни, как и у  ее отца, серьезно было. Он бывалый вояка был. И в конном строю равных ему не было, и в бою он был, как скала. А  как оружием владел -  так то до сих пор старики вспоминают. Бывало, выйдут летом в поле станичники поразмять косточки, да на клинках потешиться, так Иван возьмет две шашки в руки и давай ими орудовать. Да так ловко ими крутить - колесить начнет, что вокруг него как будто бы солнечный круг  из блестящей стали образовывался. А уж если дело доходило до конной сшибки в походе, так и смотреть было страшно. Говорили станичники, что  прямо таки целую просеку прорубал в строю вражеском. И сам весь в их крови и конь его от гривы до копыт в кровяной пене. Так и прозвали его друзья по сотне « Ваня - мельница». Да, а еще бывало, попросит его Доня - малютка поиграть с нею и говорит ему:
- Постуси батюска саской постуси. Возьмет тогда Иван оружие в руки и давай шашкой мелодию наигрывать. Ударит клинком об пол и прижимает его руками. Гудит сталь под его пальцами и такие мелодии складывает, что все в округе просто диву давались. Доня радуется, в ладошки хлопает, кружится на одной ножке и припевает:
- Холосо, холосо!
Ну, знамо дело, казачья жизнь - она такая. Сегодня пляшешь, завтра скачешь. Как где какая заварушка со шляхтой или турками намечалась - тут как тут поднималась станица и уходили казаки в поход. За святую  Русь жизни свои класть. Бывало  так,  что  и не все они живыми домой возвращались. Плачь, крик, горе тогда в станице. А как иначе? Кто ж землю русскую будет от врага защищать? Бабы что ли? Каждому в этой жизни свое место уготовано. Кому детей рожать, а кому за родину жизнь свою класть. Тут уж ничего не поделаешь.  Война - она и есть война. В ней всегда будут живые и мертвые. Только бы вот не зачерствела бы русская душа в этой извечной мужской работе. Только бы не превратилась она в железный кусок плоти, жаждущий одной наживы и безумной кровяной мести. А так что ж, трофей какой у врага отбить или диковинку, какую – ни будь заграничную на потеху станичным девкам привезти - так в том греха нет. Только б на этих подарках безвинной крови не обрелось.
 Да - а- а, так вот и жил Иван - казак. И в бою первый и в совести чистый. Сроду ему еще от отца, досталась одна заповедь. Не брать чужого добра. Только то, что в сотне поделят по братски  то и твое. А так, чтобы из - за денег или золотой безделушки убить кого из беззащитных людей - не приведи Господь, Иван, не приведи Господь. За это и любили его друзья по сотне. За чистое сердце, да верную душу. Уж если кто из них в разведку, в  дозор, идет, так если нет с ними Ивана, прямо хоть плачь. Страх какой - то нападает. А как он с ними в строю выступает - так хоть сотню шляхов или турков встретят все им нипочем. И раненых тогда мало бывает, и убитых нет. Вот как было дело - то. За таким то женихом, считай, вся округа бегала. Уж сколько  по молодости женских сердец разбил Ванька - оголец и не передать. Так, знамо дело, молодая кровь – она, как  лава вулкан - горы кипит. Не разбирает, где лед, где камень. Все в ней сгорает как трава полевая. Да-а-а, но всему в этой жизни приходит конец. И холостой жизни тоже. Случилось это в ту лихую годину, когда крепко встали казаки против польской шляхты. Уж больно обидно им тогда стало за русскую землю, за ее поруганные святыни да за стонущий под гнетом панов простой народ. Ох и порубили они тогда панских голов видимо - не видимо. Ну и сами они тогда мало кто в живых в станицу вернулся. Да -а - а, бабьих слез тогда было море - океан. А что тут скажешь?  И сказать- то нечего. Разве что вспомнить слова святого  писания « Нет больше той любви, да кто душу свою положит за други своя». За Русь святую, да за имя Христово и жизни этой не жалко, право слово. А то, что горько мужиков своих терять - так это и не только на войне происходит. Жизнь - она ведь не вечный праздник. Все когда - нибудь умрем. Только вот кто из нас в небесах в каком чине окажется, ведает только Сам Господь. Может быть  рай, а может статься, ад. Кто ведает, кто знает? Но думаю так, что не оставит Бог в полном неведении  душу  погибшего русского воина, если была она Ему верной слугой. Да- а- а, вернулось их тогда в станицу ровно двадцать человек. Остальные полегли в боях,  кто где. Стона и слез тогда было, хоть отбавляй. А ничего не поделаешь. Слезами солдат из могилы не поднимешь. Иван - боец из того похода как раз  и привез тогда свою  главную добычу, жену - красавицу. Говорили потом  из сотни, что мол была она из захудалого польского дворянского рода. И что искони этот род исповедал православную веру. Но родной ее дядька, шкура продажная связался с неметчиной и разорил ее семью до тла. Все их имение под себя забрал, всю семью заживо сгубил а ее как игрушку с пятнадцати лет держал при себе в наложницах. И такой богохульник был, что и слов нет. Ну, нагрянули казачки на то родовое поместье. Случилось однако так, что по недосмотру не заметили они в глубине усадебного посада   конную засаду. Вошли казачки в глубину садового участка, а тут и конница нагрянула. И было шляхты той тогда видимо - невидимо. Считай, что на каждого станичника по пять отщепенцев пришлось. И пошла там тогда страшная сеча. Не на жизнь, а на смерть. Смяли паны строй станичников в кучу, раздробили их по одиночке вот, вот забьют всех на смерть. Что делать? Ну Иван удалой малый как закричит сквозь битву:
-  А ну станичники, ходи за мою спину! Сгрудились они за него, кто в живых к тому времени остался, а Иван отчаянная голова Воронка своего на дыбки поднимает, да криком кричит, словно молитву поет:
- Спасайтесь братцы! Я холостой. Мне и умирать не страшно. А вам баб да детей еще поднять на ноги надо. И пошел один на один с целым отрядом. Тут не до разговоров было. Как дал Господь, так и случилось. Ушли станичники от шляхты. Трех - крестовым аллюром  ушли. И так им было Ивана жалко, аж слезы из глаз лились на скаку. Да- а - а, а потом через два дня вернулись они с подмогой назад за своими. И что же? Иван то живой остался! А дело так было. Посмотрел Иван в след любимым браточкам, подхватил на лету чью то шашку с земли, перекрестился на ходу и ну давай крутить, вертеть шляхту так что они уж и не знали куда им от него и  деться. С десяток наверное сразу их положил. Опешили паны, струсили и дали тягу назад. Ну,  не долго думая бросил Иван сломанные клинки и давай Бог ноги. Да не тут то было. Не заметил он что верный его конь ранен был сильно в грудь. На скаку потягивает хрипло в голос, но несет хозяина. А потом вдруг как захрипит, как забьется на ходу в разные стороны. Спотыкается ногами, но скорости не сбавляет. Ой, беда. Ой, горе. Понял Иван что ранен его Воронок. Вот, вот упадет, не вытянет. Но уж какими там молитвами святых угодников или Ангелом - хранителем носимый но добежал таки коник до дворянской усадьбы. Рухнул на ходу у самых ее разбитых дверей, поднял голову в небо и прощаясь с ним заржал тонко, тонко. Иван только и успел тогда ноги из стремян высвободить. Как пуля вылетел из седла. Вернулся казак назад поцеловал на прощанье мертвого дружка, сдернул с его спины отцовское памятное седло, и бросился в глубь разоренного здания. Внутри него все разбито. Вещи разбросаны по углам. Куда бежать? Что делать? Глядь, а по среди большой комнаты на черном мраморном полу стоит панночка - красавица. И в руках держит она две новенькие боевые шашки. Лицо тонкое, фигура статная, одежда чудная, заморская. Сразу догадался Иван, что она не иначе как из дворянского рода. Ну времени тут рассуждать ему не дано было. Сзади конский топот приближается, да вопли панов слышатся. Взял он из ее рук оружие а она его за собой зовет. Мол, иди сюда, за мною. Да и показала ему путь  в подземный схорон. Да чудной такой, право слово. Завела Ивана в угол комнаты, отдернула занавеску, сдвинула фальшивую плиту сделанную под черный мрамор и пальцем туда показывает. Мол, прыгай не бойся. Спрыгнул Иван а там подземный ход обретается. Как раз одному человеку пройти можно. Девица за ним. И все молчком. Только улыбается загадочно,  палец к губам прижимает  да лицом вся светится. Задвинул за собою Иван плиту – игрушку, а она взяла его за руку и повела за собой. Прошли они метров десять, пятнадцать не больше, а тут им малая пещерка открылась. Зажгла хозяюшка свечку, а там все стены иконами старинными увешаны. Лампадка самодельная в углу перед образами висит. Подземный храм, не иначе. Диву дался Иван. А панночка улыбается да рукой ему рот прикрывает. Мол, не время сейчас вопросы задавать. Слышат они навалились паны в усадьбу. Крик, шум, гам. Ищут казака там и тут. А его и след простыл. Ругаются, что есть сил. Всех чертей помянули, а Ивана нет как нет. Уж они и там и сям его ищут, нет его и все тут. Ну ладно. Порыскали по усадьбе, да видно, что среди них хозяин усадебный был не иначе. Ходит, командует, велит бочки  с вином из подвала выкатывать. Открыли их и давай красное вино хлестать кружками. То смеются, то ругаются. Напились до одури и спать завалились. Два дня гуляли. Девица - красавица принесет Ивану еду тайком, молчит, улыбается, палец к губам прижимает, молчи мол, не спрашивай. А шляхтичи  разгулялись тогда не на шутку. Мебель дубовую бьют, костры во дворе разжигают, кур жарят да песни поют. Ладно. Прошло два дня. А на третий день вернулись станичники назад за своими. И началась тут потеха. Не ожидали паны, что казаки назад вернуться. Не знали они окаянные, что браточки своих станичников ни живыми, ни мертвыми в беде не бросают. Ударили казачки с фронта, а шляхта с пьяных глаз не знает куда и  бежать – то надо. Залегли во дворе кто где. А с десяток от них двинулись пешими в обход. Что б, значит, когда войдут казаки в глубь двора, наброситься на них с тыла и перебить всех до единого. Тем временем девица - дворянка открыла потайной ход да зовет в голос:
Ванюша, Ванюша, выходи. Вот чудо то! Откуда она его имя - то узнала? Выскочил Иван с оружием на верх, глядь, а у нее у самой в руках сабелька малая имеется. Что за притча? Что ж это сейчас будет? А она махнула ему рукой и побежала в глубь здания. Он за ней. Дошли  с нею до второго этажа. Видит  Иван станичники его разворачиваются вдалеке конной лавой а шляхта им подвох строит. Закипел Ваня кровью, подождал немного своих, да как наскочит  с криком со второго этажа на шляхтичей. И давай шашками орудовать. Так считай, что один всех их и положил за мертво. А засаду польскую казаки по ходу смели. Да, ну в конце концов всех перебили. И вот, что дивно. Пока Иван шашками размахивал та девица - красавица со своей сабелькой как на веревке привязанная за его спиной ходила. То там ему подсобит, то тут ему поможет. Так и справили вдвоем бой. Считай, что в четыре руки да в три клинка и управились. А на последок уж совсем подивился Иван. В конце той схватки достался ему один толстомордый пан. Жирный как бочка. Лицо испитое,  черное. Глаза красные, как у беса на картинке. Даже смотреть на него было страшно. И к тому же рычал он не человеческим голосом так, что аж мурашки по коже пробегали.  Вот. Встретились они в сшибке на лестничном переходе. Шляхтич как даст палашом по правому клинку Ивана, так и перерубил его по полам. Потом как ударит по другому и осушил Ивану левую руку. Еще чуть - чуть и зарубил бы его на смерть. Но только занес он руку для удара как  откуда ни возьмись, выскочила эта благородная дуреха и как даст своей сабелькой  прямо ему в брюхо. Так и распорола  ему живот от края до края. Он только хрюкнул что то по-своему, удивленно взглянул на нее, а потом как закричит. И бух на колени. А эта бедовая мадам как двинет ему саблей  по макушке  так и снесла ему пол черепа. Ну тут Иван от страха и сам чуть в обморок не упал. Такое у нее в этот момент лицо было, что и передать не возможно. Тут и радость и гнев и мрачная туча и солнечный блик слились в едино так что  и слов не подыщешь. А потом когда этот красноглазый бык завалился мертвый на бок она сабельку - то уронила и сама упала рядом с ним без памяти. Вот тебе и воин в юбке. Да- а- а, дела, дела. Дальше все быстро пошло. Подхватил ее Иван на руки да на встречу заветным дружкам выскочил.  То - то здесь общей радости у них было и не передать. Но война дело скоротечное. Забрал Иван отцовское седло, оседлал им нового коня и давай станица ходу. На последок подожгли  усадьбу и ушли навсегда. Вот. Привез Иван панночку домой. Она считай, что три дня спала как убитая. Как там у нее все в жизни  ее горькой было, это только Иван знал, да Господь. Но так полюбил ее казак, что и сказать про то невозможно. Прямо - таки души в ней не чаял. И стала она ему верной женой. Да такой, что и позавидовать можно было бы их счастью.
 Однако же не бывает счастья на земле без искушения. В станице конечно же знали, что она из дворянского рода. И враг рода человеческого нашел было предлог чтобы помешать их счастью. Но там где есть не придуманная, простая любовь его козни разлетаются, что пух полевой.  И вот как было дело - то. Примерно через неделю как вернулись станичники из того похода, и поутихло немного вдовье горе, решили солдатки вкупе с молодыми казачками отомстить этой недобитой шляхте за их горе горькое. Уж и не знаю, какая их муха тогда укусила, но думаю, что главную роль тут сыграла обида молодушек - невестушек. Мол, здесь одна другой на станице краше, а тут какая то дворянка дорогу им перешла. Увела, можно сказать суженого жениха прямо таки из под самого носа. Поднялась тогда из- за нее чуть ли не вся станица. И как - то это все так неожиданно произошло, что и сказать невозможно. Сбились бабы на площади в кучу. Шум, гам, ничего не разберешь. И сговорились они разом порешить шляхту тут же на месте. Ну двинулось бабье войско к Иванову двору. Он как раз в это время в сарае сбрую конскую чинил да седло подправлял. А тут что за блажь? Бабы с кольями в руках во двор лезут. У него и шило из рук выпало. Он даже и понять то не успел ничего толком.  А они вломились к нему во двор стеной и давай молотить кольями его пленницу. От неожиданности она тоже не сразу в себя пришла. А потом схватила длинный дрын да как пошла им на лево и на право работать. Так и разогнала их всех по домам. Лупит их, что есть сил, только юбки по сторонам валятся. И смех, и грех, ей Богу. Досталось тогда каждой из них по макушке. Так и дали они тягу с поля битвы. Ну а польская леди не успокоилась до той поры, пока не разогнала их всех по домам. И все молчком. Все в себе держа. Только глазищи горят не вещественным огнем и лицо такое страшное, что и смотреть было больно. Тут опомнился Иван побежал за нею, подхватил ее на руки да понес в дом. А она только губы от обиды кусает, да с горяча еще слабо трепещется в его руках. А потом обмякла в его объятиях, прижалась лицом к его правому плечу и давай реветь в голос. Как будто какую плотину у нее внутри прорвало. Чуть не двое суток кряду проплакала. Да-а- а, потом поведала она Ивану о своей жизни у того шляхтича которого она зарубила. Так верите - нет, у Ивана волосы дыбом на голове вставали от ее рассказов. Уж чего он в своей жизни не повидал, но таких издевательства над православным человеком какие творил тот убитый ею пан ни в одной книжке не встретишь. Вот и поделом ему было. Собаке - собачья смерть. Повенчались они вскоре, поженились. В станице стали сильно уважать их семью. Ивана за прошлые его боевые заслуги, а его женушку -  за доброе сердце. Уж если где какая беда случалась в станице, так она тут как тут, первая. Пожар, скажем у кого случится или умрет кто - так она в первую очередь всем помощница. И все молчком. Только лицом вся светится да юлой по делам крутится. Помогает, чем может, сочувствует искренне. Как ее звали в той ее прошлой жизни, никто из казаков не знал. Иван о том молчал, она и подавно о том никому не говорила. Звал ее Иван Марьюшкой. Так и повелось на станице. Иван в том памятном для них бою осушил таки левую руку от удара палашом. Не мог он теперь ни шашкой владеть, ни конем уверенно править. Так что новая его сотня осталась без верной подмоги. Ну так и дома ему дело находилось. Кому валенки подшить, кому сбрую справить. Раненая рука хоть плохо, но работала. Вот и помогал он чем мог семьям погибших казаков. Жили они дружно, не тужили ни о чем. Но не бывает семейного счастья без искушения. Ведь даже золото, если не пройдет сквозь огонь, не сможет очиститься от наносной грязи. Так случилось и с ними. Попустил им Господь пройти одно испытание и было так.
( реальное событие)* Жили в станице два друга по имени Петр да Харитон. Петр уж год как был женат, а Харитон все ходил холостой. И вот однажды когда уехал Иван из станицы по делам в город задумал Харитошка навестить по вечеру Марью - красавицу. Расхрабрился он тогда жутко. А Петруха с дура ума возьми да 
подзадорь его. Мол, ничего у тебя не выйдет. Польская княжна тебя, мол, и на порог не пустит. Ну ладно. У Петра в ходу были знаменитые на всю округу блестящие лаковые сапоги. Где он их взял до сих пор никто о том не знает. Только блестели они на солнце так, что глаза слепли глядя на их красоту. Считай, что чуть не одним их видом и завоевал Петруха сердце своей супруги Марфутки. Ну ладно дело пошло к ночи. Выпросил Харитон  у дружка заветные сапоги. Выпил стакан горилки для храбрости и пошел к Ивановой жене в гости. Марья как раз в это время ко сну готовилась. Вдруг слышит, лезет кто то во двор. Испугалась Марьюшка, зажгла свечу, а Харитон - храбрец через забор перемахнул и в хату ломится. Мол, открывай кума, жених явился, не запылился. Марья ясное дело и не думала ему открывать. Так он в окно вздумал влезть.   Стекло разбил и уж совсем было в дом пролез, да Марья тут не будь размазней, хвать его поленом по голове. Так и выбила из нее всю дурь. Упал Харитон, хмель как рукой сняло. Кое - как дошел он до дома, выпил с горя горилки да спать завалился. А тут часа через два Иван с  пол дороги назад домой вернулся. Забыл он дома кисет с табаком, а какая дорога казаку без кисета? Так только маята одна. С протянутой рукой за табаком долго не проходишь. Вот он и вернулся до дома, а тут такое дело случилось,  что и не знает он, как ему и быть теперь. Окно разбито, Марья вся в слезах. Загорелся было Иван. Слыханное ли это дело, что б боевого казака так опозорить кто посмел. Спрашивает он  Марью  кто, мол, сделал такое паршивое дело. Мол, сразу ему голову снесу. До утра не доживет. Будет знать как по чужим женам шастать. Молчит Марья. Только глазами из подо лба зыркает да носом шмыгает. Схватил Иван шашку со стены, а Марья и говорит ему:
- Оставь оружие, Ваня. Суд Божий вернее любого железа.         
Опустил казак клинок а сам про себя думает:
- Может не мил я стал Марье то, коль она не хочет обидчика своего мне на расправу выдать. Может быть это у них по любви все вышло, а я лишь помехой оказался?
Смотрит Марья ему в лицо да как в открытой книге мысли его читает. И говорит она ему:
-Завтра Ваня увидишь, есть в чем моя вина или нет. Пусть Николай Угодник будет мне порукой. Если я в чем против тебя погрешила, сегодня ночью умру. А если нет на мне греха тогда  умрет тот кто сотворил это дело.
Ладно. Наступило утро. Петруха пришел проведать Харитона а тот уже и остыл. Вот те на! Умер! Голова разбита, сапоги блестят как новые. Лежит не дышит. Засуетились, забегали. Как дело было, что случилось, никто не знает. Лето в разгаре дел на полях не в проворот. Ну что, ж умер и умер. Сколотили гроб на скорую руку, отнесли на погост и закопали гуляку. Настала ночь. Сидит Петруха дома да думу гадает. Что ж там такое случилось. Харитон уж больно здоровый мужик был. Ему бы сто лет  жить не иначе а тут в одну минуту сгорел. А паче всего запала ему мысль о новых лаковых сапогах. И не то что бы было ему их жалко сколько мучила его мысль о том что были они ему на один размер меньше. И так  заела его эта мысль что хоть волком вой. Жена его Марфутка встала с постели успокаивает его как может. Мол, ничего все под Богом ходим. Ну ладно, легли они спать. Дело к полночи.  Не спится Петру и все тут. Встал, покурил, прислушался к тишине в хате взял лопату и пошел на кладбище. Была не была. Решил откопать дружка да снять с него узкие сапоги. Потом, думает, быстренько закопаю могилку - то никто и не узнает. Ладно. Выкопал гроб,  снял с него крышку и сдернул с Харитона левый сапог. А правый застрял на ноге, хоть плачь. И так его Петруха крутит и этак пробует снять. Не идет и все тут. Развернулся он тогда спиной к покойнику, ногу его пропустил между коленей и тянет сапог к верху. А мертвец уперся ему холодной ногой в ягодицу то да как заорет:
-Что ж ты Петро его никак не снимешь?
 Что тут было и не рассказать. Как завопит Петр благим матом  да бежать. Летит сломя голову, дороги не разбирает. А тут как на грех попалась ему на пути чья то заблудившаяся коза. С перепугу то он ее даже и не заметил. Как даст он ей с разбегу коленом по рогам так и околела она тут же. Прибежал он домой. Горилку из глиняного кувшина хлещет, а она ему как вода идет. Булькает сивуха в горле, а толку от нее никакого нет. Жена вскочила с постели. Глядь, у Петрухи руки трясутся, глаза бешеные, пятилитровый кувшин пуст уже. Что случилось? Что такое? А он руками машет. Головой трясет,  мычит словно теленок, слова из него не вытянешь. Не прошло с той поры и пяти минут, новая беда. Пока приходил Петруха в себя глядь, а покойник Харитон босяком в хату ломится. Тут они с Марфой от испуга кто куда сиганули. Марфутка так та в печь умудрилась нырнуть и заслонкой прикрыться. Петруха под стол так и рухнул как подкошенный. Крестится там, кается, да всех святых поминает. А покойник по полу босыми ногами шлепает да ругается на чем свет стоит:
- Это ж надо! Живьем закопали. Недотепы! Черти окаянные!
Петруха! Где у тебя тут кружки в хате спрятаны?
А тот от страха ни жив ни мертв. Ну Харитон ему и говорит :
- Хватит тебе трястись. Вылезай говорю из под стола. Дай мне поесть чего ни будь. Два дня маковой росинки во рту не было.
Подошел к печке, да и стучит пальцем в заслонку:
- Слышь мол, кума. Где у тебя тут съестные припасы спрятаны? Марфутка чуть и не померла от страха. Нашел Харитон в предбаннике миску с солеными огурцами. Плеснул остатки горилки в кружку. Сел на скамью да под стол заглядывает. Жует огурец и говорит:
- Слышишь, кум. Вылезай  из под стола. Живой я. И хрустит огурцом прямо ему в лицо. Смекнул тут Петруха что дело и впрямь чистое. Где же это видано было чтобы мертвец горилку из кружки  залпом хлестал и огурцом ее закусывал? Видать и впрямь какое то чудо свершилось, не иначе. Вылез Петруха из под стола. Лицо у него синее. От страха зуб на зуб не попадает, спрашивает:
- Ты ли это Харитоша?
- А как же! Я и есть.
- Да как же это ты живым то оказался?!
- Живым я и был. Только обмер немного.
- Да как же это с тобою случилось то?
- Как, как! Пришел ко мне той ночью Никола Угодник разбудил меня и говорит  « Ты, мол, в игрушки играй, да меру свою знай. Смертью не умрешь, но на всю жизнь этот день запомнишь». Перекрестил он меня с ног до головы и скрылся. Тут я и обмер. Все слышал. И как ты пришел и как обмывали меня. Только сказать ничего не мог.
Ну тут Петруха совсем уж осмелел. Вышел из за стола а Харитон ему руку протягивает.
- На потрогай, коль не веришь.
Зажмурился Петр от страха да взял его за руку. Ничего, рука крепкая, горячая. Говорит:
- Да как же это ты очнулся - то Харитоша?
- Как, как. Стал ты с меня сапоги  стаскивать, а тут опять Николай угодник мне явился. Погрозил пальцем и говорит «Помни!». Я и проснулся.
- Не сон ли это был, Харитон?
-Какой там сон. Вон они, твои сапоги . Иди, погляди на них.
Смотрит Петр, а бывший покойник их и впрямь с собою с кладбища принес. И смех и грех. Выпустили они Марфутку из печи. Она оттуда вылезла вся чумазая да черная как головешка. Прямо - таки как прорвало их всех. Смеются, сил нет. А Харитон и говорит Петру: 
- Сходи -  ка ты по утру к батюшке. Да расскажи ему, как тут дела обстоят. А то как бы по ревности станичники и в правду меня не прибили. Скажут, что призрак явился и с перепугу отправят на тот свет.
Настало утро.  Пришел Петруха в храм. Рассказал там что и как. Сначала не поверили ему. Это, мол, тебе с пьяных глаз привиделось. Пришлось ему на святом кресте поклясться, что правду говорит. Так почитай, что вся станица кинулась смотреть на такое чудо. Как увидели Харитона живым да здоровым тут тебе и смех и горе. Смеются от радости, что он жив – здоров, а чуть не плачут от мысли, что чуть  живьем его не погубили. Ну от батюшки им потом всем тоже досталось. Его как раз в тот день, когда обмер Харитон на месте не оказалось. А станичники и не  стали его ждать. Отчитали над ним псалтирь и все дела. Пошли потом на погост посмотреть что там и как. А тут по пути и хозяйка убитой козы объявилась. Что делать? Эх, гуляй станица. Такое дело один раз в жизни бывает. Накрыли столы и давай чарки наполнять. За чудо, за жизнь вспоминать, да  Николаю Угоднику песни петь. Харитон же как только пришел в себя немного, так первым делом отправился в гости к Ивану да Марье. Пришел, упал им в ноги, прощенья просит. Душа христианская зла долго не помнит. Простили казака. С кем не бывает. А Марья  ему и говорит:   
- Ну что, Харитон. Видел ли ты моего поручника?
- Ох, матушка, и не спрашивай. Видел и на всю жизнь запомнил.
- Как его зовут знаешь?
-Так кто же на Руси Николая Чудотворца не знает?
- Так ты помни, казак. Сироту обижать, - грех на душу брать. За них  Сам Господь заступником бывает.
Отгуляла станица. Петруха в конце гулянки встал из-за стола и при всем честном народе подарил Харитону те самые лаковые сапоги. Мол, хоть и малы они тебе немного да все ж таки они тебя с того света вывели. Вот такие дела бывают в жизни. О том же, куда ходил Харитон той ночью дружки молчали, никому о том не сказывали. А потом в одном из походов на турок выбили Харитона пикой из седла на смерть. Так он пока был  без сознания все Николая Угодника к себе призывал. А потом открыл глаза,  заулыбался и говорит:
- Отче Николае! Я те сапоги продал и деньги нищим раздал.
 Так и умер он с этими словами. Теперь уж по настоящему скончался. Схоронили его братцы где то за Бугом рекой. Хороший он был солдат. А главное умел признавать свои ошибки и вовремя в них каяться. Может быть за это и дал ему Господь радость увидеть пред кончиной святого угодника. Кто знает, кто ведает.
               
                ГЛАВА 2

 А Иван с Марьей с той поры зажили еще счастливей, еще дружнее. Года через два после этих событий появилась у них Донюшка. Малютка статью вся в мать пошла, а характером в Ивана. И дар у нее от матери был. Уж больно она петь была мастерица. Покойная ее родительница так та бывало как запоет, так чуть сердце из груди наружу не выскакивает. Соберутся вечером бабы рукодельничать да попросят Марью спеть что - либо. Так верите, нет рукоделье хоть выжимай потом от слез. И уж больно она не любила о шляхте вспоминать. Как зайдет за нее разговор, так она вся как звенящая струна становилась. Молчит, слова не скажет. Но по всему видно было, что внутри  у нее огонь бушует. Если вдруг кто по забывчивости подарок оттуда ей предложит или безделицу какую с той стороны в дом принесет, так она ее тут же разорвет, топором разрубит, огнем сожжет. Пепел по ветру рассеет так, что и следа не останется. Ну и Ивана  она любила так, что и слов нет. Бывало еще по молодости пойдет он к дружкам боевым в гости. Разгуляются казачки, разойдутся. Молодого красного вина напьются, песни поют, дебоширят так,что и спасу от них нет. А тут и Марья заявится. Молчит, слова не скажет. Только смотрит с укоризной. У Ивана тогда куда и хмель девался. В один миг трезвел. Возьмет она его за руку да ведет как малого ребенка через всю станицу. Раза два или три так сходил с нею Иван по станице и пить бросил. Как отрезало ему какую неведомую пуповину от винной бочки. Так оно и верно было. Со временем рука у него совсем стала плохо работать. Только на подмоге и мог быть. Если бы вовремя не бросил пить горькую, то пошла бы вся его семья по миру не иначе. Вот так и жили они. Но видимо каждому из нас в жизненной книге свой конец прописан. Смерть она не в сказке живет. Приходит она тогда когда не ведаешь и уходит туда откуда не бывает возврата. Да - а -а - а.
 Едва ли не с первого дня как появилась Марья в станице из храма ее ни за какие калачи не выманишь. Это все в станице видели. И дома у них все стены в иконах увешаны и люлька у Дони была с измальства вся в образах. Так что с самого детства у нее вместо игрушек каких были разные терема в виде церквушек да тряпичные Ангелы. Марья сама их и мастерила. То то им было всем вместе весело играть то. Сделают какой  ни будь необыкновенный небесный город да с Ангелами играются, разговаривают. Хорошо! Подросла Доня. Теперь с мамой на службу в храм ходит. Как свечка всю службу выстаивает. Другие дети крутятся, вертятся а она нет. Стоит, не шелохнется.  В алтарь все заглядывает и смеется. Придет домой и рассказывает:
- А я Ангеля виделя. Больсой, больсой. Класивый, класивый.
Мать смеется, отец тоже. Подхватит ее Иван на руки да подбрасывает в верх:
- Лети Доня в небушко, лети! Смех, радость, веселье. Ребенок он и есть ребенок. Расскажет, бывало Доня на улице про Ангела. А мальчишки  озорники надают ей по затылку тумаков и дразнятся:
- Ну, где он твой Ангел?
Ох, негодники. Придет домой Доня, плачет. А мама ее успокаивает:
- Не плачь Донюшка, не плачь. Ангел твой хоть и не видим для них но он тебе все равно помогает. Высохнут слезы то да опять они идут в храм  Божий на Ангела смотреть. Так и жили. И вот однажды игрались дети по обыкновению на улице в салки - выручалки.  Да один мальчишка, оголец неразумный за малый ее какой то проступок побил ее сильно. Да к тому же обозвал при всех шляхтой не добитой и предательницей России. Тут уж слезам конца и края не было. И так ей было обидно от слов этих горьких что прямо таки и слов нет. Ну огольца того сами же его друзья хорошенько вздули. Что б знал в следующий раз что говорить. Доня вся в слезах пришла домой. Насилу ее успокоили. Иван сходил куда надо. Пацану тому отец его еще плеток добавил чтоб не повадно было словами разбрасываться. Так бы оно все и прошло. Забылось бы. Но вот беда. Заболела с той поры Донюшка. Молчит, слова не вытянешь. Уткнется в угол лицом. Сидит сиднем. Тут тебе раздолье. Луга зеленые, вода в речке теплая, солнышко вовсю светит, радость да и только. Но нет. Что ты будешь делать. Глазами молчком хлопает,  носом обиженно хлюпает. Пригорюнились отец с матерью. Сходили до священника, молебен о здравии заказали да батюшку в дом пригласили. Мол, так и так дело обстоит. Не знаем, мол что и делать. Ну тот бороду погладил, помолчал немного и говорит:
- Это дело Божие. Нам туда нечего соваться. Молитесь. Без нас все устроится. Ладно. Сказано, как отрезано. Прошло с той поры дня три не больше. Марья ночью как не проснется, так  видит Доню в молитвенном уголке. Три дня на пролет там простояла. Хотите, верьте, хотите нет. Днем совсем не спит, а ночь всю на пролет молится. И как то так случилось потом, засуетились Иван да Марья с утра по хозяйству и забыли про Доню то.  К обеду хватились,  а ее и нет нигде. Ой, беда. Забегали, зашумели. Тут самому хоть в пору в колодец прыгай. Не упала ли туда, не утонула ли. Соседей подняли на ноги. Не видел никто, мол не знаем. Что делать? Глядь, идет Донюшка одна со стороны леса. На голове венок из ромашек красуется, в руках длинная былинка полощется. Кинулись к ней родители.
- Где же ты была доченька?
- Я с Матерью Божией разговаривала.
- Да как же это так, Донюшка!? Правду ли говоришь, не обманываешь?
- Нет  тату, нет матушка. Я не вру. Я сильно сильно молилась. А потом сказала: « Мамочка Бога моего, если Ты и в правду есть возьми меня к себе на руки и поговори со мною.» И тут мой Ангел взял меня за руку и перенес по воздуху в лес. А там я увидела Матерь Божию. Красивую - красивую. Большую - большую. Вышиной до самого неба. Она взяла меня на руки и сказала мне:
- Не плачь, Доня. Я много терпела за Сына Моего.
А потом Она дала мне на память вот этот венок из ромашек.
И такое  у девчушки в этот момент лицо было счастливое, прямо как будто бы солнышко светится. Тут все обрадовались, что выздоровела она  от своей болезни и повели они ее к священнику в храм. А тот премудрый старец был. Расспросил он ее как дело было а потом и говорит:
- Ну Доня, коль не врешь что венок сей тебе с неба достался, давай ка мы его испытаем. К тому времени слух о том что девчушка видела в лесу Матерь Божию облетел всю станицу. Да мало ли что может ребенку в лесу привидится? Ладно. Собрались к храму чуть ли не все взрослые и дети. Взял батюшка венок и пошли они все вместе в дом к одному молодому казаку. Отроду ему было двадцать лет. Но себе на горе упал он в детстве с коня и повредился с той поры здоровьем. Ни встать, ни сесть не может. Лежит бревном на полатях. Ни рукой не пошевелит, ни ногой не двинет. С ложки его кормят да горшки из под него выносят. И матери горе и отцу отрады нет. Одна у них и была на него надежда. Ну входят станичники гурьбой во двор.
- Где тут ваш Алеша? Спрашивает их батюшка.
- Да где ж ему быть то, отец родной? Лежит на полатях.
- И что ж до сих пор не встает?
- Нет. Как упал тогда с коня то, так считай что уже девятый год как лежит. Высох уже весь. Думаем что помрет скоро.
- До смерти ему еще может и далеко. А давайте ка мы ему цветочки одни подарим.
- Да зачем же это ему цветы то батюшка родимый?
-Э-э-э, станичники не скажите. Цветы они разные бывают. Бывают земные а бывают и небесные. Ну вошли в дом. Народу набилось битком. Дышать нечем. Доня впереди всех идет, мужики и бабы, кому места в хате не хватило, так те в окна заглядывают, гадают, что ж сейчас будет то? Ладно. Подошел батюшка к постели больного, да и положил ему венок на грудь. Как подскочит он к верху и встал на ноги, как ни в чем не бывало. Так все и ахнули. Вот так чудо. А Доня смеется, в ладошки хлопает, да на месте кружится и приговаривает.
- А я правду сказала. А я правду сказала.
Ну тут уж кинулись всем скопом в лес. Топоры да пилы с собой прихватили, хорувгвии подняли да в два дня поставили там на месте явления часовенку - красавицу. А по дороге к ее постройке довелось им всем еще одно чудо от венка увидеть.
Жили на станичных выселках две пришлые жилички. Разные про них слухи ходили. Что мол ворожеи они и колдуньи. Мало кто в это верил но случилась в станице однажды такая история. Жил был один удалой казак по имени Степан. Веселый, разбитной и до женского пола ходок знатный. Заглянулись ему те пришлые жилички. Им в то время как раз лет по сорок пять было. Самый бабий расцвет - закат начался иначе не скажешь. Во- о- т, значит. Решил Степка - молодец подбить под них клинья. Пришли они к ним с одним дружком на пару а они им от ворот поворот. Ладно. Степанов дружок тот чуть его  постарше был и говорит ему:
- Степан, брось ты их к лешему. Пойдем лучше к молодушкам песни попоем да семечки пощелкаем. Ну а тот нет. Завелся не на шутку. И чуть не на спор решил таки довести это дело до конца. Сходил он к ним  еще две или три ночи  к ряду но все без успеха. И вот как то днем идет он по улице а  они ему на встречу попались и говорят ему:
- Здравствуй удалец. Приходи мол Степушка сегодня к нам вечерком мы тебя так и быть впустим к себе. Ладно. Обрадовался Степка - дурачок, для храбрости напился сливянки и пошел на ночной промысел. А дружок его отговаривает. Мол не ходит ты Степан к ним. Чует мое сердце что у них там не все чисто. А тот нет. Я не я если мол не добьюсь своего. Ну ладно. Ушел Степан. А дружку его не сидится на месте. И так и сяк себя успокаивает а толку нет. Плюнул с горя и пошел вслед за Степаном. Болит сердце за друга и все тут.
 Дело было к полночи. Пришел Степан на выселки, стучится.
Они ему открыли и говорят:
- Входи, мол,  Степушка. Мы  для тебя все приготовили. Оробел что - то Степан. Затоптался на месте то. И не успел он и глазом моргнуть, как из их хаты, откуда ни возьмись, выскочили две огромных черных свиньи. Да как перепрыгнут через забор! Да как накинутся на Степана! Господи помилуй! Степка тикать. Да не тут то было. Вцепились они ему в сапоги и ну их зубами  в клочья рвать. Завопил Степан благим матом. А тут и дружок его подоспел. И давай их крестить да девяностый псалом в слух читать. Бьет их что есть сил ногами по рылам спасает героя. Одним словом, еле они тогда живыми ушли. Степан мало того, что в одночасье седым стал, так они к тому же еще и пол икры  ему с правой ноги оторвали. Вот какие дела. Чуть было за живо его не съели. А что было бы если бы он к ним в хату вошел? Пропал бы Степка - донжуан не иначе. Благо, что дружок его подоспел вовремя да покрыл его дурака Господь. На следующий день встречают они Степанова дружка на улице. Головы по самые глаза в платки закутаны  и говорят ему:
- Ты нас еще попомнишь!   
Уехал он из станицы. И месяца не выдержал как уехал. А Степан тот ничего. Стал, правда, хромать сильно. Да из храма ни на одну минуту теперь не выходит. И псалмы читает и паномарит на службе и в колокола звонит. Все готов делать, только бы не вспоминать той ночи. С той поры прошло лет пять. Кое - что забылось, а кто и не верил этим басням. Вот. А в канун того дня как было явление Божией Матери в лесу, собралась одна из тех жиличек помирать. Страху при этом все натерпелись и не рассказать. А дело было так. Их дом стоял на отшибе. Как раз возле самого леса. И однажды днем примерно в обед вдруг из их хаты такой вой поднялся, что у соседей аж волосы дыбом встали. Перепугалась станица. Все растерялись не знают, что и делать. Степка со страху начал в колокола звонить, а вой не утихает, пуще прежнего нарастать начал. Как на грех батюшка с утра  в другую деревню на отпевание уехал. Что делать? Сгрудились мужики рядом с их двором а идти боятся. И вот что дивно то. Бывалые вояки все собрались. В одиночку и в разведку ходили и языка у турок добывали, а тут прямо таки руки ноги отнимаются от страха. Бабы, верите – нет, кто с детьми в подпол попрыгали, кто в сено как мыши закопались, а кто в кадушки из под соленой капусты  законопатились. И смех и грех. Еще целых пол года потом вспоминали в станице кто где тогда оказался. А в тот момент всем не до смеха было. Что делать? Тут появился один боевой дед. Звали его Михей. Куда там молодец. В руках два костыля, борода седая чуть по земле не волочится. И   всего то на всего девяносто лет ему недавно стукнуло.  Ладно. Подошел он к станичникам растолкал их в разные стороны и говорит: 
- Ну кась, брысь отседова, мелочь пузатая.
Расступились станичники. Он во двор вошел, к окну приблизился и как даст по нему клюкой то. Стекло во внутрь и выскочило. Дедуля на завалинку встал и сам в окно полез. А из  их хаты смрад валит такой, что и дышать нечем. Ну осмелели немного мужички. То же подтянулись к окошку, глядь, а там одна из жиличке лежит  на полатях полуживая, а другая вся в пене и грязи по полу катается. Дед Михей и говорит ей :
- Где, мол, оно?
А та сказать ничего не может только подбородком куда то в сторону печи тычет. Ну дедулька не долго думая схватил топор и хвать им по печи. Так и развалил ей правый угол. А из него на пол выпало большое черное гусиное яйцо. Дед как даст топором по нему так и разбил его всмятку. Ну тут такая свистопляска пошла, что и слов нет.  Та жиличка, которая была уже при смерти вдруг как завопит и давай раздуваться в разные стороны. Разбухла она как бочка, а потом как грохнет всем телом. Так и разнесло ее на разные части. Как там все дело дальше было мало кто помнит. Драпала вся деревня. А дед Михей впереди всех. Прилетел он домой. Про костыли и забыл даже. А от него смрад такой валит, что его дворовая собака Тузик вместе со своею будкой враз дала деру куда глаза глядят. Бабка на него с кулаками:
-Куда это, мол, тебя окаянного носило? Тебе что, мол, жить надоело? А дед посмеивается и говорит:
- Не ворчи старуха. Еще мой прадед мне рассказывал, что если не выпустить ее колдовскую душу из яйца так тут вся станица могла замертво лечь. Да-а-а, дела, дела. Потом попытались они отстирать ему его одежду но ничего у них не получилось. Вонь была страшная. Прошлось ее на костре вместе с фуражкой сжечь. И прицепился этот поганый запах к деду так что и в бане его парили и в чане с отваром ромашки отмачивали и в пепле кедровом его валяли ничего не помогает и все тут. Потом уж когда батюшка вернулся до дому обрили мужики деда Михея с ног до головы, волосы сожгли на костре и намазали его от макушки до пяток  соборным маслом. Так только и избавился он от такой напасти. Ну бабка его чуть до смерти не запилила:
- Зачем, да почему.
А он лежит себе на печке да посмеивается. В белую простынь укутался и пятидесятый псалом про себя почитывает. А в тот самый день когда двинулись станичники строить в лесу часовенку стала помирать и та вторая жиличка. Воя такого как в первый раз уже не было, но всякая бесовщина там творилась. Как только приблизился крестный ход к ее двору, так хата ее черным огнем занялась. Огонь вроде бы есть, а дерево не горит. Стены ходуном ходят, из трубы какие-то лунатики выскакивают, жуть одна. А священник - монах, Царство ему Небесное, премудрый старец однако был. Подошел он к разбитому окну то сорвал с Доненого венка один цветочек, да и бросил его в хату. Как будто бы какую бомбу он туда им забросил. Верите - нет, разнесло этот их гнилой вертеп в разные стороны так, что потом на расстоянии десяти метров от их двора находили бревна от их хаты. И вот что дивно. Кто с этого места хоть одну щепку к себе в дом брал не было ему потом покоя ни днем ни ночью. До той поры пока не сжигал он эти дрова на костре или не бросал их в речку. А уж куда жилички те подевались, это только Господь ведает. Так они и сгинули. Вот и поделом им. Где ж это видано что б человек мог с  Самим Богом войну вести? Тут уж шутки в сторону. Сами во всем виноваты, вот теперь и расхлебывайте в вечности.
Теперь и последние сомнения какие у кого были рассеялись. Чудо произошло с Донюшкой не иначе. В два дня поставили на том месте часовенку. Сделали в ней все чин - чином. Заказали в нее большую писаную икону Божией Матери « Казанскую». Освятили все как положено. Так и до сих пор зовут ее в станице Донина часовенка. Теперь откуда бы не возвращались станичники так первым делом в часовенку забегут свечки поставят и домой поспешают. Венок тот чудотворный положили под престолом в храме станичном. Алеша то расслабленный после всего с ним случившегося ровно через две недели женился и возле того престола венчался. Вот какие чудеса бывают на свете.

                ГЛАВА 3

С того времени, как погибли родители Дони, прошло лет этак с пяток. Станица рассцвела тогда невероятно. Почитай что с  600 дворов в ней уже насчитывалось. А если взять в рассчет близлежащие хутора, так и все 700 наберется. Стали к ним и гости столичные заезживать. Торговля донскими жеребцами у них  хорошо пошла. Ярмарка за ярмаркой у них в станице образуется. И вот как то однажды после очередной ярмарки встал станом неподалеку от станицы цыганский табор. Доне тогда уже  шестнадцать лет исполнилось. Красавица она была необыкновенная. Но что - то вот с женихами у нее как - то дело не выходило. Если что по серьезному так женихи были недостойные. А если баловство какое, так она их быстро отвадила от двора. То собаку на них спустит то кипятком обдаст из окошка. Так и отучила их плести вокруг себя разные глупости. Вот. Пришел, стало быть,  табор в станицу. И приглянулась их атаману Донина красота. И решил он ее украсть и сделать своей очередной женой. Ладно. Дело было к вечеру. Снялся табор с места. А Доня  тем временем пошла к колодцу по воду.  Разбойник - атаман налетел на нее, да и подхватил на полном скаку себе в седло. Донюшка так и обмерла от неожиданности. Цыган этот здоровенный был,  сильный. Сжал ее бедную так что чуть она разума не лишилась. Затихла, не дышит. А этот чернобровый бандит смеется на ходу да коня подстегивает. Однако же русскую казачку не так то просто взять, нахрапом.
Очнулась Доня, да вспоминает, как учил ее отец от мальчишек на улице отбиваться. Притихла совсем, а цыган разжал немного руки и наклонился вперед посмотреть жива ли она. А Доня в этот момент как даст ему локоточком под дых. Он и согнулся пополам. А она ему как двинет локтем в бороду, так и выбила его из седла. Полетел он на землю вверх ногами. Доня -то и перекатилась через седельную луку, села в седло и ищи ветра в поле. Вмиг домчалась она до  своего дома. Подняла соседей на ноги рассказала как было дело. Можно сказать, что спас ее тогда своим приемом покойный отец от поругания, а может  и от самой смерти. Цыганский конь ей в добычу достался. Сам статный, узкогрудый. Весь как ртуть переливается, не стоит на месте. Одно загляденье, а не конь. Продала она его на ярмарке. Теперь у нее и капиталец кое - какой завелся. Цыган тот еле свой табор пешком догнал. И уж он ругался и бил плеткой своих жен нещадно. Уж больно ему коня того было жалко. Но с той поры и не вздумал более в станицу и нос свой совать. Молодые казаки как прослышали про такое дело, так хотели тут же этот табор догнать и перебить там все мужиков. Да старики им того не дали сделать Мол, нечего удаль свою дурацкую на беззащитных людях показывать. Мол, придет военное время там и посмотрим кто из вас кто. Война – она, как бельевая скалка враз из головы всякую дурь выбивает. А за пролитие в мирное время невинной кровушки Господь строго спрашивает. До седьмого колена наказывает отщепенцев. Поостыли немного парубки. Отвели душеньку на гибкой лозе. Порубили ее стебли словно цыганские головы и на том успокоились. Доня теперь уж совсем для них стала желанной невестою.  И из себя красавица, и хозяйство у нее как игрушка светится, и деньжата кое - какие завелись. Не невеста, клад. Только ей все как то нипочем были их ухаживания. Молчит себе на уме. Работает и молится. Рукодельничает и молитву шепчет. Из храма все службы ни ногой. Так и жила горя не знала.
 Прошло с той поры еще немного времени. Опять конная ярмарка в их станице намечается. Аж из самой Москвы к ним гости пожаловали. Донские жеребцы в высокой цене там ходили. И вот в этот раз приехал к ним один купец, удалой молодец. Косая сажень в плечах, черные кудри в разлет. Глаза голубые, борода лопатой на грудь спускается. Нос с горбинкой, губы широкие, рот мягкий, зубы большие, белые. Одним словом сердцеед, иначе не скажешь. Малиновая красная рубаха на выпуск. Черные широкие шаровары из английского сукна. Юфтевые сапоги гармошкой. Брильянтовое кольцо на левой руке. Огонь а не парень. Холостой, веселый. Певун поискать таких на земле. Ну со станичниками такой удалец сразу нашел общий язык. Да и как тут устоишь? Деньги у него из рук горой сыпятся. Направо и на лево подарки раздает. В кулачном бою за чужую спину не прячется. Одним словом любимец публики да и только. Ну сговорился он с хлопцами идти сватать Донюшку. К тому времени как он женихаться собрался вся станица считай уж как неделю гудела беспробудно. Бедные бабы уж и не знали как им еще и молится надо что б отнял Господь от них эту краснорубашную беду.
Набрал купец подарков дорогих. Шелковых платков с десяток на плечи повесил. Подвенечное платье приготовил и айда братва к Дониному двору. Тут, и стар, и млад в подвенечный поход вышел. Да такому молодцу мол, и заграничную принцессу отдать не жалко. Не то, что свою казачку. Эх, мол, кума. Не теряй своего счастья. Пришли к воротам. Стучат. Открывай мол, невестушка всем миром пришли тебя сватать. Выглянула девица в окно, а там вся околица мужиками забита. Кто пляшет, кто песни поет. Одним словом гуляют казаки. Вышла Доня во двор. Встала рядом с воротами на приступочку и открыла щеколду то. Открылись воротца - то и решил купец, что дело  уже сделано. Обрадовался удалец взял в руки платье подвенечное и шагнул во двор. А Доня как даст ему арбузом по голове. Так и выскочил от нее столичный герой как ошпаренный. То - то здесь смеху было и не передать. Ох и Доня! Знай наших. Вы нас шелками, а мы вас арбузами.  Долго еще старики вспоминали тот день. У купца глаза от испуга рачьи стали. Алый сок по бороде течет. А арбузная корка как заморский котелок на голове красуется. Смех да и только. Ну тут молодые казачки совсем пригорюнились. Если уж такого жениха вниз по горке прокатили то им то уж точно отказ во всем будет. Прошло с той поры еще два месяца. Лето уже на закате было, а тут на Доню новая беда навалилась. А как было дело то.
Проезжал как - то через их станицу один молодой барин. Приехал на золоченой карете. Весь расфуфыренный, что тот павлин. Белые чулки на ногах, серые штаны, сюртук как у клоуна. Белый парик, лицо узкое как у хорька. Напудренный, духами от него за версту несет. Ладно. По русски ни слова не говорит. Все моншер, да бонжур. Тьфу ты, словно мыло во рту перекатывается. С ним в дороге еще четыре слуги было. Путь его лежал в заграничные дали. В самый Париж направился на учебу. Был он дворянского роду, а избалованный и слов на то нет. Прожил  он в станице дня два не больше и решил дальше путь держать. И что удумал, поганец этакий. Решил он Доню силой взять. Чтоб, значит, помнила вся станица, кто есть над нею хозяин. Ладно. Приготовили все к отъезду и рано утречком пока все спали в станице нагрянули они к Доне в дом. Дверь с петель сбили, ввалились в хату а Доня - то не будь дурой прыг в подпол и скрылась там.  Те за ней. Да не тут то оно было. Подпол то не простой оказался, а с секретом. Был в нем один заветный  подземный ход. О нем никто во всей станице и знать то не мог. Сама Доня его выкопала и уходила по нему в свою маленькую пещерку. Точь – в - точь как та которая была у ее покойной матери. Иконки были там разные, и лампадка имелась. Все как положено. Пошарили они в темноте то а ее нет нигде. Струхнули, мол, ведьма не иначе. А хозяин торопит их. Мол, давайте ее скорей сюда. А где ж ее взять то? Ладно. Кинулись они бежать. Соседи  шум услыхали, парубков кликнули, те по коням и в погоню. Догнали их в лесу и давай их плетками охаживать да кулаками приглаживать. Кому зубы выбили, кому синяков надарили. А барина руками не тронули, что вы. Только сняли с него портки, на дороге растянули и всыпали ему плёток  по первое число. Так знаете, враз он французский язык забыл. Запричитал на чистом русском:
- Я маменьке расскажу. Я папеньке про вас отпишу. А казаки разошлись не на шутку. Бьют его да приговаривают:
- Ничего, мол, барин. Пока письмо напишешь, пока ответ придет нас может уже и в живых  не будет. Выпороли его как следует и отпустили с миром. Считай, что с месяц не мог он потом на этом месте сидеть. Только на животе в своем Париже лежал да переводил маменькины денежки на модные свинцовые примочки.
Доня же три дня просидела в своем укрытии. Так ей было обидно и страшно, что и слов нет. Да что же это такое в самом то деле? Тут и для взрослого человека такие искушения как тяжкая гиря. А она то считай, совсем еще девчонка была. Соседи ее с ног сбились. И там ее ищут и тут аукают. Нет ее нигде и все тут. Парубки думали что может быть ее уж и в живых то  нет. Может, убили ее барские слуги. Прошло так три дня. Молится Доня. Ни на секунду не прекращает молитвы. Мол, Господи иссохла я вся от жизни такой сиротской. Скажи мне Господи путь мой и я пойду по нему. Отпусти душу мою с покаянием. Плачет она все ночи на пролет. От такой беды она  куда хочешь готова  бежать. Пол в пещере от слез весь у нее под ногами раскис.  Скотина без присмотра осталась. Хозяйство брошено. Беда, да и только. Вдруг, слышит она как зовет ее кто то. И голос такой знакомый, такой родной. Как будто бы мать покойница ее из хаты кличет: 
- Доня, Донюшка. Выйди ко мне, радость моя.
В миг у нее все слезы просохли. Выскочила она из своего убежища, а в хате стоит величественная Жена. Одета во все черное, по монашески, а на плечах у Нее красные скрижали нашиты. Персты белые и правая рука как у священника благословением сложена. Донюшка сразу поняла кто перед нею стоит.
- Матерь Божия, благослови! И бух Ей прямо в ноги. А Присно Дева Мария и говорит ей:
-Терпи девонька, мой будешь. Перекрестила Она ее с ног до головы и исчезла из вида. Так в хате и в подполе и в самой пещерке еще целых три месяца потом все пахло неземным благоуханием. Поспешила Доня к священнику на исповедь. Рассказала ему как там все было. Он ей и присоветовал никому ни о чем не говорить. А про благоуханный запах сказать, мол, барчук, когда удирал без оглядки, разбил склянку заграничных духов. Так почитай вся деревня с целый  месяц потом ходила к ней в дом нюхать такое чудо. Да, говорят, мол, вот дает заграница. И запах необыкновенный и дух от склянки такой легкий не надышишься. А Доня посмеивается да отшучивается. Мол, пока я пряталась  от разбойников в лесу,  они мне тут  заморскими духами полы вымыли. Вот собственно и вся присказка о Доне и ее родителях. А теперь пойдет и сама сказка то. Слушайте.

                ГЛАВА 4

Прошло стой поры чуть меньше года. Истории с женихами постепенно забылись и заслонились более важными событиями. В воздухе тут и там носились слухи о грядущей войне с турками. Приутихла станица, приумолкла. Нет такой былой удали и веселья. Бабы нет - нет да и всплакнут в край платочка глядя на то как мужики готовят походную амуницию,  да правят клинки на точилах. Тут уж дело верное. Если заговорили о войне, жди станица. Приказ и по коням. А там кто ведает, кто знает кому суждено из них в живых то вернуться.
Кто по опытней так те все по хозяйству заботу имеют. Спешат как можно больше сделать по дому. А кто помоложе, так те все скачки устраивают, да лозу рубят. Руку себе набивают, да героями себя представляют. Как, мол, вернутся они домой. Грудь в орденах, добыча в руках. А то им мальчишкам неразумным не известно было, что война она не разбирает, где старый, где малый. Всех крестит одной судьбой.
 Незамужним девчонкам то же не сладко пришлось. Тут и так мужиков не хватает. Посчитать так на каждого жениха чуть ли не по три казачки приходиться. А если завтра война? Да не на один год. Когда  ж тут замуж выйдешь? Да и вернутся ли их суженые назад, домой живыми  то, кто знает. Ну бабье дело оно искони всем известно. Как не крути, а все о замужестве и думай. А кто за мужем так все о детях. А если дети выросли так о внуках. А если внуки подросли так о правнуках. А тут и смерть. Вот и вся жизнь. Но Доню этот вопрос почему то совсем не интересовал. Все чаще и чаще задумывалась она о тех словах которые ей довелось услышать год назад от Матери Божией.
- Что же это хотела Она мне  ими сказать? Думала она.
- Может в монастырь мне лежит дорога? Спрашивала она духовного отца. А он однако премудрый мужик был, доложу я вам.
- Нет, дочка. Видать твоя дорога совсем в другую сторону лежит.
- Да в какую же, батюшка?
-Потерпи, егоза. Не все сразу в нашей жизни открывается. Но когда ни будь, откроется непременно. Так прошло еще немного времени. И вот однажды ранней осенью пошла Доня в лес за морошкой. Пошла она по обычаю одна, да заблудилась. Уж насколько она знала хорошо  лесные окрестности а тут прямо таки наваждение какое то. Не может выйти на заветную тропинку и все тут. В лесу сумерки быстро наваливаются. Только солнце за деревья сядет вот тебе и ночь. Ну Доня человек бывалый. Нашла себе укромное местечко под упавшей сосной. Устлала землю ее мохнатыми ветками, платком укрылась, лукошко под голову пристроила - вот тебе и хоромы. И все бы оно это было ничего. Но как на грех забрела она в одно не хорошее место в лесу. Звали его станичники Травкино болото. Почему Травкино, кто его знает. Говорили старики, что если кто отведает травы с этого болота станет совсем чумной. Рассказывали они и такую историю которая случилась  в станице давным  -  давно.
 Жил - был один казак по имени Григорий. И как - то на спор выкурил он трубку, набитую травой с этого болота. Мол, враки это все. Смелому казаку нечего, мол, бояться бабьих россказней. Ладно. Только он покурил и как бросится в небо. Совсем, что тебе та самая птица. Еле успели его  за ноги поймать. А он с той поры стал такой буйный, что и сладу с ним нет никакого. Связали его цепями. Жернова мельничные к ногам приточили, чтоб его в небо не уносило. Промучились с ним так два дня. Он было посидит - посидит на земле то а потом как дернется в высь. Так что, считай если бы не цепи и жернова, улетел бы неразумный Гришка в небо то. Да и сверзился бы оттуда на смерть не иначе. Ладно. Еле довели его несчастного до храма. Он как церковь увидел еще пуще прежнего начал бесноваться. Но потом окатили его с ног до головы водой с Иордан - реки он и приутих малость. Внесли его в храм, батюшка его особоровал, прочитал положенные молитвы над бесными он и очнулся. Глаза открыл спрашивает: Мол, где я? - Станичники ему и говорят:
 - Как где, Гриша? Дома ты, в храме.
- А я думал в аду не иначе.
- Да что ж это с тобой случилось то, расскажи.
- Как выкурил я ту  дурман травку то, явилась мне одна черная птица. Вошла  мне прямо в сердце и так терзала она мою душу, что я уж совсем забыл, кто я и есть. То ли человек, то ли пернатое существо.
Беда одна ей, Богу. От гордости да от глупости на свете есть только одно лекарство - жизненный опыт. Как кто хлебнет его горького дыма с полна так потом и не захочется ему устраивать разные эксперименты. Это точно. Пришел Григорий в себя. Повезло ему дуралею. А бабушки с той поры непослушных малышей  стали пугать Травкиным болотом:
-Вот, мол, не будешь меня слушаться, отнесу тебя на болото   к черной птице.
- Ой. бабулечка не отдавай меня птичке! Причитали малыши.
Страшное было место. Всякая гадость там происходила. И скот погибал, и люди пропадали. А бывалые старики поговаривали, что те пришлые жилички - колдуньи так те из него и не вылезали. Обернутся свиньями и щиплют на нем травку то. Может врали, а может, кто из них и впрямь видел там этих оборотней. Вот Донюшка сама не зная как и забрела в это никуда негодное место. Хочешь, не хочешь, а ночевать ей здесь пришлось. А куда в лесу  ночью пойдешь? Сгинешь в болоте. Никто и не узнает, где твои косточки обретаются. Настала полночь. Луна во всю  свою мощь светит. Не спится Доне и все тут. Неуютно как - то у нее на душе. Вдруг слышит она по лесу идет кто - то. Да не один человек, а целый отряд. Вот те раз. Время предвоенное. Может отряд неприятельский в лесу объявился кто знает? Идут строем. Шаг на ходу печатают. Раз, два. Раз, два. Левой, правой. Левой, правой. Оружие о доспехи бряцает, ветки под ногами хрустят. Что за притча? Откуда здесь в глухом лесу солдатикам взяться? Екнуло у Дони сердечко. Ой, как бы не быть беде. Выглянула она из своего укрытия. Что такое? А лес вокруг весь светится. Солнечными бликами играет, радугой расцветает. Вылезла она потихонечку из своего укрытия. Прошла немного на корточках  раздвинула кустики, да так и обомлела от неожиданности. На большой поляне рядом с Травкиным болотом плечом к плечу стояли 11 русских витязей. Все как один на подбор. Роста двух метрового. Кольчуги золотом горят. В руках у них круглые красные щиты. По бедрам мечами опоясаны. Остроконечные шлемы на головах. Колчаны полные стрел за плечами. Лук с тугой тетивой за спиной. Черные шаровары с медными наколенниками в  синие остроносые сапоги со шпорами заправлены. Да короткие ножи с бирюзовой рукояткой  за их  голенищами виднеются. Лица у всех молодые, красивые. Бороды окладистые, длинные. Глаза голубые светлые. Носы тонкие, стройные. Губы узкие, жесткие. Замерла Доня от восхищения. Что за воинство такое дивное? Кто такие? Откуда? И почему они в старинном доспехе? Вопросов у нее было много, а ответа на них нет. Витязи же постояли немного и перекрестившись шагнули в глубь Травкиного болота. И вот что дивно. Вода для них была все равно, что суша. Так и скрылись они в его глубине. Еле дождалась Доня утра. Прибежала она в храм да к духовнику с расспросами. Вот, мол, батюшка как все было дело. Не бесовское ли это было наваждение? А он ей и говорит:
- Да где же это ты дурья твоя голова видела что бы бесы крестились? Дьявол ничего на свете не боится. Ни воды, ни тины. А крест для него верная смерть. Так что не сомневайся. Видение твое верное было. Только вот мы с тобой не знаем зачем оно тебе явилось. Ну тут Доня в него прямо таки руками вцепилась:
- Отпусти меня батюшка на болотце! Отпусти!   Что делать? Посмеивается старик:
- Ну сходи, сходи, красавица. Выбери себе там женишка.
- Ах, батюшка! Все вы надо мною смеетесь. Я Бога люблю больше чем парубков.
Отпустил он Доню в лес. Запаслась она кое - какой едой. Взяла одежку потеплей. Устроила себе малый шалашик напротив болота да взялась за рукоделие. Четки плетет да молитву шепчет. Наступила ночь. Небо чистое звездное. Чу, слышит Доня что кто то идет назад по болоту. Поступь не ровная. Стоны слышны и предсмертные хрипы оттуда доносятся. Смотрит она,  а из болота выходит назад та самая дружина. Мечи у них все  в густой крови испачканы. Луки сломаны. Колчаны пусты. На плечах  выносят с  собою своих товарищей.  Трех убитых и  двух раненых. Вышли на поляну, положили их тела на землю да раны друг другу перевязывают и мелкие царапины подорожником протирают. Призадумалась Донюшка. Где ж это у них такая битва была? И вспомнился ей тут один ее разговор с духовным отцом. Рассказывал он ей однажды свой чудный сон. Будто бы был он в этом сне в самой глубине Травкиного болота. И будто бы видел он там одну загадочную пещеру. И вроде бы как та пещера была не что иное как вход в адскую бездну. И, что видел он  как души умерших русских солдат сходили этой пещерой на вечные муки. Теперь у нее в душе зародилась смутная догадка. А сон ли это он ей рассказывал? Может быть  то была быль? И вот пока она так гадала, один из витязей встал во весь  свой огромный рост, поправил  на голове смятый золотой шлем, отбросил за плечи красный плащ и сказал:   
- Готовьтесь други.  И обойдя их стан по кругу, остановился лицом к болотной жиже. Прошло несколько мгновений и он сложив козырьком  руку пристально всмотрелся в глубь топкого пространства и громко закричал:
- Вставайте братия! Грянул наш час!!!
И вдруг после этих его слов в глубине болта распахнулась какая то неведомая дверь. И ураганный ветер шквальной стеной налетел на них. Тесно сомкнув свой ряд, прикрывая собой убитых и  подхватив под руки раненых, они дружно наклонились против его течения. Заслоняясь разбитыми щитами, они крепко встали  ему на встречу. Но видимо в той невиданной битве сильно они досадили врагу. И черный, ядовитый адский огонь вдруг вышел из самой глубины тартара и жирными хлопьями упал им на плечи.   
- Потщимся, други!  Потерпим за наших воинов во аде сущих!  Обращая лицо к своим однополчанам, сквозь ветер закричал витязь в красном плаще.
- Выстоим Александр! Нам не в первой умирать!
Все как один ответили они. И пламень ада сжег их до тла. И живых и мертвых. Уж как Доня плакала за них. Как она причитала и слов нет. Так ей было их жалко, что сказать о том  невозможно. Вот ведь как. Сгорели заживо, а ни на шаг не отступили. Не сдались.
Рано утром бросилась Доня назад в станицу. Рассказала она там любимому батюшке как все было. А он ей и говорит:
- Значит дочка так. Я стало быть скоро уйду отсюда навсегда. А ты вот что сделай. Сходи - ка ты еще разок на то болотце. Я помолюсь о тебе Богу. Все для тебя и прояснится.
Заскорбела тут Донюшка, что не увидит она больше своего родимого батюшку. А тот посмеивается, бороду  пальцами разглаживает да и говорит ей:
- Так ты ж за меня замуж не хотела выходить. А теперь слезы льешь?
- Все вы батюшка надо мной смеетесь. Разве монахи женятся?
- А как же, - говорит он. У нас не одна женушка есть, а целых три. Молитва, да Любовь к ближнему, да Сама Матерь Божия.  Вот сколько.
Отшутился как всегда старик перекрестил ее с ног до головы и отпустил с миром. Прощается с нею на всегда  да в усы посмеивается и говорит ей:
- Иди Доня на болтце. Выбери себе там жениха.
 Махнула рукой она с досады и побежала опять в лес. Долго ли коротко ли вот и ночь опять наступила. Гадает про себя Доня. Что будет? Откроется ли ей тайна или пошутил отец ее духовный. Вот и полночь уже прошла. В лесу темно, тихо. 
Вдруг, хрустнула ночная тишина.  И земля на поляне лопнула. Разошлась в разные стороны и из ее глубины на поверхность вышли  те самые русские витязи. Живы - здоровы. Лицом еще краше стали. Новенький доспех золотом на них горит. Мечи в их руках молнией блистают, красные щиты зеркалом светятся. От такой радости Доня чуть было в голос не закричала. Вот так чудо! Вот так радость! Сгорели без следа и вновь восстали на битву. А они сомкнули круг дозором осматривают окрестности как будто бы ждут чего то. Тут не жданно не гаданно появился в глубине леса маленький огонек. Правит свой путь уверенно к витязям. Присмотрелся к нему повнимательней Александр и говорит своим сотоварищам:
- Вот и подмога к нам поспешает. Как и сказал нам о том Господь. Не успел он договорить своих слов до конца как на поляну вышел еще один витязь. Видом и ростом такой же как и они. Доспехом и оружием ни уступает ни в чем. Лицо благородное, русское.
- Здравствуй, брате. Давно тебя ждем.
- И я вас давно знаю. Вот только земные дела меня чуть - чуть задержали.
- Как тебя звать - величать, друже? Спросил его старший воин.
- Василий мне имя.
- Доброе имя, брате! Встань с нами в ряд.
- Где мое место, отче?
- Там где Господь благословит.
И Василий подойдя к ним поближе окинул взором их стройный ряд и произнес:
- Как вас зовут, други?
- Олег, Иоанн, Алексий, Димитрий, Виктор, Ярополк, Илья, Иосиф, Сергий, Кирилл.
- Примите меня в свой круг, братия.
И они все  вместе встав в широкий круг возложили друг другу руки на плечи. Они немного постояли и тронулись в хороводе  вправо. А затем переступая через низкую траву двинулись в лево. 12 небесных Ангелов и земных воинов набирая ход в невиданном танце стройно закружились в едином хороводе и Ангельское пение сорвалось с их уст.
- Свят, Свят, Свят Господь Саваоф. Исполн неба и земля славы Твоея. Осанна в вышних. Благословен грядый во имя Господне. Осанна в вышних. 
Ни живая ни мертвая от волны восхищения Доня едва не выскочила им на встречу. Но краешком своей чуткой души она понимала, что своим неожиданным для них появлением она может разрушить их молитву. Их хоровод, набирая полную силу, превратился вскоре в большой солнечный круг. Он разогнал ночную тьму  и осветил окрестности темного леса. Но вот земля дрогнула, и из гибельной глубины Травкиного болота на его поверхность выскочил огромный Дракон. Он выбросил в воздух клубы смрадного дыма, опалил деревья жарким огнем и бросился в бой. Как будто не замечая его стремительного движения витязи ни на одну секунду не прекратили своего танца. Они оставались совершенно спокойны и абсолютно безучастны к его страшному виду и громкой поступи. Свирепое чудовище вздымая в верх тучу грязной тины издавая  головами грозный рык прыгнуло в самый центр их светлого круга. Во мгновение ока выхватив свое оружие они дружно вступили с  ним в схватку.  Но  он смял их стройный ряд и ударом хвоста он разметал их тела  по всей земле.
Похолодев от ужаса и страха Доня упала на взничь. Она беспрерывно шептала:
- Господи помилуй, Господи помилуй, Господи помилуй! Так и спаслась. Ну а на следующее утро вернулась она в станицу. А там ей говорят, что мол батюшка твой  исчез бесследно. Как отслужил он вечерню так и пропал из алтаря неведомо куда. Пригорюнилась Доня, заплакала. Жалко ей было расстаться с любимым батюшкой навсегда. Один только он и был у нее на всем белом свете. Отец и мать в одном лице иначе не скажешь.
 Проплакала она так чуть не весь день. А ближе к вечеру не стерпела и побежала опять не Травкино болото. Уж больно ей хотелось вновь посмотреть на то место. Может, явит Господь ей еще какое ни будь чудо дивное. Пришла она на поляну. Там трава кровью залита. Деревья огнем пожжены. Земля в клочья истоптана. Сразу было видно, что битва та в яве была, а не во сне ей привиделась. Ну ладно, дело к ночи. Укуталась Доня в пуховый платок да набралась терпения. Не прошло и часа вдруг видит она, что с неба на землю одна за другой падают яркие звезды. Одна, другая, третья. Одиннадцать звезд, одиннадцать воинов. И так они обрадовались увидев друг друга, что и передать то не возможно. Сгрудились все в месте. Обнимаются, целуются. Доспехи у них ярче прежнего горят. Лица еще краше стали. Чудо да и только.
- Где ж вам побывать довелось, братия? Спросил их Александр.
- Забросил меня дракон в страну далекую, Шведскую, - сказал Олег.
- А я был в Москве, - сказал Ярополк.
- Я прошел всю Европу, - произнес Алексей.
- А я был на острове Патмос, - поведал Иоанн.
-Я был брошен в глубокое подземелье, -  отвечал Виктор
- А я прошел все Аляску,  - произнес Илья.
- Я оказался на дне морском, - прошептал Сергий.
- А я видел Грецию, - подал голос Иосиф.
- Я был распят на скале, - добавил Димитрий.
- Я же братия вошел в третье тысячелетие от Рождества Христова, - улыбнулся Кирилл.
-Славная была битва, други! Воскликнул Александр. Но потщимся вновь братие. Еще не время нам отдыхать. И все они как один подняли  над головами вверх свои красные щиты. Выхватили блистающие мечи из ножен и дружно ударили ими в  красную сталь,  восклицая:
- Умрем за имя Христово.
Стройная мелодия их голосов растворилась в лесном пространстве.
- А где же подруг наш Виктор? - Спросил их Александр.
И витязи недоуменно оглядываясь в округе один за другим говорили:
- Я его нигде не видел.
- И я.
 - И я.
- Мы не знаем где он.
И вдруг, откуда то с верху, из глубины темного звездного неба раздался громкий свист. Ярким метеоритом огненная звезда упала к самым ногам Александра. Ударившись о землю она превратилась в стройного витязя.
- Где же ты был до сих пор, Василий? Спросил он его.
- Я прошел сквозь Время.
- И что же ты увидел?
- Я увидел, что Господь сотворил Землю прекрасной.
- И ты вернулся в Россию?
- Да. Что бы сразиться с драконом вновь.
- И ты не боишься смерти?
- Нет, братия. Нет. Пусть она нас боится.
И с этими словами он подошел к ним поближе, и единым движением  они дружно обнялись. Склонили свои головы друг к другу и слитным дыханием произнесли:
- Благословенно Царство Отца и Сына и Святого Духа.
От такой радости Доня была готова и плакать и смеяться одновременно. И вот что дивно. Чем больше она вглядывалась в лик Василия тем больше она проникалась к нему любовью и доверием. Но главным было то, что в его словах, его походке она улавливала что то такое родное и близкое ее сердцу. Но вот, что это было, она не могла понять до конца. И вот в тот миг когда она пристальней взглянула ему в лицо он вдруг до боли знакомым ей движением огладил рукою свою черную бороду.
- Батюшка!!!
Чуть не завопила она. Вот о чем он ей тогда говорил. А она то, дуреха и не поняла сразу. Вот он где оказался. Значит, не зря он ей рассказывал о своем вещем сне. Да и не сон это был, а явная быль. Просто так  прикровенно рассказал он ей о своей грядущей судьбе. От этой счастливой догадки она даже закружилась на месте от радости. А сердечко ее так и пело:
- Батюшка, батюшка, батюшка!
Но не долго продлилась эта ее радость. Среди безоблачного звездного неба вдруг блеснула алая молния. И целая туча летучих мышей упала оттуда на землю. Их толстый ковер тут же превратился в страшное демонское воинство. И началась тут страшная сеча. И было этих врагов видимо - невидимо. А витязей всего двенадцать. И крепко они встали за землю Русскую. За людей всей земли. И мало было врагу пронзить их тело сталью.  Их надо было еще и сбить с ног навзничь. Но и этого было не достаточно. Ведь даже и в тот миг когда их сердце переставало биться с врагом одно их имя приводило его в трепет. Как и в пошлых сражениях они все погибли. Все полегли на траву полевую. Но теперь Доня наверняка знала, что они воскреснут. Они проснуться. Они восстанут. Что бы вновь дать свой последний бой. За Россию, за народ, за весь род человеческий.  И так будет вечно. Так наступил тот последний день о котором пойдет речь в нашей правдивой истории.
                Глава 5

Когда битва утихла и вражьи полки торжествовали свою победу явилась на поляне Святая Дева. Она своими пречистыми руками развела бесовскую тьму в разные стороны и на своих Божественных дланях перенесла всех павших витязей на середину поляны. Затем Она повернулась лицом к Доне и поманила ее к Себе. Затрепетав всем телом, она бросилась к Матери Божией, говоря на ходу:
- Благослови, Владычица!
- Бог тебя благословит, чадо.
Доня приблизилась к Ней в плотную и упала Ей в ноги.
- Что скажешь, Доня?
- Я хочу быть такими же как и они!!!
- А выдержишь ли ты, девонька?
- Если Ты мне поможешь, выдержу.
- Но дьявол не знает пощады.
- Я верю в то, что Ты его победишь.
- А как же семья, Донюшка? Дети, внуки, правнуки?
- Я знаю, что в райских обителях живет моя истинная семья.
- Тебе будет больно, Доня.
- Но еще больнее для меня одиночество моей души на земле.
- Востани, Доня.
И Божия Матерь коснулась ее головы. Когда же Доня встала рядом с Нею во весь свой маленький рост Вечно Живая, Присно Дева Мария простерла свою длань в сторону убитых воинов и сказала:
- Ты видишь как им трудно?
- Вижу.
- Ты хочешь помочь им в этой их вечной битве?
- Да, хочу.
- И ты не отступишь?
- Нет!
- Да будет тебе по глаголу твоему!
И с этими словами Она сняла со своей головы малую корону и одела ее на голову Дони. И в тот же миг она вся преобразилась. Корона превратилась в боевой остроконечный шлем. Золотая кольчужка покрыла ее фигурку. Белая юбка спустилась до земли. Маленький кортик на кожаном ремне опоясал ее талию. И мягкие красные сапожки  с серебреными бляшками украсили ее ножки. Ласково взглянув прямо в ее голубые глаза, Матерь Божия спросила ее в последний раз:
- Выдержишь ли Доня? Хватит ли у тебя сил быть  воином на земле, а в небесах Ангелом?
- Я не знаю. Но Ты Сама веди меня в этом пути.
Перекрестив широким крестом спящих воинов, Присно Дева Мария произнесла обращаясь лицом к Доне:
- Иди с миром.
 И исчезла из ее вида. Мертвая дружина дрогнула, зашевелилась и вновь ожила. Воины открыли свои глаза, медленно поднялись на  ноги и недоуменно оглядываясь в округе неуверенно всматривались в маленькую фигурку девушки. Они удивленно протирали глаза, встряхивали красивыми головами, стараясь прогнать от себя это наваждение. Но оно почему-то не исчезало.
- Что за притча, братия?
-  Никак опять подмога пришла.
- Какая же это подмога, други?
- Обуза одна.
- Слезы да всхлипы.
- И слабые руки.
- Куда ее деть то?
- И нас всегда 12 было.
- Теперь 13 что ли?
- Нет, не тринадцать, а 12 и маленькая тележка.
- Вот тебе и воробушек.
- И зовут ее Доня, - произнес Василий. Он приблизился к девушке, взял ее за руку и подвел к Александру.
- Откуда ты взялась анника - воинница?
- Я пришла от Матери Божией.
- Доброе дело.
- Возьмите меня к себе в дружину.
- А что ты здесь будешь делать?
- Что мне  Господь благословит, то и буду делать.
- Славное слово. Ну как братия, берем ее в строй?
Спросил он обращаясь лицом  к дружине. И все они незлобиво посмеиваясь в черные усы, разом заголосили:
 - Берем, берем. Но только с одним условием. Если не выдержит схватки, может уйти из дружины, не прощаясь.
-  Ну как, согласна ли ты Доня?- Спросил ее старший воин.
- Согласна.
- Тогда становись в строй. И помни, дочка. Путь назад для тебя не заказан. Если не выдержишь битвы, вернись к семейному очагу.
- Хорошо.
- И помни Доня. Жизнь наша скоротечна как дым полевой. Мы умираем за этот мир днем и  с именем Иисуса Христа воскресаем ночью. Сохранишь ли ты Его имя?
- Я постараюсь.
-Ну ладно.
И с этими словами он ввел ее в самый центр  их круга. Они дружно повернулись к ней спиной и изредка оглядываясь назад на ее хрупкую фигурку незлобиво пересмеивались между собой говоря:
- Эх, мелкота, - сказал Ярополк
- Смотри Иосиф, не наступи на нее ненароком, - пропел Димитрий.
- Слышишь, отче Сергий. Как бы нам сегодня от смеха не помереть, а не в бою, - подмигнул братии Алексий.
- Кхе, кхе, кхе, братия. А чихать то сегодня можно будет? - Сказал Олег.
-  А вдруг бойца снесет? - добавил Виктор.
- Ох, други. Не смешите меня, -  поперхнулся Иосиф.
- Да -к, что ж. Дал Господь беду. Теперь терпите  до конца, - взмолился Сергий.
- Может, сбежит? - Спросил Иоанн.
- Сейчас увидим, - ответил ему Илья.
- Непременно узнаем, - добавил Александр.
- А может в чем и сгодится она нам, витязи? - спросил в голос Кирилл.
- Наверняка она где то нам поможет, - прошептал Василий и ласково улыбаясь ободрительно кивнул ей своей головой.
Она же невозмутимо стояла в самом центре их круга и лишь изредка поглядывая по сторонам чутко прислушивалась к ночной тишине. Враг был где-то рядом. Она чувствовала его приближение. И он не преминул им явиться. Страшный водоворот воздуха вдруг разорвал ночную тишину. Огромный смерч спиралью закручивая холодный ночной воздух неумолимо приближался к отряду. Он вырывал с корнем вековые дубы и взметал в воздух тучи лесного мусора.  Александр вышел немного вперед и перекрестил его. Смерч тут же бессильно опал у самых его ног и из его глубины появились одноглазые, черные циклопы. Их было ровно двенадцать. Их бритые головы были украшены щетинистыми петушиными гребнями. Голые мускулистые торсы покрывала серебристая чешуя. Трехпалые руки сжимали  кривые, короткие ятаганы. Квадратные щиты прикрывали грудь. Козлиные ноги рыли копытами землю. И нервные ослиные хвосты сбивали с травы пыль. Самый высокорослый и самый свирепый видом циклоп вышел немного вперед и раскрыв свою смрадную пасть прорычал: 
- Сегодня настал ваш последний день!
- Врешь, одноглазый, - спокойно ответил ему Александр.
- Мы разорвем вас на части, - завопил дьявол.
- Если Господь нас благословит, мы воскреснем вновь.
- Я есть князь этого мира  и неба!
- А по мне так ты просто одноглазая курица.
- Сразись со мною один на один, витязь!
- На кулачках или как?
- Я готов разорвать тебя и голыми руками.
- Попробуй.
С этими словами  русский воин снял с пояса меч, отложил в сторону лук и стрелы, вытащил из за голенища короткий нож и вышел на борьбу с самой смертью. Черный враг отбросил оружие далеко от себя и бросился на Александра. Витязь немного развернулся в правую сторону, сплюнул на ладонь, и ударил черта рукою  в грудь. Бесовский князь смешно взбрыкнул в воздухе ногами и грохнулся спиной на землю.
- Ха, ха, ха. Охо, хо-хо, - засмеялась дружина.
- Верно, брате. Так ему и надо!
Закричав страшным голосом  темный бес вскочил на ноги высоко подпрыгнул в верх и упал оттуда на голову Александра. Завязалась рукопашная битва. И вот какая подлость. Пока русские витязи смотрели за ее исходом незаметно окружая их одиннадцать князей тьмы  в одно мгновенье замкнули кольцо и дружно бросились в бой. Едва успев выхватить оружие из ножен, друзья вступили в сражение. И вот что удивительно. Когда они поражали врагов они рассеивались в дым но затем вновь собирались в самих себя. Вопросом жизни и смерти  дружины становилась та рукопашная  сватка, которую продолжал вести Александр. Чтобы прервать эту бесконечную волну их превращений, необходимо было победить самого дьявола. А вместе с ним и его слуг. Но  князь тьмы подмяв под себя русского витязя и наступив коленом ему на грудь вдруг материализовал в своей правой руке кривой дамасский кинжал. Он высоко занес свою руку и радостно закричал:
- Умри, русская душа!!!
Смерть была неминуема и Александр, хрипя от удушья, из последних сил пытался разжать его мертвую хватку и отвести предательский удар. Но силы оставили его и он готовился к своему концу. И вдруг. О, чудо! О, славное мгновенье! В тот самый миг когда тьма праздновала свою победу тоненький голосок Дони раздался рядом с поверженным телом витязя:
- Александр, Александр! Возьми мой кортик!
И он почувствовал как в его руке оказалось его спасительная прохладная рукоятка. Он немного потянулся вверх и вонзил его сталь прямо в багровую бесовскую глазницу. Красная альвеола его безумного глаза смачно хлюпнула и разлетаясь в разные стороны выпустила из себя поток зеленой крови. Страшный вопль огласил пространство поляны. Циклопы дрогнули и отступили.  Их было 12 и витязей двенадцать.
- Ага, бесовские рожи. Теперь посмотрим, у кого сталь крепче, - поднимаясь на ноги хрипло прошептал Александр. Мгновенно оценив обстановку темная сила применила новую хитрость. Слепой демон с диким свистом стремительно закружился на одном месте. И в тот же миг у каждого из демонов выросло еще по одной паре рук. В каждой из них находилось по одному ятагану. Сорок восемь клинков против двенадцати мечей. Вернее так. Сорок восемь дьявольских молний против двенадцати щитов и одного маленького неучтенного дьяволом кортика. А это было уже не плохо. Ведь не в количестве содержится правда, а в силе духа. И было так.


                ГЛАВА  6

 В тот самый миг когда два отряда встали один против другого слепой властелин  вдруг достал из за пазухи трепещущую душу грешного русского воина и громко прорычал:
- Ну что, витязи! Готовы ли вы отдать свои жизни за этого преступника?
- Готовы! - Все как один отвечали они.
- Теперь пусть будет так!  Сложите свое оружие и мы сразимся с вами в честном бою.
- Какая честь может быть у князя тьмы? - Спросил его Василий.
- Моя честь - это моя власть на земле, - отвечал тот.
- Хорошо. Ели в этом бою мы тебя победим, тогда эта душа войдет  с нами в рай. Если же мы проиграем, тогда мы готовы вместе с нею сойти в глубины ада, - сказал Александр.
- Решено! - Прорычал дьявол.
И в тот же миг у всех витязей их доспех бесследно исчез. На голове у них остались лишь только мягкие скуфейки, а тело их прикрылось черными подрясниками. Дьявольский отряд бросился в бой. Отец лжи забросив за шиворот несчастную душу грешного человека и раскрыв у себя за спиной огромные серые перепончатые крылья взлетел в ночное небо. Его дикий  хохот разнесся в окрестностях леса. Его дети и не думали проявлять благородство. Они тут же превратились в тысячное войско и как стая диких псов  бросились на 12 русских витязей. И под гулким топотом бегущего легиона русская земля дрогнула и волна землетрясения прокатилась по ее поверхности.  Но витязи остались верны своему слову. С голыми руками они вступили в неравную схватку. В устах у них была Молитва, в глазах Вера, в сердце Любовь.  Два облака слились во едино в той битве. Две непримиримых реки. Черный и белый мир. И пошла тут потеха. Иосиф - безмолвник схватил одного беса за ноги и давай им дубасить остальных его дружков. Александр принимает их на кулачки да ударами  отшвыривает их от себя. Олег же ловит их за уши да бьет их об землю. Ярополк  подсечкой их сбивает и сапогами топчет. Иоанн подхватывает их за копыта и раскрутив над своей головой выбрасывает  с поляны вон. Илья толкает их в грудь так, что они разламываются по полам. Дмитрий как ударит ногой в землю так они и валятся в эту  его яму. Сергий же как подует на них, так они и сгорают от его  пламенной молитвы. Виктор хватает их за пояс да втыкает рогами в русскую землю. Алексий схватит их за шкирку,  двумя руками  и трет  их друг об друга, пока они не исчезнут. Кирилл же как скажет им  с любовью в голосе:
- Покайся, чадо, - так они от него и отлетают в разные стороны. А  Василий превратился в двуглавого орла, взлетел в звездное небо и сразился там насмерть с безглазым демоном. И долго бились они над русской землей. И не смог устоять в этой битве древний змей. Василий настиг его, сломал его перепончатые крылья, вырвал из его рук светлую душу и сбросил его с неба в адскую бездну. Так они победили врага. И вот что было тогда чудно то. Бьются витязи на смерть, а Доня тут как тут всем им помощница. И бывало, что сквозь эту непрестанную  битву доносились до слуха бесов такие непонятные для них слова: 
- Братия! Прикройте малышку!
- Уйди, козявка. Зашибу ненароком!
- Прикрой с тыла, дочка!
- Доня! Не мельтеши тут под ногами.
И так далее и тому подобное. Ну Доня на это не очень то и внимания обращала. Делает свое дело и все тут. Кого вовремя поддержит. Кому подсобит где.
  Сверзится бес в могилку она его тут же холмиком земли засыпит, да запечатает ее крестным знамением. Если кто из них рогами в землю упрется  - так она ему копыта своей ленточкой и свяжет. Что б значит не пугал людей то. То там поможет, то тут пригодится. Так и справили они ту битву.

                Эпилог

Так и повелось с тех пор.  Дружина та  стала невидимо ходить по всей земле русской. Там где есть хоть одна малая надежда на спасение людей, там появляются и они. Не дают тогда дьяволу спуску ни днем, ни ночью. Рубят его головы направо и налево. Преследуют его повсюду. И сильно они бьются за каждую живую душу. Падают воины. И убитые есть и раненых среди них не мало. И вся земля русская наполнилась слухом о том, что есть на свете такая неведомая  бессмертная дружина.
 Может и в правду она есть.  А может быть это только сказка - пересмешка. Кто знает, кто ведает. Только знаю одно. Мал бывает тот девичий кортик  в тех боях, да в вечной жизни он высокую цену, однако имеет. А как быть иначе? Там где воинская удаль бьет через край, там и в тылу дело найдется. Как говорится, кому вершки, а кому корешки. Но только думаю так, что без слабого корня и райское дерево не сможет принести плодов покаяния. А в райском саду всем места хватит. И сильным духом и слабым руками. Всем истинным христовым воинам уготованы там царские чертоги. Кто в них войдет тому слава, честь, да Вечная жизнь с Иисусом Христом и Материю Божией. Кто смелый  воин становись к ним в строй. Бейся как они.  Терпи как они. Смиряйся как они. Люби как они. А если суждено тебе раненым быть или безвременно погибнуть, помни, что рядом  с тобою всегда будет пара тех слабых  Дониных рук. Они и в битве тебе скорой  подмогой будут и в смерти твоей крепкой опорой станут.