И компиляция А. фон Грюневальдэ

словно по воздуху
словно по облакам
но в свете фонаря
это простуда
до стрелки острова
переживания и впечатления
от того ли что "требуются вредители категории в звонить по номеру
такие цифры представляются все в колокольчиках и кнопочках
как дерни за веревочку
как аппель син
как яблоко греха
лабаз дискаунтер
тоже ничего

всю аптеку скупили
то ли жалуется то ли торжествует дежурный фармацевт по поводу

что у тебя?
грипп.
не  грипп а вирус
все как один в автобусе вообщев транспорте зачихали закашляли и засморкались
 как симфонический оркестр
вот вот грянут...
прощание славянки или умирающего лебедя простуженные фаготы
или седьмую шостаковича
расклеялись
сезонное заболевание
дрянь такая
семейная пара художественная гимнастка и боксер
не жизнь, а олимпиада

утыканная бутиками улица
как бизнес общежитие
коммуналка !


кафе кальяны деза белье секонд хенд салон красоты пиццерия интим
аптека турагенство маникюр табак
пицца серебро макдональдс

наманикюренные пальцы держат сигарету у бутика интим и думают куда теперь в макдональдс или
сразу в аптеку
другой рукой копаются в дезабелье

цветы
балет в кремле


депутаты в пачках

толпятся как медведи


страна и госудраство
государство
государсвто
государство и народ


2018 - переживаем,
1995 - 7 помним  скорбим
но 1956 это уже слишком

в концентрационных городах и селах
толкучки зданий что людей в общественном транспорте в час пик
честертона ужасала эта перспектива
а мы вот ...
добро пожаловать
остатки природы
манят эти заросли
но там бомжи и наркоманы
какая там автокефалия или поместность
сплошное общежитие делая вид что все нормально вроде бы не замечая
новости
президент отметил, спортсмены готовятся, бесноватая женщина пишет тайные знаки
дежурная трескотня выммуштрованного диджея
потому что он будто дневальный сообщает обстановку
с какой то армейски бодрой интонацией
доклад дневального
\только публичный

двльше что - то ритмически постанывает  со всеми прилагающимися этому делу вздохами и
придыханиями  певица

пассажиры в метро как из подворотни
в библиотеке литературная подворотня
вас не тошнит от выражения оверлок?
да еще как похоже и вы хотите чтобы и всех остальных вокруг тошнило
не волнуйтесь и тошнит
конечно тошнота, как в своей степени эквивалент смерти...
но это надо хотя бы читать в оригинале а не в переводе по заказу МВД
эквивалент синоним внутренний близнец  или содержательный
чтобы переводить недостаточно  знания языка  понятно что интерпретация неизбежна
эквивалент синоним
здешнего порядка
если есть

вот мы можем использовать одни и теже слова, а на самом деле они антонимы\
палят друг во друга антониевым огнем
и корчатся в пляске святого вита
на пиру во время чумы

вот живот в смысле жизнь уже понизилось в массовом сознании
или в простоте... звучит как  в простате
так и попадаем мы ...\
нет не хочу этих сравнений
в частном и общественном

вот, общее содержание песенок на радио
 несколько экстатично истерически но очень сдержано  не нарушая почти приличия но и не
без намека на такого пошловатого действительно зачем массовому сознанию что еще
другое только метафизический свальный грех с правительством
ну потому что любовь у них какая то стремящаяся но не улетающая далеко
как это чтобы песня звала и даже вела но в тоже время и не уводила

допущено цензурой

страдание не пойми о ком  и вдруг всплывает имя президента вроде бы невзначай
да еще мужским голосом Я так ждала тебя...
вот уж ... странности

общая легкомысленность  псевдочувственность

натянутая интонация
сегодня и без того все желтовато серое
пожухшее пыльное
а эти исполнители
они как гльотина
механично или из совхоза имени тупого топора
несостоявшейся пятилетки герои

да все проходит
и просачивается
и тайное рано или поздно
страна клошария
страна кошмария

машины возникают из за поворота внезапно
дождь


что то мышино крысиное было во всех пассажирах маршрутки носы острые  хвосты и глазки
бусинками пугливыми
а вот эти точно две наглые крысы
она со следами пластики на будто вогнутом внутрь тощем лице
желтоватом губы растянуты и неестественно выпячены  в презрительной какой то
гримасе
раскатала
брезгливо
пугливые мыши вокруг боязливо попискивают

крысы негромко но агрессивно перебрасываются фразами
она обернулась и растопырила черную пасть без зубов
это мышиные волки
начнись в этом протранстве борьба за выживание они пожрали бы всех,
а после остался бы из них кто то один подыхать от голода
в такой же серый и дождливый день

все остальные возятся пока тихо, но зверея потихоньку могут вонзить острые свои передние
резцы в кожу и плоть ближайшего
вот этого очкарика тщедушного сразу съедят если что
или вот эту жирную
они противные
а тех кого хоть немного жалко поберегут
на сладкое
под руководством крысиных львов

и никому потом не будет жалко
даже
некого некому будет жалеть и писать мемуары предупреждения грядущим цивилизациям

стерильно механическая жизнь за потрескавшимся стеклышком
она худеет и хочет скормить акулам мужа за то что вместо соки он пристрастил младенца
к кальяну.. хорошо не...
не будем дальше

он попытался сломать эту клетку. рискнул быть сломанным, но сломать...
само время (! ну, в том числе наверно) истончило ее поржавевшие прутья
другое само время воздвигло новую
виртуальную клетку сеть камеру тюрьму концлагерь
а ведь была идея обмена информацией
всемирная сеть
..

не нахожу в себе благородных качеств. одни только чувства и интуиции.
...

нивелировка  половой идентичности или ее  произвольное социумом распределение не
смотря на биологический вроде бы пол, но тут еще гармоны...
препараты
да, но
Клен! Клен! Я береза прием как слышно
с одной стороны да какая в жопу разница с другой не до того  и тем не менее
всех под одну гребенку
а потом
про отношение к женщине
а кто это вообще теперь?

нет
это не мышиная возня
это дикая скотобаза и скотобойня за веселенькими занавесочками

...
усталая песенка


под октябрьским холодным дождем
обескровлен, продрог
я набрел на неспящий дом
на живой огонек


что там было? да просто притон
или пьяный угар
я подумал не знаю потом
а пока я устал


я затыл у чужого окна
словно в храме свеча
но ушел словно тьма тишина
не посмев постучать


но я чувствовал это тепло
не запретное, нет
обращая вселенское зло
в этой песни куплет

...

Компиляция Александра фон Грюневайдэ
составлена из текстов
А. Вертинского
У. Берроуза
Н. Г. Медведевой

2018 год
Повышение пенсионного возраста
какое то немеренное количество полицейских в любой момент могущих раздеть
при двух понятых свидетелях
счетчики для воды не считаются и все считается по средней
и много еще чего
оно и понятно
сложное мировое положение
санкции в связи с аннексией
и константинопольский патриархат шлет экзархов в украину речь об автокефалии
там свои санкции
для обывателя среднего с его  кредитами вообще некогда
явка на выборы 30 процентов
откуда цифры
ну из интернета откуда еще
о рпц программа церковь и мир за 8 сентября если не ошибаюсь
повальная и обоснованная ностальгия по ссср  с его ее инфраструктурой и тем что
 сейчас именуется соцпакетом
да многим простым гражданам было легче
немногим но ярким чудом выжили кто успел


2018



Наталия Георгиевна Медведева
Мой любимый
стр 206

необходимо создание фундаментальных трудов по различным основам нацбезопасности
 весьма остро стоит перед российскими  исследователями (эхлиб НГ 5 февр 1998)

Опечатка видимо. Их можно собрать или воссоздать. и трудиться для создания
будущих "трудов" если уж так угодно использовать этот термин.
но будет ли этот труд фундаментальным - покажет время.
сколько лет на этом фундаменте будет покоиться эта самая нацбезопасность
. сколько лет менты спокойно и в покое будут терроризировать население.

1995,





Но вот 14–25 февраля 1956 года прошёл XX съезд КПСС, на котором Хрущёв
выступил с осуждением культа личности Сталина. И сталинского лауреата
Вертинского вскоре отправляют с концертами в Сибирь, наверное, тоже неслучайно.
 В письмах артиста жене вновь появляются жалобы: «…концерты в рабочих клубах
и дворцах культуры – чистое мучение. Публика тёмная, шепчутся, ходят взад и
вперёд, не реагируют ни на что, гры­зут семечки. Мука мученическая! Брохес
вообще уходит без хлопка, а я имею десятую долю своего обычного успеха.
Я называю эти концерты «самосожжением». Они мне рвут нервы. И ничего поделать
нельзя. <…> ничего не помогает». К счастью, эта поездка была не столь длительная,
 как в 1950 году. В середине мая Вертинский обещал жене возвратиться домой.

Если обратиться к письмам Вертинского, то после съезда Вертинский писал жене
из Иркутска 27 марта 1956 года: «Ты посмотри эту историю со Сталиным. Какая
катастрофа! И вот теперь, на 40-м году Революции, встаёт дилемма – а за что же мы
 боролись? Всё фальшиво, подло, неверно. Всё – борьба за власть одного
сумасшедшего маньяка! На съезде Хрущёв сказал: «Почтим вставанием память 17
 миллионов человек, замученных в лагерях и застенках Сталиным». Ничего себе? <…>
 В субботу меня пригласили в оперетку в 11 ч. утра. Будет зачитываться речь
 Хрущёва на съезде, посвящённая этому ужасу. Я пойду. В «оперетку». Ничего себе?
Семнадцать миллионов людей утопили в крови для того, чтобы я слушал «рассказ» в
оперетке? Нечего сказать! Весёленькая «оперетка». Веселее «Весёлой вдовы»! Кто,
 когда и чем заплатит нам – русским людям и патриотам – за «ошибки» всей этой
сволочи? И доколе они будут измываться над нашей Родиной? Доколе?»

письмо Ромена Роллана Сталину: не могу поверить 17 миллионов..
без ответа

есть мнение всего несколько десятков тысяч.

чистка
и мао
ну, как же
лимонов
17 тилетний цикл

каждый ходит со своей авоськой  и хватает  в нее все, что ему нужно, плюя на
сотальных  и психология у них авосечная.
вариант  сеть (клетка тюрьма) магазинов те же билла эти желтые пакеты я помогаю
 детям

чарджоу
5 коек все мне но ни воды ни сортира
сортир сарай во дворе или если шоссе если кто хочет простора
лучше возить говно в брчках чем быть на моем  месте
лают собаки в окна лети трехэтажный мат воды нет - попить



"ДЛЯ ЭТОГО Я И ВЕРНУЛСЯ НА РОДИНУ..."

стр. 22-24



МИНИСТРУ КУЛЬТУРЫ С.В.КАФТАНОВУ 1



«Дорогой Сергей Васильевич!



Если у Вас хватит времени и терпения прочесть это письмо,

то посмотрите на него, как на своего рода «курьез».

Лет через 30-40, я уверен в этом, когда меня и мое «творчество» вытащат из
«подвалов забвения» и начнут во мне копаться, как копаются сейчас в творчестве
 таких дилетантов русского романса, как Гурилев, Варламов и Донауров, это письмо,
 если оно сохранится, будет иметь свое значение и, быть может, позабавит
радиослушателей какого-либо тысяча девятьсот... затертого года!



Почему я пишу его? Почему я обращаюсь к Вам? Не знаю.

К Вам оно меньше всего надлежит, если говорить официально.

Но... я не вижу никого, к кому бы я мог обратиться с моими вопросами,
 и не верю в человечность, внимательность, чуткость ни одного из ваших
«больших» людей, потому что они слишком заняты другими, более важными
государственными делами и их секретари никогда не положат на их стол мое
письмо и вообще не допустят меня до них. Щадя время, учитывая их занятость
и еще потому, что эти большие люди за 13 лет, что я нахожусь в Союзе, ни разу
 не удосужились меня послушать!



Где-то там... наверху все еще делают вид, что я не вернулся, что меня нет
 в стране. Обо мне не пишут и не говорят ни слова, как будто меня нет в стране.
 Газетчики и журналисты говорят «нет сигнала». Вероятно, его и не будет.

А между тем я есть! И очень «есть»! Меня любит народ! (Простите мне эту смелость).

13 лет на меня нельзя достать билета!



Я уже по 4-му и 5-му разу объехал нашу страну. Я пел везде - и на Сахалине,

и в Средней Азии, и в Заполярье, и в Сибири, и на Урале, и в Донбассе,

не говоря уже о центрах. Я заканчиваю уже третью тысячу концертов. В рудниках,
 на шахтах, где из под земли вылезают черные, пропитанные углем люди, ко мне
приходят за кулисы совсем простые рабочие, жмут мне руку и говорят:

«Спасибо, что Вы приехали! Мы отдохнули сегодня на Вашем концерте.

Вы открыли нам форточку в какой-то иной мир - мир романтики, поэзии,

мир, может быть, снов и иллюзий, но это мир,

в который стремится душа каждого человека!

И которого у нас нет (пока)».



Все это дает мне право думать, что мое творчество, пусть даже и не очень
 «советское», нужно кому-то и, может быть, необходимо. А мне уже 68-й год!

Я на закате. Выражаясь языком музыкантов, я иду «на коду». Сколько мне осталось
жить? Не знаю, может быть, три-четыре года, может быть, меньше.

Не пора ли уже посчитаться с той огромной любовью народа ко мне, которая,
собственно, и держит меня, как поплавок, на поверхности и не дает утонуть?



Все это мучает меня. Я не тщеславен. У меня мировое имя,

и мне к нему никто и ничего добавить не может.

Но я русский человек! И советский человек. И я хочу одного -

стать советским актером. Для этого я и вернулся на Родину.

Ясно, не правда ли? Вот и я хочу задать Вам ряд вопросов:



1. Почему я не пою по радио? Разве Ив Монтан,

языка которого никто не понимает, ближе и нужнее, чем я?

2. Почему нет моих пластинок?

Разве песни, скажем, Бернеса, Утесова выше моих по содержанию и качеству?

3. Почему нет моих нот, моих стихов?

4. Почему за 13 лет нет ни одной рецензии на мои концерты? Сигнала нет?

Я получаю тысячи писем, где меня спрашивают обо всем этом. Я молчу.



В декабре исполняется 40 лет моей театральной деятельности.

И никто этого не знает. Верьте мне - мне не нужно ничего.

Я уже ко всему остыл и высоко равнодушен.

Но странно и неприлично знать, что за границей обо мне пишут, знают и помнят
 больше, чем на моей Родине! До сих пор за границей моих пластинок выпускают
 около миллиона в год, а здесь из-под полы все еще продают меня на базарах
 «по блату» вместе с вульгарным кабацким певцом Лещенко!



Мне горько все это. Я, собственно, ничего у Вас не прошу. Я просто рассказываю
Вам об этом. Потому что Вы интересуетесь искусством и любите, по-видимому, его.



Как стыдно ходить и просить, и напоминать о себе... А годы идут. Сейчас я еще
мастер. Я еще могу! Но скоро я брошу все и уйду из театральной жизни... и будет
 поздно. И у меня останется горький осадок.

Меня любил народ и не заметили его правители!



Примите мой привет и мое глубокое доверие к Вам, как к настоящему советскому
человеку, и прошу помнить, что это письмо Вас ни к чему не обязывает».




1956 г.

Ваш Александр Вертинский.



Рассказы, зарисовки
Вертинский Александр Николаевич
Размышления

 но 1956 это слишком.

поэтому готов подписаться под ниже или выше следующим:


Нас не надо хвалить и не надо ругать. Я представляю себе нашу театральную жизнь
 как огромную табельную доску. Если вам понравилось что-либо в нас, подойдите
 и молча повесьте на гвоздик жетончик. Если нет — не делайте этого. Восхищаться,
 благодарить и облизывать нас не надо! Это портит нас и раздражает умнейших
 из нас. Мы святые и преступные, страшные в своем жестоком и непонятном познании
того, что не дано другим. Нас не надо трогать руками, как не надо трогать
ядовитых змей и богов!

Стихи должны быть интересные по содержанию, радостные по ощущению, умные
и неожиданные в смысле оборотов речи, свежие в красках, и, кроме всего,
 они должны быть впору каждому, т. е. каждый, примерив их на себя, должен
 быть уверен, что они написаны о нем и про него.

Жить! Жить очень трудно!

Пока ты молод, ты не замечаешь этой трудности. Твое внимание отвлекают тысячи
 мелочей, тебя очаровывают всевозможные земные развлечения и «недосягаемости»,
 тебя манят к себе планы и мечты, «победы» — такие трудные и такие ненужные —
отвлекают твое внимание от главного — от того, что ты ЖИВЕШЬ! То есть ты тратишь
 положенное тебе весьма ограниченное время на эти второстепенные вещи. Сколько
времени мы тратим на так называемую любовь, на борьбу за свое существование,
на желание достигнуть каких-то успехов, чем-то выдвинуться, обратить на себя
внимание и прочее! Тут нам не до «итогов», тут мы широко и безоглядно тратим
 себя, свои лучшие силы, свое Божие дарование, расточаем себя, как моты и кутилы.
 Незаметно в этих вечных хлопотах, исканиях, победах и поражениях проходит
главный кусок времени. Проходит жизнь! И когда все это проходит, и тебе уже за
60 лет, и ты чего-то добился, а чего-то не добился; и когда уже нет сил и ты
 поздно спохватился, подсчитав свои ресурсы… а ты еще живешь, но уже промотался
и в кармане у тебя «последние гроши»… а жить еще надо, и главное — неизвестно,
 сколько лет надо еще жить, — то тут встает во всей своей простоте и неумолимости
 вопрос: а чем жить? Ведь почти все растрачено, израсходовано… И сколько жить?

Тишина. Молчание. Никто не знает сколько. Вот тут начинаешь понимать, что ты —
 банкрот! Что надо жить, а жить нечем! Все уже истрачено. Самое трудное —
это жить!

Просто жить!

Так, все хорошо. И номер приличен, и кровать ничего. И коньячку выпьешь,
 и книжка интересная под рукой… Только холодно… Мерзнут ноги, мерзнет душа —
подмерзает «искусство», которого я являюсь «сеятелем».

«Сейте разумное, доброе, вечное» (Некрасов).

Нетопленые театры с полузамерзшими зрителями напоминают музей восковых фигур,
 которые мне поручено растопить «глаголом» своего «полупризнанного» искусства
и превратить в людей. При напряженном труде (выше темпы!), при сверхдозволенной
медициной затрате сил я получаю сомнительное удовольствие от удовольствия
зрителей или слушателей, которые мимоходом послушали какой-то наивный бред
 о «красивых чувствах» и разошлись, под шумок покачивая головами и добродушно
 улыбаясь — есть же, мол, еще такие чудаки! — чтобы приступить опять к своим
 примусам, авоськам и разговорам, завистливым, злобным и мелочным. А я… получаю
взамен холод номера и холод одиночества.

Таким образом мне платят «продуктами из рефрижератора» — свежезамороженной и
потому безвкусной дрянью.

Океан равнодушия захлестывает меня. Чем больше живет человек, тем яснее
становится ему, в какую ловушку он попал, имея неосторожность родиться!
Все неверно. Все жестоко.
Все навек обречено, —

говорит поэт Георгий Иванов.

И, увы, это так. Мы живем трудно, неустанно боремся за каждое препятствие,
 напрягаем все силы для преодоления сволочных мелочей, учимся, постигаем,
добиваемся побед…


...
эмоции:
стоишь в переходе играешь
спасибо!
ах, как хорошо!
и два рубля
ну сто
за 5 часов рублей 800 ну чуть больше
и это в сравнении с 2012 м
когда за час на две с половиной тысячи можно было неделю жить
и никого не беспокоить
еще какая то субстанция пустила в интернет слух что де музыкант зарабатывает
уличный 11 тыщ в день
11  тыщ сожалений
равзе что
они  и кошке трущейся у ног скажут иди работай
а суставы не железные не в счет и простоять на улице день это значит
на два дня вообще выпасть в осадок
этого никто не учитывает поэтому 500 рублей  и в сторону
и снова завтра как действительно на работу какую
вы издеваетесь! граждане
да ни над вами тоже издеваются вот уже много десятков лет


гадкая.
гадкая история.
поганая
что остается
стать еще поганее  и гаже самой этой истории
аморальнее этой истории

чтобы не было завидно и обидно кому бы то ни было
и, не смотря ни на что
жить.


Пост Скриптум
Чтобы не казалось однобоким


Наталия Медведева



ВЕЛИКИЙ ПОХОД

Меня не устают спрашивать, когда же я возвращаюсь в Париж. Русские хотят все зафиксировать
навечно, будто жирную точку на вас поставить. Но даже сами французы не хотят возвращаться.
Что там делать?! Опять по новой пробивать себе дорогу в буржуазную жизнь, в жизнь
административно-бюрократической машины. Как когда-то. Когда я решила стать настоящей
 француженкой!

"Ты должна зарегистрироваться! Если ты не работаешь и не зарегистрирована — ты не
 существуешь!" — во, как мне объяснили.

Согласна! Буду, как все французы. Зарегистрируюсь! Гип-гип, ур-р-р-а! В Национальное
агентство по трудоустройству — шагом марш!

Оно, агентство, недалеко от дома — рю Оберкамф, — и я иду пешком. Вообще, я редко
куда-либо хожу, и каждый раз выход для меня — событие. На улице тепло, на мне новые
туфельки, и я резво тюкаю каблучками. Тем не менее я снижаю темп, приближаясь к агентству.
Впечатление, что здесь все дворники Парижа, так же как и уборщицы. Некоторое количество
 "мадам пи-пи" — дам, сидящих при туалетах, перед блюдечками для монеток… Весь этот народ
 ждет на улице время обеда. Повторяя в уме "равенство и братство", я жду, как и все…
Становится жарко; дворники подпирают стены, уборщицы "свингуют": с одного каблука на другой
переваливается тяжесть их мощных тел, с одного на другой… Муха! Ох, как она себе по физии
 залепила! С одного каблука на другой… Окаменевшие "мадам пи-пи" фиксируют свои взгляды на
дверях. Как только они открываются, народ оживает. Как картинка в мультфильме. Немного
 потолкавшись при входе, весь этот люд разбегается по агентству в разных направлениях,
 скрывшись за различными дверьми. Ишь ты, знают, куда идти… дворники и уборщицы.

Я перед стойкой в приемной с несколькими маленькими тетками. Фраза, столько раз
прорепетированная дома перед зеркалом, не пригождается. "Ваша профессия", — спрашивает
меня работник за стойкой. "Я певица!" — отвечаю я гордо, пощипывая воображаемый ус, ха-ха!
 Такие же ха-ха! выпрыгивают из-под ладоней, прикрывающих рты маленьких теток. "Ну что же
вы, мадам… как вы можете сами констатировать, здесь для вас работы нет… Не правда ли… Вот
адрес… там, это для вас. Певцы, танцоры, все… артисты!"

"Равенство и братство!" — опять повторяю я в уме, уже более весело. До свидания, "мадам
пи-пи"! Смотрю на адрес — 69, рю Пигаль! Какое артистическое место, а?!

Здесь тоже много людей на улице. На Пигале. С одного каблука на другой, с одного на… Эти
дамы, правда, сами себе находят работу.

Посреди приемной агентства — панно, будто оплеванное маленькими клочками-объявлениями:
"Научитесь петь и играть на гитаре за десять уроков!", "Современный танец и джаз идут
вместе!", "Аэробика, сауна, душ Шарко — все для вашего успеха в актерстве!", "Танец,
пение, акробатика — за одну цену!"

Много танцоров здесь. Их легко узнать по полурваным одежкам, по вечным странным движениям
-растягиваниям — всегда готовы к работе! Есть рокеры — люди в коже. Барабанщики — черные
 ребята… Я встаю в очередь, за типом с невероятно огромным шлемом мотоциклиста… может,
он каскадер? Здесь как-то тихо, даже не скажешь, что артисты вокруг. Может, это потому,
 что они сейчас безработные, потеряли свои любимые артистические работки…

Очередь доходит до меня, и я даю работнику за стойкой — о, эти богини за стойками! —
все мои бумажки. Ну, все! Бюллетень зарплаты за три года работы в кабаре, бюллетень
зарплаты за съемки в фильмах, за телепередачи, за работу в Швейцарии…

— Кино… здесь у вас недостаточно… Швейцария… вы не обязаны декларировать…

А тетка, стоящая за мной, в тюрбане, с ярко накрашенными глазами, — бывшая балерина! —
кивает: "Работу за границей не обязаны, не обязаны декларировать…"

— …еще фильм! Так вы кто? Певица или актриса?

— Я сожалею, но я могу, вообще-то, и то и другое! В США меня учили, что надо все уметь
 делать. В любом случае, мадмуазель, я согласна на любую работу, даже в массовку.

— Ах, я бы не отказалась от массовки, там вас хоть кормят, — мечтательно говорит бывшая
 балерина.

— Так это ж по блату! Массовочка! — подает голос тип с неимоверным шлемом, отвлекшись
от изучения объявлений.

— Мне надо 100 бюллетеней зарплаты или 800 часов работы за последние 18 месяцев. Но!!!
Одной и той же работы, понимаете? Мне все равно, что вы делаете, хоть жонглируйте. Но
 пожалуйста, только жонглируйте, понятно?!

Понятно-понятно. Ясно, что ни в какое кабаре меня здесь, конечно, не пристроят, тем более
русское — они заняты поляками или эсэнгэшными хилями… Эх, мама! И зачем ты меня всему
хотела обучить?! И фортепьяно, и пение, и фигурное катание, и балет, и театр, и кино,
 и черта в ступе! Только жонглировать!

Я блуждаю взглядом по панно с объявлениями… Нельзя! Не надо и петь и плясать! И играть
 и танцевать! Non, non, non! На сцене изволь и на шпагат сесть, и что-то против СПИДа
 прокричать!.. Выйдя из агентства и проходя мимо "свингующих" дам, я засомневалась в том,
что они специализируются только на чем-то одном. Они потеряют клиента, если скажут, что
только… жонглируют!

1993 г., Париж

Уильям Берроуз. Аллея Торнадо
 
Уильям Берроуз. Аллея Торнадо
УЕБКИ
КНИГА ТЕНЕЙ
КУДА ОН ШЕЛ
АЛЛЕЯ ТОРНАДО



      Перевод Дмитрия Волчека

      Джону Диллинджеру', в надежде, что он все еще жив.
      День Благодарения, 28 ноября 1986 года.
      Благодарю за дикую индейку и странствующих голубей, обреченных, чтобы их высрали
здоровые американские кишки...
      благодарю за континент, разграбленный и загаженный...
      благодарю за индейцев, не очень строптивых, не очень опасных...
      благодарю за стада бизонов, которых можно убить, освежевать, бросая гниющие остовы...
      благодарю за истребленных волков и койотов...
      благодарю за АМЕРИКАНСКУЮ МЕЧТУ опошленную и подтасованную, так что просвечивает
 наглая ложь...
      благодарю за Ку-клукс-клан, за шерифов, лелеющих засечки по числу убитых негритосов,
 за порядочных прихожанок со злобными, тощими, кислыми, полными ненависти лицами...
      благодарю за наклейки "Убей пидора во имя Христа"...
      благодарю за выведенный в лабораториях СПИД...
      благодарю за сухой закон и Войну Против Наркотиков...
      благодарю за страну, где никому не позволено заниматься своим делом...
      благодарю за нацию стукачей... да,
      благодарю за все воспоминания... ну-ка, посмотрим твои руки... с тобой вечно морока,
 ты всегда был занудой.
      благодарю за последнее величайшее предательство последней величайшей человеческой
 мечты.