Сашок

Сашок шёл по улице, а мальчишки показывали в его сторону пальцами и кричали: «Синий! Синий!».  Сашок сжимался в комок, как будто боялся невидимых ударов, сжимал свои синие губки и шёл, шёл … .
- Холодный синий лягушонок, - не унимался один мальчик и кривляясь,  показывал ему рожицы. Потом, он поднял маленький камушек и запустил в сторону Сашка. Камешек пролетел мимо, но на глазах Сашка блеснули слёзы.
Сашок был одинок. Он почти ни с кем не мог играть, потому что, сидящее в его груди очень больное сердце с четырёхсторонним пороком, не давало ему ни  бегать,  ни прыгать. Оно, вообще, не позволяло делать никаких резких движений, как это делали все мальчишки и девчонки.
С возрастом, Сашок становился всё мрачнее и мрачнее, то ли оттого, что больше осмысливал себя, то ли оттого, что часто болел. В свои десять лет он был похож на рассудительного, степенного старичка.
Сегодня Сашок плохо себя чувствовал, болела голова, но домой ему не хотелось идти. Он бродил неприкаянно по улице, и, наконец, решил зайти во двор к одному мальчику, который, как ему казалось, был самым добрым, потому что никогда не дразнил его, не обижал, а наоборот, приглашал к себе поиграть в шахматы или шашки.  Этот мальчик  Ваня был на два года младше, но он уже здорово играл в шахматы, и Сашок завидовал ему.
Во дворе этого мальчика сегодня было много ребят. Они резво раскачивались на качелях то по одному, то гурьбой, вздымая качели до самых верхних ветвей яблони, громко улюлюкая от восторга.
Сашок стоял в нерешительности, не зная, что делать. Но мальчишечья гурьба, вооруженная пистолетами и автоматами, уже мчалась мимо и молниеносно исчезла в калитке. На ходу  Ваня успел крикнуть: «Я скоро вернусь, и мы будем с тобой играть в шахматы!»
На дворе наступила тишина, только качели ещё продолжали  раскачиваться и скрипеть. Сашок подошёл к ним, сел на отшлифованную до блеска доску и попробовал раскачаться. Его движения были медленными и трудными. Качели будто не хотели ему подчиняться, чтобы поднять высоко-высоко, и дать испытать ему блаженство полёта. Сашок упёрся головой в металлический стержень опоры и заплакал.
Он вернулся домой. Поджарил себе яичницу, выпил молоко. Затем, включил телевизор и застыл на диване, поджав под себя ноги.
Передача «В мире животных» уносила его в далёкие страны. Вот Африка, с её необыкновенными джунглями и саваннами, с её необычайными животными и птицами. Здесь пред этими картинками, Сашок мог дать волю своему воображению, становясь то могучим львом, то смешной, ловкой обезьяной, то парящим горным орлом. Как он им всем завидовал?! Завидовал их воле, силе, их движениям. Почему он не волшебник? Как многое он тогда  мог бы сделать. Захотел бы и стал лётчиком и мчался бы на самолёте на Северный полюс к белым медведям и пингвинам, или стал бы космонавтом. Ведь это здорово, вырваться в космос, к далёким звёздам, увидеть со стороны свою голубую планету и новые миры, где также, как и здесь, наверняка, кипит человеческая жизнь; или быть капитаном, водить корабли по морям и океанам, в штормы и ураганы, и не сдаваться стихиям, и стать однажды героем, чтобы тебе завидовали все мальчишки и девчонки.
Но реальнее всего, Сашок представлял себе другое. Он мечтал о том, что когда вырастит, то, непременно станет шофёром. Ему казалось, что эта профессия самая лёгкая: крути себе баранку и крути, и мчись по бесконечным дорогам из одного города в другой. Ведь так можно и полмира объездить – это же здорово! Он уверен был, что эту нагрузку его больное сердце легко выдержит. Он будет очень любить свою машину, будет ухаживать за ней, и будет знать её всю, до последней гайки.
Зазвонил звонок. Сашок медленно встал и пошёл открывать дверь. В двери показалось улыбающееся лицо матери.
- Что так долго была в своём магазине? – по- взрослому спросил Сашок и, не дожидаясь ответа, пошёл на своё место, как будто там ещё оставались его мечты.
Мать возилась на кухне, гремя посудой. Сашок подошёл к ней и спросил: 
- Мам, ты умеешь играть в шахматы?
- Та, забивать себе голову всякой ерундой, - отмахнулась мать, - Делать мне больше нечего.
- Мам, - продолжал Сашок, - Давай, сходим на постановку «Конёк - горбунок». Ребята ходили, им понравилось.
- Тебе что, мало телевизора? – удивилась мать, - Здесь можно увидеть всё, что угодно.
- Да, хочется вместе с ребятами, увидеть театр, поесть мороженое, - не унимался Сашок.
- Некогда, некогда, отстань,  - отговаривалась мать, - И потом ко мне сейчас придут.
- Вот так всегда. Вечно ты занята, - обиделся Сашок, - Для своих знакомых у тебя время есть. Гуляете тут, шумите…
- Не твоё дело, - резко оборвала его мать.
Сашок ушёл в другую комнату, сел опять на диван и уткнулся бессмысленно в телевизор. Слёзы застилали глаза. Он прилёг на подушку, сердце сильно защемило, и он позвал мать. Но на кухне было шумно от мужских и женских голосов. Сашок достал из ящика таблетки и проглотил сразу несколько. Снова лег на диван и закрыл глаза.
Вдруг Сашок увидел паука. Он спускался с потолка прямо к нему.  И чем ближе он спускался, тем более странные формы он приобретал. Неожиданно паук закрутился волчком. Ещё мгновение, и перед Сашком предстал маленький человечек в белом плаще и белой шляпе. Его подвижные пальцы будто продолжали плести паутину. Сашок заметил там светящийся шарик, который быстро увеличивался в размерах.  Человечек, вдруг, протянул ему этот шарик, который был похож на его любимую ягоду – черешню, огромную, сияющую каким-то волшебным цветом, черешню, и произнёс: «Проглоти ягоду, и ты станешь волшебником!» В тот же миг человечек исчез, а в руке у Сашка осталась эта волшебная ягода. Страх сменился ликованием! Наконец, его мечта сбылась: он сейчас станет волшебником! Сашок моментально проглотил ягоду, и постепенно, будто прорываясь через какие-то лабиринты и сети, он высвобождал себя из их тяжких пут. Наконец, он почувствовал в себе какую-то воздушность, он был уверен, что если он сейчас оторвёт ноги от пола, то он полетит. И действительно, он полетел по комнате, увидел себя лежащем на диване и удивился, но не надолго, потому что чувство полёта его наполнило такой неописуемой радостью, что всё стало в сравнении с этим, таким маленьким, ничтожным, и не достойным внимания.
-  Мама, погляди, как я летаю!  – кричал восторженный  Сашок, - У меня не болит сердце! Я сильный! Я всё могу!  Теперь никто не посмеет меня обидеть,  никто не будет кричать мне в след: «Синий! Синий!».
 Сашок заметил открытую форточку и полетел туда, где светило солнце и в его тепле и свете утопали широкие изумрудные кроны деревьев и кустарников; там пели птицы, слышался людской гомон и детский визг.
Ох, уж этот детский визг, крик, баловство…  . Как завидовал совсем недавно Сашок этим мальчишкам и девчонкам?! Сашок пролетел над детской площадкой, вернулся, покружил над ней и, забавляясь, превратил себя в чёрную птицу. Эта птица стала пугать детей, размахивая перед ними своим огромными крыльями, потом она взобралась на макушку песочницы и заговорила человечьим голосом: «Злые мальчишки и девчонки, пришло время, и теперь я над вами посмеюсь!» Вдруг, изумленные ребята увидели перед собой всё того же худенького мальчика с треугольным  личиком, с большими зелёными глазами и синими- синими губами. Они хотели посмеяться над ним, но от Сашка исходило какое-то непонятное излучение и ребятам стало не по себе.
А Сашок продолжал: «Хотите попробовать быть такими же синими и беспомощными, как я?»
- Нет! Нет! Нет! – завопили мальчишки.
- А я хочу! – высокомерно и, будто, издеваясь, произнёс Сашок, - Теперь я хочу посмеяться над вами, - и он начал показывать своим синим, расширенным на конце пальчиком, то на одного, то на другого:
- Ты, Вовка, ты, Сашка, ты, Пашка, Колька, Олег, Маринка, Ирка, станьте таким же, как я, синими с больным сердцем, и почувствуйте, как оно болит и не даёт тебе двигаться и играть.
Две девочки, которые только сейчас раскачивались на качелях, вдруг посинели и замерли. Потом попытались глубоко вздохнуть и, вдруг, заплакали, боясь пошевелиться.
- Ну, раскачивайтесь, раскачивайтесь, - кричал им Сашок, - Подымайтесь на качелях до самого неба!
- Больно! Больно! – плакали девочки.
- Ну, а вы, синенькие мальчики, что застыли? - не унимался волшебник, -  Идите, поиграйтесь в футбол! Ну, бегите, бегите!
Но мальчики в изумлении застыли на месте, держась за сердце и не смея пошевелиться.  Кто-то всё же попробовал бежать, но тут же упал и заплакал, то ли  от боли, то ли от страха.
Одна неожиданность  сменялась другой. Перед ребятами, ещё не оправившимися от всего произошедшего, уже не было Сашка, перед ними стоял человечек в чёрном плаще и чёрной шляпе. Обращаясь к очередной жертве, человечек говорил:
- А вот и ты, насмешник Мишка, самый злой и глупый. Что мне сделать с тобой, чтобы ты почувствовал всю ничтожность свою?
Мишка стоял бледный, как  полотно, его руки тряслись, а губы, через свою тонкую щелочку что-то бормотали.
- За то, что ты меня толкнул и я упал так, что у меня кровь пошла из носа, за то, что ты бросал в меня камни и кричал, что я синий лягушонок, которого надо зажарить, за всё это, я сейчас превращу тебя…, - Чёрный человечек стал медленно надвигаться на Мишку, а тот, открыв свой большой рот, пытался кричать, но не мог, будто парализованный и только медленно отступал назад на подкашивающихся ногах, - За всё это я превращу тебя в урода на толстых и коротких ножках, - И черный человечек засмеялся.
О, ужас! Дети увидели тот час, как на песке барахтается неуклюжее, уродливое тело с головой Мишки.  У чёрного человечка вдруг появилась в руках плеть. Он ею взмахнул и ударил по уродцу. Тот подпрыгнул и завизжал.
Сколько бы продолжалась эта жестокая месть, кто знает, только на площадке неожиданно появился  мальчик Ваня. Увидев эту страшную картину, он закричал чёрному человечку: «Вы не смеете это делать! Вы чудовище! Уходите отсюда прочь!»
И, как будто узнав в чёрном человечке Сашка, он прокричал ему: «Я никогда не научу тебя играть в шахматы, слышишь, никогда!»
Чёрный человек будто сник под ударами этих слов, он стал уменьшаться в размерах,  пока не превратился в чёрно-белую ласточку. Птичка вспорхнула с раскачивающихся качелей и полетела ввысь, всё дальше и дальше к небу.
 Утром все узнали, что Сашок умер. Дети приходили посмотреть на «синего». Он лежал в гробу тихий, спокойный, даже слегка улыбающийся, словно какое-то минутное счастье запечатлелось на его аккуратном личике.
Дети смотрели на Сашка, и было им, и жутко, и больно, и стыдно.