Александрия. Глава 8. 1

Сговор был назначен на ближайшие календы. «Коли одна дочь так удачно замужем, то и второй нечего в девицах засиживаться» - рассудил Агапий Сабин, из множества претендентов выбрав себе в зятья одного из самых уважаемых и почтенных членов городского совета, давнего своего проверенного товарища, богатого вдовца, чей дом не уступал ни в чем дому куриала и вполне был под стать будущей хозяйке - его красавице-дочери.

Такой суматохи не случалось с самого празднования рождения детей. Столько всего надо было успеть переделать и приготовить, чтобы достойно встретить гостей и справить торжество! Новые столы и ложа, ковры и светильники, заново отделанные таблиний и вестибюль – Корнелия и сама будто заново родилась, отдавая все силы подготовке грядущему торжеству, её радость и воодушевление казались неиссякаемы. «Праздник давно не приходил в наш дом, ну а раз уж заглянул, то пусть о том не пожалеет, да заглядывает отныне почаще!» - счастливо вздыхала достойная матрона, пересчитывая новенькую серебряную утварь.

Лишь одно обстоятельство немного омрачало её радость - сама Лидия оставалась совершенно безучастной к подготовке, ограничившись лишь равнодушным кивком в качестве согласия на сговор. Корнелия объясняла такое поведение молодостью, скромностью и волнением, и не требовала от дочери большего.

- Ох, не дело это, хозяюшка, что Лидия снова в городе пропадает, а не сидит дома, как благовоспитанной девице подобает, да ещё перед самым сговором, - в который раз проворчала старая нянька Ноа, укоризненно покачав головой.

- Да что ты, нянюшка, - привычно отмахнулась Корнелия (старики вечно ворчат), - пусть погуляет дитя, что в том плохого, разве это запрещено? После сговора насидится ещё. Она у нас такая разумная скромная девочка, уж тебе ли не знать, ведь ты с ней с самого её рождения. Так послушна, что даже ничего не пожелала узнать о своем будущем муже, только и ответила, что доверяет нам и знает, что мы не желаем ей зла. Сама кротость ей позавидует, не так ли? Надо ли после таких слов запирать её в четырех стенах? Не вижу в том надобности. Я ведь прекрасно знаю, где она теперь и совершенно ничего не имею против её общения с христианами. К тому же, они известны строгостью нравов, так что во вред ей это общение точно не будет. Я всегда гораздо больше беспокоилась о Сабине, и что же? Как видишь, тоже напрасно. Теперь она будет самой уважаемой и почтенной матроной Александрии. Думаю, и Лидия останется довольна мужем. Конечно, не сравнить с сестрой, но уж тут как боги распорядились. Так проживаешь жизнь в постоянной тревоге, а к чему все эти переживания, ведь все складывается к лучшему само собой! Ах, не нарадуюсь я, великая богиня все же услыхала мои молитвы! У обеих моих доченек такие завидные женихи!

- Деньги к деньгам, хозяюшка, чего и удивляться. Да и собой хороши наши горлинки, краше девиц во всем городе не сыщешь. Я всегда знала, что они достойны только самой лучшей доли.

- Ты мне скажи-ка, нянюшка, ты не забыла ли сегодня к ларам заглянуть? Что-то закрутилась я совсем в этой предпраздничной кутерьме...

- Да что ты такое говоришь, хозяюшка! Да я даже и свое имя забуду, а священный ларарий все равно всегда будет украшен свежими цветами и возлит лучший елей. Только меня вот что заботит... - Ноа замолчала, как бы сомневаясь стоят ли того её заботы, чтобы делиться ими с хозяйкой.

- Что же?

- Не разгневаются ли они на нас из-за Лидии?

- Кто? Лары? Да что ты несешь?! Раз уж мы исправно почитаем и одариваем их, так чего же им гневаться?

- Так ведь…

Не успела служанка договорить, как дом потряс вопль хозяина, заставив всех домашних умолкнуть и остолбенеть:

- Корнелия!

Хозяйка, торопливо оставив дела на кухне, где она следила за приготовлением запасов разносолов, встревоженная, устремилась на этот душераздирающий зов мужа, по дороге столкнувшись с посланным за ней Агапием слугой. Тот выглядел растерянным и испуганным.

- Что случилось? – спросила у него Корнелия. – С чего вдруг эти вопли?

- Не знаю, хозяйка, но хозяин вне себя от ярости. Может лучше мне пойти с тобой? Он так страшно гневается и грозит кулачищами, того и гляди пустит их в ход, авось, коли я буду рядом с тобой, то побои достанутся мне.

- Да ты обезумел! – с удивлением молвила в ответ Корнелия. – А что же его так разозлило, не знаешь ли? Может каких запасов не досчитался, или денег в кубышке? Что за демон в него вселился?

- Да уж, хозяйка, без демона здесь точно не обошлось.

- К нему кто-то приходил?

- Я ж и говорю – демон этот из иудейского квартала, по имени Соломон. Как только он вон за порог, так и началось.

- Соломон? Верно ты ошибаешься, сколько раз этот человек бывал в нашем доме, а такого светопреставления я что-то не припомню.

- Ну тогда я не знаю, что и думать.

- А зачем тебе что-то думать? Ступай прочь, не удивлюсь, если ты и разозлил хозяина своей ленью и глупой болтовней, - с досадой прогнала его Корнелия, так и не добившись толку.

Увидев мужа, она поняла, что дело и впрямь не шуточное - Агапий не просто гневался, он прям-таки побагровел от бешенства.

- Вот она, моя хозяюшка! - заорал он при виде жены, заставив её вздрогнуть. - Та, которой я так опрометчиво доверил присмотр за домом и детьми и как наивный глупец был уверен, что хоть здесь у меня все будет в порядке!

- В чем дело, Агапий? - тихо пробормотала женщина.

- Тебя можно поздравить, Корнелия, ты худшая мать в Александрии! Ещё немного и твоя дочь тебя саму продаст в рабство, а ты о том и знать не будешь!

- Что?! – испугалась матрона, недоуменно уставившись на разгневанного мужа. Но испугалась она вовсе не чуднОму предсказанию, а за здоровье того, кто его изрек.

- Корнелия! Проснись, ты словно во сне! - в свою очередь изображая беспокойство о душевном здоровье жены, продолжал Агапий, вглядываясь в её лицо горящим одновременно гневом, укором и жалостью взглядом. - Вот скажи-ка мне, где сейчас Лидия, почему её нет дома?

- Она отпросилась в общину, и я отпустила её. А что в том плохого?

- А то, что я запретил отпускать её к христианам! - торжествующе изрек обвинитель.

- Но ты ничего такого не запрещал мне, Агапий! - отважно и стойко защищалась женщина.

- Как это не запрещал?!

Действительно, он строго-настрого запретил Лидии ходить к христианам, но он не запрещал Корнелии отпускать Лидию к христианам, чем негодное бабье и воспользовалось, чтобы опять ослушаться его.

- Я запретил Лидии туда ходить!

- Она не говорила мне о том. Если ты что-то запрещаешь детям, то хотя бы не забывай и мне об этом сообщить, - с укором молвила взволнованная жена.

- А сама ты не могла догадаться, что ей там делать нечего?! Вспомни, как ты перепугалась, когда она исчезла из дому, сколько слез ты выплакала! Уже всё? Забыла и простила? А Лидия теперь решила, что у неё нет родителей! Благодаря твоему попущению наша дочь теперь никого не слушает, никого не уважает и никого не почитает! Она врет тебе в глаза, почитая за последнюю дуру, а ты ни сном, ни духом! Она стала неуправляема и ничего священного для неё отныне нет!

- Да что ты такое говоришь! – возмутилась задетая Корнелия, еле сдерживая слезы.

- Ты лучше взгляни сюда!

На её глазах муж вытряхнул из красивого шелкового кошеля с кистями, пестревшего тут же на столе своей яркой цветастой вышивкой и во все время разговора то и дело привлекавшего взгляд матроны, целый ворох женских украшений.

- Но это драгоценности Лидии, - в недоумении проговорила Корнелия, - зачем они здесь?

- Здесь они затем, что их мне только что отдал Соломон, а вот как они оказались у него, тебе не интересно ли узнать?

- Великая богиня…- пробормотала побледневшая матрона, опустившись на ближайший к ней стул, от изумления не в силах устоять на ногах, - не может быть… неужели она их заложила? Но зачем, Агапий? Ведь она ни в чем не нуждается… - подумав немного и не найдя ответа на этот вопрос, она вновь взглянула на мужа, ожидая разъяснений.

Агапий в красноречивом молчании взирал на жену, отказываясь верить, что она до такой степени наивна.

Сегодняшний восход солнца и без того даровал ему самый скверный день в его жизни.

Явившись в положенное время к распорядителю личной казны с приказом от префекта, вместо причитавшихся ему денег он получил отказ. «К моему великому сожалению ничем не могу помочь тебе, почтенный Сабин, - лишь растерянно лепетал в ответ распорядитель, почтенный Критий Донат, прикидываясь никчемной ветошью и пожимая плечами, - мне велено перенаправить тебя к главному казначею, больше я ничего не знаю, ты же понимаешь, почтенный, не моего это маленького ума дело.»

Казначей огорошил его ещё больше.

«Да будет тебе известно, почтенный, что всю эту сумму до последнего солида я вынужден был отправить в городскую казну, - сухо исторг Ганнон, смеряя явившегося требовать своих законных денег куриала невозмутимым ледяным взглядом. – Да-да, а чему ты удивлен? Разве ты забыл, какие за тобой числятся недоимки?»

Это была одновременно и правда, и самая гнуснейшая и наглая ложь, которую когда-либо произносило человеческое существо. Действительно, из-за нескольких подряд неурожайных годов куриал задолжал городской казне приличную сумму. Такое случалось и раньше, и, как обычно, почтеннейший Камилл вынес решение о выплате долга частями. Выплачивал долг Сабин всегда исправно, никаких претензий к нему у казначея не было и быть не могло. И то, что произошло сегодня иначе как немыслимое беззаконие и назвать нельзя. В ответ куриалу ничего другого не оставалось, как подать в суд от имени городского совета, набрав нужное количество поручительств от почтенных граждан города. И уже сейчас было ясно, что суд он выиграет. Благо и приказ префекта о выдачи ему энной суммы из личной казны остался при нем. Но много бы он отдал, чтобы узнать, что послужило причиной такого поступка префекта – именно префекта, ибо казначей не осмелился бы вести себя так нагло, не будь у него на то особого распоряжения от наместника. Если бы Сабин не знал Аттала, он решил бы, что тот просто глуп и жаден. Но нет, здесь явно было что-то другое.

Вернувшись в свой дом, где он надеялся вновь обрести душевный покой и хладнокровно обо всем поразмыслить, ему сообщили, что его ожидает Соломон.

«Я к тебе не с пустыми руками явился, почтенный Сабин» - вежливо и с почтительной улыбкой кланяясь, проговорил самый именитый ростовщик города, вручив ему кошель с драгоценностями его нерадивой дочери. - «Не знаю, на что и зачем твоя дочь собирает средства, но мне не хотелось бы рисковать своими деньгами. Поэтому нижайше прошу тебя, почтенный Сабин, помимо выкупа за украшения, выплатить мне в ближайшее время весь долг.»

- Так вот, Корнелия, я запрещаю тебе отпускать Лидию не только к христианам, но и куда бы то ни было! - вместо ответа на её вопрос повелел Сабин жене. - И пусть все знают в моем доме, что отныне этой дрянной глупой девчонке нельзя никуда выходить дальше атриума! Пока она не продала весь дом и нас вместе с домом, чтобы отдать все вырученные средства своим новым друзьям из христианской общины! Все ли ты поняла?!

- Хозяин, тут гонец из поместья, - вбежал в комнату слуга.

Гонец от управляющего, весь в грязи и пыли, следовал за ним.

- Ах, вот и новая часть припасов подоспела, - проговорила Корнелия, обрадованная, что тяжелый разговор завершен.

- Нет, хозяйка, на сей раз я прибыл один, - сообщил тот в ответ, - Арнобий прислал меня к вам сюда по спешному делу.

- Что такое? – Агапий уже понял, что пока это проклятый день не закончится, беды так и будут как из частого сита сыпаться на его голову.

- Хозяин, управляющий просит прислать к нему отряд солдат для подкрепления. Колоны словно обезумили и вздумали устроить бучу. Да и лучше бы тебе самому туда отправиться, кроме тебя они ни с кем говорить не хотят. Народ боится нос из дому высунуть. Командир охраны говорит, что своими силами, пожалуй, не управимся.

- Что за день! Кто же из бессмертных меня так люто возненавидел?! – возопил Агапий. – Ну-ка расскажи мне все толком, что да как… - громко разговаривая мужчины покинули комнату.

Оставшись одна, Корнелия бережно убрала драгоценности обратно в кошель, а кошель припрятала в сундук, и после вернулась к своим делам.

- Ноа! – окликнула она нянюшку, хлопотавшую вместе с другими служанками в кухне. - Ты ведь так и не договорила, почему лары разгневались на нас? – спросила она, когда нянюшка приблизилась.

- А, - понятливо кивнула та. - Так ведь христиане не признают других богов, никого кроме своего Христа, а наша Лидия все время у них околачивается. Вот божества и разгневались, ведь ей теперь нельзя почитать даже своих же домашних ларов. Слыхано ли дело!

- А что ж ты раньше молчала! –в сердцах воскликнула Корнелия. – Отправь сейчас же кого-нибудь за ней, пусть скажут, что отец, мол, строго-настрого приказал ей вернуться домой, немедля!