Повесть о приходском священнике Продолжение 68

Некая причина...
Для Бируте

Близился храмовый день. После одной из воскресных служб стали поговаривать о приготовлении праздничного стола. Тогда же и обнаружили, что церковная казна чудесным образом оказалась пустой. С недавнего времени, по настоянию ревизионной комиссии, все скудные финансы я отдавал на хранение казначею Галине Арефьевне, а та, в свою очередь, старосте. Теперь же, когда возникла потребность, выглядело всё бесхозяйственно и нелепо. Григорий Васильевич твердил о неких важных денежных расходах, причём внятного объяснения об их важности дать не мог. Я со скорбью в сердце понял, что деньги в очередной раз ушли куда-то в безграничную бездну. С одной стороны, меня такое мало волновало, потому как на открытый церковный счёт Сергей Иванович ежемесячно пересылал определённую сумму для поддержки прихода и меня лично. На эти деньги я мог кое-как существовать, а также приобретать необходимые для храма предметы. Так мы договорились с нашим благотворителем ещё до его отъезда за границу. 
В тот день банковским перечислениям Сергея Ивановича суждено было послужить причиной внутри церковного раздора. Я заметил, как после отпуста и целования креста народ не спешит расходиться домой. Старушки о чём-то возбуждённо перешёптывались, кивали головами в мою сторону, пряча при этом глаза, или отводя взгляды. Они рассаживались по скамейкам, выносили из комнаты для продажи церковных товаров стулья, ставили их по кругу в церкви.
 — Отец Виктор, — заговорила Марья Ивановна, когда я, переоблачившись, вышел из алтаря. — По настоянию прихожан мы решили провести приходское собрание.
Я посмотрел на присутствующих. Все сидели молча, опустив головы, будто собрание имело какой-то предательский или заговорщический характер. Мой взгляд упал на клирос. На нём оставалось всего два человека, — тётя Нина и Айнара. И та, и другая будто спрятались за книжными стойками.
 — Что ж, давайте проведём, — еле слышно произнес я.
 — Тут вот какое дело, — продолжала Марья Ивановна. — Мы, члены ревизионной комиссии, равно как и прочие прихожане, обеспокоены тем фактом, что на нашу церковь открыт в банке счёт, и на него поступают приличные суммы денег. Возникает вопрос, куда тратятся эти деньги, почему они не учитываются в финансовом журнале церкви?
Я отыскал глазами Бабаиху, она стояла, прислонившись к стене, отведя голову немного в сторону. Складывалось впечатление, что старуха замерла, превратилась в каменную глыбу, просто заледенела в несуразной позе. Даже её глаза не мигали, ни одна клеточка тела не вздрогнула.
 — Что ж, — пожав плечами, ответил я, — вы правы. Такой счёт имеется. Мы его открыли по настоянию нашего благотворителя Сергея Ивановича. Если помните, этот человек изъявил желание построить в Покровском храм. Сейчас он в длительной командировке за границей. Ежемесячно Сергей Иванович пересылает определённую сумму денег на данный счёт.
 — Ежемесячно! — Григорий Васильевич поднял указательный палец кверху, при этом обвёл взглядом всех присутствующих.
Старухи забубнили, зашептались, замахали руками. Староста еле заметно улыбнулся.
 — Да, ежемесячно, — подтвердил я. — Не пойму, что вас так в этом беспокоит?
 — Вопрос в том, — сказала Марья Ивановна каким-то поддельным, елейным голосом. — Куда и на что идут эти деньги?
Я на некоторое время задумался. Помню, когда мы открывали счёт, Сергей Иванович попросил, что будет лучше, если об этом мало кто будет знать. Мол, будет нам с Аней финансовая поддержка и для храма помощь, пока Сергей Иванович в командировке. Аня предложила открыть счёт на частное лицо. Так было бы лучше, да и не возникнут ненужные вопросы. На это Сергей Иванович ответил, что перечисление на храм избавит его от лишних затрат и прочих банковских нюансов. Об этом счёте знали немногие, в частности мы с Аней, Алиса, ну ещё Бабаиха. Я был больше чем уверен, что это моя хозяйка, не без помощи Веры Степановны, конечно, обнародовала факт существования церковного счёта. Казалось бы, и что же тут такого? Но я с сожалением наблюдал сейчас, как из-за этого назревает конфликт.
 — Вы правы, — я перед этим набрал полную грудь воздуха, после чего шумно выдохнул его. — Счёт действительно существует, и мы предпочитали ничего о нём не рассказывать, учитывая некоторые моменты в нашем приходе. Я имел в виду тот прецедент с деньгами, который имел место ранее. Благотворитель попросил нас сделать именно так. В чём-то оправдываться я не собираюсь. Понимаю, ваш вопрос, куда и на что идут деньги? Так вы можете увидеть сами! Куплены практически все богослужебные книги, церковная утварь, иконы. Заказали на зиму дрова к печкам, переделываем проект газового отопления в храме. Поверьте, это очень дорого. Да, я тратил деньги на себя и на свою семью, но Сергей Иванович о таком решении знает, так как сам его предложил.
 — Мы несколько раз пересчитали затраченные расходы и должны вам сказать, батюшка, что во многом они не соответствуют действительности, — каким-то виноватым голосом промямлила Галина Арефьевна.
 — Вот как! — я даже изобразил некое подобие улыбки. — И на чём же основываются ваши выводы?
 — На том, — вмешался Григорий Васильевич, — что, во-первых, большинство расходов напрасны, во-вторых, мы ни разу не видели чеков или квитанций. И вообще, у нас в храме было много больших икон, вы их выбросили, переписали зачем-то, некоторые пылятся на чердаке. Вместо них закупили дорогие из епархии, не считая тех, которые отдал отец Георгий. И…
 — Понимаю ваше негодование, Григорий Васильевич, — я снова не сдержал лёгкую улыбку. — Догадываюсь, мои слова прозвучат для вас очень обидно. Но не стану лукавить или притворяться, тем более мы уже не раз говорили на эту тему. Мазня Поликарповича никуда не годится, вывешивать такое в храме — кощунство…
 — Позвольте! — Марья Ивановна не дала мне договорить. — Многие иконы, которые вы неуважительно называете мазнёй, были написаны ещё до вас. Ваши предшественники, отец Анатолий, отец Яков освятили их. С некоторыми мы ходили крестным ходом, люди им молились, ставили свечи. И вдруг это стало мазнёй! Как же так?
 — А главное, сколько денег за них заплатили! Я Грише самолично сотню давала. Считай от сердца оторвала! — проскрипела бабка Параскева, по прозвищу Карусель.
 — Вот видите, — торжествующим тоном сказала Марья Ивановна. — Люди возмущаются.
 — Да бросьте, — я вдруг почувствовал в своём голосе ноты раздражения. — Перестаньте нести околесицу. Что с вами случилось? Вы вправду считаете карикатуры Поликарповича шедеврами иконописи? Не в этом же дело, правда? Почувствовали дармовые деньги, теперь хотите прибрать их к рукам, чтобы  пустить их в необоснованные расходы, как прежде? Староста откровенно обворовывал церковь, и вы, ревизионная комиссия, не могли об этом не знать. Или делали вид, что не знали!
Я прекрасно понимал сейчас, что сильно перегибаю палку. Я видел растерянные лица Арефьевны и Марьи Ивановны, заметил, как наливаются кровью серые и суровые глаза Григория Васильевича, как затряслась в гневе бабка Карусель, судорожно перекрестилась Бабаиха, на бледном лице которой застыл ужас.
 — Мерзавец! — процедил сквозь зубы Григорий Васильевич. — Я рабочий человек. Всю жизнь пропахал в совхозе, от зари до зари, и ни от кого подобного не слышал. Какой позор! Если бы ты был сейчас не в рясе, а мы не в храме, то я…
 — Ударили бы меня? — как-то равнодушно, спокойным тоном спросил я.
Староста покривил губы, задвигал скулами, затем выругался самым гнусным матом, швырнул на стол вязку церковных ключей и выбежал из храма.
В рядах присутствующих пронёсся недовольный гул. Кто-то поддержал меня, некоторые укорили старосту, но Марья Ивановна продолжила:
 — Так батюшки себя не ведут! Это в высшей мере отвратительно и грубо по отношению к человеку, так много сделавшему для нашего храма!
 — Согласен, не сдержался, — выговорил я. — Но что это меняет?..
Я не спеша повернулся к алтарю, перекрестился и вышел из храма. Шагая по пыльной обочине, изредка зеленеющей порослями спорыша и подорожника, с сожалением заметил, как всё моё существо распаляет гнев, смешанный с негодованием. Не получается у меня ничего, не складывается. И посоветоваться не с кем. В этот момент я услышал сзади лёгкие шаги, переходящие в бег. Это была Аля. Она оббежала меня, стала спереди, преградила путь, произнеся дрожащим голосом:
 — Батюшка, миленький, что же теперь будет? Бабы наши словно с цепи сорвались, такой балаган устроили! Говорят, не нужен нам такой поп, хотят к благочинному ехать.
Я взглянул на неё и почувствовал, как на душе стало вдруг тепло, спокойно, радостно. Милый, добрый человек... Её преданность, искреннее участие, невольно трогало, даже удивляло, а главное — восхищало! Совсем ещё девочка, но как важна была для меня эта поддержка! Улыбнувшись, я зачем-то поклонился ей в пояс, сказав:
 — Спасибо тебе, добрый человек. Но мы ведь люди верующие, правда? Должны положиться на волю Божью. Будет, как будет...
 — Отец Виктор, — голос Али задрожал ещё больше, в глазах блеснули слёзы, — знаю, как вам тяжело сейчас. Только помните, вы не один! Я вас никогда не оставлю и не откажусь! У меня кроме вас и мамы больше никого на свете нет. А ещё Алиса, Настенька, Николай, — уверена, они думают так же! Мы что-нибудь обязательно придумаем.
Если ты священник и у тебя есть такие прихожане, то ты самый счастливый священник. Лично мне ничего и желать больше не требовалось. Добрая маленькая Аля... Как сильно она поддержала меня тогда, словно ангел, которого послал Господь для утешения, укрепления поколебленного духа. И её ещё считают ведьмой, волчьей девой, воплощением таинственного зла!.. Мне стыдно за пожилых людей, проживших жизнь, но так и не постигнувших простых истин, о которых они читали в Евангелии.
Аля не пошла домой. Она твёрдо решила, что одного оставлять меня в тот день не нужно, поэтому в саду Бабаихи развела костёр и принялась варить обед в туристическом казанке. Я не знаю, что она там готовила, только запах расходился по двору такой, от которого невольно текли слюнки.

Дальше будет...